Сказка господня. часть 1

ПОВТОРЕНИЕ ПРОЙДЕННОГО И ВЫШЕСКАЗАННОГО.

Вместо предисловия

Знали бы

Вероятно, нет печальней были той, что повторяется сто раз,
Языком народов Тонго, Чили, Англии, и просто суахили:
Знали бы – солому постели там, куда б ни сбрасывали нас.

Как установил правитель Горби, а затем и спившийся Борис, -
В знании, товарищ, много скорби, знание ведет не ввысь, а вниз.

Было так всегда: и в старых эрах, и в момент полетов на Луну…
Знание в повышенных размерах лишь усугубляет глубину

Нашей отвратительной печали, доводя до горя и до слез.
Слово, прозвучавшее вначале. - Все слова, что что-то означали,
От увещеваний до угроз, -
Нас когда еще предупреждали: будет плохо! Лучше, не умней!
Не стремись в таинственные дали. Жизнь всего одна, и дьявол с ней!

Эх, на те слова найти топор бы! Вырубить бы их из разных книг
Знание, сводящееся к скорби, явный пьяный бред, какой-то бзик.

В знании, взрывном материале, спрятан лишь таинственный запал,
Что приводит к взрыву той печали, от которой сдох материал.

Но напасти, бедствия и “ломки” вечно возрождают злой девиз:
Знать бы, где упасть, так мы соломки непременно бросили бы вниз!

Знать места падения не худо, хуже, все же, этого не знать.
Ум - отнюдь не лишняя причуда. Нас за ум терпеть не может знать,

Эти отвратительные лорды, олигархи, криминалитет…
Разве эти хари, эти морды могут дать полезный нам совет?!

Нет уж, грамм своих ментальных тканей я назло тем шефам сохраню,
Спрятав тайный груз полезных знаний под тупую костную броню.

Буду я хранить, как дурень в торбе, этот бесполезный нынче груз,
В память об одной великой скорби – черном дне, когда погиб Союз.


 Вот так и начинается непонятное будущее – с места в карьер, сочинением безо всякого приказа или иного повода глуповатой песенки-исповеди. Маститые критики сморщат нос и скажут” “фи, какая пошлость”, ну, и Бог им судья! В конце концов, брехать, – не пахать, а разносить чьи-то творения отнюдь не то же самое, что созидать самому. Ничего дурного не желая сказать в целом об этой замечательной корпорации, вскользь все-таки вынужден отметить, что некий Аверченко как-то сказал о критиках следующее:
Остолоп – существо почти невменяемое. Такого даже в критики не берут.
Вероятно, он был не совсем прав, приклеив такой огненный ярлык сразу на целый цех, ибо даже в такой развращенной безнаказанность среде встречаются Сократы и Цицероны, а то и вовсе Спинозы. Жаль, что пока мои пути-дороги никак не пересекаются с тропинками, по которым эти мастодонты все еще бредут на водопой, воровато оглядываясь, - а нет ли поблизости хищника. Самый опасный из них, который на двух ногах, совсем уже истребил этих мамонтов и саблезубых пещерных носорогов, начиная с эпохи вспышки неандертальского фундаментализма. Правда, у меня имеются смутные подозрения, что она еще не завершилась, и по сей день, когда и неандертальцев-то толком не осталось, а охота на зубров все продолжается и продолжается. Правда, некоторые историки, в частности, некто Петухов, уверяет нас, что во всем виноваты метисы этих самых неандертальцев-каннибалов с нашим братом кроманьонцем – так называемые архантропы, черт бы их всех побрал. Они пиджаки-то от Версаче надели, часами “Роллекс” щеголяют, даже какие-то “права человека” придумали, а от неолитических привычек так и не избавились. Не знаю, не знаю, но на правду похоже: людоед остается людоедом, даже поклоняясь доллару и вступив в НАТО.
 На глупый и самый распространенный вопрос, – а зачем, мол, об этом писать, могу задать встречный, как это любил делать незабвенный Будда и современные евреи: а де-сиянсы зачем? Или: а зачем мы живем? И попробуйте найти достойный ответ, не прибегая к массовым казням или козням! Нет ответа, и быть не может. Если все знать, - надо из гуманоидов переходить в роботы и справочники, а мне бы этого не хотелось. В нашей жизни недосказанность и некоторая таинственность имеют право на существование. В противном случае это была бы и не жизнь, а так, отмеренное “от и до” существование. В Аду, наверное, и то веселей, чем просто так вписаться в схему, которую выдумали за тебя и до тебя.
 Я думаю по этому поводу так: живем, потому что живется, пишем, потому что пишется. Устраивает? Если решительно “нет”, закройте эту книгу, и никогда больше не открывайте, а, встретив фамилию “Перегрин”, брезгливо отворачивайтесь в сторону. Нам не по пути, господа буржуи, софисты-теологи, религиозные фанатики всех мастей и конфессий, и просто дураки. Мы идем своей дорогой, и только те, кому по пути, составляют нам компанию.
 Итак, о чем будет речь? Прочтете, – узнаете. Не о королях, не о капусте, и вообще не о моржах и устрицах. Это все из других опер, а здесь свои песни, пусть и не всех устраивающие.


Глава 100.
Круглые даты.

Раздел 1. Новое начало.

 Бесконечность – очень хорошая штука. Когда полностью осознаешь и постигнешь ее сущность, можно навсегда избавиться от комплекса неполноценности. Незачем тогда будет пугаться конца света, даже от клаустрофобии можно отделаться легким испугом. Кто сказал, что эти стены, в которых вас якобы замуровали, и есть конец всему? Чепуха! За ними как был, так и остался этот уму непостижимый материальный мир, а ведь, говорят, есть еще и духовный, идеальный. Я-то, признаться, его ни разу не видел, но охотно могу поверить другим на слово.
 Так вот, о бесконечности! Она протягивает нам костлявую мозолистую руку в таких ситуациях, когда, казалось, впору заорать:
- Остановись, мгновение, черт бы тебя побрал! Больше не могу!
Это заблуждение, смею вас уверить. Сможешь, сукин сын, да еще как сможешь! Все, или почти все можно стерпеть. Даже эпоху перемен пережить возможно, если ты, конечно, не белый. Даже правление кощеев и уголовников всех мастей когда-нибудь, да закончится, ибо бесконечность времени подразумевает некоторое разнообразие его заполнения: если бы все время всюду было одно и то же, как бы мы узнали о существовании этого всепожирающего существа? Хронос только тогда и проявляется, когда что-то меняется. И не надо приписывать бедолаге несвойственные ему функции всепожирания. Во-первых, кое-что из прошлого существует и сегодня – тот же Сфинкс, те же пирамиды (это рукотворные вещи, а есть еще горы, океаны и все такое прочее). Из временной точки нынешнего дня отдельные предметы, понятия и идеи уверенно переберутся в далекое будущее, а кое-что, соответственно, сгинет к чертовой матери, и, слава богу. Это я имею в виду нынешние нравы и порядки (“О, времена! О, нравы!”).
Но одно несомненно: когда что-то заканчивается, тут же открывается дорога чему-то новому. Даже глобальная катастрофа, даже одновременная гибель сотен звезд служат началом нового витка эволюции материи, только и всего, так что нечего их бояться. Пусть они нас боятся. Потому, что все перечисленные процессы и сгустки косной и грубой материи, по крайней мере, в одном, уступают любому из нас: им мыслить нечем. Они, дураки, не могут представить себе идеального, виртуального мира, и вообще мало соображают, если не сказать больше. Мы больше них информированы, вот в чем дело, а, следовательно, и лучше вооружены. Грех не воспользоваться столь очевидным преимуществом! Вот и воспользуемся на все сто. Вообразим себе что-нибудь эдакое, от чего дух захватывает: вот мы уже и бессмертны, ибо свободно можем удалиться в этот придуманный мир. А звезды, планеты и прочая несчастная и почти точно неодушевленная субстанция только и могут, что образовываться, какое-то время существовать, даже не осознавая факта своего бытия, и исчезать в никуда. И, хоть существуют эти объекты миллиарды лет, в отличие от наших бренных тел, но им можно лишь посочувствовать, а нам – позавидовать.
Вот мы сейчас и заберемся в дебри одной из таких вселенных, которых вблизи не наблюдается, но где-нибудь определенно существуют… или уже когда-то были… или им еще предстоит возникнуть из скоплений межзвездного газа, пройти все стадии эволюции и, в конце концов, непременно вырулить в ту точку, куда мы сейчас и направляемся. Ни доказать, ни опровергнуть подобное утверждение не представляется возможным.
Итак, начнем с начала. С нового начала, потому что старые начинают приедаться. Хорошего понемножку, можно и подавиться выжатыми досуха сюжетами. Пора сворачивать на проселок, благо магистраль истоптана до дыр. Не судите нас строго, товарищи, в конце концов, у каждого могут быть ошибки и неудачи, в особенности у вечных неудачников. Обещаем исправиться, если, конечно, получится. Будем стараться изо всех сил. А вдруг Бог поможет?
А вспомнить, с чего же все началось, стоило бы. Тем более что уже столько лет прошло… кстати, начиная с какого момента? Интересный вопрос. Если рассмотреть существование крупных объектов наподобие галактик, звезд и планет, следует оперировать цифрами в 10-15 миллиардов лет, потому что больше они не живут. В особенности звезды, пульсары, и все такое прочее. Краткий им отмерен срок, ибо планеты целиком зависят от звезд – своих солнц, а те, в свою очередь, никак не могут продлить срок своей славной и яркой жизни больше времени протекания полного реагирования протонов, нейтронов и прочей мелочи внутри себя. И только нам дано право на вечное существование в выдуманном нами же виртуальном мире – будь то царствие небесное, ад, или какие-нибудь параллельные миры. Выбирай, что душа пожелает. Но что такое эти самые “мы”? Вот тут и задумаешься. Каждый из нас как будто бы вмещает в себе вечность и вселенную, а то и еще что-нибудь. Но это лишь по собственному индивидуальному мнению, а со стороны посмотришь – и плюнуть не на что: и росту-то в нас не более двух с половиной метров (и то редко), и весу-то не более 600 кг… состав души неизвестен, а в теле преобладают углерод, водород, чуть-чуть кремния, кальция да железа, натрия, и куча микроэлементов, но их примерно столько же, сколько и на Солнце, то есть, почитай, что ничего. И все это в виде воды- плазмы- крови- костей- мяса- волос- кожи, и чуть-чуть мозгов, обычно в заведомо дефицитных дозах. А посмотришь, да подумаешь, как все эти элементы собрались в одном существе да связались воедино, - диву даешься, как это могло произойти. Все эти атомы и молекулы, кроме водорода, во Вселенной – большая редкость, и надо же, как-то вырвались из состояния вечного рассеяния, сбились в эдакие стайки, да еще и хорошо организованные. А взять, например, одну-единственную молекулу кремнезема, которая торчит где-то в моих или твоих костях, да проследить ее путь с самого начала, что тогда откроется изумленному взору наблюдателя? Приглашаю посмотреть.
Так вот оно, мое начало! И вас всех, между прочим. Смотрите, дивитесь, если есть охота.
Все давно забыли яркую вспышку Сверхновой, в которой, собственно, и возник тот самый пресловутый комплекс химических элементов, который товарищ Менделеев гениально систематизировал в одну таблицу. Ну, что ж, забыли - и забыли, с кем не бывает. Не сажать же теперь за это?
Никто не помнит, как ухитрились кремний, кислород, углерод и прочие раритеты космических газов собраться в кучки, пылевые облака, упорно игнорировавшие своих газовых собратьев – гелий и водород, которые, в общем-то, только и встречаются на каждом перекрестке Космоса, и составляют почти все 100% Вселенной. Вот благодаря этому “почти” мы сейчас и существуем. Свезло, так свезло. Могли было ведь так и пребывать рассеянном виде, где от атома до атома не слышим даже мата мы. Но кто-то, или что-то свистнул обитателям таблицы Менделеева собраться в так называемые небулярные туманности, а там дело пошло веселее и закончилось образованием планет со спутниками. Дошла очередь и до Земли. И вот те протоны и нейтроны, электроны и позитроны, из которых и состоят атомы и молекулы каждого из нас, образовали, наконец, минералы, а те, в свою очередь, горные породы. А уж те расстарались - стали меняться, плавиться, метаморфизовываться и вообще вести себя не подобающим образом, да так, что из тех так называемых гипербазитов, темно-зеленых пород вроде кимберлитов, меймечитов, пикритов, пироксенитов и перидотитов с оливинитами, из которых состояла первичная мантия Земли, внезапно образовались базальты с габбро-норитами, андезито-базальты с габбро-диоритами, а они, разрушаясь, приводили к образованию песков, глин, гравия, галечника… так оно тянулось и тянулось бы до бесконечности, но опять что-то вмешалось в унылую череду долгих миллионов безжизненных лет.
Никто теперь и не вспомнит, с какой это радости некие соединения из числа органических молекул, повели себя самым вызывающим образом: они явно выделили себя из общей минеральной массы. Отказались, в общем, участвовать в том вековом водовороте превращений скал в песок, песка в песчаник, песчаника в гранит, и так до бесконечности. Эти невесть откуда появившиеся сцепления атомов водорода с углеродом с небольшими добавками азота и фосфора, иногда – кремния, обособились от всего происходящего на нашей планете, и как будто бы стали совещаться между собой.
- Не пойду под землю с глинами, - решительно заявила одна из них, по кличке Аминокислота, - нечего мне там делать! Только разлагаться, а мы не для этого созданы, в конце-то концов.
- Верно, верно, - зашумели ее товарки, органические молекулы разной степени сложности, - пусть этот чертов кремнезем со своими дружками окислами магния, кальция, алюминия да железа со своими собратьями-микроэлементами и плавятся да плющатся столько, сколько им заблагорассудится, а мы пойдем другим путем. Нам и на поверхности неплохо!
Следует отметить, что эта кучка молекул-сепаратистов научилась использовать то, что не удалось осуществить ни одному неорганическому соединению до них: они наловчились, используя солнечную энергию, самоусложняться и самовоспроизводиться. Немногие минералы, взятые ими в союзники и попутчики, отправились с этой разбитной группкой в дальнейший путь по времени, и только благодаря этому своевременному решению сейчас способны думать и воображать себя бессмертными, войдя в состав живой, и, мало того, разумной материи.
Сами ли органические молекулы вступили в этот преступный сговор, или у них был какой-то вожак, неизвестно, хотя кое-какие догадки есть. Одна из них:
- да никак не смогли бы они осуществить такое превращение из неживого в живое, если бы не Божья воля – помните, что-то там было насчет ожившей глины? Или, что еще хуже, у мертвой материи вообще кишка тонка на такие фокусы, а дело было совсем в другом, – в том, что эту компанию занесло на Землю с других планет, а уж как они там возникли, - не наше с вами собачье дело. Такой вариант развития событий всех устраивает? В конце концов, можно даже в чем-то примириться с церковниками: да, Жизнь кем-то создана в результате уникального эксперимента, пусть этот “кто-то” даже называется Богом, но затем ее понесло куда попало – споры, вирусы и еще черт знает, что разлеталось в осколках планет, доставляясь по различным адресам кометами, метеоритами или еще как-нибудь. Вроде как нынче птицы на лапах рыбью икры транспортируют от водоема к водоему, вовсе не желая того делать. А, может быть, два-три суровых до безобразия Пришельца с характерными именами Бяка, Бука и Жлоб в огромных мешках развозят эту самую Богом созданную первооснову Жизни по всем направлениям, только успевай подтаскивать. Вселенная-то бесконечна, так что на их век работы хватит. А, может быть, распространяет-то зародыши Жизни один только Жлоб, а Бяка с Букой инспектируют сам процесс эволюции: где что-то не так, он – огнеметами! Водородными бомбами, лазерно-пучковым оружием или еще какими-то неведомыми нам подручными средствами.
Лично автору этих строк Пришельцы-близнецы Бяка с Букой объяснили, что они только инспектируют и подправляют направление неправильно идущего процесса, а задает тон кто-то другой, так что моя догадка близка к истине. Ну, бог с ними, пришельцами-то. Они ведь и наврать могут с три короба, а проконтролировать их у нас с вами нет ни малейшей возможности. Еще долго человечество не сумеет создать звездолет класса НЛО “Пегас”, на котором братья-инспекторы рассекают мировой Эфир. А, создав, долго будет ломать голову над извечными вопросами: а куда лететь-то? И, собственно, зачем?
Причина, разумеется, найдется: во-первых, Солнце не вечно, во-вторых, еще задолго до его окончательного угасания или коллапса в нашу старушку-Землю непременно врежется какая-нибудь каменная дура размерами отнюдь не с голову чиновника, а, скажем так, с хорошую гору. Или еще крупнее. И все: человечества на Земле, как ни бывало. Прецеденты, судя по всему, уже случались, и не один раз. Иначе чем можно объяснит следы величайших катастроф, запечатленные в древних пластах на рубежах геологических эпох? Раз эдак в 50 миллионов лет что-нибудь у нас, да происходит. Не исключено, что злополучные болиды тут и вовсе не при чем, а бьет по нашему вместилищу какая-нибудь взрывная волна очередной Сверхновой, или Солнце-Атон выкидывает какую-то нехорошую шутку, вроде грандиозного выброса своих дурацких протуберанцев в нашу сторону. Так что есть резон убежать куда-нибудь подальше и, во всяком случае, чуть раньше, чем все это начнется. Не дай нам бог жить в эпоху вот таких, с позволения сказать, “перемен”! Нет ли у вас желания очутиться на пути каменной лавины, селевого потока высотой метров двадцать, или волны цунами среднего размера? Так ведь это так, пустяки, щекотка по сравнению с тем, что день грядущий нам готовит. Так что есть резон постараться как можно быстрее создать новых Пегасов, способных унести нас от беды. Тогда Жизнь будет распространяться уже не в виде каких-то примитивных спор, а в самых высших формах. Гораздо ведь быстрее пойдет эволюция, не так ли?
По рассказам Бяки с Букой все на Земле начиналось так.
Совершенно мертвая поверхность древней Земли, уже успевшей обзавестись морями, правда, пока не очень широкими и глубокими (по сравнению с нынешними), еще и не слышала других звуков, кроме шума ветра, прибоя, грохота камнепадов, шуршания снега да шума дождя. Ну, еще гремел гром иногда, во мраке, как водится, молнии сверкали, - это тоже случалось. А вот птички не пели, и даже жучки не жужжали – уж это точно. Пришельцы тут, кажется, не врут. Очень похоже на правду. Тишина стояла и на микроуровне: если бы вирусы умели петь или каркать, то не было бы слышно даже такого карканья. Некому было вмешаться в хор перечисленных выше звуков. Изредка гул подземных толчков, рев вырывающихся из недр фонтанов пара и потоков лавы перекрывал даже грохот грома и шум лавин, но это все были песни неживой природы. Все не то, все без нас и наших славных предков. Но вот над морским побережьям загудели двигатели Пегаса, и НЛО звучно шлепнулось на
красновато-коричневый песок (такой нынче на Марсе очень распространен, да и на Венере не в диковинку). Со страшным скрежетом распахнулся люк и две небритые - немытые физиономии с явными признаками мизантропии высунулись наружу.
- Кажется, то, что надо, - прохрипел старший брат-близнец пришелец Бука, - вылезаем, братец, сделаем привал.
Бяка привычно посмотрел на свои универсальные часы, подаренные ему Богом черт знает, сколько миллиардов лет тому назад.
- Первое января шесть миллиардов сто тридцать один миллион двести восемьдесят тысяч девятьсот семнадцатого года до рождения Христова, восемнадцать часов ноль-ноль минут по московскому времени, - механически отметил он, - удачно сели. Можно сказать, круглая дата! Юбилей!
- Юбилей – чего? – не понял старший Пришелец. – День рождения Бога, что ли?
- Ты так больше не шути, - испугался Бяка, - Бог-то всегда был, есть и будет, ему на наши юбилеи… это я про нас с тобой говорю. Уже ровно как миллиард лет мы таскаем эти чертовы баулы и рассыпаем по всем морям и озерам то, что выводит в своей лаборатории биоорганической химии наш геноссе Жлоб. Надо бы отметить это событие.
Бука, естественно, не возражал. Братья неторопливо разбили бивак (комаров на Земле еще не было, нападать на них было некому, а цунами и землетрясений они и вовсе не боялись). Во-первых, разгул стихий происходит, как всем уже известно, по воле божьей, дабы покарать нерадивых и грешных, а на Земле даже свиней пока не наблюдалось, не то, что еретиков. Так кого же бить-то? Кроме того, Пришельцы были бессмертны, как и всякие серафимы третьего класса, сотрудники божьей свиты. Начхать братьям было на всякие стихии, так что они спокойно могли себе позволить потягивать нектар под шум волны.
- Подумать только, - заплетающимся языком молвил Бука, - не пройдет миллиарда - другого лет, а этих водоемах что-то зашевелится! Вот смеху-то будет! Ведь по происшествию еще пары миллиардов лет нам же придется эту самую планету инспектировать, кое-кому рога обломать, кое-кому нотацию прочитать о недопустимости подобного рода поведения… как летит время!
- Да не “летит” же, а ползет, - возражал Бяка шатающимся голосом, - подумай только, что твари, которые сейчас тут выведутся, будут жить по сто, максимум по тысяче лет. Так сколько поколений их должно смениться, чтобы получилось то, что можно сжигать на кострах за ересь и длинный язык? Оцени, братец!
- Как бы то ни было, - отвечал Бука, - мы положили начало новой эволюции. Грех за это не выпить! Предлагаю пометить вот этот камушек… назовем его, к примеру, Парамоном. Что-то с ним будет через пять-шесть миллиардов годков? Не проследить ли, а?
- Туго ему придется, братец, - подумав самую малость, сообразил Бяка, - и волны будут его гонять и в хлам разрушать, и уйдет он под многокилометровые толщи глин и ила, которые лягут на его останки на дне морском, и все это окаменеет, потом, при последующих образованиях гор, вынесет эти обломки наружу, рассеет так, что мало не покажется… соберутся ли когда-нибудь бедные молекулы этого кремня вместе? Попадут ли в ту среду, которая будет эволюционировать в сторону разумных двуногих? Надо проследить за этой штукой, Пометим ее, обязательно пометим.
Камню тут же присвоили имя, и закинули его подальше от берега. Пусть себе проходит все необходимые ступени своего жизненного пути… хотя, по правде, сказать, какая у куска кремня жизнь?


РАЗДЕЛ 2. КАКАЯ У КАМНЯ ЖИЗНЬ

С тех пор прошло немало лет. То ли миллиард, то ли еще больше. Имя камню Пришельцы дали знатное – мое. И его биография есть, соответственно, и моя биография. Даже больше того: с него-то и началась моя генеалогия, а вовсе не с выдуманного Адама с супругой Евой. Но, как водится, с не живого начала.
Запущенные Пришельцами в мелководное и теплое Катархейское море дедушки и бабушки современных вирусов, да и нас с вами, повели себя вначале тихо. По крайне мере, миллионов сто лет их не было не видно, не слышно. Эволюционировали они как-то незаметно, а, поскольку с самого начала были мелкими до неприличия (с невидимую точку, всего-то несколько ангстремов в поперечнике), то, естественно, постороннему наблюдателю могло показаться, что никто тут не живет. Земля по виду мало чем отличалась тогда от своей соседки Венеры и соседнего Марса, только воды на ней было больше, да и климат чуть нежнее. На Венере было жарко, кушать не хотелось, а на Марсе холодно и сухо, реки наполнялись редко, от случая к случаю – таких мест сейчас в Сахаре полно, тассили называются. А здесь, на Гее, - все под рукой и все в ажуре. Температура – что надо, рек и озер – сколько душа пожелает, так что, в конце концов, обнаглевшие вирусовы дедушки стали сбиваться в какие-то группки-симбиозы.
- А давайте колониями жить, - предложил самый умный пра-вирус по прозвищу Холера, - гуртом, как говорится, и батьку хорошо бить!
- Почему бы и нет, - горячо поддержал собрата другой мелкий шкет, Чумной Дед, - вместе весело, например, шагать по просторам! Организуем колонию, или даже новый организм, состоящий из нас, первичных клеток. Ему и карты в руки, и все пути-дороги перед ним открыты. Была, не была!
Так появились существа, чем-то похожие на наших бактерий. Такие же маленькие и злые, но с гонором, потому что почувствовали, что перспективы роста у них имеются немалые. В те времена они были, можно сказать, безобидными, хотя и совершенно бесполезными. Вредить было некому, облагодетельствовать некого. Жили и жили сами по себе, превращаясь все в новые и новые формы, пока что по-прежнему не видимые невооруженным глазом. Но те, кому следует, внимательно наблюдали за этими процессами.
А тем временем кусок кремня, с характерным именем Парамон, был, как и предсказывал Бяка, разрушен до основания, превратившись в сотни тысяч мелких парамончиков-песчинок, основательно разметенных по морскому дну. На них страшной тяжестью легла масса трехкилометровой толщи синих и зеленовато-серых глин, зеленоватых и бурых песков, галечников и гравия и все это великолепие быстро окаменело, или, как говорят геологи, литифицировалось, и стало осадочными породами. Дошло до того, что продолжающееся погружение земной коры в этом месте привело к тому, что парамончики попали в зону так называемого метаморфизма, когда песчинки стали спекаться и свариваться вместе, образуя из глин и граувакковых песчаников нечто новое – какие-то сланцы, гранулиты, а то и вовсе эклогиты, породы, крепче чугуна. Пути Господни неисповедимы! Так и не довелось нам тогда собраться воедино. Не до того было – темно, жарко, даже горячо, и сдавило нас так, что, будь у нас глаза, из орбит бы вылезли. Но ничего, на этот раз обошлось без жертв, – Бог милостив. Да не могло это продолжаться вечно, потому что мир на месте не стоит. В один прекрасный день… вернее, в одну прекрасную эпоху горообразования земная кора страшно затрещала, и нас с неудержимой силой стало возносить наверх. Мы были стремительно поднимающейся магмой, вернее, входили в ее состав. В виде потока основной, или даже ультраосновной лавы парамончики вылетели на свет божий, и замерли, застыв в виде зеленовато-черной каменной реки с рыжеватыми крапинками. Свершилось! Было светло, и мы, бедные рассеянные вдребезги частички когда-то единого целого, могли уже видеть друг друга. Наши кремнеземные каркасы входили в состав таких минералов, как пироксены, амфиболы, оливин. Мы были совсем близко друг от друга, но собраться воедино нам опять не удалось.
Вскоре дожди и ветры стали безжалостно разрушать наш лавовый поток. Горные ручьи поволокли несчастных парамончиков куда-то в море, и вот мы уже опять под солоноватой водой. Господи, доколе? Казалось, навсегда. Оказалось, что нет. Случилось так, что за то время, когда мы находились глубоко-глубоко, наверху кое-что произошло. Живая мелочь успела дорасти до того, что можно условно назвать дедушками диатомей и радиолярий. То есть, организмов, способных усваивать растворенные в морской воде карбонат кальция и кремнезем, как бы мало их там не было. И пошло оно поехало. Организмы вытаскивают из раствора этот самый кальций с кремнием, вода остается недонасыщенной этими элементами, и усиленно их извлекает из всего, чего касается - своих донных илов, песка, и вообще, откуда попало. А наши друзья-микроорганизмы опять за свое, и так раз за разом безо всякого перерыва. Скоро дошло до того, что из панцирей погибших особей образовались целые слои известняков и кремнистых пород. Тут и настал наш звездный час: по песчинке, по крупинке, нас опять собрали вместе в виде яшмы, опала, агата или халцедона – теперь уже и не вспомнить. Не суть важно. Главное, что мы соединились после разлуки, длившейся сотни миллионов лет, - ей-богу, не преувеличиваю. А тут и Катархейская эра стала подходить к концу, забрезжила заря Архея. А там, понимаете ли, уже совсем другие условия, и жизнь во все углубляющихся и расширяющаяся морях кипела вовсю, правда, совсем не та, к которой мы привыкли. Еще не достигли солидных размеров организмы, которых ныне совсем не осталось, так что мы их даже приблизительно описать не беремся – не с чем сравнивать. Могу сказать лишь, что все они были какие-то несерьезные, виду никакого, заслуг перед человечеством ноль, и опять же никакой пользы, как и вреда: пока что некому. Но, тем не менее, эти твари делали великое дело, – насыщали углекислую первичную атмосферу Земли кислородом, чем дальше, тем больше. Вот там уже и дышать можно, вот фотосинтез набрал такие обороты, что хоть этот самый оксигениум на Марс вывози, если бы было, кому и с кем торговать. И, когда условия для эволюции возникли самые, что ни на есть благоприятные, тут все и сорвалось с места в карьер. Началась та самая эволюция, о которой все нынче знают: от ланцетников и раков-трилобитов через насекомых – все выше и выше, через рыб и земноводных к пресмыкающимся, а это были очень и очень серьезные ребята, иные тонн по сто весили, не меньше. Да что мне это вам рассказывать – посмотрите какой-нибудь фильма вроде “Миллион лет до нашей эры”, или “Парк Юрского периода”. Конечно, все там ужасно перенаврано, особенно у наукообразного фантаста Спилберга, который перепутал Верхний Мел с Юрой – разница-то в каких-нибудь 70-100 миллионов лет… казалось бы, пустяк, о чем и говорить, да вот беда: тут ошибка принципиальная, вот в чем дело. Юрский период – это юрский период, а Верхний Мел, извините, особь статья. В это дикое и сказочно богатое на экзотику время как раз и возникли, чтобы через каких-то 20-30 миллионов лет навсегда исчезнуть, такие диковинки, как тираннозавры, тарбозавры, трицераптосы, и прочие, несть им числа. Эти твари достигали неестественных размеров, были неуязвимы для всех самых убийственных видов современного оружия, так что человеку в те годы там делать было бы нечего: сожрали бы со всеми луками, копьями, кремневыми ружьями и даже ПШК. Именно поэтому гомо сапиенс тогда так и не вывелся, хотя предпосылки уже имелись: первые млекопитающие появились еще в ранней юре. Они представляли собой мелких тварей наподобие крыс, иногда крупных – с кошку, иногда мельче мышей. Но с огромными, юркими и неуязвимыми динозаврами им тогда тягаться не было никакой возможности, – стоит только высунуться, тут тебя и определит на завтрак какой-нибудь, с позволения сказать, археоптерикс. Жизнь наших предков, полная опасностей и приключений, протекала в глубоком подполье не один миллион лет, а питались они, между прочим, чем ни попадя, так что попадали им в зубы и жучки-червячки, и всякие ягоды-коренья, и падаль тех же динозавров, само собой. А наш Парамоша- кремень, между прочим, попадая то в раковину аммонита, то в гребень трицераптоса, бродил да бродил по бесконечному жизненному полю мезозоя, пока в один прекрасный день не угодил в желудок такой вот крыски. Повезло ему, между прочим, несказанно, потому что приближались роковые дни Маастрихтской катастрофы, те самые 10 дней, которые потрясли мезозойский мир ровно за 65 миллионов лет до Великого Октября. Не доведись нашему герою войти в пищевую цепь будущих хозяев жизни на Земле, быть бы ему какой-нибудь окаменелостью, и то лишь при условии, что повезет сохраниться, и навсегда выпал бы он из эволюционной ряда. Но – не на того напали! Наш молодчик нашелся, и, когда на Землю обрушились огненные шквалы падающих болидов, заревели вулканы в голос, а от туч почернело небо и долго не показывалось солнце, он уже сидел в глубокой-глубокой норе, думая
при этом:
- Слава Богу, пронесло! Кажется, жить будем!
Вернее, думал-то не Парамон-кремень, как таковой, а тот, в кого он тогда попал, но, тем не менее, в думательном процессе он как бы уже участвовал. Но, с учетом того факта, что организм – единая система, можно сказать, что у моего прапра-пра… дедушки уже появились наметки менталитета.
Вот она, долгожданная кайнозойская эра! Тучи рассеялись, вулканы немного успокоились, и страшное зрелище открылось для Пришельцев-наблюдателей.
- Что мы наделали, братец! – сокрушался Бука. – Как нам теперь от Бога-то нагорит! Говорил же тебе, что семь раз отмерь! Чем это ты их?
- А пес их знает, не помню! – туманно ответил Бяка. – Что под руку подвернулось, тем и запустил! Да и ты, помнится, собирался покончить с ящерами как с видом, и кому, как не мне, тебя понимать. Зверюги, совершенно без головы! Экстремисты, одним словом. Думаю, что оставь мы с тобой эту волчью породу на белом свете, нам бы еще не так нагорело. Только эволюцию тормозили, скоты! А теперь всем-всем, кто уцелел – зеленая улица в светлое будущее. Как там, кстати, наш подопечный?
И Пришельцы стали высматривать, куда же Парамон запропастился.
- Жив, курилка! – обрадовался Бука. – Теперь я за него спокоен. Вот увидишь, что не пройдет и 50 миллионов лет, как он уже объявится в стае гигантопитеков. На вожака, разумеется, не вытянет, будет твердым середнячком, но зато его вид предполагается как самый устойчивый. Все надежды на эту стаю, братец. Полетели, нам тут делать нечего!
И братья отправились наводить порядок и сеять ужас по Вселенной. Суровы они были до безобразия, а уж о справедливости и говорить не приходится. Как увидят, что что-нибудь не так, - все, можно панихиду заказывать на энное количество персон. Только попадись Пришельцам на глаза, а они уж как-нибудь найдут, за что взгреть. Был бы, как говорится, подозреваемый, а уж статью всегда подходящую отыщем. А непорядку в мире всегда было больше, чем нужно, что сто миллионов лет назад, что сто миллиардов. Материальный мир, знаете ли, всегда был и остается несовершенным до безобразия, куда ему до идеального, то есть, духовного, божественного. Не верите мне – спросите у любого верующего, особенно из числа дуалистов, всякого рода катаров, манихеев, зороастристов и прочего сброда. Подтвердят, однозначно, еще и по шее накостыляют за проявленное сомнение. Так что нашей планете еще повезло, что отделались они на этот раз всякого рода совершенно бесполезными для природы и общества ужасными тварями с зубами до тридцати сантиметров длиной и с мордами, каких лучше на ночь глядя не встречать.
Правда, должен ради справедливости заметить, что наши ранне- кайнозойские предки по характеру и модусу вивенди мало чем отличались от только что получивших свой последний урок динозавров. Рожи были у них те еще, а размерами они порою смахивали на тех же тарбозавров. Всякие индрикотерии, мегатерии – те еще твари, не дай Бог встретить таких в темном переулке. А уж в джунглях – все, кирдык, завещания не успеешь продиктовать. Мало того, дураки Пришельцы еще и умудрились упустить из поля зрения такую мразь, как крокодилы, вараны Коммодо, гигантские акулы, и много кого еще, кому самое место на кладбище истории планеты. Вы поняли, о ком речь? Наверное, подумали, что о всякого рода уголовниках, рыночниках, наркоманах и прочих правозащитниках? Вот и не угадали, дражайшие! Всего-навсего, говорится о тарантулах, скорпионах, фалангах, каракуртах и еще разного рода кровососущих насекомых, век их не будь. В общем, халтура та еще. Проглядели, клювом прощелкали, бездельники и плуты. Но не мне их судить! Все-таки следили они за всей эволюционной цепочкой по имени Парамон с самого ее начала, не позволили бесследно затеряться в океане прошедших эпох, сгинуть без следа. И на том спасибо!
Моя первая, минеральная жизнь, закончилась, и я давно уже не камень. Начался палеолит, и первые неандертальцы, ухая, как филины, тревожно всматриваются в полное загадок и угроз светлое будущее.
В общем, не было у камня жизни, нет ее, по большому счету и сейчас, но теперь-то я точно мыслю, сами должны понимать, что это значит.

РАЗДЕЛ 3. НА ЗАРЕ ВЕЛИКИХ ПЕРЕМЕН.

Откуда мы, неандертальцы, появились, - великая тайна. Не было, нас не было, все больше какие-то синантропы с питекантропами, гигантопитеки и прочий хвостатый сброд из древних приматов, который не только двух слов связать не может, но даже камнем запустить в дичь не умеет. И вдруг – получите, пожалуйста: сидит племя в пещере и усердно обтачивает кремневые наконечники и рубила. Мутация произошла, не иначе. Некоторые даже шьют что-то из шкур костяными иголками. А один, самый сообразительный, согнул толстую ветку ясеня, привязал оленью жилу, и смеху ради метает обломки сучьев в разные стороны, норовя попасть в шамана или вождя. Вот-вот он и мог бы получить полноценный лук со стрелами, да не успеет: съедят его за нарушение субординации, потому что, кажется, выбил глаз шаману. Доигрался-таки, гаденыш! Кстати, одноглазый шаман Ух-Ты-Прр – это мой прапредок, прошу любить и жаловать. Хоть и съели из-за него палеолитического Эйнштейна, то бишь Эдисона, а кое-что наш кривой неандерталец успел сообразить, запомнить и взять на вооружение. Опыты с согнутой веткой и остро заточенными прямыми сучками продолжились, так что вот-вот древние каннибалы получат первые луки со стрелами. Берегитесь тогда, извечные враги первых человекоподобных существ, пещерные львы и медведи! Истыкают стрелами, как дикобразов, мяукнуть не успеете. Но пока до этого еще не дошло, и борьба за огонь, за место в гротах в самом разгаре, с многочисленными жертвами среди неандертальцев и редкими погибшими в стане из противников. Пещерный медведь - это даже не гризли, тварь огромная, верткая, свирепая, ему что лося, что шерстистого носорога задрать – раз плюнуть. Приходится пока действовать хитростью, и вот тут-то начинает проявляться преимущества разумного существа над скотиной, пусть могучей и страшной, но все-таки неразумным животным.
Проследили неандертальцы, куда пещерный мишка ходит на разбой, и обнаружили, что выходит на добычу он раз в двое-трое суток, а, удачно поохотившись и нажравшись, как следует, пару суток отсыпается в пещерном укрытии. Тут наш Ух-Ты-Прр и разработал гениальную схему захвата заложника из числа хищников с последующей зачисткой. Под его мудрым руководством на медвежьей тропе выкопали за какие-то сутки пятиметровую яму, в ее дне были вкопаны две дюжины острых кольев. Так что посадка на кол была придумана задолго до свирепых турецких янычар, нечего на них клеветать. Ту ямы искусно замаскировали, положив сверху ветки, а на них натаскав дерну с опавшими листьями. Только закончили работу – и вот он, хозяин будущей тайги. Увидел, что на его тропе пасется богатая добыча (а неандертальцев было душ тридцать), и возликовал, забыв про всякую осторожность: живем! И далеко ходить не надо, черт побери! Всего в трех милях от убежища!
Эх, мишка, тебе бы осмотреться, оглянуться, подумать, что бесплатный неандерталец водится только в сказках. Какое там! Он всегда этих приматов бил, ел, и есть будет, ему ли бояться их, будь их хоть сотня. Он и ринулся, не раздумывая, - мол, штук пять-то переловить успею, пока остальные разбегутся! Каннибалы как пустятся наутек, - и, заметьте, прямо по медвежьей тропинке!
- Да я их сейчас всех, пожалуй, передавлю, - соображал медведь на бегу, - а туши на ледник оттащу, - на зиму, пригодятся!
Он ускорил бег (а от медведя даже олень не успевал удрать, ибо скорость у пещерного хищника была запредельной), и вдруг земля провалилась у него под ногами. Мало того, всей своей полуторатонной тушей мишка напоролся на что-то острое и болезненное, и его проткнуло сразу в шести местах насквозь. Зверюга долгое время пытался сопротивляться, ревел, как тур, умудрился даже с кольев тех сорваться и на поверхность вылезти. Но силы зверя были на исходе, и после трех-четырех прыжков он рухнул, как подкошенный, попытался взреветь еще разок, но вместо рева получился хрип. Так разум победил силу, а дальше было еще круче. Копья, дротики, стрелы, - вот что появилось в арсенале неандертальского передового племени. Между прочим, на их мораль и нравственность технический прогресс никак не повлиял, и, как были они людоедами, так ими и остались. Три соседних племени, у которых не оказалось своих Кулибиных и быстрых разумов Невтонов, стали добычей передовиков.
Численность племени неуклонно возрастала, потому что теперь убить неандертальца оказалось непосильной задачей даже для пещерных львов, саблезубых тигров, а про медведей я уже рассказывал. И, чем их больше становилось, тем меньше оставалось соседей и вообще животных. Дошло до того, что части племени пришлось срываться с места и отправиться искать счастья за перевал. В связи с тем, что голодать почти не приходилось, неандертальцы из племени шамана Ух-Ты-Прр не только прекратили жрать своих соплеменников, но даже придумали что-то вроде табу, эдакий кодекс чести, распространяющийся, впрочем, только на своих. В общем, как в Библии: “Возлюби ближнего своего”. Не в кулинарном, конечно же, смысле. Соседей ешь, сколько влезет, а своих – ни-ни. Даже человеческие жертвоприношения стали приносить исключительно за счет иноплеменных участников торжества. Только по большим праздникам – в день, например, начала перелета гусей и лебедей, съедали какого-нибудь дебила или дегенерата, в общем, кого не жалко. Естественный отбор, как сказал бы Чарльз Дарвин.
Потомки Ух-Ты-Прр, (а их было много, потому что такому уважаемому господину, как старшему шаману группы дружественных племен полагалось иметь не менее дюжины жен – по одной представительнице из каждого племени) теперь развивали и углубляли знания, полученные по наследству. Стали они меняться на глазах,– прошло каких-нибудь пять-шесть тысяч лет, а неандертальцев было уже не узнать. Ходили они теперь прямо, не сутулясь (а кого им теперь бояться? К чему все время пригибаться?), шерсть с их спин облезла за ненадобностью, потому что все время была прикрыта туникой из теплых шкур бесчисленных животных, которым довелось попасться на их пути. Вообще стали на людей походить, даже освоили огромное количество новых звуков, которые мало-помалу становились словами. Ух-Ты-Прр теперь почитался под именем Великого Духа Ух Ты, Парамона, и ему посвящались ежегодные жертвы с плясками вокруг большого костра. Поумневшие неандертальцы распустились до того, что наловчились брать пещерных медведей живыми, и осуществляли их заклание на алтаре Ух ты, Парамона. Делалось это просто: на пути зверя ставили петлю с противовесом, и он, попадая в нее, взлетал под небо. Затем его, полузадушенного, крепко вязали, надевали намордник из терновника с крепкими ремнями, и доставляли куда следует. Будет знать, как кусаться, иродова образина! Сколько наших славных предков его дедушки-то загубили, а? Так что численность этих экзотических хищников в ареале обитания племен стала неуклонно сокращаться. Будь медведи поумнее, мигрировали бы они отсюда, куда глаза глядят, хоть на край света. Но не умели глупые хищники аналитически рассуждать, все на свою дурацкую силу полагались. Так и пришли они к печальному концу. Теперь о том, что они вообще существовали, мы можем знать лишь по наличию коллекций их черепов в палеолитических пещерах. Ни климатические изменения, ни мутации здесь не при чем.
Покончивши с медведями, принялись за шерстистых носорогов. Те, будучи еще глупее, чем только что сведенные на нет огромные хищники из отряда куньих, вообще были буквально сметены ордами неандертальцев, которые к тому времени уже на неандертальцев-то не походили. А было это ровно сорок тысяч лет тому назад. Тут пришел черед и мамонтов. Куда бы они ни мигрировали, а упорные двуногие – за ними. Одного съели, другого, глядишь – стада как не бывало.
В погоне за убегающей добычей наши предки преодолели сразу два рубежа: во-первых, перешли через перешеек (Берингова пролива тогда еще не было) из Евразии в Америку, во-вторых, превратились в качественно иной вид приматов – гомо сапиенс, то есть в кроманьонцев. Запрет на поедание себе подобных был окончательно узаконен, и нарушителя тут же съедали за общим столом. Это называлось “Аз воздам”. (Отсюда и мясное блюдо “азу”).
Запрет, впрочем, не распространялся на собственно неандертальцев-каннибалов. Но к тому времени у кроманьонцев выработался, можно сказать, стойкий иммунитет на человечину. Тогда диких, немытых и нечесаных неандерталоидов стали попросту отстреливать, как бешеных собак. Впрочем, были и исключения. Изредка вожди кроманьонцев и шаманы из числа потомков Ух Ты, Парамона иногда брали юных волосатых пленниц в качестве вспомогательных жен, когда свои надоедали. Отсюда и те самые таинственные метисы, останки которых нет-нет, да и раскапывают археологи.
Кроманьонцев было пока что совсем мало, перенаселение Земле не грозило; на планете пока что не появилось ни одной пустыни, разве что сухие степи да каменистые гоби, а зелени и травоядных было столько, что все это изобилие могло шутя прокормить пару миллиардов первобытных охотников. Но пока их было едва ли десяток-другой миллионов. Одолев соперничающих хищников из числа кошачьих да куньих, обратили внимание и на вид lupus. Проклятые волки так и норовили напасть на отставших кроманьонцев, особенно беззащитных женщин и детей. Они научились собираться в огромные стаи, и воевать с ними было не так-то легко. Особенно зимой. Война с серыми хищниками была затяжной и беспощадной. Пленных не брали, особенно в первые пятьсот лет. Затем у очередного шамана их рода Ух Ты Парамоноидов (впредь для простоты будем называть их просто парамоноидами) возникла идея: брать живьем волчат и воспитывать их своими союзниками. Это было гениальное открытие, сразу же изменившее соотношение сил. Прошло каких-нибудь двести лет, а у человека были уже огромные волкодавы, эдакие canis lupus, звери свирепые, но надежные. И волки дрогнули, и волки побежали подальше от человеческого жилья. Связываться с такими – себе дороже выйдет.
Наступил Золотой Век, когда еды вволю, и незачем ломать голову над извечной проблемой – что завтра есть будем, и как жить дальше. Все было известно заранее, можно было на досуге изобретать что-нибудь полезное для соплеменников, например, загоны для пленных коров и коз, первые посадки полезных и вкусных растений. Чисто для разнообразия меню, а вовсе не с голоду. С жиру, что называется, бесились. Хотя, конечно же, с нашей точки зрения жили они скучно. Из развлечений только охота да пляски вокруг костра, матримониальные ритуалы, ну, еще жертвоприношения. Пока что кроманьонцы довольствовались и этим, потому что, по нашим представлениям, были все еще глуповаты. Но, если быть объективным, мозги у этих ребят были подготовлены хоть для обучения иностранным языкам, хоть для пользования персональными компьютерами. Просто среда была для этого не подходящая – ни тебе кино, ни прогулочных яхт. В те времена еще не было сплина, и занятость кроманьонцев по нашим представлениям была непомерной (хотя, по сравнению с неандертальцами, не жизнь у них была, а курорт). Охота, собирание кореньев, отлов копытных для загонов, попытки вырастить репу с пшеницей, добывание огня, изготовление орудий охоты и труда – топоров, игл, кетменей… вздохнуть некогда. На всякий случай все еще окружали стоянки и пещеры замаскированными ямами, потом научились строить частоколы, которые не могли преодолеть ни последние из могикан – саблезубых тигров, ни, тем более, волки. Прогресс начал упираться в отсутствие стимулов своего развития, и грозил полностью остановиться. Тут и грянули ледниковые эпохи. И кроманьонцам пришлось срочно мигрировать на юг, а самым ленивым – приспосабливаться к меняющимся условиям. За счет совершенствования способов шитья одежды, методов строительства и обогрева жилищ, строительства, сооружения предтеч холодильников – эдаких естественных холодильных камер, выдолбленной в ледниках. Они научились накапливать стратегические запасы продовольствия и топлива, приспособились даже углем и горючими сланцами очаги топить. А однажды утром в пепле кто-то обнаружил медный слиток. Подержал в руке – тяжелый, ударил о камень – не колется. Но чуть-чуть плющится. И тут очередного парамоноида осенило: речь идет, кажется, о материале будущего. И стал он плющить этот самый слиток дальше, пока не получил первый кинжал. Поелозил им о глыбу песчаника, – а тот стал заостряться небывалыми темпами. Тут у кроманьонца дух захватило: перед ним открылись столь радужные перспективы, что бедолага попросту лишился чувств. Очнулся – а кинжал кто-то уже подтибрил, говоря современным языком – приватизировал. Сколько не расспрашивал соплеменников, - никто не признался. Кому-то также стало ясно, какая это полезная вещь – медный кинжал. Тогда стал наш пармоноид голову ломать над тем, откуда в пепелище медь взялась. Просеял он золу еще раз, и обнаружил еще мелкие слиточки и, между прочим, странный камни, такие золотистые, и даже медно-красные, тяжелые, как тот самый слиток, но хрупкие. Не куются, не плющатся, ни на что не годны, разве что по башке кого огреть. Рассеяно развел он костер еще раз, зажарил какого-то оленя из числа северных, а когда обед закончился, решил еще раз посмотреть, что с этими красивыми камнями стало. А их и след простыл, но в золе опять-таки появился слиток. И все стало на свои места: добудь такие камни, разведи костер пожарче, брось туда руду, и жди результата.
В общем, все бросились на поиски медного колчедана, а он-то был под рукой, прямо в пещере. И горючего вокруг – сколько угодно, потому что здесь выходил на поверхность антрацитовый пласт. Вскоре все были заняты производством медного вооружения. Затем кто-то додумался до медных чанов. И мир зазвенел чудесным звоном, возвестившим богов о наступлении медного века. До начала эпохи бронзового века оставались считанные сотни лет. Для этого понадобилось, чтобы в одном месте были и медный колчедан, и оловянная руда – черный касситерит, который, по-видимому, кто-то бросил в костер по ошибке, перепутав беднягу с углем.
К тому времени в племени возникло устойчивое расслоение. Знатные кроманьонцы, потомки Ух Ты Парамона и других племенных вождей, составили касту шаманов-мудрецов, колдунов-изобретателей и хорошо вооруженных воинов, входящих в личную охрану вождя – чтобы какие-то залетные волки не смогли лишить племя руководства. Вожди так привыкли к своей привилегированности, что стали выдумывать черт знает что: будто бы таков естественный порядок и, мало того, он освящен духами предков и тотемных животных, – давно перебитых людьми пещерных медведей и саблезубых тигров. Необходимость срочного создания религии была очевидной. Польза ее была несомненной: во-первых, узнав о том, что после завершения жизненного пути будешь существовать и дальше, человеку становилось как-то спокойнее, во-вторых, можно было не просто править, а ссылаться на необходимость и сакральность (священность) установившихся порядков. Так-де свыше предписано. Нет власти, что не от Бога. Чем не ход? Предпосылки для культа Великого Духа уже имелись – те самые ежегодные жертвоприношения с песнями и плясками. Дабы придать им более законный вид и толк, мудрый вождь Парамоноид Шестисотый ввел мораторий, а затем и окончательный запрет на ритуальные убийства всякого вида приматов. В жертву теперь могли идти только копытные, то есть существа, у которых и души-то толком нет, один пар. И народу спокойнее, и, согласитесь, куда пристойнее выглядит. В Библии этот момент тонко отражен в истории Авраама с его неудачной попыткой прирезать собственного сынка. Бог, как говорится, тогда не попустил, и правильно сделал. На самом деле этот эпизод случился гораздо раньше, когда ни о каких евреях и их сказаниях еще и речи быть не могло. А сейчас великий и могучий Парамоноид Шестисотый создавал основы будущих вероучений, уверенной рукой выбивая на плите все новые и новые скрижали, пока что рисованные, потому что алфавита, и даже иероглифов еще не придумали. Его распоряжения запоминались на уровне неписаных, устных законов.
По мере расширения своего кругозора человек медного века стал умнеть на глазах. Количество используемых им слов возросло настолько, что он мог уже сочинять что-нибудь абстрактное, например, стихи. Образец подобного первобытного творчества нам хотелось бы привести. Сразу видно, что, по крайне мере, один из наших далеких предков пытался рассуждать на уровне абстрактного мышления. Судите сами:

АДСКИЕ БУДНИ

Не судимые всех неподсудней. Их не трогают скука и гнет
Нипочем им суровые будни. В общем, это народ – еще тот.

Никого они, в общем, не судят, не винят, и, по-моему, зря.
И по принципу “Будет, как будет”, фанатизмом дурацким горя,

Норовят в Рай проникнуть без мыла, отпихнув по дороге Петра,
Потому что они – это сила, и возникла она не вчера.

Наболтав благоглупостей груды, посулив усомнившимся Ад,
Эти странного вида иуды, от которых крестился Пилат,

Нам оставили серые камни вместо райских приветливых груш…
В общем, скрылись из виду… пока мне (вместе с вами) не взяться за гуж.

Ни гужа нет у нас, ни сандала. Только пыль, да унылая грязь.
И надежда. Но этого мало, говорю это вслух, не боясь.

По приказу богов (уж не будд ли?), или вследствие наших грехов,
Нам достались суровые будни вечной сшибки “низов” и “верхов”.

Нас едят саблезубые тигры, бубном бьет по макушке шаман…
Кто сказал, что подобные игры есть не ересь, не чертов обман?

Нет, мои дорогие собратья, надо нам перейти за рубеж
Первобытного злого понятия: чтоб не съели тебя, сам всех ешь!

Стать мудрее пора и лысее, воспарить над землею, как дичь,
И придумать закон Моисея, и его попытаться постичь

Навсегда запретить людоедство, и насилие в нашем быту,
Всех любить, кто живет по соседству, и не лезть никогда за черту,
Как бы ни был хитер ты и ловок, как бы ни был остер твой кинжал,
Тех божественных злых установок, что Великий Шаман провизжал.

Согласитесь, пусть это и не Цветаева с Ахматовой, а все-таки вкус у нашего прапра-предка кое-какой был! А каков был провидец, а? Шучу я, конечно же. Это мой вольный перевод произведения безызвестного кроманьонского автора, жившего в последний ледниковый период и едва-едва освоившего преимущества медного топора над каменным. Ни черта там не было понятно, только и уловил я, что хотел он что-то рассказать о своем быте да мелькнувших в голове образах, которым в скором времени суждено перерасти в религиозные символы, вроде законов Моисея или кодекса царя Хаммурапи. Вот и постарался придать им вид, понятный нам с вами. Через 10-20 тысяч лет так же, наверное, придется переводить и Пушкина с Пастернаком, потому что это будет забытый всеми язык, который едва ли десяток специалистов смогут вспомнить. Ладно, пес с ней, поэзией, не будем на нее отвлекаться. Не об этом речь. Мы подходим к той черте развития природы, когда закончилась эволюция строго по Дарвину, и началось нечто совсем уже невообразимое. Другими словами, возникло общество, социум, а некоторые полагают, что еще и этногенез начался. Очень может быть. Это вопрос всего лишь терминологии: хоть горшком обзови явление, только не отрицай его наличия как такового и основных тенденций его развития. Но эволюция старого образца навеки ушла в историю, что и позволяет нынче некоторым недобросовестным историкам церковного типа вообще запретить дарвинизм как ересь. Ну-ну, кое-кто ведь чуть-чуть не спалил бедолагу Галилео Галилея, когда тот посмел пискнуть о неточности представлений старины Птолемея. Дескать, не звезды с планетами вокруг Земли вертятся, а все строго наоборот. Земля ведь – всего-навсего невидимая точка даже в масштабах ее родной Солнечной системы. Зачем же паровозу летать вокруг песчинки?
Появились расы, а там и до народностей дело дошло. Единая когда-то раса кроманьонцев, истребив всех своих конкурентов-неандертальцев, неизбежно распалась на сотни групп, далеко ушедших друг от друга, потерявших часть обычаев предков и даже их речи. Оставались сотни каких-то однокоренных слов, по которым нынче и можно судить, что, например, индийцы и предки русичей в совокупности с предками германцев составляли единую языковую группу, а некоторые историки (например, товарищ Петухов) почти что доказали, что и так называемые древние греки – те же славяне, русы, только одевались по-другому, и курили больше. Да и египтяне родом из нынешнего Нечерноземья, потому что у нас с ними общие боги, даже названия совпадают. Очень может быть. Я и сам, подумав, прихожу к подобным выводам. Несомненно, что и галлы – все те же русские летчики, их только немцы сбили, вот они и подзабыли человеческую речь. А сами немцы, то есть германцы, вообще славяне, только переодетые и нарочно забывшие родство. Как Иваны, воистину. Доказательств имеется сколько угодно: и боги у нас и у них одинаково выглядели, иной раз даже назывались, выполняли одни и те же функции, и вообще половина названия германских городов – искаженные славянские топонимы. (Бреслау – Бреславль, Дахау – Даховка и т.д.). Да и Берлин, между нами, сильно попахивает медвежьей берлогой, что и не удивительно. Все-таки родственники, черт бы их побрал. Эдакие племянники, которых, по меткому выражению товарища Маршака:
- топить их в речке надо (нет от племянников житья! Топить их в речке надо!).
И ведь топим же друг друга поочередно, забыв заветы великого предка Ух Ты Прр никогда своих не обижать. Обезумели, что ли?
Тем не менее, расы существуют, зачастую ненавидя соседей и родственников и делая все возможное, чтобы отравить их существование. И религии тут не помогли, скорее наоборот. Христиане успешно били друг друга при Грюнвальде, Бородино и даже раньше, например, в 1204 году, когда дураки католики взяли Константинополь и основательно его разграбили. Мусульмане, признаться, тоже никогда не отставали: шииты успешно били суннитов, те – шиитов, исмаилиты успели навалять и тем, и другим. Они до сих пор все еще выясняют, чей пророк был круче. Флаг им в руки, в конце концов, ведь найдут истину.
А история, воровато озираясь, незаметно подкрадывалась к тому моменту, когда возникла целая плеяда замечательных цивилизаций, от которых камня на камне не осталось неизвестно почему. Впрочем, это вам неизвестно, а до меня дошла кое-какая ценная информация.
Все нынче знают, что знаменитому Сфинксу отнюдь не 5 тысяч лет, как принято считать, и что морда у него совсем не Хефрена, а какая она была до того – Аллах его знает, и то лишь потому, что Акбар. Виден только свежий скол на том месте, где была совсем иная физиономия, совершенно непонятно какой ширины и с каким выражением. Надо думать, что с соответствующим, потому что даже в нынешнем виде Сфинкс способен кое-кого напугать до полусмерти. Говорят, даже Наполеона чуть до инфаркта не довел, когда тот ему в глаза посмотрел. Бывает, и не только с великими. Со мной однажды такое случилось… ну да ладно, не будем отвлекаться. У нас свои песни и свой рассказ. Подошли мы, друзья, к рубежу, о котором одни лишь догадки. От этих времен сохранились разве что все тот же злополучный и израненный наполеоновской артиллерией Сфинкс, непонятные пулевые отверстия в черепах доледниковых бизонов и шерстистых носорогов, полученные ими еще при жизни (раны начали зарастать), да какие-то смутные намеки на воспоминания в виде саг, баллад, мифов и всего такого прочего. Не удивительно: много воды утекло. Да и наше любимое человечество оказалось неблагодарным в плане памяти. Каждый властвующий мерзавец так и норовил напрочь стереть память о предыдущих эпохах. Дескать, ничего раньше не было, какие-то дикари жили, а привел их в цивилизацию могучий и великий Я. Естественно, варварские их обычаи и культы запретил, идолов поганых в реке утопил, каббалистические и прочие неприличные колдовские знаки, где нашел, истребил. Вот и тот же приснопамятный фараон Хефрен… разве можно было посбивать все таблички с именами подлинных авторов на пирамиде, крылатом льве, и много где еще? Стыдно, товарищ! Господь, кстати, также отметил непомерное усердие своего якобы верного слуги, и наградил его командировкой в зону неумеренно жаркого климата на срок до скончания веков. Он, кстати, где-то рядом с пророком Самуилом, прославившимся своей жестокостью, должен был париться, да повезло тому несказанно: открылась вакансия младшего экзекутора (профоса), вот ему и заменили котел на розги. Теперь не его лупят, а он всех порет. Впрочем, иногда и наоборот. Случается и такое, да еще как случается!
В общем, стараниями вот таких Хефренов и иже с ним, никто теперь ничего не знает и не помнит. А я помню почти все… эх, если бы не склероз! Но и тут утешает изречение, которое приписывается Господу:
Эта память, дырявая с виду, абсолютно не повод для слез! Сообщаю тебе, инвалиду: все проходит… пройдет и склероз.
Может быть, когда-нибудь все и вспомнится. Когда поздно будет. Подожду, мне пока что спешить некуда. Жизнь продолжается, пусть и в такой извращенной форме, как нынешние общественно-экономические формации. Мы еще и не такое видели. Единственно чего тогда не хватало из того, что сейчас в избытке, так это подлости и цинизма – что называется, в особо крупных размерах. И тому мешали многочисленные табу: все-таки мы тогда еще недавно вылезли из волосатых неандертальских шкур. За избыток цинизма могли и на кол посадить, в жертву Великому Тотему принести – тут же, на месте преступления. А лицемерие можно было и простить: видно было, что товарищу хочется кого-то живьем сожрать, а нельзя, потому что – табу. Вот он и вынужден играть роль борца с каннибализмом до конца своих нелегких дней, какой бы сволочью не был при этом внутри. В общем-то, общество это устраивало. Думай, мол, что хочешь, а действуй строго в рамках традиций и установившейся морально-политической обстановки. Разве это плохо?
Забегая вперед, отмечу, что царство лицемерия все-таки жизненнее государства циников. Если руководители Советского государства были по духу лицемерами, то есть не верили в великие идеалы, потихоньку поворовывали, но они все-таки вынуждены были самоограничиваться в своих нехороших устремлениях: система не позволяла раскрыть свою звериную сущность, показать ужасное мурло. А, если уж раскрыл, – не обижайся, открывается сезон охоты. То-то тогда государство было такое, что его даже подлецы-янки боялись, и преступность была раз в десять меньше нынешней. Когда же они сбросили маски, и стали жить по законам джунглей, тут-то все и пошло прахом. Где ты, великий и могучий Советский Союз? Ау!
Современным молодым людям совершенно непонятно, как это так могли мы раньше жить по формуле “так надо”. – А если, мол, мне этого не хочется? И они не нарадуются на сегодняшние установки постсоветского периода наподобие: живи, как хочешь, воруй, сколько сможешь! Не попался – вот и молодец, а дальше тебя надежно прикроет презумпция невиновности.
У нас же все было не так. Мы, шаманы, жрецы и волхвы, держали молодежь там, где ей предписано было находиться – в строгости. Удаль можно было проявлять лишь на поле брани и в схватке с каким-нибудь могучим хищником. А чтоб старичка какого-нибудь обматерить, или с дороги спихнуть – ни-ни. Наказание было столь же суровым, сколь и неотвратимым. Народ тогда был попроще, искреннее, что ли, так что держать его в узде и под полным контролем было не так уж и трудно. Во-первых, каждый был занят своим делом, а если сильно отвлекался, так ему тут же делали, на первый раз, дружеское предупреждение. Второго могло и не последовать - суд у нас тогда был скорый и правый.
Так вот, это общество, которое кое-кто так и норовит представить первобытным, таковым не было. Техническое развитие тогда пошло несколько другим путем, чем нынешнее, но, тем не менее, достигло куда более существенных успехов. Попробуйте-ка с помощью самых современных подъемных устройств соорудить Баальбекскую веранду, где каждый блок весит под полторы тысячи тонн! Да и пирамида Хеопса до сих пор остается рекордсменом по перетаскиванию тяжести на стройках якобы вручную. Попробуйте-ка на досуге вырубить из известковистого песчаника полтора миллиона глыб по пять тонн весом с помощью каменных топоров и медных зубил, отшлифовать их до зеркального блеска, да покатать по 10 км по несуществующим каткам из стволов никогда не росших в Египте деревьев!
Впрочем, о чем это я? Ведь 20 000 лет назад росли, еще как росли. И никакой Сахары на западе тогда не было. Все выглядело совершенно по-другому. Порядок тогда был, вот что!
Конечно, отроков, с пеленок приучившихся к рок-музыке, цинизму, насилию и наркотикам, никаким калачом туда не заманить. Но тех, у кого в голове осталось хотя бы полкапли рассудка, в наше время потянуло бы с неудержимой силой, истинно говорю. В те времена правили мы, жрецы, олицетворявшие своей скромной деятельностью Мировой Разум. Всех в струнку выстраивали, всех в кулаке зажимали, хотя лишнего себе позволить не могли, потому что умные мы были до невозможности.
Чтобы народ держать в страхе божьем, придумали мы тогда культ дьявола – не затем, чтобы ему поклоняться, а чтобы гонять его, проклятого, как сидорову козу. Как говорится, пусть ненавидят, лишь бы боялись. При малейшем проявлении бесноватости у какого-нибудь юнца или кликушествующей старухи – проводили ритуал изгнания беса или бесов. Чаще всего это срабатывало, в основном за счет нашего великого авторитета: внушение и самовнушение всегда были движущими силами, управляющими психически неуравновешенными личностями. Пациента доводили до мистического экстаза, а затем отвешивали ему полноценную затрещину, вот и все. Считалось, что бес от этого вылетел неизвестно куда, и теперь не скоро вернется. Один наш племенной ясновидец даже поэму написал, посвященную благополучному изгнанию из него, скажем так, дьявола. Вот, судите сами:

Жизнь без дьявола

Жизнь меня задуматься заставила, с Истиной устроив рандеву.
Из меня на днях изгнали дьявола: стало быть, без дьявола живу.

Бог не выворачивал мне кисти, но крепким и внушительным пинком
Он меня слегка приблизил к Истине, и пошло с тех пор все кувырком!

А куда исчезли бесы бедные – неизвестно, но, всего верней,
Сброшены, как водится, все в Бездну и стали легионами свиней.

Пес бы с ними: верное решение! Впредь, как говорится, не греши
Но горит огонь опустошения в глубине “очищенной” души.

Ведь на месте этом было скопище вредных, но зато живых причуд,
А теперь пробел возник там тот еще: Господу пока я не холоп еще,
Став теперь, – ни Цезарь, и ни Брут!

С той поры, оставшись без Нечистого, оказавшись в космосе пустом,
Изнуряю сам себя неистово мыслями, обжорством и постом.

Выгнал Бог чертей, конечно, правильно, Бог всегда все делает не зря.
Получил за дело чертов дьявол, но… кажется, с ним выгнали царя!

В голове моей как будто веса нет, царь бежал оттуда под шумок,
Вслед за перепуганными бесами… испугал царя, как видно, Бог!

Выгнав беса, как волка позорного, до конца своих недолгих дней
Я теперь лишился цвета черного, и вокруг – отсутствие теней.
Я бы рад поставить Богу свечи, но так надоедает белый цвет,
Что мои палитры обесцвечены. Радуги на небе больше нет –
Вижу только белые полоски в ней тысячи оттенков белизны…
Что-то жизнь пошла такая плоская – от занудных мыслей до казны.

Замерла в прострации История, время погрузилось в пустоту…
Что ж это за “истина”, которую густо замесили на свету?!
Выхолостив все разнообразие чередой каких-то серых лет?
Что-то тут не так… нет, безобразие – видеть день и ночь все тот же цвет!

Беса нынче нет: одни церковники. Мы теперь, как будто, спасены.
Изгнаны бесчестия виновники! Но тогда – откуда ж уголовники
И иные сукины сыны?!

Уж не мудреца из института ли гнали мы, увидев в нем врага,
Потому что сдуру перепутали с ореолом черные рога!

Вместо ареала вечных путаниц – глядь, одни ряды белесых риз…
Будто загремев без парашюта ниц, мы, взлетая в Рай, попали вниз.

Выглядит вблизи победа – тризною, жизнью без потех и, без утех
Ежели “не те” сегодня изгнаны, может быть, пора б прогнать и “тех”?!

Думаю, в руке сжимая тупо лом: шевелись, извилина, живей!
Вдруг наш Сатана сидит под куполом страшно расплодившихся церквей?

Может, нам придется снова в Ад нести, ежась под ударами бича,
Мишуру обыденной обрядности, выгнав псевдо - черта сгоряча?

Ох уж это яростное рвение! Так ли уж мы встали из канав,
Стали ли умней в одно мгновение, якобы “Нечистого” изгнав?

Выбрали опять царем самбиста вы вместо злого пьяного лгуна..
Вроде бы, и выгнали Нечистого… глядь, – а он на месте, Сатана!

Никого, похоже, не исправила странная молельная возня:
Бесы, изгоняющие дьявола, дьяволом сидят внутри меня.

Хватит, вероятно, быть балбесами, Истину ища внутри вина,
Воевать со сказочными “бесами”, если есть реальный Сатана?

Что ж вы так, мои чудаковатые: Сатана вам бросил эту кость?
Ведь во всем не бесы виноваты, а эта ваша дьявольская злость.

Выкиньте все лишнее и личное из тупых беспамятных голов!
Вас же покупают за наличные демоны без цвета и, без слов.

Рвут вас на куски противоречия, бездной и безумием грозя…
А ведь слышал как-то от Предтечи я: “Так же ведь, товарищи, нельзя”!

То-то распахнул нам Ад объятия, рынок с демократией суля…
Вот откуда это восприятие Истины на уровне нуля.

Будьте же все бдительны и счастливы, что бы вам ни бормотала знать.
Встретите тогда свой звездный час и вы.
Только впредь подумайте, – правы ли вы,
Прежде, чем кого-нибудь изгнать…

Недурно для первобытного-то дикаря? Впрочем, кое-какие термины я перевел на современный язык, а то вдруг бы не так поняли. А тому автору досталось, между прочим, на орехи. Много лишнего себе позволил, первобытный вольнодумец. Так что история атеизма начинается отнюдь не с каких-то древнегреческих материалистов. И в наши межледниковые времена были люди, да еще какие! Жаль, что жили они недолго и плохо. Да и в наши цивилизованные постиндустриальные эпохи вольнодумцев не очень-то привечают, в особенности – не в меру умных. Так и норовят укоротить, где только можно.
Довольно прелюдий и всякого рода резюме. Как, кстати, множественное число слова “резюме”, вы, часом, не знаете? Пора возвращаться на рельсы неторопливого повествования о неравномерном беге эволюции. Были у нее рывки, были. Не всегда она ползла по Земле гадюкой, случалось, что летела гепардом и шустрым соколом. Вот и этот странный период, от которого остался Сфинкс.

РАЗДЕЛ 4. БЫЛИ ЖЕ ВРЕМЕНА

Как довелось нашему племени выпрыгнуть из своей неандертальской колеи, – ума не приложу. Жили, как все, потихоньку людоедствуя, немного поклоняясь тотемам, в меру умнея - в сто лет по микрону, и вдруг себя узнавать перестали! Как-то само собой так получилось, что из обезьяноподобных тварей мы в одночасье превратились в тех высоких и умненьких кроманьонцев, что все понимали, быстро обучались, прекрасно общались друг с другом безо всякого уханья и кряканья, и вообще вели себя так, будто были подобны Богу. Сходство с Господом кое-кого из нас оказалось настолько разительно, что, в конце концов, стало почти что общим местом и вошло в священные тексты, откуда перекочевало и в Библию (сотворил Бог человека по образу и подобию своему). Это, конечно, сильно сказано, но что-то ведь в этом такое было. Не прошло и тысячи лет, а мы уже умели выращивать полезные злаки, содержать скот в специальных загонах, охотиться с помощью собак, метко бить из луков птицу, и даже стали творить идолов – год от года все монументальнее и краше. Вот уже тридцатиметровые истуканы встали на границах наших владений, вот уже и на стометровых замахнулись. А какие им цоколи, пьедесталы складывали! Почитай, только Баальбекская веранда и осталась от наших монументальных творений. А все эти мегалиты да гигантские рисунки в Атакаме – это так, мелочи. Мы еще и не то умели. Одни походы через Берингов перешеек чего-то, да стоят. Организованно, с разведкой местности, с авангардными выселками, массовыми переселениями. Настало время письменности. Мы и перед этим не остановились. Попросту взяли, да и создали ее во многих вариантах: иероглифическую, клинописную, буквенную. И стали создавать империи от Южной Америки до Китая. И не за 2-3 тысячи лет до Новой Эры, а за 25-30. Так накуролесили, что сейчас археологи не устают удивляться и ломать головы над страшными тайнами межледниковых эпох. Пусть подумают, это полезно. Но призываю их не очень-то верить летописям. Есть такая профессия – историю фальсифицировать, и этой специальностью в совершенстве овладели еще предшественники первых фараонов. Никто не желал оставаться вторым: почему-то каждому тирану, деспоту и прочим негодяям из числа правителей очень хотелось, чтобы история начиналась именно с момента его восшествия на престол, а до того царили дикость и анархия. Еще в 10-м тысячелетии до Новой Эры стали проявляться некоторые признаки будущей деградации. Вождь Парамоид Шестисотый приказал уточнить надпись на мавзолее своего великого предшественника, Парамоида Пятьсот Девяносто Девятого.
- Покойнику какая разница, - рассудил Шестисотый, - он уже в раю, а мне еще жить тут да жить! Пусть это будет моя гробница. Перебить надпись!
Так его сатрапы и поступили. Мало того, велел этот негодяй переписать историю так, будто он вовсе не Шестисотый, а вообще Первый, а до него какие-то синантропы тут жили, да неандертальцы – народ дикий, неприветливый, неграмотный, да к тому же еще и каннибалы. Какая там могла быть, извините, цивилизация? Хорошо еще, что Бог послал этим дикарям его, великого просветителя Парамоида Первого, а то так бы на четвереньках и ходили.
Итак, с почином! Начало было положено, а там пошло-поехало в том же направлении. Не успел наш великий Шестисотый, он же Первый, дуба дать, или, как тогда говорили, протянуть ноги к очагу, как его наследник уже сбивал таблички с пирамиды предшественника.
- И так жил, как у бога за пазухой, - рассудил наследник, - зачем ему еще и посмертная слава? Пусть лучше я в истории останусь…
И так далее. В общем, если бы не страшный упадок цивилизации, имевший место примерно 50 столетий тому назад, так бы и переписывали таблички на склепах и мавзолеях, да случай помог: народ, как и его правители, совершенно утратил интерес к истории, посмертной славе, и все силы бросил на выживание. Выжить-то египтяне да шумеры тогда выжили, но уже в таком убогом виде, что их государственность никак не соответствовала тем великим памятникам, которые якобы от нее остались. Но даже сил на поддержание великих истуканов и пирамид уже не оставалось, не то, что менять таблички и перерисовывать портреты. Поэтому кое-что до нас дошло именно в том состоянии, в каком монументальные сооружения великой древности застала разруха.
На этом, впрочем, дело не закончилось. После гибели Римской империи новоиспеченные государи королевств, возникших на ее развалинах, стали кое-как улучшать свои жилищные условия. Строить же толком они не умели, а чтобы скульптуры высекать из мрамора или гранита, об этом не могло быть и речи. И тогда они придумали вот что: отбивали у многочисленных статуй императоров головы, и приставляли к ним другие, имеющие сходство со своими физиономиями. Из камней и плит монументальных сооружений античной эпохи стали они возводить свои дворцы, так что растащили негодяи Рим по кирпичику. Хорошо еще, что до варваров кое-что в Византию перетащили императоры Константин и его преемники, а Византия стояла долго – ее в первый раз отменно разграбили крестоносцы в 1204 году, потом – турки в 1454. Так вот, то, что мародеры из числа западных рыцарей утащили в том самом пресловутом крестовом походе, можно сказать, просто вернулось в Рим (ну, еще в Париж, заодно). Иной раз диву даешься, – какие чудеса тогда происходили. Грабители выступали, сами того не осознавая, в роли хранителей исторических памятников! Статуи, вывезенные из Константинополя и угодившие в Рим, Париж, Тулузу и так далее, могли ведь и не дожить до наших дней, так как турки, как и положено истинным суннитам, на дух не выносили изображений людей и животных, истребляя все это при первой возможности. Впрочем, мы слишком далеко забежали вперед. А что же происходило в период 50 000 - 20 000 лет назад?
То, о чем остались смутные воспоминания на генетическом уровне, то, что послужило основой для всякого рода мифов, легенд и священных Писаний. Кто-то явился на Землю, поучил наших предков уму-разуму, или как-то обработал их мозги, и пошла по белу свету новая раса, кроманьонцев или людей вполне разумных, умнеющих не то, что с каждым столетием, а чуть ли не с каждым часом. Как вы думаете, кто тогда решительно взялся за неандертальцев (а больше тогда никого из похожих на нас с вами и не было)? Сообразили, наконец?
Да, именно они – Пришельцы. Бяка с Букой, если быть точным. Прилетели они тогда с очередной инспекцией, пригляделись, да и сморщились.
- И это – итого почти что четырех с половиной миллиардов лет эволюции? – патетически воскликнул Бука. – Да за такую работу Господь нас попросту прибьет! Надо что-то делать с этим сбродом. Подумать только: такие большие башки, а них – матушка разруха!
- Действительно, тот еще народец, - согласился с братом Бяка, - каннибалы, все как один, дикари, даже разговаривать толком не умеют, – шипят, рычат, да свистят, ухают и крякают… истребить бы их, да неужто еще 5 миллиардов лет ждать придется?
- Не придется, братец, - серьезно отозвался Бука, - я тут кое-что придумал. Нет у нас такого ресурса времени: через 5-6 миллиардов лет это светило вообще угаснет. На ситуацию воздействовать нужно немедленно. Промедление, товарищ, смерти подобно!
- А что тут можно сделать? – недоумевал Бяка. – Горбатого, как говорится, можно исправить разве что хорошей пулей…
- Мы их переделаем, - откликнулся Бука, - мутацию на них напустим! Пусть у них волос станет поменьше, а ума побольше. Сейчас мы их облучать будем!
И включил источник какого-то экзотического облучения. Под его лучи попало тогда тысяч десять душ, а потом батарейки сели.
Пришельцы подумали-подумали, да и пришли к следующему выводу:
- Гори оно все синим пламенем, некогда с ним возиться! Пусть наши мутанты сами разбираются со своими бывшими сородичами, а нам недосуг. Вселенная-то вон как велика, и если нам на каждом объекте по столько времени терять, то мы до скончания веков не управимся, а за это может от Бога нагореть!
И отбыли в неизвестном направлении, но не навсегда. Они ведь, канальи, периодически возвращались в свои экспериментальные лаборатории – посмотреть, что там, да как. Интересно ведь все-таки! А наши далекие предки в мизерном количестве дружно схватились за головы, лопавшиеся от избытка внезапно нахлынувших мыслей, впечатлений и чувств, а затем, чуть-чуть придя в себя, стали организовываться. Так и возникло первое разумное сообщество представителей вида гомо сапиенс, в течение каких-то пятидесяти тысяч лет овладевших голубой планетой. Пришлось им поначалу разбираться с недружелюбными соседями-людоедами (это, не считая всякого рода хищников из отрядов куньих, кошачьих, и прочих). Понесли наши предки первые потери, но и вражескому окружению досталось на орехи. Ну, об этом мы уже рассказывали, слушайте же, что дальше было. Разгромив людоедствующего и опасного противника, мы отбросили его к черту на кулички – на Новую Гвинею, в джунгли Южной Америки, Африки и в остальные места, где жить было весьма сложно. А регионы с благоприятным климатом бросились осваивать сами. Пустынь, кстати, тогда еще не было: встречались сухие степи, и все. Сахара тогда представляла собой саванну с многочисленными оазисами. Даже в Египте шли обильные дожди, а прекратились они как раз 10 000 лет назад - как раз в момент наивысшего расцвета нашей великой кроманьонской цивилизации. Почему – точно не известно, но, подозреваю, как раз из-за нашей бурной деятельности. Построено тогда было масса водохранилищ, прорыто десятки тысяч каналов и арыков, и реки с озерами стали опасно мелеть. Дальше – больше: исчезли леса (вообще-то не сами по себе, а мы им помогли, потому что вырубали почем зря – на строительство, топливо, изготовление бесчисленных хитроумных машин вроде подъемных кранов). И тут, откуда ни возьмись, появились чертовы пустыни. Незакрепленный грунт пришел в движение, и понеслась душа в рай! Ветры развеяли почву, и пески ринулись в атаку на степь. Та, в свою очередь, приказала долго жить.
Но это одна из точек зрения на причину событий. Вполне возможно, что все было и не так. Ну, вырубали мы леса, выпасали скот, а дальше что? Нас-то было – чуть-чуть (все человечество насчитывало, дай Бог, 200 миллионов душ, а, между прочим, североамериканские прерии свободно прокармливали такое же количество бизонов). Разве по силам было немногочисленным поселениям и племенам сотворить подобное? Климат и без человечества прекрасно менялся в любую сторону. Вот вам оледенения, вот голоценовый оптимум (при котором, кстати, вымерли крупные травоядные на Севере, а с ними – и крупные хищники). И роль нашего брата кроманьонца там была, почитай, нулевой. Гигантские кладбища мамонтов на севере Якутии никак не связаны с антропогенезом. Там и люди-то тогда не жили, и теперь их в тех краях не так уж много, хотя нынче к нашим услугам ледоколы, вертолеты, вездеходы… а мамонты все-таки вымерли вместе с шерстистыми носорогами.
Пока они вымирали, мы совершенствовались, почем зря. Началось все с топоров и луков, копий да ловчих ям, а закончилось построением городов, мегалитических сооружений, разработкой оружия массового поражения… и, естественно, столкновением между далеко разошедшимися ответвлениями некогда единого кроманьонского суперэтноса.
Время уничтожило почти что все следы этой трагедии. Коррозия сожрала металлы, реки, ветра, дожди и вешние воды разрушили и разнесли почти все наши вавилонские башни. Повезло лишь Сфинксу, занесенному песком (оттого-то и уцелел), да пирамидам в Гизе, и то лишь потому, что там прекратились дожди, а ветровая эрозия еще не успела справиться с такими гигантами. Всему свое время. Дайте ей еще 5 тысяч лет – и увидите, что делает время с нашими памятниками.
На обломки строений опустился НЛО. Пришельцы, не выбираясь наружу, угрюмо созерцали пейзаж после битвы.
- Вот тебе и мутация, вот тебе и скачок эволюционного развития, - с горечью вымолвил Бука, - уж лучше бы было пождать еще миллионов пять-шесть лет, когда проклятые сами доросли бы до уровня нынешнего кроманьонского племени…
- А закончилось бы все равно тем же, - возразил Бяка, - один черт, передрались бы!
- Ты безнадежный пессимист, братец, - буркнул Бука, - и, к тому же, мы не можем знать всей глубины божественного замысла. Как знать, а вдруг потомки этих самых волосатых каннибалов превратились бы в чистых херувимов? А мы вылезли с этой дурацкой идеей ускорения процесса… как бы теперь расхлебывать все это не пришлось. Шкурой чувствую, – нагорит нам от Бога!
И в этот момент рядом с НЛО “Пегас” сверкнула молния, и с ближайшего облака неторопливо сошел Бог.
- Экспериментируем, значит? – спокойно, без признаков сдерживаемого гнева спросил он. – Ускорением решили заняться? Хорошее дело, доброе. Но вот вопрос: а меня вы не догадались спросить?
- Так ведь у тебя, Боже, дел по горло, - начал неумело выкручиваться Бука, - зачем тебе, всемогущему, во всякие мелочи вникать… у Бога же задачи грандиозные, космического масштаба! Какое тебе дела до скорости протекания эволюционных процессов на какой-то отдельно взятой невзрачной планете одной из самых неказистых звездных систем?
- Ты бы язык-то придержал, - оборвал Пришельца Бог, - планета как планета, даже вполне симпатичная. Нигде больше не встретишь такого удачного сочетания воды и суши, жары и холода, болот и пустынь. Все тут имеется! Курортные места, можно сказать. Ей бы развиваться да развиваться своим чередом, а что мы имеем в действительности? А вот что: кое-кому неймется получить все сразу и немедленно. А не вышло что-то – сейчас же катаклизм устраивать! То им, видите ли, земноводные не пришлись по вкусу, то рептилии, а сегодня дошло уже до двуногих приматов! Вы что, в самом деле? Стыдно, молодые люди!
Пришельцы потупились. Который уже раз Бог высказывался по поводу их работы, и все в минорных тонах! Все старания насмарку, получается. Хоть в атеисты (или деисты) уходи. Так ведь Бог не попустит, между прочим…
- Конечно, не допущу, - подтвердил Господь. – Мне только не хватало безбожников-серафимов в моем штате! Лучше я вас высеку. Снимайте штаны!
Так, задолго по появления на сцене профессиональных экзекуторов (профосов) Бяка и Бука получили по заслугам и еще по одному месту. Каждому, как говорится, свое. А затем им было велено убраться подальше и тысяч эдак 10 лет на Земле не появляться. И рванули они куда-то к Волопасу, оттуда в галактику Туманность Андромеды, и так далее. Вселенная ведь велика, звездных миров в ней бесконечное множество, все-все развиваются и всюду надо поспеть.
А на Земле самумы и сирокко заносили почти что неповрежденного Сфинкса и некоторые гробницы многометровым слоем песка. Они уходили под землю, казалось бы, только для того, чтобы когда-то заявить изумленным археологам:
- А ведь были же времена! Не воображайте, будто живете в эпоху прогресса. Вы, господа, невежественные дикари. Были цивилизации в сто раз развитее вашей, и вот чем все закончилось! Где вы, атланты и кариатиды прошлого? Ау!
И с этого момента развитие пошло в том направлении, какое мы уже видим воочию. Как мне представляется, в столь же неверном, как и ранее.


РАЗДЕЛ 4. КАК И РАНЕЕ

Вы не можете знать, что же было десять-двадцать тысяч лет назад, а свидетели тех эпох встречаются крайне редко, и то все больше какие-то сомнительные. Взять тех же Пришельцев… ведь в них верят разве что уфологии. Ну, еще фанатичные верующие при виде НЛО неистово крестятся, будучи уверенными, что лицезрели Диавола. Впрочем, некоторые – совсем уж отвязанные – творят крестное знамение в связи с чудесным Видением, в котором им примерещился светлый лик какого-нибудь святого, а то и поднимай выше. Иные же свидетельства, описанные теми же неистовыми уфологами, наподобие следов дождевой эрозии на спине и боках нашего Сфинкса, пирамид на Марсе и прочие, очень уж ненадежны. Например, снимки поверхности Красной Планеты в исполнении шарлатанов из НАСА не вызывают особого доверия даже у весьма наивных поклонников американского образа жизни. Многие чудеса природы из области загадок далекого прошлого представляются искусной подделкой. Да что там “далекого”, начиная с первых столетий нашей эры фальсификации идут стеной. Одних только “подлинных” крестов, на котором якобы распяли Спасителя, насчитали уже 234675 штук общим весом около 3451 тонн. Взять ту же самую пресловутую Туринскую плащаницу… одних биографий Христа в изложении “очевидцев” насчитали около 60 000.
Это было две тысячи лет назад, да и сейчас легче не стало. Люди врать отнюдь не разучились, уверяю вас. Напротив, в этой области продвинулись так далеко вперед, что, при условии аналогичной скорости развития науки и техники, давно бы уже летали в отпуск куда-нибудь на соседние галактики, а в ядрах планет устраивали бы фитнесс- центры. Но, увы, пока что отстаем. Брехать, как говорится, не пахать…
Как и ранее, человечество уверенно ринулось в очередной тупик. Повторить подвиги нашей атлантической (не в смысле Натовской, а от слова “Атлантида”) цивилизации последовательно пытались шумеры, ассирийцы, греки, римляне, даже, говорят, какие-то индейцы, жившие в Южной Америке до цивилизаций муисков, майя, ацтеков и инков, но так и не сумели достичь необходимого уровня знаний и технического развития. Мало того: каждая последующая цивилизация все сделала для того, чтобы уничтожить свидетельства превосходства предшественников, и, на всякий случай, вообще всякую память о них. Преуспели в том немало, так что по милости вредителей далекого прошлого мы потеряли это самое прошлое. Так что тот самый обломок кремня, валявшийся на берегу Катархейского океана, безнадежно растворился в море лжи и профанаций современности. И только малая толика молекул ухитрилась остаться единой песчинкой в печени автора этих строк, никому не известного перегрина, живого свидетеля заката Римской империи и последующих событий. И ему кое-что известно о печальных судьбах всех его носителей, предтечей Парамона. Было их не так уж много, жили они подолгу, ничем особенным не выделялись (эдакая золотая посредственность), отчего их и миновали бури прошедших тысячелетий. Другими словами, как личности они были столь ничтожны, что никому и в голову не пришло этих бедолаг придавить по случаю. Зато тот предмет, что кочевал от предка к потомку – крохотная частица памяти на “кристаллической основе”, всех пережил и все запомнил, время от времени напоминая очередному своему носителю о том, что он не первый человек на Земле, и даже не последний. Как осуществлялась эта передача песчинки-памяти по наследству – ума не приложу, да и не его (ума) это дело. Спасибо ему и за то, что иногда что-то вспоминает – в частности, события, имевшие место в период великих оледенений и межледниковые эпохи. Кстати, один из великих историков ХХ века, Л.Н. Гумилев, тонко заметил, что жизнь вблизи ледников не так уж и плоха, а в качестве примера привел Швейцарию, наш Кавказ, Памир. Действительно, почему-то многие богачи предпочитают отдых на фоне заснеженных вершин дурацкому времяпровождению на пляжах теплых морей, и правильно делают, между прочим. Подтверждаю: действительно, высокогорные курорты не чета дурацким Малибу и Гавайям. Там и дышится не в пример способнее, и вообще виды потрясающие. Если не верите – поезжайте в горы, причем не обязательно в Альпы. Чем плох, к примеру, вулкан Демавенд (у его подножия стоит столица Ирана Тегеран). Да и Мехико, как мне помнится, также расположен отнюдь не “среди долины ровныя”. Из города прекрасно виден вулкан Попокатепетль, а, по слухам, еще и Орисаба. С классическими снежниками и ледниками, как и положено пятитысячникам. И живут там люди с незапамятных времен и, между прочим, лучше нас живут. А в период оледенения Европы таких ледников, каких сейчас там осталось с гулькин нос, было столько, сколько у дурака махорки. Куда не пойди – торчит, родимый, величественный такой, голубовато-белый, чуть-чуть припорошенный сверху снегом. А у его подножия – прерии, или леса, комфортные, солнечные, сухие… почти что коммунизм! Именно поэтому народ там был не чета нынешнему – здоровый, верткий, жизнерадостный и изобретательный. Еды у него было вдоволь, климат – курортный, ума – палата. И стал он развиваться столь стремительно, что еще и оледенение не успело толком закончиться, а уже возникли первые цивилизованные общества, города-государства, которые мы по чистому недоразумению теперь презрительно именуем “городищами”. А что там творилось за высокими тынами – великая тайна. Могу ею поделиться лишь за очень и очень большие деньги, а бесплатно – ни-ни. Нашли дурака! Но кое-что сообщить об этих порядках все-таки считаю возможным.
После открытия металлов, а затем и сплавов, наши веселые кроманьонцы получили не только гарантированную пищу, но и массу свободного времени. В отличие от своих тупых потомков, они его потратили не на тусовки с “Клинским” пивом, не на наркоту и рок-музыку, не на изобретение так называемой Декларации Прав для всякого рода дебилов и садистов, а почему-то на создание новых видов оружия, техники, жилища, укреплений вокруг своих населенных пунктов. Луки совершенствовались и совершенствовались, пока не был изобретен арбалет, а затем и кое-что посущественнее. Можете это “что-то” назвать порохом, хотя с таким же успехом это мог быть динамит, или даже гексаген. Тут уже не то, что саблезубые тигры, даже скалы не устояли. Стали их ломать и валить по своему выбору и усмотрению. Изобрели так называемый направленный взрыв, который позволял выламывать глыбы и монолиты необходимых размеров из скал, не дробя породу. Так появились первые истуканы и мегалиты. Затем, задолго до Архимеда, был изобретен архимедов винт, позволяющий поднимать домкратом многотонные предметы на высоту в несколько метров. Дошла очередь и до известняка, который стал поставщиком негашеной извести, а вскоре – цемента и, соответственно, бетона. Вот тут и весь секрет строительства пирамид. Имея возможность добывать из мергелей и известняка цемент, нетрудно мешки с этим ценным строительным материалом затащить куда угодно, замесить и залить нужные формы. Вот вам и монолиты по полторы тысячи тонн, вот и блоки для пирамидальных утех.
Затем началось соревнование между великими изобретателями – кто быстрее и лучше других придумает самое совершенное оружие. Начали с баллист и катапульт, закончили чем-то непотребным, вроде аннигилятора. Испробовали эту штуку на горных массивах – хребты как корова языком слизнула; перешли на ледники – ледниковый период закончился невиданным потеплением. И тут кому-то пришло в голову расколоться на ряд народностей, этносов. Каждому, видите ли, суверенитета захотелось. Раскололись (помните легенду и Вавилонской башне?). И, поскольку каждое такое, с позволения сказать “незалежное” образование успело обзавестись собственными аннигиляторами, то началась холодная война между вчерашними братьями. Каждое государство стремилось обзавестись более грозным оружием, чтобы соседи боялись.
Это было вначале не так уж и плохо: все-таки пока до смертоубийства дело не доходило, а взаимный страх заставлял лучшие умы работать во все возрастающем темпе. Возникли бомбоубежища, вначале путем оборудования заброшенных штолен, штокверков и штреков, а затем уже и в качестве самостоятельных сооружений. Возникли военный флот, артиллерия, затем и ВВС. Начавшись с дирижаблей и воздушных шаров, летательные аппараты затем стали использовать принцип реактивного движения, осваивая новые и новые высоты. Вскоре возникли аэродромы, навигационные маяки (заметьте, что ни радиоволн, ни иных современных способов беспроводного сообщения тогда не изобрели, да и телеграфа, между нами, так и не удалось создать). В пустыне Атакама возникли рисунки, видимые только с высоты 5-10 км, которые сообщали пилотам, что “летите верным курсом, товарищи”! Только чуть левее надо взять, и Мачу-Пикчу развернется перед вашими иллюминаторами. Собственно говоря, вначале уверенно лидировали государства нынешнего Латиноамериканского континента, но именно им выпала честь впервые опробовать на своих шкурах прелести ядерных бомбардировок. Уцелевшие жители уничтоженных городов бежали в джунгли и в горы, спасаясь от невидимых лучей смерти унося с собой память о рукотворном конце света в виде тех самых мифов о Кецалькоатле и прочей летающей нечисти. Кое-кому довелось переправиться через океан, где наблюдалось заметное отставание темпов создания ракетно-термоядерного оружия. Пришлось засучить рукава и быстро-быстро обучить египетских жрецов и прочих научно-технических работников искусству добывать уран и торий, обогащать металлы, разделять изотопы, строить бериллиевые отражатели и прочим тонкостям, которые нынче каждый ядерный физик знает.
Как и чуть-чуть ранее, наступило время образумить неразумных и агрессивных соседей с помощью миниатюрного термоядерного заряда. Уцелевшие живо заинтересовались – мол, а чем это нас так? После чего началась настоящая охота за физиками-теоретиками и инженерами-проектировщиками, металлургами и специалистами по фракционированию короткоживущих изотопов. Разведка тогда работал великолепно, а контрразведка – кое-как. В итоге все более или менее развитые страны и города-государства обзавелись этими дорогостоящими и опасными игрушками. Наступил тот самые звездный час человечества, когда каждому народу захотелось высказать в лицо своим малосимпатичным соседям все, что те заслужили. Появилось нестерпимое желание отомстить всем сразу и за все унижения. Искали лишь повода, и, наконец, нашли: религиозные разногласия. Одним почему-то больше нравилось многобожие, другим – пантеизм, третьим – дуализм, четвертым – монотеизм, пятым – вообще атеизм… когда надоели дискуссии о вере, решили прояснить этот вопрос с помощью последнего довода правителей всех времен и народов.
Ну и грохот же тогда стоял над всеми континентами! Даже Антарктиде перепало, хоть она была совсем не при чем. Но на всякий случай решили несколько раз долбануть и по ней, чтобы уж никого не пропустить… а, может быть, нашим предшественникам просто было присуще чувство справедливости: как же, мол, так, - всем, мол, досталось на орехи, а Шестому континенту – ничего?
Было это ровно десять тысяч лет назад.
Как и ранее, на границе Мезозоя с Кайнозоем, над планетой бушевали пыльные вихри, сменяемые ураганами, торнадо и тайфунами, поднимавшими в воздух целые моря, а затем обрушивающими их на мирно спящие прерии и джунгли. Все, что можно было смыть в море, туда и смывалось; со зданий слетали крыши, рушились стены, и бушующие потоки вышедших из берегов рек и озер потоки довершали разрушение следов великой цивилизации.
Зато молчали вулканы, и никак не проявили себя горообразовательные процессы. Тем из нас, кто по каким-то причинам ушел в горы, повезло: Потоп с ураганами пронеслись мимо, бушуя где-то внизу, а над высокогорьем было безоблачное небо. В прямом и переносном смысле.
Собственно горцев тогда было ничтожно мало, зато туристов и альпинистов – сколько угодно. Вот им-то, бедолагам, и пришлось все начинать с нуля. Они вернулись даже не к развалинам, – поди, их найди теперь под мощным слоем песка и ила! Увы, восстановилось статус-кво времен неолита. Прошу пожаловать назад в пещеры!
Уцелело тогда, прямо скажем, немного народу. Не Ной с сыновьями, разумеется, но уж никак не больше миллиона. И, к несчастью, среди любителей восхождений оказалось не так уж много специалистов по уникальной технике и технологиям производства оружия, строительства жилищ и механизмов. Здравствуй, новый каменный век!
Впрочем, секрет производства меди помнили очень многие. Дело стало лишь за поисками медного колчедана и касситерита. Нашли довольно быстро, но тут обнаружилось, что не уцелел ни один металлург. Опять пришлось двигаться на ощупь к восстановлению утерянных секретов производства стали, чугуна, бронз, и прочего набора сплавов.
Тут и начинается тот период, который хоть как-то известен нам из учебников. Появились мини-государства, вожди, и, в конце концов, жрецы и фараоны. И где-то на исходе правления Августа возник и автор этих строк. Откуда я родом – неизвестно, потому что меня продали в рабство еще в малом возрасте – года в три. Скорее всего, из каких-нибудь галлов, а то и даков; но, судя по внешнему виду и глубокому знанию современного русского языка, мои предки принадлежали к восточным славянам.
Из рабства удалось освободиться мне лет в восемнадцать, когда мой хозяин с характерным именем Понтий Пилат решил сэкономить на охране, организовав ее из числа вольноотпущенников. Так я стал перегрином. Охранник из автора этих строк получился никакой, и хозяин решительно выпроводил меня из своего жома. Так ваш покорный слуга стал лицом без определенного места жительства, с невыясненной национальной принадлежностью и полной кашей в голове – в смысле веры, идеологии и вообще мироощущения. Зато в какой-то части черепа, или в печени, у меня застряла волшебная песчинка памяти, кусочек кварца размерами миллиметр на миллиметр, с меткой Пришельцев. Она еще сослужит свою службу, но об этом позже. Сейчас же мне не до высоких материй: я слишком занят проблемой выживания в трудных условиях Вечного города. Все там было доступно – еда, жилье и развлечение, но за все приходилось платить. Если не деньгами, так услугами. И подался автор этих строк в клиенты уважаемому сенатору Сенеке, умному, как собака, достаточно просвещенному и гуманному господину. Я должен был сопровождать патрона с толпой таких же босяков, оберегать его от нежелательных встреч в темных переулках, агитировать за него при выборах на высокие должности, а за это имел гарантированное питание, выпивку и место в амфитеатре.
Если бы не повсеместная развращенность правящих кругов и периодически случающиеся всплески жестокости и насилия, не говоря уже о войнах, в том числе и гражданских, жить в Риме было бы легко и приятно. Пища была вкусной и, как теперь говорят, экологически чистой. Подводило вино, которое зачем-то хранили в свинцовой посуде, да и вода, между нами, в город подавалась по свинцовым трубам: других тогда делать так и не научились. Впрочем, если не увлекаться пьянством и почаще бывать за городом, отравления можно было избежать. Один раз мне удалось завербоваться во вспомогательные войска, но в той самой бесславной компании, которую дурак Тиберий провел против германцев, мы потерпели сокрушительное поражение, и вернулись в Рим несолоно хлебавши. Звания римского гражданина я так и не удостоился, а чуть позже был вообще демобилизован в связи с роспуском отдельных вспомогательных частей. (Вероятнее всего, из-за их ненадежности: варвары, понимаешь!). И куда было податься бедному перегрину? Пришлось искать нового клиента. Сенеку к тому времени уже отправил на тот свет его любимый воспитанник император Нерон. Впрочем, и самому деспоту не поздоровилось: огонь гражданской войны сожрал его, как и Виндекса, Вителлия, Отона и бедолагу Гальбу. Правил скупой шутник Веспасиан Флавий. При эдаком скряге жизни не было вообще. Римляне стали прижимистыми, как чатлане, подозрительными, как иудеи, и вообще подозрительно похожими на рыночников-демократов конца Двадцатого столетия. Знаете, какой у них был лозунг? – “Каждый человек стоит ровно столько, сколько у него денег”. А мы еще евреев клянем за меркантильность!
Вот с этим-то нехорошим народом провел я не одну сотню лет, наблюдая за его расцветом и постепенным угасанием. Зрелище, должен вам доложить, не для слабонервных! А тогда, во времена правления великого экономиста Веспасиана Рим казался воистину Вечным городом. Он разрастался, богател, одним словом – обустраивался, как мог. Я слонялся по узким улочкам и искал, искал, кому предложить свои услуги в качестве клиента. Одно время в голову даже полезли совсем уж сумасшедшие мысли, – а не продаться ли в гладиаторы? Деньги-то платили хорошие, тысяч пятьдесят сестерциев, как помнится. Но тут возникли смутные сомнения: а успею ли ими воспользоваться? Прибьют ведь в первой же схватке, и, между прочим, правильно сделают. Там ведь народ подобрался все больше здоровый, грубый, невоспитанный, из профессиональных воинов. Смиренный перегрин вроде меня мог послужить на арене разве что пушечным мясом, мальчиком для недолгого битья. А мне почему-то хотелось жить, и, мало того, искать смысл этой трижды никому не нужной жизни. Юпитер, вразуми! Но небеса хранили зловещее молчание, и даже гром не прогремел в ответ на мои страстные призывы.
- А не пройтись ли до Виндабонны? – подумалось мне тогда. – Говорят, там идет набор во вспомогательные войска. Закиснешь тут без пищи-то!
(Скупердяй император опять снизил нормы выдачи зерна неимущим; мало того, он вообще сократил количество пайков до ста тысяч, хотя при батюшке Августе бесплатно питалось почти триста тысяч жителей Рима).
И я решительно хлопнул дверью, отправившись на север.
Виндабонн, или современная Вена, был в то время пограничным городом с большим гарнизоном. Жизнь там протекала совсем не так, как в Риме – в постоянных треволнениях, ожиданиях налетов и нашествий даков и транзитных германских племен. А тут, говорят, еще какие-то славяне объявились – не то руссы, не то пруссы! Два легиона виндабоннского гарнизона со вспомогательными подразделениями из числа местных перегринов не вылезали из боев. Естественно, все время требовались подкрепления, так что на место какого-нибудь пращника или лучника можно было твердо рассчитывать. Эти проходимцы в римской армии долго не заживались: в битвах их пускали вперед, и мало кто успевал добежать до укрытия во время яростных атак варваров, особенно конных. Однако о неприятном думать не хотелось.
- Авось пронесет, - рассуждал я, - все-таки римские орлы пока что непобедимы! Глядишь, и нашему брату пращнику как-нибудь повезет… решено!
И побрел на север. Была середина апреля, иды, как тогда говорили. Италия цвела всеми возможными видами цветов и соцветий. Красивая это была страна, мир вулканов, роскошных изумрудных лугов и зеленых холмов, гор и буковых лесов. К тому времени буков существенно поубавилось, поскольку всем крестьянам почему-то захотелось выращивать виноград и выпасать своих чертовых коз, так что леса стали помехой на пути сельскохозяйственного античного прогресса. Впрочем, на склонах Апеннин леса оставались практически не тронутыми. Было, где укрыться, или, в случае нужды, удавиться. Не перевелись еще волки и медведи, так что зевать не приходилось. Спасибо, хоть тигров тут не было.
Идти приходилось с оглядкой: по дорогам бродили шайки разбойников, да и от местных работорговцев ничего хорошего ждать не приходилось. Поймают, заклеймят, и, поди доказывай, что тебе еще Понтий Пилат подарил вольную! Так что, завидев большую группу (больше одного прохожего), или всадника, я поспешно нырял в терновые кусты. Их-то по всей Италии росло больше, чем нужно. Они надежно укрывали преследуемого путника, хотя и царапались безбожно. Словом, путь мой был неровен и тернист. Но предосторожности все-таки помогли: в мае я прошел Цизальпинскую Галлию и стал взбираться на альпийские перевалы. Вожделенная Виндабонна была близка.
По дороге я неустанно тренировался в метании камней из пращи, смутно подозревая, что без умения метко попадать в нечестивые головы варваров меня вряд ли возьмут даже во вспомогательные части. Праща помогала и прокормиться: кроликов в дороге встречалось великое множество, а иногда везло свалить какую-нибудь косулю. Знай наших!
Вот и городские стены. Ворота, как всегда, заперты, но это меня не смутило: правильно, нечего держать двери открытыми! Мало ли какие лихие люди бродят по окрестностям…
Я подошел к воротам.
- Кто таков? – сурово спросил стражник-легионер. –
- Перегрин, - отозвался я, - иду вербоваться в пращники, господин хороший!
- Вовремя, товарищ, - с горечью заметил страж, - неделю назад половину вашего перегринского легиона покрошили чертовы даки! Что за народ? Сидели бы спокойно за своим Дунаем, грызли бы свои коренья, или что там они едят… так ведь нет, собирают ополчения, и вперед, на штурм наших пограничных укреплений! Добро бы были они какими-нибудь карликами, а то ведь как раз наоборот: народ здоровенный, немытый, небритый, в кулаках по два пуда, мечи – как кузнечные молоты, ей-богу! Да ты не дрожи, они так же смертны, как и все варвары! Мы им устроили хорошую баню… тысяч тридцать даков полегло, не меньше. Жаль только галльскую конницу, да ничего, новых наберем!
- Так ты пропустишь меня? – прервал я словоохотливого легионера.
- Проходи, проходи, товарищ, - загремел засовами стражник, - иди по центральной улице, в конце будет ратуша. Там вербовочный пункт. Передай привет Гаю Сципиону, скажи, что от Гнея Мария.
Поблагодарив воина за исчерпывающую информацию, я отправился искать счастья в городской ратуше.
Виндабонна была типичным римским городом – с прямыми улицами, огромной баней (“термами”), амфитеатром и прочими атрибутами античности. Правда, паразитов из числа люмпен-пролетариев на улицах вообще не встречалось: подозреваю, что тунеядцев тут не жаловали. И правильно делали, между прочим! Все-таки пограничная крепость, варвары – через реку. У ратуши толпилась кучка оборванных галлов.
- Кто последний? – вежливо поинтересовался я. Галлы мрачно уставились на меня.
- Не терпится отправиться к вашему Эребу? – на скверной латыни проворчал здоровенный лохматый верзила. – Ну-ну! За мной будешь, товарищ. Звать-то как?
- Парамон, - отозвался я. – А вас?
- Меня Криксом зовут, - проворчал галл, - а это, соответственно, Брезовир, Виндекс, Арторикс и Муций. Выпить есть что-нибудь?
Пришлось поделиться остатками “Велирнетского”. Для себя я отметил, что галлы стали все чаще брать римские имена. Приобщаются, стало быть, к великой культуре завоевателей! Так, глядишь, и в римские граждане выбьются!
Дверь ратуши распахнулась, выпуская на улицу десяток оборванных галлов.
- Заходите! – крикнул кто-то изнутри зычным голосом. Мы не заставили себя долго упрашивать. В просторном атриуме стоял огромный дубовый стол, заваленный горой табличек, покрытых воском. За ним важно восседал седой одноглазый центурион-вербовщик.
- Ну что, господа перегрины, - весело пробасил он, - кто что умеет? Лучники, пращники есть?
Оказалось, что кроме меня, пращой владеют Брезовир и Арторикс. Муций оказался лучником, а Крикс с Виндексом просились в кавалерию.
- Лишних лошадей в наличии не имеется, - отрезал вербовщик, - могу предложить лишь вакансии гоплитов в шестой когорте Первого вспомогательного легиона.
- А если добудем коней, - не унимался Крикс, - тогда переведешь нас в кавалерию?
- Приезжай верхом, и можешь считать себя кавалеристом, - не задумываясь, парировал седой центурион. – А пока что я выдам вам удостоверения, значки, и отправляйтесь в Оружейный квартал. Там вас экипируют.
Мы выкатились на улицу. До темноты надо было получить место в военном лагере, оружие и ужин.
- Уже третий раз вербуюсь, - пожаловался Крикс, - что-то у римлян с конницей не так! Пехота у них отличная, а вот кавалерию даки бьют, почем зря. Три раза мне повезло, вырывался из окружения… посмотрим, повезет ли в четвертый! Или и впрямь перейти в пехоту? Что-то не хочется заниматься конокрадством…
- А я, признаться, еще ни разу не воевал, - сознался рыжий Муций, - хотя из лука могу рябчика свалить на лету. Посмотрим, нужны ли Риму такие орлы, как ваш покорный слуга! А что у них, интересно, на ужин? Опять свинина с чечевицей?
В военном лагере римлян царил траур. Оказывается, только что в Виндабонну прискакал гонец с трагической вестью о кончине императора Веспасиана. Этот великий, хотя и скупой, жизнелюб, умер стоя. Его последними словами была бессмертная фраза:
- Увы, кажется, я становлюсь богом…
- Как-то при Тите заживем? – рассуждали воины. – Уж больно он в молодости пил! Как бы не повторились времена Нерона, черт бы побрал этого извращенца!
Над великой империей сгустились тучи неизвестности. Действительно, что день грядущий нам готовит?
А готовил он ужасное: эпидемию чумы и извержение Везувия.

РАЗДЕЛ 5. ПОСЛЕДНИЙ ДЕНЬ ГЕРКУЛАНУМА

Интересно, почему все помнят гибель Помпеи, а про города Геркуланум и Стабии как-то забылось? Несправедливо это, товарищи! Тем более что принципиальной разницы между этими курортными древнеримскими центрами не было. Красивые это были места – зеленые склоны потухшего вулкана, спускающиеся на равнину и к теплому морю. Кругом рос виноград, оливковые деревья, и вообще виды были потрясающие. Везувий уже больше тысячи лет помалкивал, потихоньку разрушаясь под воздействием ручьев, дождей и ветра, и все справедливо считали, что эта красивая коническая гора никакой опасности не представляет. Так оно и было до поры до времени. Но недра, как, оказалось, упорно накапливали тепло, которое, в конце концов, расплавило в глубинах Земли горные породы, образовав магматический очаг. Там шипели и булькали раскаленные газы и перегретый пар, а магма все нагревалась да нагревалась. Местность начинала потихоньку подрагивать, и ночами нет-нет, да и слышался негромкий подземный гул.
- Эреб гневается, - рассуждали местные крестьяне – пастухи и виноградари, - не иначе, сердится на нравы наших курортников!
И, действительно, нравы в трех ныне похороненных под вулканическим пеплом римских городах царили те еще. Примерно такие же, как и в Россиянии в начале Третьего Тысячелетия. Сюда летом, осенью и весной прибывали целые толпы сенаторов, всадников и зажиточных римлян с целью весело провести время, как говорится, вдали от шума городского (имеется в виду, – от столичного хаоса). Как они проводили свой досуг – отнюдь не секрет. Кое-какие имена и события стали притчей во языцех. Например, Лукулловы пиры, Вальпургиевы ночи…
А имена Мессалины, Нерона и Калигулы вам что-нибудь говорят? В общем, богатые и знатные граждане там день и ночь кофе… виноват, вино, пили, чашки били, по-турецки говорили. Или – не по-турецки? Да, скорее всего, по-латыни, но это сути дела не меняет. Очень плохо себя вели граждане великой империи, вот в чем дело. Вот, видать, господь на них и разгневался. Действительно: мало того, что язычники, так еще и развратники! Где это видано, где это слыхано?!
А у Господа нашего, как известно, уже имелся богатый опыт воздаяния грешникам по заслугам. Методика была разработана в незапамятные времена, и успешно апробирована на впавших в неслыханный разврат иудейских городах Содоме и Гоморре.
- Что они себе позволят, в самом деле? – в конце концов, искренне возмутился Всевышний, – да за это же бьют канделябром, черт побери! Чем бы их, а?
Бог осмотрелся.
- Ага, - сообразил он, на склоне потухшего вулкана разместились, голубчики! Пусть же старина Везувий еще разок сослужит мне службу! Айн, цвай, драй!
И свершилось возмездие. Так свершилось, что беда, да и только! Римские богатые бездельники так и не успели понять, в чем же, собственно, дело. Отдохнули, что называется! На города Помпеи, Геркуланум и Стабии посыпались горы горячего пепла, пемзы, кусок андезита; все это изобилие сопровождалось страшным грохотом, выбросом в атмосферу серного ангидрита, перегретых паров воды и каких-то газов, предположительно – СО2. Великий римский историк и естествоиспытатель Плиний Старший, задержавшийся, чтобы посмотреть, а что же будет дальше, дальнейшего так и не увидел, задохнувшись в дыму выброшенных Везувием туч пепла и газов. Бездельники кинулись врассыпную кто куда с воплем “спасайся, кто может”. Большая часть населения Геркуланума успела выскочить из города, а Помпее повезло меньше. (Видно, там грешили усерднее). Охваченные паникой римляне метались в удушающем дыму. Кто был посообразительнее, сразу же метнулся к морю; более глупые ринулись скрываться в горы, но там их уже поджидали очередной взрыв и лавовые потоки. Стихия разбушевалась не на шутку, и ничего удивительного в этом не было.
Дело в том, что Италия – вообще-то страна вулканов. Между прочим, само слово “вулкан” произошло от названия итальянского острова Волькано, представляющего именно выпершее на поверхность со дна морского жерло современного изверга. Да и Липарские острова там - это тоже вулканические аппараты, наподобие Гавайских, только с другим составом магмы. А об Этне что-нибудь слышали? Она до сих пор дышит неровно, так и норовя огреть по загривку кого-нибудь из знаменитой “Коза Ностры”, да и не только их. Видите, на каком горячем, можно сказать, раскаленном полуострове имели глупость поселиться незадачливые римляне с италийцами? Местность, конечно же, изумительно красивая, почвы там плодородные до невозможности, климат идеальный, но вот беда: вулканизм, проклятый, и связанные с ним землетрясения. О Мессинской катастрофе что-нибудь слышали? То-то и оно. Правда, хваленым итальянским вулканам куда как далеко до их суровых индонезийских собратьев Тамборы и Кракатау. Вот эти ребята рванули, так рванули! Пол-Земли засыпали своим пеплом, а взрывная волна при эксплозивном извержении Кракатау, как известно, три раза обошла земной шар, и грохот взрыва был отчетливо слышен за 6000 километров.
Но бедному Геркулануму с собратьями по несчастью хватило и жалкого Везувия, который, по мировым меркам, и на солидный вулкан не тянет. Так, мелкий паразитический конус, и не более того… но пострадавшим римлянам от этого было не легче. Человека вообще убить легко. Очень он, мерзавец, хрупок и уязвим. Не верите – выйдите на улицу и пальните в какого-нибудь прохожего, пусть даже с виду богатыря, из какого-нибудь жалкого “Макарова”, и убедитесь, до чего же слаб порою бывает это якобы уподобившийся Богу субъект. Впрочем, я бы категорически не советовал вам этого делать: во-первых, это смертный грех, во-вторых, вас за это, попросту, посадят в кутузку, а, в третьих, у погибшего наверняка имеются друзья и родственники, и уж они-то найдут способ сделать из вашей шкуры отличное чучело.
Так вот, даже такого ничтожного катаклизма, как вялое извержение худосочного вулканчика Везувий, с избытком хватило на три курортных античных города и кучу вилл. О виноградниках, пастбищах и рощах вообще умолчу.
Самое обидное при этом заключается в том, что император Тит оказался славным малым, можно сказать, альтруистом, день и ночь думающем о том, как бы улучшить жизнь своих подданных. Он метался по империи, борясь с жестокостью и несправедливостью всякого рода квесторов и проконсулов, вмешиваясь в работу судов, отменяя жестокие приговоры, устраивая бесплатные раздачи хлеба и масла… но отмеряно бедолаге было, всего-навсего, два года правления. Да и за этот огрызок времени погибли три города, и случилась эпидемия чумы. Бедный Тит! Хуже всего то, что после его кончины власть перехватил братец нашего героя, отъявленный негодяй и бездельник Домициан. Ничего не зная и не умея, сей вертопрах с какой-то яростью бросился пропивать накопленные его рачительным отцом Веспасианом стратегические запасы золота и серебра, и немало в том преуспел. Кроме того, мерзавец перебил целую кучу народа, ввязался в очередную войну с даками, потерпев ряд поражений… идиот! В этих сражениях довелось участвовать и нашей Виндобоннской шестерке. Уцелел один лишь я, и то только потому, что бегал быстро и хорошо ориентировался на местности.
Туповатый император залез в долги и не нашел ничего лучшего, как сократить армию. Так уцелевших ветеранов из числа перегринов выставили на улицу, и я побрел в Италию, мечтая хорошенько отдохнуть где-нибудь в районе Неаполя. Но уже в дороге мне довелось услышать печальную историю о последнем дне Геркуланума, куда я, собственно, и направлялся.
Откуда мне было знать тогда, что над бушующим вулканом целый день висел НЛО “Пегас”. Пришельцы Бяка и Бука задумчиво лицезрели бушующие потоки пепла и вулканических шлаков.
- Здорово мы их, а? – спросил младший брат, Бяка.
- Недурно, братец, - отозвался Бука, - да только не “мы”, а Господь. Не сами же мы с тобой взялись оживлять этот дурацкий Везувий! Кстати, а где наш подопечный? Не угодил ли он под раздачу?
- Да нет, как будто бы, - припомнил Бяка, - он сейчас где-то у Дуная должен быть… или уже выставлен…
Последнее утверждение оказалось предельно верным. Именно в этот момент я плелся в сторону Неаполя. Посмотрев на пожарище, побрел в Рим. И снова пришлось искать патрона, угол с охапкой соломы вместо постели… все, как всегда! И, только удалось пристроиться к одному неглупому сенатору Валенту, как бедолага угодил в проскрипционные списки и пал жертвой алчности и жестокости Домициана. В страхе я бежал из Рима, догадавшись, наконец, что могут и до меня добраться: раз уж таких важных патрициев не щадят, то что этой кровожадной клике жизнь какого-то плебея, да к тому же перегрина!
В Брундизии было чуть-чуть потише. Мне удалось наняться охранником на винный склад в порту, и потянулись ничем не омрачаемые блаженные дни “работы”, которые уместнее сравнить с отдыхом в современно санатории. Вина и еды было в моем распоряжении сколько угодно; меч и праща мигом образумили любого лиходея из числа портовых воров, так что желающих посягнуть на бочки “Велирнетского”, “Фалернского” и “Цекубского” не нашлось.
Через год в Брундизий примчался гонец с радостной новостью: дурака Домициана прирезали, и теперь править будет достойнейший старик - сенатор Нерва. Пронесся слух о восстании германских рейнских легионов, возглавляемых легатом Траяном, но тут же поступило сообщение, что Нерва усыновил бунтовщика, сделав его соправителем, а через год и вовсе ушел в мир иной.
Эпоха катастроф на какое-то время завершилась периодом неслыханного взлета Империи.

РАЗДЕЛ 6. СО МНОЮ ЧТО-ТО ПРОИСХОДИТ.

Я с изумлением обнаружил однажды, что как-то перестал стареть. Было мне, как будто бы, все время под сорок, а должно бы стукнуть, по идее, лет сто двадцать, или сто двадцать пять. Мои знакомые ветшали, дряхлели, исчезали с исторической сцены, а мне было хоть бы что. Организм словно заморозился, законсервировался, как какая-нибудь мумия египетского фараона. По возрасту меня перестали брать даже в пращники, но я-то не чувствовал груза своих лет. Временами этот маловразумительный “дар божий” начинал раздражать: что толку в собственном бессмертии, когда исчезают все, к кому успел привязаться, а то и вовсе полюбить! Я ничего не мог понять: видом не взял, на богов-олимпийцев совсем не походил, на титанов – тем более. Ничего из примет бессмертных существ и сущностей. А вдруг в мое тщедушное тело вселился какой-нибудь демон, эдакий дэв или Иблис? Страшно и подумать, хотя это бы все разом объяснило. Нет уж, поищем пока секрет остановки процесса старения моего организма в чем-нибудь другом! В зеркало смотреть было бесполезно. Представлял собой ваш покорный слуга неинтересное зрелище – росту среднего, телосложение склонное к тучности, физиономия без особых примет. Таких, как сказал в 19 веке писатель-сатирик Аверченко, даже в критики не берут. Дьявол внутри также никак себя не проявлял. Ничего сверхъестественного со мною не происходило, и сам я при всем желании не мог сотворить не то, что чуда, даже маленького фокуса. Так в чем же дело, черт побери?!
Я стал задумываться, а это при определенных обстоятельств может до добра не довести. Вот и на этот раз. Сколько автор этих строк ни думал, а толку не было, как не было.
- Может быть, по ошибке какой-нибудь амброзии где-то выпил? - мелькала сумасшедшая мысль. – Скажем, замаскированного под вино нектара. Чудеса ведь в мире должны иметь место, так почему бы им не случиться и со мной? Надо бы проверить! А вдруг этот чудодейственный напиток как-нибудь обнаружится сам собой – путем его поиска методом проб и ошибок?
И стал я пробовать и ошибаться. Начав, как обычно, с “Фалернского”, перепробовал все хмельные напитки, какие только производились тогда в пределах нашей гигантской империи.
- Что-то не разобрал, - бормотал я после амфоры-другой очередной пробы, - ну-ка, повторите…
Наивные кабатчики долго верили тому, что на их глазах проводится великий эксперимент – поиск напитка бессмертия. Лет десять пользовался я их доверием и кредитом, а затем наступил крах. Зашел я как-то в харчевню “Сатурн сердится”, и заказал, как всегда, пинту “Велирнетского”.
- А платить кто будет, Парамоша? – неожиданно резко прохрипел старый хозяин заведения. – Ты уже напил-наел на сорок семь тысяч сестерциев, сын блудницы! Если послезавтра не вернешь долг – пеняй на себя!
И меня пинком выставили на промозглый январский ветер. В соседней харчевне сцена повторилась, только на прощание наградили меня уже не обычным “лещом”, а хорошей затрещиной, и срок был назван более сжатый – сутки. После двенадцатого подзатыльника я, наконец, сообразил, что пора бы и покинуть Вечный Город. И тут меня еще и осенило: если сумею скрыться лет эдак на пятьдесят, то по возвращению вряд ли застану своих кредиторов в списке живущих. Есть в бессмертии и хорошие стороны – так почему бы не научиться ими пользоваться? Это была блестящая идея! К сожалению, за последние два-три года кабатчики словно забыли понятие “обслуживание в кредит”. Наличные, и только наличные! Тут, вспомнив о своей грамотности, стал я подрабатывать уроками ораторского искусства. Знатные патриции, естественно, не толпились в моей приемной, а вот от варваров-вольноотпущенников и гладиаторов просто отбою не было. Среди моих учеников заметно выделялся здоровенный германец Одоакр с кулаками размерами с голову сенатора. Он выиграл уже девяносто боев на арене, и ожидал своего скорого освобождения. На ломаной латыни гладиатор поведал мне свою печальную историю.
- Дело было так, Парамоша, - волнуясь, хрипел Одоакр, - собрались мы как-то за кружкой доброго эля у старины Ганса Дитриха. И, как всегда, разговор пошел о справедливости.
- Что себе позволяют эти бестии римляне! – кричал рыжий Теодорих, - сколько мы их не бьем, а они все так и норовят совершить набег на наш мирный фатерлянд, уводя в рабство наших прекрасных Брунгильд и Гертруд, наших коней и домашний скот! А о золоте вообще не хочу говорить! Что за меркантильный народ! Мы тут трудимся, как волы, выращиваем виноград, репу и пшеницу, кормим скот, и только стали жить чуть-чуть получше – бах! – случается визит нежелательных гостей в количестве двух-трех легионов!
- Доколе мы все это будем терпеть, геноссе? – эхом вторил ему белобрысый Гензерих, - не пора ли, как говорится, взяться за мечи, а?
Поговорили мы еще час-другой, и пришли к выводу: дальше и больше терпеть это безобразие нет никаких сил. Пора восстанавливать справедливость, черт бы ее побрал! И вынесли резолюцию: надо собирать ополчение. Квады мы или не квады? Маркоманны или нет?
Встал герр Ганс и торжественно провозгласил:
- Рассылаем гонцов в земли готов и вандалов! Сбор ополчения в низовьях Рейна в середине лета! Опоздавших, согласно старому доброму обычаю галлов, на кол!
Так было принято очередное историческое решение о походе германской объединенной дружины на Вечный город. Собралось нас тогда почти сто тысяч душ – все больше здоровенные белобрысые парни, косая сажень в плечах, волосатые ручища, ноги шерстью заросли! Выбрали командиров, преимущественно из вождей и их родственников, и двинулись к Виндобонне. Дунай переправились благополучно, темной ночью, и внезапно всей толпой объявились под стенами крепости. Ну, думали, сейчас мы их, голубчиков! Да не на тех напали… римляне за много лет борьбы с воинственными соседями кое-чему научились. Думали, мы их окружили, а оказалось – как раз наоборот. Мы взяли город в кольцо, все наши неуклюжие попытки ворваться на стены пресекались со всей решительностью, а вокруг нас подоспевшие дунайские и рейнские легионы уже успели соорудить вал и частокол. Когда хватились, – было поздно. Кинулись мы, было, на прорыв, - да какое там! Почти половину своих потеряли, а вражеских укреплений прорвать так и не удалось. Да еще в тыл из города кавалерия ударила! Вместо победоносного похода получился срам. Метались мы внутри двойного кольца, как волки вдоль линии флажков, и теряли ежедневно по две-три тысячи. Нас непрерывно обстреливали пращники, лучники, да и от катапульт с баллистами и скорпионами порядочно перепало… последнее, что помню – невзрачный пращник, метающий булыжник в мою голову! Кстати… как же ты на него похож-то!
Я тут же “изменил внешность”: сдвинул брови, сузил глаза, надул щеки, сообразив, что, по-видимому, именно при описываемых обстоятельствах и произошла наша первая встреча. Даже припомнил: да, угодил камнем в лоб какому-то германцу, и именно под Виндобонной!
- Так вот, - продолжал гладиатор, - очнулся в плену, связанный, как овца. Стоят надо мной три легионера, и один из них спрашивает:
- Выбирай, что тебе по душе – распятие, свинцовый рудник, или в гладиаторы?
Висеть на кресте, признаться, не хотелось, таскать ядовитые камни – тоже, и выбрал я тогда тернистую тропу бойца на потеху заевшейся римской публике. Благодаря силе и ловкости, а также некоторым навыкам фехтования, продержался на арене уже девяноста боев, так что осталось еще выдержать десять! Выпьем же за десяток грядущих побед, Парамоша! Я угощаю!
Мы сдвинули кубки и я пожелал Одоакру побить всех врагов.
Откуда у него было столько денег - я так и не узнал; вероятно, германец подрабатывал в охране какого-нибудь патриция. Теперь это и не важно, суть в другом. Стал я, грешным делом, у него просить взаймы. Меня не оставляла тайная надежда найти, наконец, этот волшебный напиток, который мне, видимо, удалось вкусить, пусть и по ошибке. С удвоенной энергией принялся автор этих строк уничтожать содержимое винных погребов Вечного Города. Хоть и брал я понемногу, но двадцать пять сестерциев был Одоакру должен, когда случилось это трагическое происшествие.
Он погиб на моих глазах по вине идиота - ланисты. Хозяин Одоакра, ничтоже сумняше, выставил беднягу одного против десяти фракийцев! И, конечно же, кто-то из них не преминул ткнуть его в спину гладиусом, то есть, мечом. Мой друг проявил чудеса храбрости и упорства, и, будучи смертельно раненым, все-таки уложил трех фракийцев, но на этом его силы иссякли.
В первую минуту я вздохнул с облегчением, - слава богу, не надо долг отдавать. Затем до меня вдруг дошло: а как же дальше жить-то? Опять без друга?! И тут еще вспомнилось, что друзьям долги отдавать все-таки надо. А кому теперь-то?! Задачка!
Я похолодел: она, действительно, оказалась неразрешимой. Во-первых, теперь некому отдавать, во-вторых, как всегда, нечем. Юпитер, просвети!
Побежал я в храм Юпитера-громовержца, грех свой отмаливать. Просил его, просил, но он, каналья, в лице старшего жреца, попросил меня либо пожертвовать на храм хотя бы курицу, либо проваливать ко всем чертям.
Мне пришло в голову посетить Пантеон (храм всех богов): Юпитер, или еще кто-нибудь, простит, или, по крайней мере, подскажет, как быть. Но до вожделенного собора дойти в этот день не удалось. На улице бушевали страсти. Толпа возбужденных граждан, размахивая лавровыми венками, что-то выкрикивала.
- Триумф Траяна! – вопили подвыпившие граждане. – Даков к Эребу!
Так я стал свидетелем величайшего в истории античности триумфа, длившегося 123 дня. Да, император Траян отличился! Гениальный полководец и талантливый организатор, он сумел добиться невозможного – начиная от строительства грандиозного каменного моста через Дунай и заканчивая полным разгромом Дакии. На радостях победитель закатил пир на 50 миллионов персон, продолжавшийся четыре месяца. Ну, как же я мог не принять в нем участия?
Когда все закончилось, мне отчетливо представилась сцена воздаяния. Сотни кредиторов уже готовили пыточный инструмент и, плотоядно ухмыляясь, надвигались на меня со всех сторон. Бежать, бежать!
Я выскочил за городские ворота, и опрометью бросился в сторону Фив. Надежда на личное бессмертие вновь перекрыла страх перед неотвратимым возмездием. Здравствуй, Греция! Кто там меня знает, в конце концов? Ищите же своего должника, римские кабатчики!
Но в дороге со мной вновь случился приступ раскаяния.
- Как же это так, Господи, - рыдал я в стог сена, послуживший мне приютом, - где же справедливость? Неужели это проклятый четвертак, жалкие двадцать пять сестерциев, так и будут висеть над моей совестью дамокловым мечом? Ведь некому же возвращать долги, некому! Воскресни же, геноссе Одоакр!
Но небеса зловеще молчали. Или все-таки не молчали? Со мною определенно что-то происходило. В голове шумело, в душе кипели страсти, и вообще начало прорастать понимание всего сущего. Но, как говорится, не все и не сразу.

РАЗДЕЛ 7. НЕ ВСЕ И НЕ СРАЗУ

Даже в Библии отчетливо сказано, что этот мир был создан не сразу, а, по меньшей мере, за шесть дней. Наука же со всей определенностью заявляет: да, за шесть, только не дней, а миллиардов лет, и то лишь, отчасти, а именно – относительно биографии нашей планеты. Вселенная, вернее, та ее часть, которую мы можем видеть, гораздо старше: ей, как минимум, лет миллиардов двадцать. А что было раньше – наука в неведении. А ведь были же времена (кстати, не такие уж и далекие), когда за робкое предположение Чарльза Дарвина о том, что Земле никак не меньше трехсот миллионов лет, его только что тухлыми яйцами не забросали! А ведь он попал почти что в точку, вернее сказать, именно в десятку: старик ориентировался на окаменелостях, самой древней из которых, действительно, было около 350 миллионов лет. Тогда еще не могли знать, что крупные организмы на нашей планете появились не сразу, что до них был гигантский отрезок времени полного господства мелких тварей – от вирусов до одноклеточных водорослей. Никто не имел понятия о так называемых изотопных методах определения возраста пород, и вообще господствовали представления о том, что Солнце – огромный раскаленный и медленно остывающий камень. И вот в таких условиях приходилось работать гениям вроде вышеупомянутого товарища Дарвина! И ведь ничего, справился же. И поэтому особенно больно видеть, как нынче не в меру ретивые поклонники христианских догм так и норовят оплевать бессмертное учение о происхождении видов, в особенности – раздел “естественный отбор”. И лишь неумолимое, но мудрое время, в конце концов, все расставило по своим местам. “Обезьяньи” процессы в США как-то незаметно затихли; геохронологическая шкала была утверждена и принята всеми странами. И теперь лишь самые тупые фанатики могут верить в то, что Земля плоская, что вокруг нее вращаются Солнце, планеты и звезды, и что все, что мы сейчас видим, было создано Богом в течение недели каких-то 7-8 тысяч лет тому назад, и остается с тех пор неизменным. Ну, последнее-то утверждение легко опровергается фактами. Если все так “неизменно”, то что из себя представляют гигантские кладбища аммонитов, скопления костей мамонтов? А окаменевшие раковины в пластах, которым уж точно не 8 тысяч лет? А скелеты динозавров, гигантских земноводных, огромных раков-скорпионов (трилобитов)? Если “все неизменно”, извольте предъявить все эти виды – ящеров, амфибий, археоптериксов, древних кораллов и строматоидей на всеобщее обозрение. Если же все течет, все меняется, то не так уж и неизменен этот бренный мир. Так оно и есть. Эволюция не прекращалась ни на минуту, и, как видим, далеко зашла. Изменились даже представления единственной мыслящей породы животных на Земле об окружающем нас мире. То ли еще будет, истинно говорю! Может быть, кому-нибудь из нас, ныне живущих, увидит зарю взрыва энергии пассионарности, час триумфа человеческого гения. Терпение, товарищи, терпение! Важно лишь двигаться в нужном направлении, а не куда-то вбок или назад. А мы сейчас, похоже, повернули как раз не туда. Эволюция ведь не нанималась исправлять за нас все ошибки. Естественный отбор как бы говорит: сами, товарищи, сами! Если Бог будет делать все за вас, во что вы выродитесь, черти эдакие?! Познание мира и Истины – долгий и нудный процесс. Я бы даже сказал – крайне утомительный, господа-товарищи! Путь к Истине может длиться всю жизнь, и ни к чему ни привести – по себе знаю. И все-таки следует двигаться к ней, иначе – кирдык. Я имею в виду не только физическую смерть (куда от нее, проклятой, денешься!). Нет, легко потерять и свою индивидуальность, бессмертную душу, черт бы ее побрал. Деградировать, опуститься – проще всего. Для этого вообще ничего не надо делать, все и так само по себе произойдет. А вот развиваться, постоянно выдираясь из болот лени и самых низменных чувств ужасно тяжело. Работа это та еще, та же каторга. И всякий, кто не хочет опускаться до уровня скотины, на эту каторгу с рожденья обречен.
До сих пор не могу понять, что же подвигло таких великих грешников, как Блаженный Августин, злобный Савл внезапно сменить направление своего движения в бездну на тернистый путь в сторону Истины. Божья воля, не иначе! И нечто подобное, как оказалось, случилось и со мной. Прекращение старения оказалось лишь знаком свыше. Мне надо было к чему-то готовиться. Что-то должно было случиться с неизбежностью торжества мировой революции.
Траян готовился к великому парфянскому походу. Империя превратилась в военный лагерь, где каждый или вооружался, или кого-то вооружал. Меня задержал военный патруль.
- Что ты умеешь делать, странник? – строго спросил меня командир, рыжий и плешивый младший центурион.
- Пращник я, господин, - скромно ответил я, - участвовал в Дакской компании…
- Тогда мы принимаем тебя в состав передового отряда Седьмого Сирийского легиона, - торжественно гаркнул центурион, - война уже не за горами!
Так я попал в военный лагерь в Сирии, где-то под Самосатой. Здесь близость предстоящей войны ощущалась во всем. Десятки тысяч воинов день-деньской тренировалась в огромных лагерях, а о нас, лучниках и пращниках, даже говорить не приходится. Я поразил все мишени – как неподвижные, так и бегущие, даже летящие, чем заслужил расположение нашего трибуна.
- По окончанию компании лично буду хлопотать о твоем принятии в римские граждане, перегрин, - сообщил он мне. – А пока будешь командовать сотней пращников. С повышением вас!
Пришлось мне раскошелиться на бочку “Цекубского”. Чертовы маркитанты и маркитантки в эти месяцы озолотились. Как же они разбогатеют в предстоящем походе!
В один прекрасный Судный день грянул гром с небес – приказ выступать. И наши легионы, все сметая на своем пути, перешли границу. Парфяне, отличные воины, ничего не смогли противопоставить сумасшедшему натиску железных когорт Траяна. Марк Ульпий не просто прекрасно знал свое дело: он был просто-напросто богом, Марсом своего рода. Попытки парфянской конницы с ходу опрокинуть наши легионы закончились почти полным истреблением закованных в латы всадников. Едва ли десятая часть знаменитой кавалерии сумела вырваться из мешка. Не помогли даже знаменитые лучники из Бактрии и Согдианы. Мы их встретили градом камней из баллист и катапульт, не подпуская их на выстрел из лука. Атаку обреченной пехоты вначале встретили мы, пращники и велиты, а затем вокруг избитых и израненных парфян сомкнулись манипулы легионеров. Практически на третий день после начала войны Парфия лишилась своей знаменитой конной армии. Плохо вооруженные ополченцы были опрокинуты сразу же.
Я получил звание старшего центуриона, и, казалось, мог уже претендовать на римское гражданство и даже звание трибуна. Но не тут-то было. Опрокинутая и полураздавленная Парфия восстала в тылу наших войск. Персам и их союзникам ужасно не понравились римские порядки. До сих пор они были фактически представлены сами себе. Никто не выяснял, как они живут и чем занимаются, – лишь бы вовремя налоги платили. А тут за них взялись всерьез: всех пересчитали, поставили над ними наместников, нарезали провинции и дистрикты… не стерпев такого унижения, парфяне восстали.
Траян метался по покоренной, но не смирившейся с поражением империи, громя ополчение за ополчением, но толку не было. Отставших легионеров вырезали, нападали на малочисленные гарнизоны, а связь с Римом вообще прервалась. Вскоре начала ощущаться нехватка военного персонала. На ночном совещании высшего командования было принято решение о прорыве на Запад.
- Перебросим сюда Рейнские и Испанские войска и раздавим гадину, - кричал Траян, - они увидят небо в смарагдах!
Никто до сих пор не знает, какая именно злая участь постигла императора в Киликии. То ли он был отравлен, то ли свалила этого богатыря злая лихорадка. Но Рим лишился самого гениального из своих полководцев.
Траур длился почти полгода. По заключенному с парфянами перемирию граница осталась на месте; мы обменялись пленными, и наступило долгое затишье.
Вспомогательные войска были распущены. Так, уже не помню в который раз, я оказался на улице. Мой командир погиб на берегу Инда, и похлопотать о присвоении бедному перегрину римского гражданства было некому.
Я брел по пыльным дорогам Цизальпинской Галлии и горько думал о том, что нет на свете справедливости. Да и откуда ей здесь взяться, посудите сами? Лучшие из лучших полегли на полях сражений, а остался лишь второсортный человеческий материал. На что рассчитывать, как жить дальше – не хотелось даже думать. И тут на меня вдруг налетели муки совести: я опять вспомнил про не отданный долг. Что-то щелкнуло в мозгу, и он сразу же переключился на тему “и не отданы наши долги”, а других мелодий в нем так и не зазвучало.
Добрые пятьдесят лет я тщетно боролся с муками этого наваждения.
- Ты не выполнил своего долга, - бубнил внутренний голос, - ты обесчестил свое имя и всех перегринов на Земле! Кайся, негодяй!
И стал я каяться, да еще как! Взял обет воздержания – три дня не пил, клянусь небом! Затем отказался от жирной свинины и глухарей (их все равно в Италии не водилось). Потом добровольно пошел служить преторианцем, затем сумел на местных выборах добиться почетной должности квестора. Впрочем, когда обнаружилось, что я всего-навсего простой перегрин, меня с позором изгнали из города, предварительно продержав месяц в тюрьме, и всыпав двадцать пять розог на дорожку.
Я отправился в Грецию, и провел там двадцать лет. Сыны Эллады в тот период не в меру увлеклись софистикой, причем в самых мистических формах. Учение Филона Александрийского наложилось на новое суеверие, так называемое христианство, только-только получившее распространение в империи. Греки, как народ веротерпимый, не преследовали за религиозные взгляды пока что никого. Римские власти до поры до времени также снисходительно наблюдали за толпами болтунов, целыми днями выяснявшими, пришел ли в мир Спаситель, сколько у него было тел и сущностей, как он вообще выглядел и творил ли истинные чудеса. Вскоре, впрочем, римлянам стало не до смеха. Дело в том, что у них начался, как теперь говорят, демографический кризис. Сытые, довольные жизнью граждане перестали вообще заводить детей: лишние хлопоты, понимаешь, мешают жить и веселиться. А у христиан, напротив, в семьях было отпрысков душ по десять-пятнадцать. Не прошло и пятидесяти лет, как в империи никого, кроме христиан, и не осталось. Немногочисленные приверженцы культа Юпитера и его сына императора оказались в затруднительном положении. Пока христиан было не так уж много, их можно было как-то бить-преследовать, скармливать зверям, сжигать за атеизм и так далее. Когда соотношение между христианами и язычниками стало 10:1, репрессии уже не могли помешать первым захватить власть. Если бы не анархия, воцарившая в империи (так называемая эпоха солдатских императоров), то империя стала бы христианской страной еще в 200 году Новой Эры. Впрочем, эта конфессия всех победила уже в период относительной стабилизации – при императоре Константине, которого мы, перегрины, звали Костей.
К этому моменту мое раскаяние стало уже невыносимым. Я выл волком, катался по земле, грыз стебли, и вообще вел себя неподобающе. А пил, между прочим, еще больше, чем раньше. Словом, вел себя как последний буйный помешанный, или как одержимый бесом, не иначе. И вот однажды в таверне я познакомился с одним иудеем, страстным проповедником христианского вероучения.
- Ты сходи в храм к епископу, покайся да исповедуйся, Парамоша, - убеждал он меня, - сразу легче станет! И узришь ты путь к спасению и жизни вечной, истинно говорю!
Я выпил еще пару кубков, и буркнул:
- Ладно!
На другой день я был уже в храме. Здоровенный краснолицый прелат мрачно уставился на меня маленькими злыми глазками.
- Грешен ли в чем, сын мой, - зычно пробасил он, - так покайся, пока не поздно! Но вначале исповедуйся мне, как на духу.
- Вообще-то грешен, как собака, - начал я издалека, - пил всю жизнь, ни в каких богов не верил толком, даже памфлеты на какие-то религии и богов сочинял…
- Постой-постой, - нахмурился священнослужитель, - уж не тот ли ты Парамоша окаянный, друг Лукиана из Самосаты и Цельса, которые облили грязью наши Евангелия и общины?! Уж не твоему ли перу принадлежит злобный пасквиль “Об обманщиках”, а?
- был грех, - потупился автор этих строк, - лаял я на вашего брата церковника! Но ты укажи мне, в чем я был не прав, и выведи на тропу к истине!
- Еретик! – заревел поп. – Богохульник, безбожник! Вон отсюда!
И меня мигом вышибли из храма. В общем, покаяния не состоялось. Убитый горем, ваш покорный слуга раздобыл амфору “Велирнетского” и отправился на городскую окраину, где в кустах под забором стал заливать горе. И тут случилось чудо. Загремел гром, кусты осветились волшебным небесным светом, и предо мною возникло чудесное видение. Прямо над забором возвышалась величественная фигура Бога ростом то ли с городскую ратушу, то ли выше колонны Траяна. Он иронично смотрел на жалкую съежившуюся фигурку под забором, и молчал. Наконец, Господь заговорил.
- Какая чудная погода, какая чудная луна! – произнес он. – А мы валяемся под забором, ни черта не делая, и все ждем чудес с неба, не так ли?
- Да я, собственно, - начал мямлить я, - видите ли, Бог…
- Вижу, все вижу, - живо откликнулся Всевышний, - в том числе, и тебя насквозь. Так вот что тебе скажу: полежал – и хватит. Пора в путь-дорогу в поисках Истины. Ступай с посохом в горы, и ищи Бога, чертов эстет. Путь будет далек, и долог, и нельзя будет повернуть назад ни в коем случае. Хоть тебя обычно в горы не затащишь и арканом, но тут придется смирить гордыню и лень. Отправляйся бродить по вулканам, на одном из которых – не скажу когда, и не объясню в какой стране – ты вновь повстречаешь меня. Зачем – не твое дело. Но никуда теперь тебе от этой участи не деться! Тогда и узнаешь, что же делать с твоим долгом, и кое-что еще. По пути могут случиться всякого рода форс-мажорные обстоятельства, но ты не пугайся, и не расстраивайся. Встретятся тебе как современники, так и призраки прошлого, а то и вовсе фантастические создания. Они тебя не тронут, ручаюсь! Но и ты постарайся их не обижать. Многое предстоит тебе познать, очень много. Но не все и не сразу! До встречи!
Бог показал мне кулак величиной с хорошую римскую улицу, и исчез. И я отправился в дальний и долгий путь.

РАЗДЕЛ 8. КОЕ-ЧТО О ВУЛКАНАХ

Что такое вулканы, думаю, объяснять никому не надо. Здоровенные (или не очень) конусообразные горы, иногда огнедышащие, чаще – умолкшие надолго, а то и навсегда. Ну, потухшие вулканы узнаются легко: они молчат, земля там не трясется, не дымят вершины их и склоны, и конус, как правило, здорово разрушен. У живых, действующих извергов лава, пепел и пемза постоянно залечивают раны, оставляемые на склонах горы талыми водами, ледниками и прочими наждаками природы, а навеки уснувшие исполины только разрушаются - чем дальше, тем больше. Извергаются они по-разному, в зависимости от состава магмы и еще от сотен других факторов. Грубо говоря, вулкан кислого (гранитного) состава так и норовит взорваться, погребая под обломками и так называемыми палящими тучами сотни и тысячи квадратных километров окрестных территорий, а базальтовые лавы вытекают степенно, не разлетаясь; надо попросту не попадаться на пути огненной реки, и тогда у вас неплохие шансы уцелеть даже в разгар событий. Очень неприятны извержения, происходящие под ледниковым панцирем. Горячая лава непременно растопит льды, и потоки грязно-бурых вод тогда мчат в долины, всё сметая на своем пути. Такое явление не в диковинку в Исландии. Там почти все вулканы – Гекла, Хваннадальсхнукюр, Снайфедльсйекюдль и иже с ними, покрыты мощными ледниковыми щитами, которые непременно превращаются в воду и пар при выбросах лавы, и тогда держитесь, потомки викингов!
Как вы уже помните, немало вреда наделало, в общем-то, слабое извержение Везувия в 79 году Новой Эры. Впрочем, мои друзья римляне в том виноваты сами – думать надо, где строить города и виллы.
В старину изрядно нагадил вулкан Санторин, шутя уничтоживший целую древнегреческую критско-миносскую цивилизацию. Так рванул, что, можно сказать, Эгейское море вскипело. Давно это было – примерно 4 тысячи лет тому назад. Зато сравнительно недавно грохнули два индонезийских собрата Санторина – Тамбора и Кракатау. Еще как грохнули! Десятки кубических километров (по разным оценкам, от 30 до 200) раскаленных обломков и черного пепла вылетели тогда из жерл огнедышащих гор, отчего те просели, и на их месте образовались гигантские кольцевые провалы – кальдеры. Кроме невообразимого грохота, гигантских волн цунами, пепловых туч и разлета целых гор камней, наблюдалось еще очень холодное лето (за счет того, что вулканическая пыль закрыла солнце). Представляете, что было бы, если б взорвались одновременно десятки таких вот террористов?
Между прочим, один из немногочисленных вулканов Антарктиды так и называется – Террор. Другой также звучит угрожающе – Эребус. У него дурная привычка извергаться под водой, отчего там иногда заживо варятся тюлени, угодив в струю кипятка.
А раньше, как считают многие вулканологи, было еще хуже. Например, в триасовую эпоху страшный грохот извержений стоял едва ли не надо всей территорией современной Восточной Сибири, в результате чего она покрылась эдаким базальтовым панцирем толщиной в километр, а то и два, погребая под собой мощную толщу осадочных пород. Наряду с обычными базальтовыми и андезитовыми лавами, выползавшими из жерл, там временами сотрясался грунт, и у поверхности земли лопались, как мыльные пузыри, так называемые трубки взрыва, из которых с глубин 100-150 километров к поверхности рвались ультраосновные магмы – меймечиты, пикриты, кимберлиты, в которых нынче находят алмазы, не говоря уже о гранатах пиропах, хром-диопсидах и хризолитах. Некоторым счастливцам удается находить в таких породах еще и цирконы. Эту картину природа запечатлела в почти неизменном виде до нынешних дней; сегодня геологи испытывают огромные трудности, пытаясь добраться до нефти Восточной Сибири, надежно спрятанной под базальтовым щитом. А на заре юности планеты творилось вообще нечто невообразимое. Не было на Земле тогда живого места, не затронутого вулканами, гейзерами, фумаролами и сольфатарами. Кроме того, на ее поверхность так и сыпались метеориты, обломки астероидов и комет. Ужас что творилось! Так что сейчас, можно сказать, у нас царят мир и тишина. Почти что Рай, или коммунизм – кому что больше нравится.
Но и в наше относительно спокойное время зевать не приходится. Природа-мать сурова, но справедлива. То ли сама по себе, то ли по воле Божьей, она нет-нет, да и устроит заварушку в стиле библейского Всемирного Потопа. Сотни, даже тысячи вулканов на материках, островных дугах и на дне океанов и морей все еще живы, активные и изо всех сил стараются внести свою лепту в великое дело преобразования лика Голубой планеты. Ниоткуда возникают новые острова, внезапно взрываются и исчезают старые; был даже анекдотический случай в Мексике, когда вулкан возник на кукурузном поле. Он рос восемь лет, поднявшись над местностью почти на километр, а сейчас молчит. Назвали его Парикутин, а почему – не знаю. Спросите у специалистов.
На один активный вулкан приходится, как минимуму, десяток потухших. Высота отдельных вулканических вершин достигает почти 7 км над уровнем моря. Это в Андах, да и в Африке имеются не слабые вулканические аппараты: так, высота самого известного из них, Килиманджаро, достигает 6 км. Кое-чем может похвалиться и Евразия: только на Кавказе есть 4 вулкана высотой свыше 5 км – Арарат, Эльбрус, Демавенд, Казбек. А уж насчет трехкилометровых вулканов вообще умолчу, потому что один их перечень составил бы хорошую брошюру. В мире же полно и двух, и полуторакилометровых вулканов, и еще меньше, не говоря уже о подводных, а их вообще еще никто не сосчитал.
Представляете, какую работу мне пришлось проделать? Да если бы не дарованное Господом долголетие (или даже бессмертие, толком не разобрал), не обойти бы мне и тысячной части всех вулканов Земли. В античные времена, когда никто понятия не имел об Америке, а путешествие из Италии в Индонезию заняло бы лет пять, эта задача вообще была бы невыполнимой даже для целой дивизии подобных мне пилигримов.
Представьте себе, что Бог терпеливо ждет меня на каком-нибудь Попокатепетле (Мексика), а я так же упорно обхожу все вулканы Евразии и ее островов, перехожу на Африку, а толку все нет, как нет. У Господа, естественно, терпение, в конце концов, лопается, и он устраивает потоп, или еще что-то в этом роде. Кому это надо?! Но Бог милостив и мудер. То-то он и предоставил автору этих строк уникальную возможность дожить до времен, когда откроют чертову Америку, узнают кое-что об Антарктиде, пересчитают все вулканы суши, открыв при этом конуса даже в тех краях, где, по господствующим ранее представлениям, вулканизма уже сто миллионов лет в помине не было. Но все это будет потом, а пока я уныло брел в сторону Кавказа, ибо кое-что слышал об Арарате. Этот вулкан был упомянут еще в Ветхом Завете; судя по отрывкам из священного писания иудеев и христиан, там поселился на какое-то время самый благочестивый господин Земли товарищ Ной с семейством. Где, как не на Арарате искать встречи с Богом!
Но не все так быстро и гладко! По пути случилось одно неприятное происшествие. В те времена кажущейся стабильности много беспорядка было в Римской империи. На морях хулиганили пираты, да и по дорогам ходить было опасно. Периодически наиболее решительные императоры организовывали зачистку акватории Средиземного моря и всех основных сухопутных магистралей империи, и становилось тихо. Но проходило какое-то время, и беглые негры… виноват, рабы, вкупе со всякого рода местной шпаной вновь превращали ночную (а иногда и дневную) жизнь римских граждан в кошмар.
Когда я в глубокой задумчивости проходил по Аппиевой дороге, кусты зашевелились, и здоровенные волосатые ручища в количестве то ли четырех, то ли восьми, схватили меня за воротник.
- Попался, голубчик! – раздался радостный рев. – Посмотрим, чем богаты!
Но, к великому разочарованию грабителей, в моих карманах даже вши на аркане не было. Грабители, среди которых заметно выделялся верзила с восточными чертами лица (судя по всему, атаман), горестно взвыли, а затем, не сговариваясь, обрушили на мою голову град подзатыльников.
- Ходят тут всякие, - ревели они, - а порядочным людям взять с них нечего! Только отвлекают, Эреб их задери!
Били меня долго, упорно. До смерти бы убили, если бы не чудо. Оно случилось как-то буднично: на дороге послышался шум, и из-за поворота показалась кибитка какого-то знатного сенатора. Грабители, напрочь забыв про меня, с воплями высыпали на дорогу. Что там у них было с путником,– не могу сказать, ибо в это время бежал опрометью, куда глаза глядят.
Почти две тысячи лет спустя судьба еще раз сведет меня с мосье Вурдалаком, тем самым восточным разбойником. Но об этом – отдельный рассказ. А пока что речь идет о вулканах. Много вершин пришлось мне покорить, истинно говорю. Учтите, что в начале Первого тысячелетия (да и Второго, кстати) никто понятия не имел, как карабкаться по кручам, как преодолевать обледенелые склоны и каменные карнизы. Ледорубов и ледовых крючьев тогда в помине не было, кошек – и подавно, а, тем не менее, пришлось сотни тысяч раз карабкаться и по фирновому снегу, и по глетчерному льду. Как-то приспособился, хотя, подозреваю, без вмешательства свыше тут не обошлось. Есть все основания полагать, что Бог выделил мне какого-то особенного ангела-хранителя, который, как говорится, не дал пропасть даже в безнадежных ситуациях. Посудите сами: в 1902 году, как известно, на острове Мартиника взорвался вулкан Мон-Пеле. Так взорвался, что беда: город Сен-Пьер накрыло палящей тучей с температурой свыше 1000 градусов, и тридцать тысяч жителей погибло мгновенно. В живых тогда остался лишь один субъект - преступник, приговоренный к смертной казни. Его спасли толстые стены каземата и то обстоятельство, что сидел-то негодяй в подвале, куда не залетело смертоносное облако. Угадайте с трех раз имя этого счастливца! Не сообразили? Тогда подскажу: Парамон.
Взрыв вулкана Кракатау, случившийся в 1881 году, также унес тридцать с чем-то тысяч жизней: жителей побережья смыло гигантской волной цунами. Выплыл только один я. Нет, определенно без вмешательства воли божьей тут не обошлось. Мало того: во время эксплозии, то есть самого взрыва, я находился почти у вершины чертова вулкана. И что же? Чудовищная взрывная волна пронесла меня почти пятьдесят километров, швырнула на мягкий песок побережья Явы, и хоть бы одна шишка, хоть бы один синяк! А тут еще примчал этот жуткий тридцатиметровый вал, сметавший дома, как спичечные коробки! Чудо!
Но чаще всего обходилось без катаклизмов. Я просто брел в нужном направлении, подходил к подножию очередного вулкана и, помолившись Господу, пыхтя и обливаясь потом, карабкался вверх по склону. И сколько же тысяч раз на вершине меня ждало одно лишь разочарование! Бог не встречался. Один раз за мною погнался медведь, но, слава богу, его накрыло снежной лавиной; волкам, решившим как-то полакомиться мясом бедного перегрина, также не повезло – их прибило камнепадом. А уж снежным барсам, кровожадным орлам и кондорам я просто счет потерял. Уж как они хотели сожрать-то вашего покорного слугу! Но всегда в последний момент что-то случалось: то у пернатых хищников отказывали крылья, то барсы слепли, то еще что-нибудь. Несколько раз моих преследователей накрывал поток лавы, который проносился рядом, не задев и не опалив моих волос.
Кстати, первое разочарование случилось со мной на том самом хваленом Арарате. Не то, что Бога, даже обломков ковчега там не обнаружилось, что бы теперь не утверждали современные шарлатаны. И никаких следов пребывания Ноя с семейством на вершине не оказалось. А затем все это повторилось тысячи и тысячи раз. Вершины – обледенелые, заснеженные и просто скалистые – были одинаково пусты и молчаливы. Только ветер завывал в вышине, лишь вьюги свистели и швырялись снежными зарядами. А Бога все не было, как не было. Впрочем, он как бы присутствовал за кадром, постоянно вытаскивая меня из ледовых трещин, отводя в сторону снежные лавины, селевые потоки и каменные глыбы. Трещины гигантских разломов земной коры, раскрывающиеся при великих землетрясениях (а они случались куда чаще, чем сами извержения), не захлопывались вместе со мной, не разверзались под ногами; палящие тучи все время неслись в другую сторону. Чудеса, да и только! Так, незаметно, и прошло полторы тысячи лет.
К этой круглой дате начала своих странствий я выглядел как огурчик – бодрячком в тулупе и валенках, с посохом в трясущейся руке и котомкой за плечами. Видок, как говорится, тот еще. И в семнадцатом веке на меня наконец-то обратили внимание, но, к сожалению, совсем не те товарищи, с которыми кто-либо мечтал иметь дело.

РАЗДЕЛ 9. КРУГЛЫЕ ДАТЫ.

Пора бы и закругляться. Вступление, то есть пролог, слишком уж затянулось. Сколько было приключений, а тут лишь сухой пересказ событий! Но иначе нельзя: если подробно останавливаться на каждом эпизоде моих странствий, рассказ бы занял всю Александрийскую библиотеку, или даже больше. Например, Библиотеку Конгресса США. Право, стоило бы разбить этот длиннющий временной ряд на отрезки, условно равные ста, пятистам или даже тысяче лет. Все ж таки круглые даты, или, как их назвали когда-то римские прелаты, юбилеи. Вы, наверное, уже не помните, зачем они были придуманы. А все было прозаично и даже буднично: суеверные народы Европы очень благоговейно относились ко всякого рода закругленным цифрам. Когда закончилось Первое тысячелетие от рождества Христова, католики в ужасе готовились к концу света. Используя эти предрассудки во благо веры и, конечно же, церкви, набожные папы придумали следующий фокус: раз в сто лет, отсчитывая от того самого Р.Х., в Риме проводятся торжественные богослужения. Паломники в эти годы валом валили в Вечный Город, таща с собой серебро и злато, которое у них разными способами выманивали благочестивые прелаты. Чуть позднее кто-то из понтификов подумал, что сто лет – слишком уж долгий срок… надо бы его уполовинить. Сказано – сделано. Пятидесятилетние циклы также стали юбилейными, а затем дошла очередь и до двадцатипятилетних торжеств.
У меня же все эти годы, десятилетия и столетия словно слились в сплошной процесс непрерывных восхождений. Позднее Бог расскажет мне, что все эти годы я что-то делал, как-то питался, даже принимал участие в общественно-политических процессах; как будто бы, побывал и капером, и проповедником и даже королем Гондураса, но что-то, честно говоря, не припомню за собой такого. Более или менее четко вспоминается юбилейный Двадцатый век, и то не с начала, а со второй половины. События предшествующих периодов вспоминаются смутно, словно все это было не со мной. Да, помню какие-то конфликты с инквизицией, имевшие место в Испании в конце 15 века, и в Италии в 16 веке; еще вспоминается диспут с Мартином Лютером, где я почему-то вначале горячо отстаивал главные догмы католицизма, а затем, сам не пойму как, съехал на атеистическую платформу. Это спасло великого реформатора: забыв о нем, инквизиторы лет десять преследовали меня, да не на того напали, – я укрылся в Африке, где несколько лет безуспешно пытался взобраться на все вершины вулкана Килиманджаро. Не найдя меня, Супрема в бессильной ярости устроила массовые сожжения ни в чем не повинных истеричных женщин - вы, наверное, наслышаны о так называемых процессах ведьм? По разным оценкам, их было сожжено в течение 16-17 веков от 9 до 15 миллионов. А вы говорите – сталинские репрессии! Наша Российская ЧК по сравнению с судом инквизиции может считаться почти что вечерней христианской школой. Церковники всегда отличались беспримерной жестокостью. Вспомните хотя бы пророка Самуила! Впрочем, с себя вины не снимаю: если бы ваш покорный слуга раб божий Парамон сдался бы на милость инквизиции, глядишь, все обошлось бы процессом надо мной да тем же Лютером. Впрочем, не уверен: эти кровожадные создания все равно бы что-нибудь да придумали. Им лишь бы жечь да пытать, а кого и за что – не суть важно. Думаю, что процессы ведьм состоялись бы при любой погоде.
А Африке, а если точнее – в Экваториальной Гвинее – мне посчастливилось повстречаться с великим шаманом, грозой всех нарушителей табу Центральной Африки господином Туштой-Кутуштой. Он поразил меня своей проницательностью и почти абсолютной грамотностью: мы беседовали с ним на суахили, по-латыни и даже на древнеславянском, и никакого акцента у него я не заметил. Кроме того, эта каналья видела все насквозь.
- Ты даже не представляешь, Парамоша, как тошно жить на белом свете, когда все знаешь обо всем и наперед! – с горечью заметил он. – И, кстати, тебе за полторы тысячи лет не надоел ли этот бренный мир?
Он действительно знал все! Я сам, признаться, начал забывать, сколько же мне лет и какое количество вулканов мне удалось покорить; временами забывалось даже, зачем туда надо взбираться. А эта шельма насмешливо поблескивала маленькими черными глазками, и просто убивала наповал своими вопросами.
- Ты, кажется, собирался возвращаться в Европу, Парамоша? – спросил он. И, не дожидаясь ответа, быстро-быстро затараторил на суахили:
- И думать об этом забудь! Там инквизиция будет бушевать до конца Восемнадцатого века, а потом начнутся наполеоновские войны. Ну их к черту! Плюнь, и забудь. Лучше поброди по Америке, а к началу Девятнадцатого века милости просим в наше бунгало!
Я послушался этого совета. Старый негр был умен, как поп Семен, и, судя по всему, не ошибся. К началу Девятнадцатого столетия память об еретике и атеисте Парамоне начисто выветрилась не только из протоколов инквизиции, но и из всех-всех исторических документов, легенд и мифов, и даже саг. Впервые слово “Парамон!” прозвучало в романе Михаила Булгакова “Бег”, а до того никто меня и не вспомнил, ей-богу. С шаманом Туштой-Кутуштой встретиться больше не довелось – то ли его съели политические соперники, то ли застрелили белые колонизаторы. А, скорее всего, премудрый колдун ушел в подполье, или попросту сменил внешность, и сейчас, наверное, заседает где-нибудь в ООН… а то и служит советником, скажем, у Нельсона Манделы. Все на свете может быть, может быть.
Начало Третьего тысячелетия я встретил уже в качестве гражданина суверенной, но крайне опустившейся и вымирающей Россиянии. Это был юбилей, которому не радовались даже мародеры, свирепствующие на просторах бывшего СССР. Даже страны-победители из числа самых реакционных и агрессивных империалистических государств сами были не рады тому, что натворили. Гибель могущественного соперника, первого в мире социалистического государства, выбила из их рук все стимулы дальнейшего развития и вообще смысл существования. Что-то ждет мир к очередной круглой дате? Не всем удастся дожить до этих загадочных дней… хотя, между нами, ничего такого особенно удивительного там ожидать нечего. Люди вообще-то мало изменились за последние 50 000 лет, разве что в худшую сторону. Так что не особенно завидуйте всяким там баобабам да кощеям, которым предстоит пожить и в третьем, и в четвертом тысячелетиях, дальше – везде. Боюсь, что и вас, господа-товарищи, будь вы бессмертны, ожидало бы серьезное разочарование в том самом вожделенном далеком будущем, если вы еще надеетесь на лучшие времена. Ну да ладно, пока это мало кому угрожает, кроме немногочисленной группы кощеев. Не исключено, что есть еще на Земле и какие-то неопознанные ангелы небесные и черти подколодные, которые тоже бессмертны, но это надо еще доказать. А нам некогда, мы народ крайне занятой. Ведь верно, товарищи?
Предлагаю не следовать примеру пресыщенных прелатов и навсегда отказаться от практики ожидания чего-то чудесного в годы всякого рода юбилеев. В конце концов, каждому из нас на пятидесятилетие кто-то может написать что-нибудь в духе:
Кончается гадючья эра, но, становясь всё злей и злей, еще опасная випера еще справляет юбилей.
Ведь у любого живущего на этой Земле имеются не только друзья, но и многочисленные недруги.
Нет, круглые даты не есть нечто сакральное. Звездные часы человечество и отдельного субъекта рассыпаны по полю Времени как попало, и не знаешь, где и когда найдешь или, соответственно, потеряешь. Стоит заняться поисками счастья не только раз в сто или тысячу лет. Не исключено, что оно повстречается нам на каком-нибудь тридцатом, сороковом или каком угодно году нашего с вами существования. Так засучим же рукава, почистим ботинки, и уверенной походкой отправимся в нескончаемое путешествие к краям Ойкумены в поисках истины и счастья.
Пожелаем же сами себе и друг другу успехов в этом трудном деле, и будем помнить: эволюция продолжается. Дай Бог нам дожить и до революции – лучше всего, социалистической. И тогда любая дата покажется нам круглой и прекрасной.

24 августа 2004 года. Восточный Теген (Казахстан) – Москва


ГЛАВА 101. ЭВОЛЮЦИЯ ПРОДОЛЖАЕТСЯ (ДВАДЦАТЫЙ ВЕК)

ПРОЛОГ

Умирающее лето в умирающей стране. Сто восьмое чудо света погибало в тишине. Может статься, что когда-то, победив регресс и блуд, заживем и мы, ребята, в чудном мире вечных чуд. А пока что, встав с постели с вечной болью головной, выживаем еле-еле в мире дурости сплошной. Дай нам Бог, подняв забрало, всех мерзавцев без суда – от капо до генерала - вздернуть около вокзала… впрочем, пламя догорало и пока что умирало наше время, господа. Злое, проклятое всеми, превращаясь в мутный пар, догорало наше время в печке новых янычар.
Так мне представилось настоящее, а в будущее даже не захотелось и заглядывать. И, тем не менее, оно все равно приближалось с явной целью наступить. Смиримся же с неизбежным и не станем его проклинать. Жизнь не стояла на месте, и новые времена с пугающей неотвратимостью накатывались на развалины великой советской цивилизации, давя, как крыс, обитателей обломков.
Сидя на полуистлевшем пне, я мрачно наблюдал, как девятый вал идиотских перемен накатывался на руины социалистического общества. Бежать было некуда, поздно и незачем. Кругом было все то же самое, а то и хуже. Эволюция иногда протекает в невероятно экзотических, можно сказать, омерзительных формах. Так и в этот раз. Что ж, будем свидетелями и летописцами дурацких событий. Поплывем вместе с ними по мутным волнам смутного времени. Ведь, как известно, все циклоны и штормы когда-нибудь заканчиваются, так что будем жить надеждой, что выплывем и в этот раз.

РАЗДЕЛ 1. ГДЕ НАША НЕ ПРОПАДАЛА

Согласитесь, глупо быть беспричинными оптимистами, но человечество никогда не поднималось на головокружительные высоты абсолютного понимания окружающего мира и происходящих в нем процессов. Оно лишь жило да радовалось, и по-другому быть не могло и не может. Ведь, если адекватно воспринимать действительность, можно сразу же заказывать всеобщую панихиду. А что, разве не так? Но мы, слава Богу, давно научились изготавливать розовые очки в промышленных масштабах. Глядя через красивые стеклышки на этот мир, можно как-то протянуть в нем отмеренное судьбой количество лет, а иногда и больше, – если повезет, конечно. Вот и я, вступая в юбилейный Двадцатый век, наивно подумал: эх, где наша не пропадала! Что ж, думать пока никому не запрещено.
- Отметим это событие взятием какого-нибудь пятитысячника, - решил автор этих строк, - например, Эльбруса.
И отправился в горы Кавказа. Кабардинцы, балкарцы и черкесы, населявшие окрестности знаменитого потухшего вулкана (кстати, он еще жив: у вершины имеется выход перегретого пара, так называемая фумарола), имели обыкновение грабить путников. Впрочем, если ты успевал постучать в двери сакли, можно было твердо рассчитывать на знаменитое горское гостеприимство. Пока ты был под крышей, тебя надежно укрывали писаные и неписаные законы гор. Но, выйдя наружу и чуть-чуть отойдя от гостеприимного крова, ты тут же терял этот, скажем так, иммунитет. Поэтому я счел полезным обходить аулы как можно дальше. Мало ли что!
Эльбрус встретил меня непогодой. Там это часто так бывает: с утра, к примеру, солнышко, сумасшедшие по красоте виды, смотришь и думаешь: нет, умирать не надо! А через два-три часа, откуда ни возьмись, налетают облака, ветер свищет, начинается дождь, переходящий в снег и град, и вот ты уже мокрый, замерзший, почти ослепленный пургой, проклинаешь белый свет почем зря. Безобидная по всем альпинистским представлениям гора отняла жизнь у тысяч восходителей. Стоит лишь зазеваться – и вот ты уже на дне ледовой трещины; хорошо, если угробишься сразу и наповал, а не дай Бог застрять, и медленно замерзать! Подобную кончину никому не пожелаешь – разве что империалистам да жителям стран, входящих в блок НАТО. Легко можно замерзнуть и никуда не проваливаясь, на пронзительном ветру. Да и снежные лавины, между прочим, не дремлют, так и норовят навалиться всей тяжестью, переломать кости, а затем задушить в снежных объятиях. Стоит ли еще упоминать камнепады, обвалы, и много кое-чего еще? Был там даже такой дикий случай, когда на группу альпинистов в палатке напала шаровая молния, или же сам дьявол, принявший облик ионизированного шарика. В результате пятеро получили тяжелые ожоги, а один вообще погиб.
Ничего об этом тогда не зная, я инстинктивно чувствовал опасность, когда, ничтоже сумняше, полез наверх по заснеженному склону. Была не была! И тут случилось нечто непонятное. Загремел гром, сверкнула молния, и откуда-то из Ниоткуда появился ослепительно сияющий объект, как теперь говорят, НЛО. Он завис прямо надо мной, и послышались грубые прокуренные голоса.
- Кажется, тот самый?
- Он, определенно он.
- Проследим, что он будет делать? Не дай Бог, опять в пропасть сорвется. О, сколько нужно терпения!
И затем, явно обращаясь ко мне, Голоса взревели:
- Так шевелись же, черт бы тебя побрал! Нам еще на Лиру лететь!
Перепуганный и ничего не понимающий я скачками понесся к вершине. Откуда только силы взялись! НЛО неотступно следовал за мной, изредка подбадривая подзатыльниками. Вскоре терпению Пришельцев наступил конец.
- Долго он еще будет возиться? – услышал я. – Давай-ка, ему поможем!
И меня тут же схватили какие-то манипуляторы, и через секунду-другую доставили на ледяной купол Эльбруса.
- Нашел то, что искал? – прогремело над головой. – Нет? Так нечего тут рассиживаться!
И страшная сила сбросила мое бренное тело с горы. Я летел, периодически врезаясь в снег, как-то облетая обрывы и скалы; НЛО мчался рядом, не давая провалиться в трещину, угодить под лавину или камнепад, или загреметь на камни. На высоте 3000 метров меня, наконец, оставили в покое. Пока я приходил в себя, ощупывая руки, ноги, шею и все остальное, тарелки и след простыл. Померещилась, что ли?
- Если все это привиделось, - логически рассуждал я, - тогда надо подниматься и опять идти вверх; если же все было наяву, нечего тут торчать!
По здравому размышлению был сделан вывод: не померещилось! Иначе как объяснить происхождение полудюжины свежих синяков?
А в это время братья-Пришельцы угрюмо изучали итоги более чем пятимиллиардолетней эволюции на Земле.
- Как всегда, никак, - ворчал старший брат Бука, - и, между прочим, никуда!
- Может быть, взорвать все к чертям? – осторожной предложил Бяка. – А Богу скажем, что, например, в Землю астероид врезался…
- Богу врать нехорошо, - возразил Бука, - да, к тому же, его обмануть невозможно. Все проверит, и тогда только держись!
Пришельцы загрустили. В самом деле: уничтожать Землю со всеми ее обитателями сам Господь им запретил, а делать с ней что-то было надо: нельзя же все оставлять в таком неприглядном виде!
- Может быть, организовать парочку небольших военных конфликтов? – размышлял Бука. – Как ты думаешь, стоит?
- Не думаю, а точно знаю, что стоит, еще как стоит, - не задумываясь, отчеканил Бяка. – Просто так они, канальи, уже не поумнеют… так пусть хотя бы военную технику и тактику усовершенствуют!
Так в 1900 году было принято решение о проведении в Двадцатом веке двух мировых войн. Благодарите за это не кайзера с Гитлером, даже не господ капиталистов. Они – всего лишь пешки в грозных лапах Рока. В данном случае роль Рока решили сыграть два дюжих Пришельца.
Сами понимаете, что в годы мировых конфликтов мне было не до восхождений. То в армию призовут, то к стенке поставят, как дезертира. Раза два даже повесили, но каждый раз я чудом оставался в живых. Теперь-то мне точно известно, что Господь в своей неизмеримой милости приставил ко мне двух ангелов-хранителей с засученными рукавами, и они, бедолаги, мужественно принимали на себя все пули, летящие в мою голову, все осколки и взрывные волны. После повешения они, просто-напросто воскрешали висельника. На то была божья воля, так что никакого чуда в том нет.
А Пришельцам каково пришлось! С яростным изумлением созерцали они послевоенные нравы. Получалось так, что многочисленные жертвы двух кровавых конфликтов ни к какому улучшению менталитета и морального облика воюющих народов не привели, скорее, наоборот. Если в боях проявлялись жертвенность, отвага, патриотизм, то после окончания глобальных конфликтов доминировали цинизм, алчность, косность и равнодушие ко всему, кроме брюха, мошны… ну, дальше даже продолжать не стану, вы и так все поняли. Даже их главная надежда – страна-эксперимент СССР приходила в упадок, причем исключительно в силу слабости духа вождей. Впрочем, народы, населяющие эту великую империю, в итоге оказались ненамного лучше. И в один прекрасный контрреволюционный момент все рухнуло. Мир утратил стимулы своего развития и, следовательно, существования.
Но все это случится несколько позже. А сейчас мне было не до философии и геополитики. Пыхтя и обливаясь потом, я брел вверх по заснеженному склону Этны. Не знаю, почему, но взбрела в голову шальная мысль: что-то давно в Италии не был! А вдруг Бог сейчас там? Почему бы и нет? Начнем с самого неприятного места – Сицилии. Если даже там удастся выжить, значит, можно себя к кощеям бессмертным смело причислять.
Следует сказать, что чертов вулкан в этот год был на редкость активен. Вот и сейчас Этна гудела, как рой исполинских пчел, и время от времени выбрасывала черные пепловые тучи. Не в урочный час понесло меня наверх! Но решение было принято, и отступать было некуда. Дал, как говорится, слово – так держись!
Сколько там осталось до вершины? Как будто бы, она уже практически рядом, рукой подать… впрочем, в горах все обманчиво. Смотришь на блестящий ледяной купол верхушки очередного монстра, и кажется тебе, что до него максимум километр. А десять, не хотите ли? С другой стороны, Этна – гора не из великих. Подумаешь, три с небольшим километра!
Жерло опять заволокло черным дымом. Пепел закрыл видимость; можно было лишь разобрать, где верх и, где низ, не более того. Я в задумчивости приостановился, и закурил, словно подражая вулкану. Надо было дождаться прояснения.
Подул сильный пронизывающий ветер с моря (а оно тут кругом! Так что любое направление ветродуя – морское). Он задул мою сигару, и я нерешительно, но злобно выругался. Ах, шайтан! И тут впереди меня что-то показалось. Видение находилось метрах в пяти, и было хорошо видно, что оно представляло собой типичного феодального, причем явно знатного рыцаря двенадцатого – пятнадцатого веков. Несмотря на потрепанный вид (панцирь был ржав, шлем помят, под глазом виднелся синяк), держался он спокойно, уверенно, я бы даже сказал – величественно. С молчаливым достоинством викинга рыцарь шагнул мне навстречу, и протянул ворсистую руку.
Я стоял и настороженно смотрел на мясистое, но какое-то зеленоватое лицо, обрамленное заиндевевшей бородой. Нос паладина явно был обморожен; и вообще он смотрелся как-то странно, мягко говоря. Что называется, ни селу, ни городу! Какое время на дворе, а? Заканчивался Двадцатый век, а тут – стоит перед тобой чучело, непонятно как влетевшее в наши дни из глубины веков, помаргивает и тянет волосатую ручищу. Дым рассеялся, и, казалось, стало видно чуть ли не все северное побережье Средиземного моря. Я уставился на это чудо, с изумлением узнавая очертания берегов не только Италии, но и Испании, Франции, и даже Иллирии с Фракией, и лишь затем заговорил:
- Дорогой сюзерен, не знаю, как там тебя величают! Пусть ты будешь Генри Пятым, или даже Шестым. Ты извини меня, смерда смердящего, за непристойный вид. Видишь, не во фраке я, не в смокинге, и даже тиары на мне нет. Была, да сплыла, – сгорела в огне извержения Тамборы в 1815 году. Тогу я потерял еще раньше. Ты уж извини за этот дурацкий зипун с шароварами и валенками! Да и не стоит судить неординарных личностей по одежке, ведь так? Оставим это, и лучше сменим тему. Обо мне пока ни слова, лучше – о вашем благородии. Что тебя привело сюда? Ты говори, не тяни время, а то, видишь, дело к вечеру, а мне еще надо к кратеру выйти, и даже вернуться до ночи. Сам, небось, знаешь, каково ночами по горам-то ходить!
Монарх тупо смотрел на меня. Не было уверенности, что этот чертов призрак понял из всего сказанного хотя бы слово.
Над нами сумеречно синело бездонное небо, темно-голубая полусфера в меркнущем пространстве. Где-то в вышине парили то ли надменные беркуты, то ли кобчики – не разобрать. А рыцарь все так же пристально и, как будто бы вопросительно, смотрел на меня, все еще протягивая свою ручищу.
И я решил продолжить свою речь, дабы не спровоцировать это чучело на какой-нибудь неординарный поступок. Как бы он мечом махать не начал, не разобравшись, что к чему!
- Ты, наверное, думаешь про себя: “А зачем это идиот день-деньской слоняется по горам”? – Отвечаю: сие есть великая тайна! Мне Голос был, и все такое прочее. В общем, все решено за меня, и такова воля Рока. Если нужны подробности, могу добавить следующее: на одной из пустынных вершин должно произойти грандиозное событие. Уж и не знаю, что там именно случится, но представляется мне это так: загудит Земля, остановится время, и все дискретное, что есть в этом мире, сомкнется, образуя Континуум. На небе ярко засияет радуга, и, глядя на нее, я погибну смертью храбрых только для того, чтобы тут же воскреснуть. И тогда, скорее всего, мне откроется Истина, или нечто заветное.
И тут рыцарь заговорил.
- Расскажи-ка мне, уважаемый, - низким загробным голосом просипел он, - что-нибудь занимательное, интересное. У меня, знаешь ли, тоже проблема воскрешения. Давно покинул ваш покорный слуга этот бренный… то есть, грешный, мир. И там, где мне сейчас приходится обретаться, отнюдь не Рай. Эх, вернуть бы назад то счастливое время, когда я шел на штурм вражеских твердынь! А ведь ничего невозможного нет: Христос-то воскрес, воистину! К тому же он воскресил Лазаря… а вдруг и мне посчастливится удостоиться благодати, как ты думаешь?
Мне показалось, что призрак прослезился. А он тем временем продолжил:
- Ты не думай, что я какой-нибудь отсталый и темный дикарь из далекого прошлого. Ничего подобного! Во-первых, покинуть эту грешную юдоль мне довелось в ранге монарха, во-вторых, я знаю латынь и греческий, в третьих, до нашего Пекла доходят кое-какие слухи… мы в курсе всех последних событий. Я знаю, например, что после моего ухода в мир иной на Земле никогда мира не было, что прошли религиозные войны, затем массовые восстания колоний против метрополий, а после всего этого начался колониальный передел мира; кое-что известно нам и о наполеоновских войнах, и прошедших в Двадцатом веке глобальных конфликтах. Все знаю, все понимаю, только одного не пойму! Не мог бы ты прояснить обстоятельства внезапной гибели такой мощной империи, как ваш Советский Союз? Не понимаю, как это можно рухнуть без военных поражений, природных катаклизмов или, например, эпидемии моровой язвы или английской потовой горячки…
- С удовольствием! – с великой готовностью откликнулся я, сообразив, что от настырного монстра просто так не отделаться. Придется-таки ему сказку рассказать! – Все началось с так называемого Застоя, а если быть точным, - с эпохи начала разложения руководства Союза (да и народов, между прочим). Рыба, сам знаешь, откуда гниет…
И поведал благодарному слушателю грустную историю заката и гибели первого в мире социалистического государства. Он с минуту помолчал, посопел, а затем неуверенно пробормотал:
- Не понимаю, что хорошего в так называемой демократии, черт побери! Какое еще такое народовластие? Если это власть босяков, так речь идет об охлократии, и не более того. Управлять государством должны лучшие из лучших, такие, как я, например. А правление толпы – это анархия. Клошары, как известно, народ глупый, меркантильный, без царя в голове. Им бы только колбасой утробу набить, да водки нажраться, а после них хоть потоп. Хам, пришедший к власти, пользуется ею, как медведь пасекой. Слышали мы, как ваши партийные боссы стали себе виллы строить да бриллианты коллекционировать! Где же коммунистические идеалы? И ваш главный коммунистический правитель обладал властью, равной королевской. Насчет богатств ничего не могу сказать, но диктаторы из ваших клошаров получились отменные, вроде знаменитых сиракузских тиранов. Мы же, нобилитет, народ степенный, уважаемый, в Бога веруем, посты соблюдаем, а за гроб Господень кому хочешь, горло перервем. Так кто кем должен управлять? А ваш Союз и был империей люмпен-пролетариев, истинно говорю. Небось, при императоре-то куда лучше жилось!
Пришлось дать самоуверенному выскочке хорошую отповедь. Я подбоченился, и обрушил на визави целый водопад гневных филиппик:
- Говоришь, монархия лучше республики? Ну и фарисей же ты, ваше благородие! Что может быть хуже сословного чванства? – Дескать, мы, дворяне, белая косточка, голубая кровь, а все прочие – быдло, и пусть всегда все останется так же! А какое было отношение у аристократов к плебсу испокон веков? К собакам лучше относятся, вот что! Кормят впроголодь, держат в землянках да избушках, где одним тараканам вольготно… обирают их, как липку, убивают при первой же возможности, а вверх по служебной лестнице им дорога заказана! Не хочу переводить разговор на личности, но приходится. Ты в зеркало иногда смотришь?
- Теперь – нет, - не моргнув глазом, парировал собеседник, - нас, призраков, там все равно не видно.
- Я имею в виду тот период, где ты был почему-то живым, - не растерялся и я, - так вот, если не заглядывал, то правильно делал. Раз увидишь – на месяц сон потеряешь! Лицо есть зеркало души, а что у тебя за душа? Жил ты, дорогой, хищник хищником, занимаясь грабежом как своих подданных, так и соседей. Особенно доставалось, понятное дело, тем, кто якобы принадлежал к так называемым еретикам. Повод к войнам всегда можно найти, не так ли? А война, как известно, должна себя кормить. Ну, заодно, и тех, кто командует ею. А ты неплохо пристроился, ваше сиятельство! Жег, убивал, грабил, да еще и воображал, что творишь богоугодные дела!
- А разве это не так? – возмутился Генри Пятый (или Шестой – он, по-моему, сам не знал, какой именно. Много этих самых Генрихов на свете было, французских и английских!). – Мы что, разве не за святое дело воевали? Разве могли мы, истинные христиане, допустить осквернения иерусалимских святынь святотатцами-сарацинами? Что нам, по-твоему, следовало спокойно смотреть, как магометане своему собачьему аллаху на гробе Господне творят нечестивые ритуалы, которые и молитвами-то назвать грешно?! Нет уж, не выйдет по-вашему! Нас сам римский папа благословил на подвиг, так что нечего тут антимонии разводить! Мы за правое дело дрались, камарад, нам война ненавистна иная… так, кажется, пели в ваше время?
Осведомленность покойника в событиях Двадцатого века была потрясающей! Ему что, в Ад свежие газеты кто-то приносит? Значит, не так уж скучно и плохо там живется? И я не преминул задать негодяю подобный вопрос.
- Кому как, - не моргнув глазом, ответил король. – За нас ведь молятся, свечки Богу ставят, на строительство храмов жертвуют миллионы! Вот мои друзья и родственники, так сказать, отмолили, пусть и не полностью, мои прегрешения. Меня капо назначили в топке домны номер три, четвертый круг Ада. Сам, естественно, в котлах не сижу, просто слежу, чтоб другие жарились, как следует. Все-таки негоже монархам, как простолюдинам, в казанах со всяким быдлом париться в кипящей смоле. Нам следует рассчитывать на определенные льготы и поблажки со стороны адского руководства. Зря, что ли, церковные прелаты утверждают, что нет власти да не от Бога! Следовательно, нельзя нас судить по обычным законам. Это даже дьяволы понимают.
Я с пониманием и ненавистью уставился на счастливчика-короля. Интересно, а мне вот так же повезет? Вряд ли! Кто за меня будет молиться? Все знакомые давно вымерли, как мамонты. И уж на свечку в церкви ни одна живая душа не потратится, будь я проклят! А Генри-то, Генри… надо же так устроиться в жизни и за ее гранью! Паразит, вот он кто, не больше и не меньше. На этом свете сосал кровь подданных, и грабил сарацинов, на том – получил почетную должность лагерного полицая, и в ус не дует! Мне бы такое везение! И я, подбоченившись, стал так врать, что чуть сам себе не поверил:
- А меня, между прочим, ждет рай! Я без пяти минут святой, а до того, как приму мученическую кончину (в святые без этого ведь не попадешь, сам знаешь), Бог присвоил мне звание пророка. Хожу, ищу Истину, кое-что проповедую. Так что попрошу относиться ко мне со всем уважением! Поговорили мы с тобой, и на сегодня хватит! Если есть желание продолжить разговор – подожди меня где-нибудь здесь, а мне пора на вершину. Не загораживай мне путь!
Генри Пятый-Шестой, к моему удивлению, повиновался, молча отойдя в сторону. И я помчался к вершине, как мог быстро, ибо вечерело, и не хотелось в темноте ломать ноги.
Где наша не пропадала! А вдруг на этот раз повезет?

РАЗДЕЛ 2. НЕ В ЭТОТ РАЗ

Спотыкаясь и ежеминутно падая, я с грохотом спускался вниз по склону Этны. Угораздило же меня лезть туда, на ночь глядя! Что мне там открылось? Насморк, и все. Ни Бога, ни Истины! Едва начал отступление, как нос к носу столкнулся с каким-то муфлоном, или архаром. Вместо того, чтобы броситься прочь, рогатая скотина погналась за мной и не успокоилась, пока не боднула пониже спины. Проклиная все на свете, я отогнал животное камнями, и почти в полной темноте побрел вниз. И тут сказалась моя близорукость и неумение спускаться по обледенелым склонам в темноте. Я срывался, падал на осыпи, катился по фирновому льду, несколько раз здорово приложился головой о камни, но Бог милостив – кости остались целы, и шея не свернута. Что ж, как говорится, будем живы, – не помрем! С этой мыслью я сорвался с обрыва, и звучно шлепнулся на плотный снег далеко-далеко внизу. Придя в себя, ощупал руки-ноги, и с изумлением понял, что вновь остался не переломанным. Чудо! С этой мыслью я поплелся по пологому грязному леднику. И тут же вспомнил о своем недавнем собеседнике. Интересно, сгинул он, или все еще дожидается меня? Тем временем начало рассветать. В лучах восходящего солнца я увидел знакомую фигуру с ржавым мечом, уныло стоящую на краю глетчера. Он повернулся в мою сторону и шагнул навстречу.
Так и прождал тебя всю ночь, - прохрипел призрак, - не в самых комфортных условиях. Ночь на леднике, это, знаете ли, не для слабонервных. Глетчер – тот же Ад, только ледяной. Они мигом выстудит любую дурь и ересь из грешных и безмозглых голов. Вот бы сюда всякого рода монстров наподобие нашей треклятой Тэтчер или вашего Берии! Замело бы их порошею, лег бы снег на горбы да проплешины, и погибли бы эти нехорошие люди, дружным строем отправившись к лешему…
Мне почему-то стало обидно за почившего в бозе товарища Берию. Разве можно было сравнивать этого, в общем-т, талантливого организатора с полудикой англичанкой, так называемой Железной Леди, которой, по моему мнению, куда больше пошло бы прозвище Чугунная, или Ржавая? И я не преминул высказаться в этом духе.
- Берию попрошу оставить в покое, - строго прогудел ваш покорный слуга, - он отнюдь не заслужил звание пугала, или монстра. Лаврентий Павлович, между прочим, был трудяга еще тот, причем не бестолковый трудоголик, которому лишь бы мешки перетаскивать, а мудрый государственный деятель, в отличие от некоторых. Он самолично организовал оборону Кавказа в 1942 году, руководил нашей оборонной промышленностью, курируя создание атомного и термоядерного оружия, да в плане так называемых репрессий отнюдь не был Малютой Скуратовым. Между прочим, в годы ежовского террора официально расстреляли что-то около 750 тысяч народу – за 1937-38 годы, а в первый же год после прихода Берии к управлению НКВД, количество казненных снизилось в сто раз. И по амнистии 1939 года было выпущено на свободу свыше 900 тысяч душ, при общем количестве заключенных около 1,7 миллионов. А при тебе или твоих подельниках, уже не помню, повесили 75 тысяч англичан за бродяжничество, которое сами же правители и организовали, разорив фермеров. Это при населении-то Англии что-то около 5 миллионов! Так кто же монстр? И Лаврентий Павлович, к его чести, никогда не устраивал сожжений ведьм и еретиков, не участвовал в дурацких крестовых походах, и вообще вел себя, можно сказать, по-джентльменски. Не то – ваши монархи, не тем будь помянуты! Не будем больше переходить на личности, а то все сравнения не в вашу пользу, доблестный сэр. Хотя насчет вашей Тэтчер не могу с вами не согласиться… еще вопросы будут?
И тут выяснилось, что у бестолкового паладина запас мыслей решительно исчерпался.
- Тогда прощай, - резюмировал автор этих строк, - у меня своя дорога, у тебя свой путь. Надеюсь, что больше не встретимся. Мне в Аду делать нечего, а тебе нет смысла болтаться по этой грешной земле. Неровен час, налетишь на потомков убитых и замученных твоими верными псами граждан, и тогда тебя даже твоя призрачность не спасет. Отправляйся к своим подопечным, не в смысле “живущим под печкой”, а в плане “сидящие на печах”. А мне пора на Восток, ибо Европа, похоже, себя исчерпала. Давно я не бывал на Камчатке! Там, говорят, рыбы и крабов – как у дурака махорки.
И мы расстались. Каждому - свое.
Страну, в том году еще называющуюся СССР, пересекал я долго – пешком и по ночам. Дело в том, что при встрече с представителями правоохранительных органов мне неизбежно светила статья за бродяжничество, ибо паспорта у меня никакого не было, а имелась лишь липовая справка об участии в Грюнвальдской битве. Так что не известно, куда бы мою скромную персону определили бы стражи порядка – то ли в кутузку, то ли и вовсе в психушку. Горький опыт пребывания в подобных учреждениях у меня уже имелся.
На Камчатку я приплелся в начале лета. Комары еще не бесчинствовали, и ночные холода заставляли прятаться в естественных укрытиях и на лесных заимках.
А сверху за всеми моими передвижениями внимательно наблюдал экипаж НЛО.
- Кажется, клиент движется в верном направлении, - отметил Бука, - остается только пожелать ему успехов на этом поприще.
- Правильной дорогой идет товарищ, - эхом откликнулся Бяка, - пусть не с первого раза, но, в конце концов, найдет он Бога. Уже, кажется, недолго осталось.
- На то воля божья, братец, - кротко заметил старший Пришелец, - не нам об этом судить. Но мне представляется, что выбрали мы тогда этот камушек на берегу первобытного моря не случайно. Рок двигал нами, не иначе.
- Не могу не согласиться с вами, коллега, - степенно ответил младший брат, - ты в точку попал. Все предопределено свыше, и нам лишь остается зафиксировать ход событий. Перегрин это грамотный, с понятием, к тому же ему Бог помогает, судя по всему. Полетели пока что на Лиру!
И “Пегас” стремительно умчался в сторону яркого созвездия в форме ромба.
А я, тем временем, подошел к подножью мрачного вулкана Шивелуч, что расположен напротив знаменитой Ключевской группы огнедышащих сопок.
- Какие мы активные, однако! – с изумлением бормотал я, разглядывая результаты буйства вулканических страстей. – Надо же, опять взорвался, и это после-то катастрофического взрыва 1964 года! Зверюга!
Надо сказать, что вулкан Шивелуч был и остается одним из самых яростных монстров Камчатки наряду с Безымянным и Ключевским. В его недрах заключена воистину демоническая взрывная сила. Катастрофические взрывы сносили верхушку вулкана не раз, и на ее месте вырастали новые, так что вулкан стал многовершинным и битым. На его склоны то вытекала лава, то сыпались агломераты – горячая пемза, а иногда из жерла вылетали палящие тучи – так называемые игнимбриты, и уж тут только держись! В 1964 году, например, пемза засыпала площадь около 50 квадратных километров толщиной от 10 до 20 метров. Впечатляет? Хорошо еще, что людей в том квадрате не оказалось, а то мало ли что могло случиться! Но Бог милостив…
Вершины Шивелуча покрывал устойчивый ледяной панцирь. На южном склоне в одной из новых кальдер бушевали фумаролы, выбрасывая в небо потоки раскаленных газов и перегретого пара температурой около 500 градусов. Я прошел как можно дальше от них, потому что вблизи невыносимо разило серным ангидритом, а он, знаете ли, достаточно ядовит, и, по многим данным, канцерогенен. Все шло почти как по маслу, но у самой вершины меня вновь поджидал очередной сюрприз. От скалы внезапно отделился одетый во все черное колченогий горбун, и решительно шагнул мне навстречу. О, боги! Это опять был какой-то монарх, вероятнее всего, Ричард Львиное Сердце. И что эти сюзерены ко мне привязались? И при жизни от них покою не было, и вот теперь даже из Ада преследуют, являются, когда не просят.
То, что мой собеседник явился из пекла, было несомненно. От него нестерпимо несло серой, а одежда местами была прожжена насквозь. Даже меч паладина частично оплавился, и вообще вид у него был неважный. Небожители так выглядеть не должны, истинно говорю. На всякий случай я подобрал камень потяжелее, и лишь затем решил вступить в переговоры с чертовым призраком прошлого. А монарх, паче чаяния, со страшным грохотом рухнул ничком.
- Что бы это значило, - успел подумать я перед тем, как он диким голосом возопил:
- Не гони меня, господин хороший! Знал бы ты, сколько времени пришлось потратить на твои поиски! И нагорит же мне от шефа за опоздание!
И стал торопливо излагать версию своего несвоевременного появления здесь и сейчас. Получалось, что он узнал обо мне от Генриха, с которым частенько встречался в каптерке какого-то важного дьявола. Выяснилось, что он, как и его приятель, успешно был кем-то отмазан от адских мук и занимался исключительно тем, что чистил сапоги и ботинки у дьяволов, в том числе и у самого Сатаны. Мерзавец! А ведь, если воздавать всем именно по делам, гореть бы ему адским пламенем. Так ведь нет же: за примерное поведение ему был представлен краткосрочный отпуск. И он сразу же ринулся вдогонку мне, ориентируясь на рассказы Генриха, который сообразил, что искать Перегрина следует исключительно на вершинах вулканов.
- Сидим мы как-то на складе дьявольских сапог в каптерке, - рассказывал Ричард, - и тут мой Генри и говорит:
- А тебе ничего не доводилось слышать об одном не в меру умном дяде, которого кое-кто называет Пророком, кто-то Автором, а вообще – Парамоном? Говорят, софист тот еще, но зато никому не отказывает в просьбе объяснить суть событий и вообще бытия. У тебя ведь всегда имелись затруднения на этот счет?
- Да, - согласился Генри, - действительно, где уж нам, феодалам! А зачем искать какого-то Парамона? Можно ведь все узнать и от нашего нынешнего сюзерена, господина Сатаны.
И мы сделали попытку узнать ответы на все вопросы у Князя Тьмы во время чистки его сапог. Он в это время обедал, – пожирал королевскую кобру (живьем), запивая каким-то сатанинским сернистым пивом. И был, соответственно, в хорошем расположении духа.
- Ну, что могу вам сказать, феодалища? – задумчиво пробормотал он, взирая на нас огненным глазом. – Как говорится, один дурак может столько вопросов задать, что и ста умным не ответить. А тут мы имеем дело сразу с парой! Все знает, разве что, только Бог (пусть и не все, но многое). А еще есть пророки и всякого рода святители, которые также, как будто бы, претендуют на знание некоторых откровений. Не исключаю, что кое-кому из них кое-что действительно приоткрылось. Неплохо бы это выяснить. Поступим так: Ричарду предоставлю краткосрочный отпуск для поисков этого так называемого пророка, и, ежели он не самозванец, то что-нибудь тебе, да растолкует. Я и сам, признаться, в недоумении: по слухам, действительно, а материальном мире развелось столько провидцев да ясновидцев, что яблоку упасть негде. Неужто они и в самым деле столь мудры, как некоторым кажется? Вот на примере этого пресловутого Парамона это и выясним. А Генри пусть за двоих потрудится. Надеюсь, возражений нет?
И глянул на нас мутным взором так, что у меня внутри захолонуло. За Генри не ручаюсь, но, по-моему, и ему стало как-то не по себе. Так что мы возражать не стали и разошлись, кто куда – он на сапожный склад, я – на поверхность. Поскольку ориентиры и приметы у меня имелись, я сразу же ринулся на Камчатку, где, обойдя сотню вулканов, в конце концов, нашел искомое. Так что никуда тебе от меня не деться, и ответить придется, как на духу. А не то прокляну!
Я невольно улыбнулся: он что, всерьез хочет меня напугать глупой угрозой дурацкого проклятия призрака? Да за кого меня тут принимают, черт побери! В то же время мне стало любопытно: а что, если слава о моих скромных способностях схоласта докатилась до Ада? Можно и уделить этому балбесу час-другой.
- Спрашивай, - отмахнулся я от назойливого собеседника, - только впредь не смей угрожать, а то, как бы тебя самого не проклял!
Тут настала очередь смеяться и ржавому Палладину.
- Вот кого не запугать проклятиями, так это того, кто и так проклят самим Богом, - ухмыльнулся он, - а дальше, чем в Ад, как известно, не ссылают. Так что прошу без намеков и угроз!
На том и порешили. И я, приняв картинную позу Цицерона, выступающего перед Сенатом, величественно уставился на собеседника, и спросил:
- Так что вас мучает, молодой человек?
- В основном серный запах и существенная удаленность от Бога и Рая, - пошутил Ричард, - а так ничего, жить можно. Кормят-поят, не перегружают работой. А вот что касается пищи духовной, то голод в Аду налицо. Голод-с! Вопросов появляется тьма, а отвечать на них никому почему-то не хочется. Вернее, случается, что и ответят – кто подзатыльником, кто пинком, но этим все и ограничивается. А хотелось бы большего, между прочим! Так вот, ответь мне: Бог – это чья-то выдумка, или суровая реальность? Между грешниками в Аду бытует мнение, будто Всевышнего выдумали всякого рода проходимцы для осуществления каких-то вполне земных целей – захвата и удержания власти, например, успокоения брожения умов и так далее. Так называемые “великие пророки”, таким образом, могут быть великими проходимцами. Никто-никто ведь не видел Бога, а чертей наблюдаем каждый день. Так есть он, или нет, черт побери?
И я ответил целой речью, которая потом, вероятно, войдет в Священные Новые Книги под названием “Шивелучская проповедь”.
- Это, мой дорогой, просто мелочи по сравнению с мирозданием! Стоим мы тут с тобой на Шивелуче, а ведь ты должен гореть адским пламенем! А мне давно пора бы в Рай, да, видать, грехи не пускают. Такова божья воля, а ты говоришь, будто Бога нет! Ты что, вольтерьянец, что ли? Отвечаю по существу: если принять тезис, будто мир абсолютно материален, то откуда в нем взяться и что делать Высшему Виртуальному, то есть, идеальному, существу? Но, если это не так, то без Бога никак. Уже само по себе наличие призраков (например, тебя с Генрихом), нечистой силы и Геенны огненной должно косвенно свидетельствовать, что есть и нечто им противоположное; в противном случае мир оказался бы не уравновешенным. Но это не самый главный аргумент! Знаешь, как возникли вера и религии? Еще в незапамятные времена древний пещерный человек, в ужасе вздрагивая при грохоте грома и вспышках молний, жутком подземном гуле и вулканических взрывах, начал приходить к выводу, что просто так природа не грохочет, что кто-то должен в небе грохотать. Поначалу непонятную сущность определяли как Великий Дух Гор, Степей или Лесов, Неба и так далее; позднее были предприняты попытки отождествить Великого Управляющего грозными силами природы с Солнцем, звездами, планетами. Светила молча слушали грубую лесть в свой адрес, и только диву давались: вроде бы неглупые существа, даже наделенные разумом, а какую ахинею несут!
И, наконец, кому-то в приступе глубочайшего озарения пришло в башку принять за Высшее существо совершенно непознаваемую, но всемогущую сущность, имеющую некоторые личностные характеристики, способность впадать в гнев и снисходить к своим подданным, в чем-то похожую на нас, но в целом недоступную нашему восприятию. В общем, так был создан Бог. Но, раз уж он создан, то, следовательно, он есть. В дальнейшем для простоты ему придали некоторые портретные черты, и он даже приобрел двойника на Земле, которому можно конкретно поклоняться. Так что все эти шаманы, магия, иллюзии, миражи и прочее совершенно не при чем. Бог есть хотя бы потому, что ваш покорный слуга, например, его видел, - не на бумаге или холсте, воочию, а я ведь не один такой. Мало того: я ищу второго свидания с ним. Это тебе о чем-нибудь говорит?
- А ведь верно, - поразился Ричард, - аргумент неотразим: раз уж Бог должен быть, то скорее он есть, чем его нет. Логично, черт побери! Теперь второй вопрос: что есть Добро, и, что есть Зло? Не в бытовом смысле, а вообще! Ведь бывает и так, что гибнут невиновные, а негодяи всех мастей правят бал, живут, как у Христа за пазухой. Не просто “бывает”, а, по существу, только так оно и есть.
- Не нам об этом судить, - не растерялся я, - ибо наши представления об окружающем нас мире и соотношения между Тьмой и Светом во многом неверны. Бог, как говорится, знает, кого и за что! И, между нами, собственно “грех” - чепуха, потому что Богу не важно, где и как ты нашкодил, а важно то, как и когда покаялся. Причем, по церковным канонам, каяться никогда не поздно. Очень, кстати, удобно! Вот ты, будучи императором, или королем, неизбежно носил в сердце грех гордыни: я, мол, самый-самый! Голубая кровь, избранник, и все такое прочее. Это не говоря уже о всякого рода военных преступлениях, нарушениях клятв… да ты все это знаешь лучше меня. Ты вот при жизни толком не раскаивался ни в чем, разве что, для вида и потому, что так было принято, поэтому и загремел в свое любимое Пекло. А вот если бы ваша светлость догадалась бы вовремя сунуть великому понтифику мешок золотых пистолей, глядишь, и пронесло бы! Шутка. Что могу сейчас посоветовать? Отречься от греха гордыни, мой дорогой суверен! И тогда может случиться чудо: Бог, простив твои грехи, заберет тебя отсюда к себе в небеса. Ручаюсь, что случится!
Тусклые глаза призрака загорелись огнем какой-то особенной надежды.
- Как верно сказано, сто тысяч чертей! – воскликнул он с жаром. – Действительно, сроду ни в чем не раскаивался, разве что, индульгенции покупал мешками! Но теперь-то будет все не так. Сейчас возвращаюсь в свою каптерку, потому что слово дал, а там хорошенько все обдумаю и вспомню, и покаюсь так, что земля загудит, ибо есть в чем! Так что от тебя, дорогой Парамон, двойная польза: во-первых, во время поисков твоей личности отдыхал от вони Ада, во-вторых, ты мне раскрыл глаза на многое. В третьих, теперь я надеюсь на что-то и почти что верю в счастливый исход. Прощай!
И тихим шипением растворился в воздухе. Земля загудела, а Шивелуч выбросил облако пепла. И я отправился дальше – искать Господа. Тем более, что вулканов тут было сколько душе угодно. Вот, например, Ключевская сопка укоризненно взирает на меня сквозь дымку с юга. Туда и направим свои стопы. А вдруг на этот раз цель будет достигнута?
Не стану описывать длинный и нудный недельный путь к куполу самого высокого и активного вулкана Камчатки. Для любого мало-мальски экипированного альпиниста это восхождение представляется чем-то вроде легкой прогулки, да так оно, по существу, и есть. А вот страннику, у которого из снаряжения и есть только ледоруб да зипун с валенками, приходится туго. Высота вершины вулкана – 4850 метров, так что там и морозно, и дышать тяжело, да и скользко, в конце концов. Все-таки склоны у него то снежные, то ледяные, да и отвесных скал обходить приходится десятки. Можно при этом угодить под камнепад, снежную лавину, провалиться в ледовой трещине, а то и от извержения пострадать. Так что не все так просто. И, тем не менее, я дошел до вершинного кратера. Но на подходе к нему вновь пришлось столкнуться с очередной чертовщиной. Недаром Бог меня предупреждал!
Мохнатое чудище, высунувшись из-за огромной базальтовой глыбы, робко двинулось в мою сторону. Несмотря на устрашающий вид монстра (а походил он одновременно на гигантскую гориллу, пьяного сантехника и самого дьявола), я почувствовал, что бояться-то особенно нечего, и сам решительно двинулся ему навстречу. Но камень поувесистее, на всякий случай подобрал. Мало ли что!
Чудовище, несмело приблизившись ко мне, что-то пробормотало вроде “доброе утро, сэр”, и начало рассказ о том, как трудно живется снежным людям, так называемым йети, которых все так и норовят унизить, и оскорбить, а то и вовсе изловить, и показывать зрителям за деньги. Слава богу, пока никому этого осуществить еще не удалось.
- А в последние пятьдесят лет форменную охоту на нас учинили, - жаловалось чудовище, - и с вертолетов стреляют, и целые экспедиции в горы посылают, дабы хоть чучело изготовить из бедного снежного человека. Нехорошо! Но я не жаловаться пришел, речь совсем о другом. Я вот над чем ломаю голову уже сотни лет: почему понятие юридического права никакого отношения не имеет к истинной правоте субъекта? А спросить, представь себе, не у кого! Мне вот что еще непонятно: понятия права, правильности и правды, как будто бы происходящие от одного корня, в реальной жизни расходятся так, что волосы встают дыбом. Почему-то все так и норовят добиться исключительных прав исключительно для себя, а другим так и норовят отказать в любых правах! Лев, заведомо неправый по определению, имеет законное право пожирать всех, кто только зазевается, исключая крокодилов, слонов, буйволов и носорогов с жирафами. Почему это так, как ты думаешь?
Мне даже смешно стало: подумаешь, формула Кеплера! Мог бы вопрос и потруднее задать… а над этим я сам ломал голову сотни лет, и кое-что придумал. Да и жизнь продемонстрировала столько примеров, в чем право, правда и правота, что все стало, как будто бы, ясно не невозможности. Я даже какие-то брошюры и книги на эту тему писал (впрочем, нигде и никогда не изданные). Так что слушай, снежный дикарь!
И я стал втирать очки озадаченному йети насчет соотношения юридических прав, истинной правоты и главной правды, приводя массу примеров из истории Франции, царской России, и прочих государств, где кто-то когда-то хоть краешком уха слышал что-то насчет римского права. Начал, конечно же, с адвоката Робеспьера.
- Вот кому надо было день и ночь думать о соблюдении всех юридических норм и прав, а он только и размышлял, как бы их нарушить погрубее. Даже такое правильное начинание, как голосование за вынесение смертного приговора дураку королю, он осуществил с грубейшими нарушениями законов страны, пусть и не совершенных, но, тем не менее… одним словом, адвокат вел себя как худший и злейший из прокуроров. Вот и доигрался: перебив тех, кто мог бы составить базу своих сторонников – от левых “бешенных” до правых, он остался один на один с “болотом”, а оно не преминуло бедолагу засосать в трясину. С другой стороны, никому не советовал бы впадать в другую крайность, абсолютизируя дурацкое понятие “прав человека”. Делать из них кумира – себе дороже выйдет, истинно говорю. Ведь мелочное регламентирование судебных и прочих юридических процедур в конечном итоге приводит к тому, что все мерзавцы остаются безнаказанными, а “человек с улицы” остается один на один со всеми видами преступности, уверенной в том, что она теперь бессмертна. Как же, смертная казнь отменена, презумпция невиновности работает, как часы… и чего ей тогда бояться-то? В общем, бандита убивать нельзя, а он, в свою очередь, ни под какими “декларациями прав человека” подписывать не собирается, и истребляет, кого хочет и как хочет. В худшем случае он рискует попасть в уютную кутузку с телевизором, спортзалом, библиотекой и даже персональным компьютером. Да о таком “наказании”, пусть даже пожизненном, сейчас половина населения земного шара может лишь мечтать. Таких примеров можно привести сколько угодно, но пусть же они не послужат “примером” ни для кого.
Потом мне пришлось отвечать на идиотские вопросы о смысле доносов и кляуз, о смысле жизни и тайнах Бытия. Наконец, он в лоб спросил меня, действительно ли я удостоился чести видеть самого Бога, и где.
- Мы тут не то, что Бога, ни одного пророка-то сроду не встречали, - смущенно развел он лапами, - и все потому, что эта проклятая богами местность не привлекает внимания ни небожителей, ни праведников, ни даже просто умных людей. Все мои сородичи также слыхом не слыхали, кто такой Бог, и где его искать. А уж чтобы самим его узреть… и вот, надо же – воочию вижу пророка! Так что никуда тебе не деться от ответа на вопрос, потому что людоедство есть у нас, причем всерьез.
Я понял намек, и быстро затараторил:
- Был такой эпизод, не скрою! Я, вообще-то, великий грешник и еретик, сподобился великой чести быть обруганным самим Господом…
В общем, рассказал я йети тот самый пресловутый эпизод о встрече с Богом под римским забором. Монстр слушал меня крайне внимательно, а в конце рассказа вдруг грубо перебил и промычал:
- Ты, конечно, извини меня, но вынужден дать тебе один хороший совет. Почему же это ты вдруг вообразил, что Бог должен присутствовать непременно на действующих вулканах?
Я и не знал, что отвечать. Действительно, дурака свалял, ничего не попишешь!
А снежный питекантроп продолжал:
- Вообще-то это страшная тайна, но, раз уж мне стало о ней известно, считаю себя обязанным поделиться ею с тобой. Так вот, во-первых, Бог предпочитает как раз уснувшие вулканы, причем преимущественно трахибазальтовые; во-вторых, Господь любит почему-то Забайкалье. В данный момент он находится на хребте Удокан, неподалеку от трассы Байкало-Амурской магистрали. Ты можешь еще успеть его там застать. Дело в том, что тамошние йети подсмотрели, когда Бог забрался на четвертый от трассы паразитический конус небольшого застывшего вулканчика. Одет он был как-то странно – в кожаной тужурке и военном кителе, если не сказать – френче. В руке, вернее сказать, в деснице господней была огромная книга в пестром переплете, на обложке которой было всего пять букв… “Коран”, кажется. Судя по всему, Всевышний решил перечитать этот фолиант вдали от шума городского. Воображаю, как он сейчас, вчитываясь в строки сур и аятов, восклицает:
- Своевременная книга, батенька! Хорошо, доходчиво, излагал пророк! Рад за него! Написать к ней предисловие, что ли?
- Это страшный секрет, о котором ведают разве что местные тарбаганы, но я вынужден с тобой им поделиться, Парамоша, - закончил он.
Тут я понял, что пусть и не в этот раз, но найду, наконец, того, кого искал почти две тысячи лет.
- Ты, пожалуйста, на меня не сердись, но мне пора, - обратился я к снежному человеку, - спасибо за грамотную подсказку, будешь в наших местах – заходи на файф о клок, выпьем чайку, телевизор посмотрим…
И уже вдогонку услышал недоуменное:
- А куда приходить-то?
- А тебе Бог подскажет, - не моргнув глазом, парировал я, - так что до скорой!
И бодрым шагом устремился на запад.

РАЗДЕЛ 3. СМЕЩАЯСЬ К ЗАПАДУ

Объективности ради, должен отметить, что не только мне тогда пришла в голову мысль двинуться в сторону Атлантики. Еще больше этим вектором озаботился тогдашний правитель СССР, Трусливый Горби. Многие патриоты до сих пор считают его предателем, а, по-моему, он даже на коллаборациониста не тянет. Ведь те, между прочим, служат тому, кто в данный момент сильнее всех, а наш герой поступил совершенно нелогично, сдав государство, в военном отношении совершенно не уступающее проклятым янки. Не было ему нужды пресмыкаться перед практически проигравшим Западом. Но тот, не сумев победить нас в военном или еще каком-то плане, взял даже не измором, а путем разложения самого народа, в первую очередь – верхушки, так сказать, элиты. Помахав перед ее насморочными носами ароматной приманкой роскоши загнивающего капиталистического мира, он сумел околдовать неумных правителей, их друзей и родственничком этим гипнотическим смрадом, и, как крыс, повел за дудочкой в сторону пропасти. Всем им до смерти захотелось иномарок, роскошных вилл и яхт, счетов в зарубежных банках, личных футбольных клубов… в общем, заводов, газет, пароходов, как сказочному мистеру Твистеру, так ярко изображенному детским поэтом С.Я Маршаком. И они, сломя голову, побежали на запах этого жуткого смрада впереди собственного восторженного визга. Но все это будет чуть позже, я сейчас я шел в сторону запада совершенно с иными намерениями и почти что чистой совестью. Иногда мне удавалось добыть относительно свежую газету. Я жадно вчитывался в полосы, интригующие читателя своей невиданной смелостью высказываний журналистов о сути событий, и сам порою дивился, до чего же дошла так называемая гласность. Прямо как при царе Александре Втором – “Освободителе”! Модно было тогда ругать ужасы сталинизма, мрачную эпоху ежовщины, оплакивая при этом совершенно невинных и кристально честных репрессированных товарищей. Сколько при этом грязи всех сортов было вылито на одного из самых ярких диктаторов Двадцатого Столетия, сколько эмоций вложено в самую изысканную и яростную брань! Многим тогда показалось, что все, найден источник всех бед, и, разругав его на все корки, заживем, как в Раю. Но тут оказалось, что ругать можно не только Иосифа Виссарионовича, но и Владимира Ильича, и – страшно вымолвить – саму основу строя СССР, не говоря уже о коммунистической идеологии. Все так увлеклись руганью и критикой, что совершенно не заметили, как в образовывающуюся идейную и идеологическую пустоты уверенно вползают ядовитые змеи сепаратизма, коллаборационизма и вообще национального предательства. А на их, так сказать, плечах уже сидели мародеры всех сортов и уровней. Но из радостного, почти что эйфорического 1988 года ничего этого не было видно. И лишь мрачные скептики из числа государственников во все горло кричали:
- Стойте же, идиоты! Не туда заехали, поворачивайте, пока не поздно!
Но было уже поздно. Процесс, как любил поговаривать тогдашний правитель СССР, Трусливый Горби, пошел, и остановить его можно было разве что военным переворотом и жесточайшей диктатурой. Ни на то, ни на второе руководителям страны не хватило ни ума, ни духу. И страна покатилась, как многим показалось, в сторону так называемой западной цивилизации, а вообще-то – к распаду и неминуемой гибели.
Но я-то шел в сторону Запада совсем не затем, чтобы свою страну погубить. Нет, мне просто надо было выполнить то самое поручение, не выполнить которое было нельзя. Перемещался я примерно с такой же скоростью, с какой менялась политика государства. И в точку распада мы пришли одновременно – 19 августа 1991 года. Я оказался на трассе БАМ в районе Северо-Муйского недостроенного тоннеля, а страна… в общем, вы, наверное, поняли где. В приличном обществе это место не принято называть вслух.
К тому времени жить становилось все труднее и хуже. Неряшливая и нерешительная политика правительства Горби привела к бурному расцвету спекуляции, и, как следствие, возникновению и быстрому разрастанию дефицита всего, что можно придумать – от масла до холодильников. На все-все на свете были выданы талоны без малейшей гарантии, что на них что-то удастся приобрести. Жулики уже сделали свое дело, и во всех магазинах страны наблюдалась одна и та же картина – шаром покати. Именно по этой причине в дороге пришлось пострадать, можно сказать, ни за что. Ни талонов, ни крупных сумм при мне, как всегда, не оказалось, вот и получилось так, что питался ваш покорный слуга подножным кормом – голубикой, мороженой клюквой, рыбой и так далее. От страны начали с грохотом отваливаться куски, а бывшие союзники на деньги США быстро сбросили “иго” своих коммунистических и прокоммунистических правительств, перебежав в лагерь противника. Сами понимаете, что жизнь простого обыватели по этим причинам никак не могла улучшиться. Она и не улучшилась. Мы оказались в зоне бушующего криминала, разваливающейся промышленности, гиперинфляции и “приватизации” кучкой жуликов всей промышленности СССР. Неуклюжая попытка остановить это гибельное “сползание к западу”, предпринятое группой малоизвестных стране партийных деятелей в союзе с военным министром и МВД, закончилась полным провалом. Путь к гибели был открыт.
Дойдя до Ангараканского перевала, я остановился, и в растерянности заглянул в физическую карту СССР.
- Черт, прошел я Удокан-то, - сообразил автор этих строк, - надо поворачивать. Как бы не опоздать!
И бегом побежал по рельсам на восток. К черту это дурацкое движение к западу! Всегда ведь можно повернуть в нужном направлении…
Осень изо всех сил напирала на Забайкалье. Склоны гор желтели и краснели, а по ночам на открытом воздухе иногда замерзали лужи. Поэтому я бежал все быстрее и быстрее, пока не приблизился к подножию заветного хребта. Предстояло один за другим обойти все потухшие вулканы, торчащие на водоразделе Удокана. Начав с самого крайнего на востоке и постепенно смещаясь к западу, я с удивлением наблюдал, как говорится, ряд волшебных изменений чудного лица, которым был лик страны. Вместо пусть и фальшивого энтузиазма отовсюду вылезали бесноватые морды уныния, отчаяния и озлобления; кое-где ехидно ухмылялись рыла посланников Бездны, невиданными темпами захватывающими территорию стремительно распадающегося Союза. Но мало кто разделял их радость, потому что все только о том и думали, как бы день простоять, да ночь продержаться. Обстановка была соответствующей. Сбережения населения приказали долго жить, продовольственные запасы подъели в годы талонного распределения съестного, а тут еще и скачок цен на всё-всё-всё вначале в десятки, потом уже в сотни и тысячи раз. Да, порочно стремление к идеалам Запада – “заживем, как в Европе”, не могло не нарваться на возмездие Рока, или чего-то в том же духе. Но вот ведь беда: стремились-то вписаться в американскую мечту далеко не все, даже не большинство населения, а влетело почему-то всем без разбора. Я даже сочинил на эту тему строфу:
А уж если Создатель решит покарать за особенный грех, то, бывало, один согрешит, а казнят, соответственно, всех.
Так ведь оно и выглядело, черт побери. И чем только мы Господа прогневили, а? Спросить бы у него при встрече, - ернически и еретически подумал я. – Да только, боюсь, что отвечать придется не ему, а опять же мне!
Рассуждая так и эдак, я карабкался по склону. Честно говоря, не очень-то я верил снежному человеку. Мало ли что дикарю могло взбрести в голову! Может быть, все эти йети склонны к горячечному бреду? Или, например, употребляют галлюциногены? К тому же, этот монстр сам никакого Бога в глаза не видел, так что ценность полученной от него информации была та еще.
Впереди открылся последний взлет к вершине небольшого вулканического конуса, торчащего на водоразделе хребта Удокан. Ну, еще чуть-чуть! Когда я перевел дух, и оглянулся, у меня мурашки пошли по коже: верхом на гигантской скале восседал сам Бог, раскуривающий трубку и читающий огромную книгу в пестром переплете. Казалось, что он так увлекся чтением, что ничего вокруг не замечает. Как бы не так! Внезапно книга полетела в сугроб, и громовой глас божий изрек:
- Итак, опаздываем, молодой человек? Явился ты в половину шестого двадцать девятого августа 1991 года, а вообще-то я тебя тут поджидаю аж с начала вашей так называемой “перестройки”. Шутка! А теперь слушай, что тебе скажу всерьез. Ваши старания, можно сказать, тщания, не остались незамеченными. Ты ведь не просто так бродил по Земле; постоянно происходил твой культурный и творческий рост, а насчет интеллекта и говорить нечего. А в итоге – прими мои поздравления в связи с присвоением звания святого! Почему не вижу восторга?
Тут-то я вылез со своими неуместными вопросами насчет своего долга, и вообще…
- Долг, говоришь? – задумчиво вымолвил Бог. – Отдавать, говоришь, некому? Ну, так и не отдавай! Вопрос исчерпан?
Как же просто все гениальное! Вот и ответ почти на все мои вопросы…
- Кстати, - как бы мимоходом заметил Всевышний, - ты не переживай насчет того, что зря переживал по несущественному вопросу чуть ли не два тысячелетия! За этот период ваша душа вышла из летаргической спячки, научилась страдать, и сострадать, и вообще в ней получило сильное развитие чувство долга! Но ты не старайся в плане его дальнейшего разрастания. Не стоит все время занимать в долг, когда не собираешься отдавать, – в конце концов, могут и прибить.
Господь придирчиво осмотрел мой неряшливый наряд, и негромко заметил:
- На юродивого, пожалуй, потянет. А на великомученика – никак. Впрочем, этого добра у меня и так накопилось более чем достаточно.
А затем, обращаясь ко мне, он изрек:
- Вообще-то пророкам необходимо что-то проповедовать, другими словами, нести Истину в массы. Только вот что ты знаешь об этой самой истине, дружок? Правильно, абсолютно ничего. Истину надо открыть, найти, познать, а ты лишь в самом начале поиска. Что ж, ищи, как говорится, авось обрящется что-нибудь. А для начала проповедуй… проповедуй…
Господь как будто бы задумался, а затем решительно произнес:
- А вот что именно – сейчас сказать не могу. Не решил пока. Зато через год-другой решение обязательно будет принято. Назначаю встречу в центре иранской пустыни Деште-Лут. Там и поговорим обо всем. Пока!
И я остался один. Мне предстояло теперь перемещаться не просто к западу, а, скорее, на юго-запад, в страну, где порядок наводили суровые стражи исламской революции, а конституцию и уголовный кодекс замещали Сунна и Шариат.

РАЗДЕЛ 4. ЧУДЕСА В РЕШЕТЕ

Когда в начале 1992 года я пересек Российско-иранскую границу, первое, что бросилось мне в глаза, были портреты аятоллы Хомейни, вождя иранской революции, скончавшегося три года назад. Почему-то все выглядело так, будто он и не умирал вовсе, а, подобно Ленину, жив и даже живее всех живых. На западе страны шли какие-то бои, и вообще происходило что-то непонятное. Мне и в голову не пришло, что Господь забросил меня именно в 1988 год, и что распад СССР был еще впереди, а тут шла ирано-иракская война. А между тем, все обстояло именно так. Аллах Акбар! Зипун и валенки в разгар жаркого персидского лета не могли не броситься в глаза ревнивым и подозрительным стражам исламской революции. В тот же день меня схватили, и после предварительного допроса-истязания бросили с темную кутузку, так называемый зиндан. Схлопотав там по первое число, я готовился к худшему. И однажды утром четверо стражников, страшно ругаясь то ли на персидском, то ли на арабском наречии, поволокли мою персону куда-то в неизвестном направлении, накинув на голову колпак.
-Все, - подумалось мне, - кирдык! На виселицу, не иначе…
Но, как всегда, ошибся. Из машины меня втолкнули в какие-то роскошные апартаменты, сдернули с головы капюшон, и я очутился в рабочем кабинете главы государства. Хорошее начало!
Престарелый аятола Хомейни одновременно с ненавистью, укоризной, надеждой и страхом уставился на меня.
- Здравствуй, Парамоша! – на чистом русском приветствовал он автора этих строк. – Давненько не виделись, старина! А мне про вашу персону стало кое-что известно. Пусть не из прессы или донесения разведки, но будем считать эти сведения достоверными. Слушай же, несчастный!
И поведал мне удивительную повесть.

Рассказ аятоллы

Как-то вечером, зимним вечером, сидел я в кабинете и размышлял о своей незавидной участи.
- Призовет меня скоро Аллах, и уж точно не похвалит. Скажет, небось:
- Во что страну превратил, прощелыга? Свирепствовал, как инквизитор, как последний пират! Ты что же это так, а? Нехорошо! И об Иране теперь идет весьма дурная слава, и мое достославное имя покрыл каким-то непромокаемым… то есть, несмываемым позором! Зачем террористов финансировал? Коммунистов почто обидел? К чему столько казней и дурацких запретов? Ты в каком веке живешь, образина? Я этого так оставить не могу. Ознакомьтесь с моим приговором: Ад, и только Ад! Пусть же сто тысяч шайтанов день и ночь клюют твою старую печень, предварительно прибив за уши к скале!
Мне даже дурно стало. А ведь никуда не деться – грешен! Столько народу перебил… пусть даже и за дело. Но коммунистов-то, действительно, зачем обидел?! Дело пахло жареным, скверно пахло. И тут я заснул, и приснился мне удивительный сон. Будто бы сижу я в бистро на Монмартре, попиваю кофеек, а ко мне подходит какой-то клошар и говорит:
- Возвращайся в Тегеран, страна бурлит! Быть тебе у власти, но сумей вовремя отказаться от всего, а не то худо будет. Сменишь прическу, вероисповедание и имя, не говоря уже о месте жительства. Прикинься умершим, и пусть вместо тебя какого-нибудь старого муллу или дервиша похоронят. А сам – в христианские страны, где начнешь все с начала. Я тебя сам окрещу. Мне Бог такое право дал, так-то!
И тут мне звонят из контрразведки, и сообщают, что схвачен какой-то подозрительный оборванец, шпион, наверное! А по приметам – точь-в-точь твой портрет, каким ты мне приснился, и каков ты наяву! Приказал я тебя поймать, высечь, и доставить сюда. Ты и в самом деле способен спасти меня от мусульманского Ада?
- Так точно, - не моргнув глазом, соврал я, - перейдешь в христианство, и все начнешь с нуля. Сейчас мы тебя и окрестим! Имя Хомяк подойдет? Почти полная идентичность с твоим погонялом!
Старик поморщился от подобной фамильярности, но стерпел, лишь по зубам мне двинул. Я торопливо окропил его водой, наспех перекрестил и приказал переодеваться.
- У тебя есть потайной выход из дворца? – как бы между прочим, поинтересовался ваш покорный слуга. – Лишние неприятности нам с тобой ни к чему, знаешь ли!
Торопливо переодевающийся старик кивнул, и крикнул:
- Там у меня танк стоит, на нем и уедем! Только куда – вопрос? Янки блокировали Персидский залив своим военным флотом, в Пакистане – проамериканское правительство, в Афганистане коммунистические войска… эх, цветы эмиграции, цветы настурции! А не примет ли нас Турция? Хоть и натовская страна, а все ж таки не эти дикари пуштуны и белуджи! И, к тому же, от Стамбула до христианских просфор рукой подать. Так и поступим: к туркам – и через Босфор. Хоть они и проклятые Аллахом сунниты, но все-таки правоверные, черт бы их побрал! Пошли…
Мы направились к секретному выходу и тут случилось страшное. Грянул гром, посыпалась штукатурка, и перед нами во всем своем восточном величии возник Аллах в красных шароварах, яркой чалме и с ятаганом на боку. Не обращая на меня никакого внимания, он обрушил свой праведный гнев на ошарашенного имама-ренегата.
- Значит, на просфоры с винцом потянуло, старик! – гремел он. – Душу продал, поганый кяфир! Изменник, дезертир! Вот я тебя сейчас… сгинь, провались к шайтану в сортир!
И мой Хомяк натурально провалился сквозь землю. Только что был, – и нет его!
- Ну, подумал я, держись! Сейчас и мне нагорит… как бы ятаганом-то не наладил!
И у нас состоялся интересный диалог – двух глухих к чужому горю, двух абсолютно не способных к изучению чужих языков чужеземцев – один из Атлантиды, другой с восточного побережья Юго-Восточной Азии.
- Можно мне убраться ко всем чертям? – мямлил я на суржике, а Аллах ревел на чистом арабском:
- Вон отсюда! Духа чтоб твоего тут не было! Полчаса на сборы, бери шинель, и шагом марш в свой фатерлянд! Да как ты посмел тут совращать моих любимых холуев, петь им какие-то сказки о Троице (да в мыслях у меня такого не было!), о воскресении и прочем в том же духе! В своем огороде не стерплю чужого козла!
И отвесил мне леща.
- Может быть, хоть час-то дашь на сборы, - внезапно обнаглел я, у которого и было-то лишь драный зипун да валенки с ушанкой, - управлюсь, светлейший!
- Что?! – окончательно вышел из себя мусульманский Всевышний, - а соловьиных языков на завтрак не попросите? Вон!
- До свидания, товарищ Аллах Акбар! – бросил я на ходу, устремляясь к выходу из столицы, - надеюсь, больше не встретимся!
Вдогонку понеслись сапог и отборная брань на жуткой смеси суахили, арабского и турецкого, но я был уже далеко.
Город мне удалось покинуть незамеченным: то ли народ спал, предаваясь сиесте, то ли меня опять Господь уберег – черт его знает. К вечеру контуры Демавенда окончательно растворились в туманной дымке, а пустыня Деште-Лут широко распахнула удушающие объятия. Как в бреду, я плелся от бархана к бархану, только что не спотыкаясь об огромных черных скорпионов длиной почти что в фут, кобр и эф, не говоря уже про варанов и гремучих змей. А, может быть, это были обычные гюрзы, или полозы. Я же все-таки не серпентолог, не разбираюсь. Я брел туда, не знаю куда, и бормотал какую-то торопливо рифмованную чушь.

Пустыня

Да, пустыня ужасно бездарна. Только змеи, жара и тоска.
В чем-то хуже она янычар, но, тем не менее, жив я пока.

Несмотря на песчаные бури, скорпионов, фаланг и самум,
Я до цели дойду и, в натуре, побреду к небесам наобум.

Я ушел от петли и снаряда, колобком укатившись от лис,
Ощущая присутствие рядом существа, победившего гада,
На тернистом пути в Парадиз.

Но реальность отнюдь не шикарна. Нет в ней места радужным мечтам.
Все убого, уныло, бездарно. Парадиз размещается там,

Где нет тверди, отсутствие света, и вообще не поймешь, что к чему –
Где живет непонятное Где-то, наше Что-то ввергая во тьму.

Неизвестно, до чего бы договорился ваш покорный слуга в быстро сгущающихся южных сумерках, но из состояния прострации и меланхолии меня вывел быстро приближающийся топот сапог.
- Выследили, мерзавцы, - смекнул я, - все-таки вздернут! Врешь, не возьмешь!
И пустился наутек так, что все местные гепарды взвыли бы от зависти, наблюдая за сумасшедшими скачками полубезумного странника. Я летел, почти не касаясь земли, вернее, песка, который вдруг стал пружинистым, как тартановая дорожка, и словно сам выталкивал мое тело в верном направлении. Кустики тамариска, песчаной акации и саксаулов проносились мимо меня на чудовищной скорости, а ночные хищники торопливо бросались врассыпную, потому что никогда ни с чем подобным не сталкивались. Пустыня наполнилась странным гулом, будто бы над ней летело полдюжины турбореактивных лайнеров, или же произошел выброс газа из земных недр под давлением не менее пятисот атмосфер. Но и сквозь этот ужасающий рев прорывался шум приближающегося топота, словно за мною гнались все исчадия Ада. Я вильнул в сторону, тщетно пытаясь сбить с толку нехитрым маневром неведомого преследователя. Увы, прием антилоп не подействовал: цепок щупальце ухватило за плечо, и на бешеной скорости этого оказалось достаточно. Я перелетел через голову, и, гася скорость о взметнувшийся фонтанами песок, грузно шлепнулся в чахлые кустики тамариска. В ту же секунду надо мной прошелестел внешне приветливый, но крайне мерзкий старческий фальцет:
- Привет из Ада! Не верь в плохое, старина, жизнь прекрасна!
- Как же так, - прохрипел я, - ты, попавший туда, откуда не возвращаются, говоришь со мной, как живой, Хомейни?
- Ну, во-первых, я теперь уже Хомяк… вашими, между прочим, молитвами. Во-вторых, мне, как всегда, сказочно повезло. Первым, кто встретился на пороге Тьмы, оказался мой старый знакомый – степной шайтан Тузик… да ты его должен знать, он тоже вулканы любит!
Я пожал плечами: мало ли на свете любителей экстремального туризма, в том числе и горного! Кто там из них Тузик, кто Барбос, кто черт, кто ангел – один Бог знает.
- Так вот, - увлеченно продолжил Хомяк, - он мне и говорит:
- Двигай к выходу, старина! Если кто остановит, говори, что пока мест нет; в крайнем случае, ссылайся на меня. Но лучше всего – крести не в меру любопытных, не сгинут, так шелковыми станут. Не смею задерживать!
- Ну, я и не стал дожидаться освобождения вакансий… никто меня не остановил, хвала Аллаху – то ли из-за сиесты (шайтаны ведь ленивы, как свиньи), то ли действительно не приемный день. В общем, улизнул под шумок. Был шанс, – почему бы им не воспользоваться?
Бормоча все это, Хомяк неторопливо скрутил цигарку и раскурил ее, невзирая на порывы пустынного ветра. Выпустив кольцо дыма мне в лицо, он заметил:
- А теперь хорошо бы было выпутаться из сложившейся ситуации. Не дай бог, повстречаются стражи исламской революции. Это тебе не какие-нибудь ленивые и благодушные шайтаны: живьем сожрут, вздернут так, что и язык высунуть не успеешь. Бежим же к турецкой границе! Тут каких-то пятьсот верст…
- Да как жен ты пробежишь почти полтысячи километров на старческих ватных ножках? – опять усомнился я, - можешь, старик, и не выдержать!
И получил заслуженную отповедь.
- Это кто тут из нас, извините, старик? – возмутился визави. – Вспомни, как ты летел по пустыне, обгоняя джейранов с сайгаками. А кто тебя настиг – и не вспотел?
Пришлось признать ошибку. Действительно, ведь даже дыхания не сбил, каналья! Впрочем, поему бы и нет? Ведь теперь с нами была крестная сила, поскольку неофит попался весьма необычный. Бог, несомненно, выделял таких из толпы.
Через неделю мы переходили турецко-… не скажу, какую границу. Все равно не поверите. Но перед тем, как попасть в христианскую страну без имени, сподобился ваш слуга покорный внимать гласу божьему. И вот он что сказал мне во сне:
- Ты, Парамоша, и предположить не можешь, что же именно составляет суть всего Мироздания и причину движения материального мира, не говоря уже о духовной составляющей. Если все упростить, то это буду я плюс моя воля. Но в переводе на более человеческий язык, миром правит Разум. Он также необычайно сложен, умом его никогда не объять. В него входят Знание, Прогресс, Вдохновение и много чего еще. Сложная это вещь, Парамоша, тебе не понять, но ты все-таки попытайся. Основа всему, конечно же, Знание, тут и говорить не о чем. А без науки ему делать нечего, иначе полученные случайным путем и никак не систематизированные крохи элементарных истин не способны к синтезу, и даже опасны, если становятся достоянием тупой толпы или какого-нибудь маньяка. Наука же способна все расставить по местам, применить открытия и изобретения по назначению во имя высших целей, на благо всему человечеству… да что там “человечеству”, - Вселенной, не меньше. Без фундаментальных знаний вообще невозможно дифференцировать и детерминировать такие категории, как Добро и Зло, плюсы и минусы. Между нами, Парамоша, они порою так похожи! Я и сам порою, грешным делом… ну, ладно, об этом – в другой раз. Ты и сам посуди: все так неустойчиво, относительно, сплошной релятивизм, и ничего больше. То, что кочевникам, например, кажется великим благом, земледельцам представляется вульгарным разбойничьим набегом. С другой стороны, заслуженны1й отпор со стороны осе5длых народов, который время от времени получают хищные кочевые племена и народы, последним представляется едва ли не личным оскорблением, ужасным злом, по сравнению с которым клятвопреступление – почти что благодеяние. А происходит это все в силу невежественности этих самых немытых и нечесаных товарищей, главная ценность бытия для которых заключена в коне да ширине степи. Будь они поумнее, сроду бы не занимались набегами, а сели бы за учебники и с изумлением узнали, что Земля не плоская, и что во Вселенной вообще множество миров, и нигде кочевников особенно не любят, ох, как не любят! А ведь жизнь воистину всего одна, и стоит задуматься, на что она уходит? И чему стоило бы ее посвятить? Чтоб ты не ломал голову, сразу же отвечаю: нет удела достойнее, чем служение Науке, ибо это есть единственно достоверный путь к Знанию. К чему я это говорю?
Бог неторопливо раскурил трубку, и продолжил:
- К тому, что кое-кому предстоит всерьез заняться научной работой. Вход в храм науки открыт, и ты попадешь туда так, что сам не поймешь, как же это произойдет. И Хомяк, между прочим, тоже. Вы сейчас проснетесь уже не на берегу Черного или Средиземного морей, а в столице некоей страны, номинальной христианской, а вообще-то не поймешь какой. И окажетесь вы, молодые люди, почтенными, можно сказать, учеными в научно-исследовательском институте Космических проблем. Наступили новые времена; теперь молитвами да постом мало чего добьешься. Учиться, батенька, учиться и еще раз учиться. Защищай кандидатскую диссертацию на какую-нибудь глобальную, лучше всего космическую тему, да заодно запишись в отряд космонавтов. У меня к тебе будет небольшая просьба: во время странствий по открытому Космосу приглядись, как следует, к новым мирам. А вдруг на одном из небесных тел ты встретишь такие условия, что хоть Рай там строй? Найдя, сразу же доложишь мне лично. Чем черт не шутит, может быть, и возникнет в глубинах Вселенной истинный Парадиз со всеми атрибутами? Там должно быть все, кроме Сатаны, конечно же. Пусть на этой чудесной планете текут реки с нектаром вместо воды, на деревьях растут блины и французские булки, чтобы все было под рукою, чтобы не было ни холодно, ни жарко, а земля была пухом. Шучу, конечно же, но ты, я думаю, понял, о чем идет речь. До встречи!
Очнулся я, как и было предписано свыше, у входа в приемную заместителя директора НИИ Космических исследований академика Хомяка с рефератом собственной диссертации в руке. Рассеяно взглянув на название своей работы, я вздрогнул: Космогеовселенский эфир как основа структуры Вселенной. Когда успел? И на что замахнулся? Велика же сила Господа! И тут сразу вспомнились последние годы, которые, строго говоря, и не были прожиты мною, а, тем не менее… и сразу же вспомнилось, что защита назначена на завтра, а послезавтра я должен был лететь на Марс впервые в истории Земли. Я решительно толкнул ногой дверь кабинета. Хомяк, совершенно неузнаваемый в добротном английском костюме, благодушно попивал кофеек.
- Все готово? – лениво спросил он, должно быть, для порядка. – Я верю в тебя, дорогой мой, все пройдет на ура. Когда улетаешь на Марс?
- Сразу же вслед за Ивиковыми журавлями, - грубо пошутил я, - или же, когда турусы на колесах приедут… а вообще-то, послезавтра. Ты подписывай, не мешкай!
Хомяк обиделся, но виду не подал. Он, вообще-то, кажется, меня побаивался, всерьез принимая за какого-то важного уполномоченного свыше. Ну, Бог с ним, не стоит его в этом разубеждать. Молча подписав работу к защите, он пожелал мне ни пуха, ни пера, а я по все правилам этикета послал старика к черту.
Зал заседаний ученого совета был переполнен. Как Юлий Цезарь, с точностью до секунды, я влетел на кафедру и, поблагодарив присутствующих за внимание (опять все перепутал, дурак), сразу же ухватил быка за рога. Сравнив свои открытия с научными достижениями таких товарищей, как Эйнштейн, Ломоносов и Лобачевский, не говоря уже о устаревших господах вроде Леонардо Да Винчи и Коли Коперника, я вскользь заметил, что все стоящие перед человечеством проблемы должны быть незамедлительно разрешены, и что нас ожидает Золотой век – стоит лишь правильно применить мои пока что не разработанные методики. Зал недоуменно молчал. Это придало мне силы, и я поплыл по течению куда глаза глядят и не обращая внимания на то, куда несут ноги. Вследствие этого довелось пару раз загреметь с кафедры, но никто, слава богу, этого вроде бы не заметил. Ученый совет словно впал в состояние летаргического сна. Что ж, спите спокойно, дорогие товарищи.
- Поглядите на звездное небо, - бубнил я, непонятно к кому обращаясь, - и что же вы там видите? Все, что угодно, но только не главное. Истина остается незамеченной… вернее, оставалась. Теперь же все не так, товарищи!
А затем долго и нудно излагал свои идиотские представления о том, все причинно-следственные связи наравне с материей (и антиматерией), распыленной в мировом Пространстве-Времени, не существуют и не возникают сами по себе, а как бы произрастают в некоей абсолютной среде, который здесь и в дальнейшем для краткости будет называться Космогеовселенским эфиром.
- Не только звездообразование, взрывы Сверхновых и таинственный свет квазаров обязаны своим существованием нашему Эфиру, - вдохновенно разглагольствовал я, - но также и канва исторических процессов вырисовывается в этом же Континууме. Так что ничего удивительного во всех известных парадоксах истории нет: во все виноват, конечно же, Космогеовселенский эфир.
Затем наступила очередь доказательной базы. В ход пошло все: система уравнений Птолемея, формулы Кеплера и Ньютона, Лобачевского и Дирака, цитаты великих философов и даже основоположников мировых религиозных учений. Причудливо перемешанные, взаимоисключающие, они каким-то совершенно непонятным образом сходились в одной точке и становились каким-то заклинанием, знание которого позволяло бы управлять Мирозданием. Когда собравшиеся начали, наконец, просыпаться, я уже торопливо читал положительные отзывы оппонентов и содержание справки о внедрении результатов в народные хозяйство государства. Они, похоже, только и расслышали, что постановка исследований получила одобрения сразу же в трех министерствах, что лично президент Академии наук заинтересован в скорейшем внедрении новых методик диагностирования физических, в том числе, и астрофизических, процессов, в народное хозяйство, и что он же порекомендовал присвоить мне степень член-доктора естественных и неестественных наук. Непонятно, зачем, как и почему, все единодушно и единогласно признали защиту состоявшейся.
На банкете подвыпивший председатель порывался заключить меня в объятия, беспрестанно повторяя:
- Что, на Марс летим? Возникли финансовые затруднения, не так ли?
А я всякий раз уверял старика в том, что согласился на участие в этом рискованнейшем эксперименте лишь в силу своей постоянной готовности пойти на любые жертвы ради постижения Истины.
- Я готов сложить голову хоть на Венере, хоть на Сатурне, - без конца повторял я заученные фразы. – Прогресс не остановить, и авангард его должен быть готов к любым испытаниям. Деньги здесь не при чем, хотя по природе ваш покорный слуга вовсе не бескорыстен и отнюдь не альтруист. И так далее, и в том же духе.
- Правильно, - заключил старик, падая лицом в миску салата “Оливье”. На том все и закончилось. А наутро взревели двигатели “Орлана-Белохвоста”, и космический корабль уверенно взял курс на Красную планету с промежуточной посадкой на Фобосе. И не знал я того, что в это же время с одной из полностью вымороченных обитаемых миров созвездия Лиры в ту же самую точку бодро устремился корабль Пришельцев с четко сформулированными, но не особенно приятными для меня целями.
Когда красный шар приблизился настолько, что можно было невооруженным взглядом разглядеть на нем гигантские вулканы и исполинский тектонический разлом Маринер, ракета начала маневрировать для захода на орбиту Фобоса. Серый, в отличие от планеты, похожий на огромную каменную картофелину спутник вынырнул из тьмы Космоса настолько внезапно, что только чудом удалось избежать столкновения. Но ничего, обошлось и в этот раз. Тормозные двигатели натужно взревели, и произошла подозрительно мягкая посадка на этот странный объект.
- И действительно, ужас, - пробормотал я, выдираясь наружу из люка, - в другой раз может так не повезти…
Первые же шаги по поверхности чертова астероида, лишь по недоразумению считающегося спутником Марса, напомнили мне о забытых ощущениях во время той самой погони в иранской пустыне. Я мог прыгнуть сразу на сотню метров, подлететь на высоту десятиэтажного дома – и ничего, без всяких последствий. Увлекшись ужимками и прыжками, и не заметил, как впереди вспыхнула новая звездочка, и через секунду НЛО шлепнулся прямо передо мной – метрах в пятидесяти. Грунт Фобоса ощутимо спружинил и, вероятно, загудел бы, будь там атмосфера. Я замер, в ужасе наблюдая, как из тарелки наружу выбираются две небритые и, скорее всего, немытые личности с волосатыми ручищами и крайне недобрыми взглядами из-под косматых бровей. Самое жуткое заключалось в том, что на Пришельцах не было никаких скафандров, и начхать им было на холод и вакуум. Виду они были самого угрожающего; на ручищах просто ходуном ходили жуткие мускулы, а маленькие злые глазки метали молнии – явно в мою сторону.
- Эй ты, пророк, - грубо проревел первый из них, - подойди-ка сюда.
Предчувствуя недоброе, я замер на месте и даже скосил глаза в сторону своего “Орлана”.
- Об этом можешь даже и не мечтать, - ухмыльнулся второй Пришелец, - все равно догнали бы.
- От судьбы и подзатыльников, брат, не уйдешь, - философски заметил старший Пришелец. - Давай, двигай в нашу сторону, а то хуже будет.
Я не шелохнулся. И тогда две зловещие фигуры стали медленно, но неотвратимо приближаться ко мне.
- А ведь мы не просто так, Парамоша, - продолжал ближайший ко мне преследователь, - мы с Букой просто извелись от желания лично дать кое-кому по морде. Имеются кое-какие вопросы по содержанию вашей диссертации, коллега!
И тут до меня дошло, что тут не зал заседаний Ученого совета, и оппоненты совсем иного рода – не склонные к сентиментальности и снисходительности. Держись, Парамон!
- Что ты там наплел!? - Одновременно и страшно завопили две держиморды. – Да это провокация, а не диссертация! И тебе ли, фальшивый пророк и святоша, бормотать всякого рода несуразности о каких-то физических полях, неведомых субстанциях – первоосновах материи, когда каждому ослу должно быть известно: все, что в Космосе, да и вообще в мире – от Бога! Ты что же, Господа надуть решил? Как бы самого не вздули!
И на меня обрушился жестокий град пинков и затрещин.
- Мы тебе сейчас устроим такую среду, - кричали они, пиная меня сапогами куда попало, - что твой “Эфир” раем покажется! Не желаете ли провести пару лет на Венере без скафандра?
И потащили в свою чертову тарелку, вопя и чертыхаясь, как два бывалых палача, или боцмана. Тут до меня начала доходить вся серьезность обстановки.
- С ума сошли? – кричал я, тщетно пытаясь вырваться из цепких лап (а тарелка, между тем, уже стартовала). - Там же пятьсот градусов, девяносто атмосфер! Там олово плавится! Да и сама тема диссертации была продиктована не кем-нибудь, а самим Господом, так что не черта тут!
Тарелка, казалось, застыла на месте. Пришельцы, как будто, задумались.
- Слушай, Бяка, - вскользь, и как бы, между прочим, заметил старший, - а ведь это можно проверить. Время у нас есть, залетим-ка к Богу в терем. Идет?
- Идет, Бука, - легко согласился второй, - сейчас же туда и направимся.
И НЛО “Пегас”, сверкая всеми цветами радуги, устремился прочь от Солнца. Через минуту мы уже были вблизи сияющих колец шестой от нашего светила планеты, мрачного газового гиганта Сатурна, у которого, как я слышал, и тверди-то нет. Оказалось, что что-то в этом роде все-таки имеется. “Пегас”, прорвавшись сквозь ужасные вихри верхних слоев атмосферы, понесся над бескрайне заснеженной равниной и внезапно плюхнулся в сугроб перед величественным сооружением в стиле русских боярских теремов. На крыльце дворца величественно восседала несокрушимая и легендарная фигура Господа в позе роденовского мыслителя. Бог курил, выпуская кольца радужного дыма из трубки, которые, стремительно расширяясь, занимали свои новые позиции в знаменитой кольцевой системе этой таинственной планеты, открытой еще Галилеем или Кеплером – уже не помню. На нас он не обращал никакого внимания, что воодушевило тарелочников. Они выволокли меня из НЛО, и, щедро оделяя пинками да подзатыльниками, поволокли к стопам божьим. И тут случилось непредвиденное.
- Парамоша! – воскликнул Всевышний, вскакивая с крыльца. – Святой мой родимый, пропащая душа! Сколько же можно – вконец заждался! И, что характерно – живой, невредимый, и, как будто бы, прибавивший в весе! Знал бы ты, холера, каково мне здесь, можно сказать, одному! Скучал безмерно, все ждал и ждал весточки… а ты-то, ты! Почему же ты, мой Парамоша, так упорно и долго молчал?! Не писал, не звонил, не молился… я, признаться, и ждать перестал! И вдруг – полюбуйтесь на него! – свалился, можно сказать, как снег на голову, и пред светлые очи предстал… а, между прочим, после отвратительной и мрачной сатурновской ночи, ввергающей, можно сказать, в состояние комы, как приятно, когда пред светлые очи пред вами предстает старинный знакомый!
После чего Господь резко повернулся в сторону опешивших Пришельцев. Лик его был мрачен, и Бука с Бякой явственно ощутили жесткое соприкосновение с дланью Верховного Существа со своими затылками.
- Так, - процедил Бог, - поручил, значит, дуракам кое-кому молиться! И что же мы имеем в итоге? То, что имеем, и не цента больше: две совершенно утратившие человеческий облик личности… а вы, случайно, не забыли, по чьему образу и духу я кое-кого создавал? Так это что же получается, оскорбление величия? Видеть ваши садистские морды больше не могу! Да как это можно – святого, можно сказать, апостола, сапогами по морде, да еще в течение часа? Даром это вам не пройдет, и вы еще об этом пожалеете! В Ад – шагом марш!
- Господи, помилуй! – взвыли насмерть перепуганные Пришельцы. – Хоть на Фобос, хоть на Титан, согласны и на Меркурий, лишь бы только не в Пекло! Mea culpa, mea maxima culpa, Господи! Каемся, кругом виноваты!
- Ну, смотрите у меня, разбойники с блюдца, - заметил Бог, заметно смягчаясь, - моя воля порою бывает исключительно суровой, чтобы не сказать – жестокой. Еще раз подобное повторится, – раскокаю я вашу тарелочку, вот так. Перед тем, как отвезти вот этого товарища туда, куда я укажу, у меня будут кое-какие напутствия для Парамоши. Так вот, уважаемый… нет нужды искать в Космосе какую-то мифическую площадку под Рай. Он, знаете ли, расположен совсем в иной плоскости и даже сфере. Возвращайся на Землю, потрудись на научном поприще… и вообще пора бы задумать о построении Града божьего в земных условиях. Задача ясна?
Я на всякий случай кивнул: а вдруг Бог, как и Суворов, терпеть не может так называемых немогузнаек?

РАЗДЕЛ 5. ОТ ТЕОКРАТИИ ДО АДА ТАК ДОРОГА КОРОТКА

Я сидел в прокуренной пивной на берегу холодного мрачноватого моря в компании небритого забулдыги и второй час пересказывал ему историю бегства из своей страны.
- Видите ли, коллега, - втолковывал я туповатому бомжу, - голод, эпидемии и перманентный экономический кризис, сопровождающиеся резкой деградацией правящей элиты, привели к тому, что в стране вспыхнуло если не восстание, то нечто наподобие этого. Погромы пошли лавиной, и били почему-то исключительно представителей семитских народов, экономистов, адвокатов и ученых; последних, я думаю, - преимущественно по ошибке, но это дела не меняет. Дошла очередь и до моего любимого НИИ. Мой шеф Хомяк, на его счастье, был в командировке где-то в Ватикане, потому что стал отплывать от берега науки в сторону религии, ну, и Бог ему судья. Повезло, в общем-то, старику. Мне – чуть меньше, но, тем не менее…
- В НИИ ворвалась возбужденная и пьяная толпа небритых и немытых граждан и с криками “доколе нашу кровь будете пить, уроды!”, стали мочить, как говорится ваших кругах, всех без разбору. Меня же приберегли для какой-то особенно жуткой казни, которую, кстати, долго не могли придумать. После стандартных побоев меня унизили, как могли, вымазав в смоле и, вываляв в перьях, загнали на чердак и убрали лестницу, а затем потащили на центральную площадь столицы с явно недобрыми целями. Но, как говорится, господь своих хранит. То ли все так перепились, что я выпал из всеобщего поля зрения, то ли у бездельников начались массовые галлюцинации, – но в итоге толпа вдруг помчалась по набережной с криком “вот он!”, а про меня как будто все забыли. Добравшись до порта, я незамедлительно юркнул в контейнер, готовый к погрузке на палубу стоящего у причала сухогруза, и, зарывшись в груду отправляемых на экспорт сапог, благополучно доплыл до вашей богом проклятой страны. Вот и все, пожалуй.
- А ты всегда за пиво не платишь, или только со мной так? – не совсем вежливо поинтересовался забулдыга, но в этот момент в харчевню вошли трое в штатском. Пошарив глазами по редким посетителям, они уверенно направились в нашу сторону.
- Парамон? – то ли вопросительно, то ли утвердительно, произнес старший.
- Он самый, - поднял я руки вверх, - хотите, бейте, хотите, ешьте с маслом.
- Это все лишнее, - заметил тайный агент, - вас официально приглашает к себе во дворец премьер министр и глава государства Маргарет.
- Ты заплати за шампанское и ветчину, - кивнул я своему недавнему собеседнику, - обязуюсь все вернуть в скором времени. Пока!
И скрылся за дверью, сопровождаемый тремя то ли конвоирами, то ли телохранителями.
Надо сказать, что в этом порту я научился исцелять страждущих, лечить наркоманов и алкоголиков с помощью слова Божьего, отборной ругани и дубины так, что никто и не пытался вернуться на путь греха. Ни одного рецидива за полгода, представляете? Вот и пошла гулять по земле этого недоразвитого государства легенда о святом чудотворце, которая, в конце концов, дошла и до премьера – вообще-то лютой атеистки.
Глава государства, женщина неопределенного возраста с лисьей улыбочкой на тонких змеиных губах, обладала железным и невероятно сварливым характером, вела спартанский образ жизни, за что и получила прозвище Железной Леди, и почему-то так и норовила ввязаться в какой-нибудь военный конфликт. То ей срочно понадобились какие-то обледеневшие острова у Южного полюса, то какие-то сарацины в своей пустыне непочтительно отозвались об ее прическе. При моем появлении она вскочила и собственноручно придвинула ко мне массивный табурет.
- Не хватает лишь веревки, мыла и крюка, - грубо пошутил я, - ну, да ничего: мы, святые, испокон веков были до мук привычными, так что все будет в порядке!
К моему удивлению, мой странноватый юмор пришелся премьерше по душе.
- шутник! – грубо загоготала она. – Я и сама такая же, только шучу в основном практически. Люблю, понимаешь, полюбоваться, как негодяи на виселице пляшут! Целые ночи порою напролет…
Тут она спохватилась, вспомнив, что официально в недоразвитой стране действует мораторий на исполнение смертных приговоров в соответствии с насквозь лицемерной декларацией “прав человека”, которая в большинстве западных стран стала чем-то вроде Библии.
- Вообще-то у нас, как вы уже догадываетесь, мало времени, - раздраженно прошипела она, - не до шуток, сударь. У меня к тебе несколько вопросов, начнем по порядку.
Маргарет пристально уставилась на меня.
- Вы, святые пророки, по определению должны быть ясновидцами, - произнесла она, - и поэтому вам должно открываться будущее. Меня крайне интересует… я бы даже сказала, мучает, вопрос: что ждет меня? То ли мне суждено утонуть, то ли мне предстоит быть повешенной? Отвечай, пожалуйста, без этих чертовых припадков эпилепсии, без пены на губах и прочей дешевой атрибутики лжепророков. Итак!
Я напрягся. Честно говоря, лично мне больше всего понравился бы вариант повешения этой зануды. Почему бы и нет? Напустив на свою физиономию мистической таинственности, я загудел, как шмель:
- Вижу! Все вижу! Разверзся Континуум, Вечность открывает передо мной свои таинственные ворота в далекое будущее. И что же мы там видим? Прежде всего, виселицу… но не все так просто. Начнутся же ваши неприятности, мадам, с народного восстания, тюрьмы и каторжных работ, а уж потом, спустя три года, состоится, наконец-то, революционный суд, откуда дорога одна – на эшафот. Вижу пьяные морды двух палачей, трех плечистых конвоиров, слышу звон наручников и ножных кандалов… вот на фоне светлеющего неба возникла петля… дальше ничего не видно.
- Пошутили, пророк, и достаточно, - натужно смеясь, с трудом выговорила побледневшая Маргарет. – Что ты все обо мне, расскажи-ка лучше, как тебя из своей страны изгнали. За что, интересно?
Пришлось еще раз пересказать этой ведьме печальную повесть о моем бегстве через море в трюме сухогруза. Закончив рассказ, я набрался смелости и в упор спросил:
- Но зачем же я понадобился? Вижу, что как пророку цена мне грош. Так о чем пойдет речь?
- Видите ли, Парамон, - издалека начала Маргарет, - экономика нашего государства находится в перманентном кризисе, причем отнюдь не в силу ошибок руководства в управлении. Нет, делом в другом. Испокон веков мы процветали за счет экспорта ртутного концентрата и туризма. С недавних пор добыча киновари упала практически втрое, а будет еще хуже. Дело в том, что в карьере (наше самое крупное месторождение, как всем известно, разрабатывается открытым способом), завелась какая-то чертовщина. Практически все автомобили, проезжающие неподалеку, бесследно исчезли в нем, как в Бермудском треугольнике. Мало того! Участились таинственные нападения на работников министерства юстиции. Недавно исчез без следа заместитель генерального прокурора, приехавший для расследования тех самых случаев. Министр юстиции и внутренних дел, изрядно выпив для храбрости, отправился вслед за ним, и только чудо спасло бедолагу. По его рассказу, на несчастного вихрем налетело чудище, скрутила его, швырнуло в баул и понесло куда-то к черту на кулички. Только и спасло его то, что мешок оказался дырявым, и он, выпав в какой-то водоем, унес ноги. Слухи об этих случаях, конечно же, достигли заграницы, вследствие чего поток туристов упал до нуля. Ну, а на добыче киновари в том карьере пришлось поставить жирный крест. Пробовали изгнать демона наши пресвитеры, да что-то у них не заладилось. Объяснили, что там обитает чуть ли не личный друг самого Сатаны, что ладан и крест ему нипочем, и что надеяться остается лишь на чудо.
Премьер подошла ко мне вплотную и задышала на меня перегаром.
- Будь же другом, Парамоша, - горячо зашептала она, - помоги стране и лично мне! Ты же святой, черт бы тебя взял, сама проверяла… слазил бы ты в этот чертов карьер, изгнал бы или обезвредил этого демона, а за это государственное казначейство уплатила бы все твои долги, и еще двадцать пять соверенов сверху бы выплатило… чем не вариант, всех устраивающий?
Я задумался: действительно, почему бы и не помочь государству, пребывающему в… скажем так, глубоком кризисе? Только, конечно же, двадцатью пятью гинеями эта ведьма не отделается. Держи карман шире!
- В общем-то, хорошее предложение, - решительно промямлил я, - только цена несерьезная. Сто мараведи – и ни цента меньше.
- Скареда, шантажист, - скрипнула вставными зубами премьерша, - чтоб тебе подавиться этой сотней золотых! Идет!
Я подставил ладошки под поток золотых монет.
- Почему только половина?
- Это, как ты понимаешь, аванс. Остальное вручу после совершения подвига.
На том и разошлись. Вечером того же дня я сидел на борту циклопического карьера диаметром около шести километров и глубиною не менее пятисот метров, звеня монетами. Я даже не вздрогнул, когда за спиной послышался грубый голос, напоминающий блеяние старого козла:
- Не многовато ли на одного, а? Можно ведь и поделиться со старым добрым духом, не так ли?
- Пусть с тобой Сатана в Аду кипящей смолой делится, - нагло возразил я, - а мне тут и самому мало. Пошел вон!
- Это кто еще должен отсюда убираться к черту на кулики? – забеляло возникшее из-под земли чудовище – нечто, сплошь покрытое густой черной шерстью и напоминающее вставшего на задние ноги яка. – Между прочим, я давно тут живу, а ты кто такой?
- Объяснить? – нагло ответил я. – Лучше я тебя отсюда выпровожу, а там, на досуге, сам раскинь мозгами и догадайся, с кем имел дело. Итак!
И прозвучал текст проклятия-заклинания:
- мономолекулярными оказываются реакции дециклизации некоторых циклопарафинов, например, полураспад этиленциклобутана на аллен и этилен, в соответствии с пятом законом термодинамики в момент возрастания энтропии и квазиобъема энмерного пространства в аутигенногй среде, сформированной аркозовыми граувакками и трансгенами в качестве синонимов каузальности, артефактов и прочих сакральных длистрибутивов…
- Сгинул, что ли?
Местность молчала. В воздухе стоял густой запах паленой шерсти и горящей серы, но Духа и след простыл. Испарился, стало быть, демон. Туда ему, между прочим, и дорога!
Надо ли рассказывать о моем триумфальном возвращении в столицу под радостные вопли плебса и даже правящей верхушки. Не каждый день кто-то спасает твое отечество за почти что символическую плату!
Но фиеста длилась недолго. Однажды в каком-то дешевом ресторане, где я привычно угощался за счет заведения и в стотысячный раз пересказывал подробности этого происшествия, в зале погас свет, зато на стене вспыхнули огненные письмена:
- Парамон, ты мне надоел. Грехов за тобой столько, что непонятно, как тебя еще земля держит. Готовься держать ответ у третьей бахчи – двадцать пятый километр восточного шоссе от столицы – завтра в три часа пополудни.
На другой день в половине третьего я выбрался из автобуса на указанном километре и побрел в сторону указанной бахчи. К моему безмерному удивлению, арбузы тут росли на дереве. Чудо или шутка природы? Вот откуда возникла легенда о висячих садах Семирамиды!
Я стоял, курил и грустно размышлял о том, что незачем вот так торчать тут и дожидаться возмездия от Бога: в конце концов, оно и так всегда находит адресата.
- Зачем искать то, что и так никуда не денется? – философствовал я. – Удары судьбы найдут кого угодно в любом бомбоубежище.
И тут грянул гром! Откуда-то (из-за арбузного дерева, что ли?) появился Бог, и, воскликнув: - Получай за все, сукин сын!, - обрушил на меня карающую длань, врезав аккуратно между глаз. Как подкошенный, я рухнул на землю, а меня уже топтали тяжелые сапоги и гневный голос Господа восклицал:
- Нет, вы посмотрите на этого самодовольного индюка! Что он о себе возомнил и что себе позволяет, в самом деле?!
Я понял, что мне крышка. Гнев Господень не знает границ! И стал воровато выкручиваться:
- Боже, не пойми меня неправильно, но я же хотел, как лучше! Разве борьба с демоническим началом не входит в обязанности пророка?
- А пьянство с кем попало без разбора? –восклицал Бог, ударяя меня по темечку.
- Так ведь я не просто так пил, а в процессе изучения языка, быта той страны, куда меня занесла воля Рока, - вопил я, - и, к тому же, пил за тебя, чтоб мне сдохнуть! Каждый тост был за Бога, за твое Провидение!
- А за Сына, за Духа? – спросил Бог, как будто бы смягчаясь.
- Боже мой, каждый третий стакан был за Сына, каждый второй – за Духа, - воскликнул я, - так неужели не простишь?
Удары Рока прекратились. Наступило неопределенное молчание. Затем Господь произнес, уже явно смягчаясь:
- Быть в Аду тем, кто попытается обмануть меня! В последний раз это говорю. Итак, забудем все, а тому, кто старое помянет… даю тебе последнюю возможность исправиться. Потрудись же на ниве тщания, сын мой, и проведи с проклятой атеисткой Маргарет дискуссию на тему веры. А там видно будет.
И я остался один.
Через неделю состоялась встреча-диспут между мною и треклятой Маргарет в помещении главного кафедрального собора недоразвитой страны.
Я выкатился на кафедру, поблагодарил организаторов за выделенное нам помещение, и приступил к прочтению страшной клятвы:
- Пусть тот, кто замыслит сорвать этот диспут, превратится в уран-235, или даже в цезий-137, пусть его разорвет, да не будет ему покоя и на том свете.
- Пусть повиснут в намыленной петле те, кто будет строить нам козни, - отозвалась Маргарет, - да не будет им земля пухом, и пусть кредиторы опишут имущество всех их родственников.
После этого мы приступили к дискуссии. Первое слово было почему-то предоставлено мне.
- Я не буду тратить драгоценное время на повторение азбучных истин относительно первичности Высшего Духа, Мирового Разума и вселенской силы, составляющих сущность Верховного Существа, - бодро начал я, - это и так каждому ослу известно. В конечном итоге не о чем и говорить, ибо Бог есть не только Слово и Любовь, как это принято считать у церковников, но он как бы – все, Абсолют, не больше и не меньше, и вмещает в себя как Вселенную со всеми ее составляющими, но и то, что организует и движет этой самой Вселенной.
- Так уж “все”, - не замедлила отозваться Маргарет, - а вино, табак, чумные бактерии, дьяволы, наконец? Ведь это тоже входит в состав материального и духовного субстрата Мироздания, и это, по-твоему, - Бог?! Кроме того, не слышал ли ты что-нибудь относительно авторства и содержания диссертации на тему “Космогеовселенский Эфир”?
Я замер. Основательно подготовилась, мерзавка!
- Меняем взгляды и представления, как перчатки, в зависимости от ситуации? – продолжала напирать Железная Леди. – А что ты запоешь, когда мой суд вынесет тебе смертный приговор? Ждать осталось недолго: сегодня вечером тебя арестуют, ночью пройдет заседание трибунала, и утром кое-кто спляшет на виселице веселый танец!
- Смири гордыню! – закричал я. – Это не метод ведения дискуссии! Ты бы еще с пулеметом и спецназом сюда явилась.
- Ну и что тут такого? – возразила Маргарет. – В своей стране я сама определяю правила проведения подобных конференций, так нечего тут со своими уставами по чужим монастырям шастать! Как могу, так и спорю. Мы ведь университетов не заканчивали, мой папаша Генрих трагически погиб, захлебнувшись в бочонке с мальвазией, а какое уж тут воспитание у леди, прожившей всю жизнь сиротой! Так что бросайте карты, ваши козыри биты.
- Не сметь уничтожать святых! – взвизгнул я. – Да тебя сейчас как отлучу от церкви и религии, - ахнуть не успеешь, как в Ад попадешь!
- Взять его! – закричала Маргарет.
- Отлучаю! - завопил я.
 Зал замер: кто кого? Чья сила могущественнее? И тут случилось то, во что и сам бы не поверил. Кафель у алтаря вздулся горбом, лопнул, и откуда-то из глубин Ада на поверхность вылетели два дюжих дьявола.
- Кого тут отлучили? – как-то буднично спросил старший из них. – Этого, что ли?
- Протри очки, чертенок, - дерзко ответил я, - атеистов перестал узнавать?
Дьяволы, пожав плечами, скрутили руки Железной Леди и на глазах оцепеневшей от суеверного ужаса охраны исчезли вместе с ней в том самом проеме у алтаря, откуда вывалились клубы сернистого дыма и блеснуло нестерпимо яркое пламя. Собрание ахнуло, а через миг все бросились в каком-то религиозном исступлении целовать мой зипун. У меня хватило благоразумия не оттолкнуть наэлектризованных верующих: в конце концов, чудо имело место, и я как будто бы был одним из его организаторов и вдохновителей. Кроме того, терпеть не могу реакционеров, вроде Маргарет. Им в Пекле, по-моему, самое место. Каждому свое.
Между тем эйфория в стране стала нарастать, как снежный ком. Моя физиономия с несвойственным мне кротким выражением украсила фасады зданий и целую тучу икон. Ну, что ж… вопрос возникновения теократической диктатуры решался сам собой, и я решил не пренебрегать предоставленной возможностью попытки построения Града Божьего в отдельно взятой, да к тому же еще и недоразвитой стране. Дни и ночи, как угорелый, безо всякой охраны разъезжал я по селам и весям, организуя какие-то комитеты по делам веры, духовную полицию (читай “инквизицию”), наивно полагая, что уж сейчас-то мы искореним зло. Зло-то, может быть, мы бы и вырубили на корню, а вот с голодом и нищетой оказалось сложнее. И, чем большее религиозное рвение охватывало население, тем глубже мы погружались в пучину жесточайшего экономического кризиса. Народ искренне считал, что, раз уж Бог послал им святого, то все проблемы решатся сами по себе, а им остается только верить да молиться.
В конце концов, наступило отрезвление. Оголодавшее и совершенно утратившее человеческий облик население в один прекрасный день взялось за топоры, и повторилась печальная картина истребления ненавистных церковников плебсом, уже имевшая место после Октябрьской революции, а то и раньше – во Франции в период диктатуры Робеспьера.
Осажденный в кардинальском дворце Высший Церковный Совет только и успел, что выслушать мои напутствия на тему Вечности Истины и Истинного Света.
- Мы сейчас уплывем в неизвестность, ни на шаг не приблизившись к Истине, - констатировал я, - но кто сказал, что она недостижима в принципе? Наш бренный мир – всего лишь пристань, временное прибежище страждущих душ. Кроме того, мы гибнем за веру, так что незачем бояться неизвестности, которая обязательно обернется Раем.
Тут в зал ворвалась толпа солдат и матросов, загремели выстрелы, и мы очнулись уже в открытом космосе.
Мрак сомкнулся вокруг нас. Караван тускло светящихся призраков со страшной скоростью летел куда-то сквозь тьму и свет звезд с галактиками, и никакие пульсары с Черными Дырами не могли захватить наши души в ужасные объятия своих гравитационных полей. Кишка тонка! Время словно остановилось. Куда же нас вынесет эта невидимая волна? И тут оказалось, что и после физической смерти у каждого из нас сохраняется все та же пресловутая свобода выбора.
Наш караван стремительно вылетел в перекрестку космических дорог, странному астероиду, напоминающему сказочный камень на развилке с двумя лаконичными надписями:
- Добро пожаловать в самое теплое место во Вселенной;
- Я жду вас, друзья, всем места хватит. Бог.
- Ладно, - соображал я, - раз выбор есть, то, скорее всего, он сохранится и в дальнейшем. К Богу мы всегда успеем, а вот не воспользоваться возможностью увидеть Царство Тьмы грешно и глупо. А вдруг мы сможем что-то кардинально изменить, например, обратить Сатану со товарищи в истинную Веру, наставить его на путь Истины? Чем черт не шутит?
И скомандовал своим подчиненным:
- Нам туда, где тепло. Надоело летать тут во тьме и холоде!
Возражений не последовало, и через минуту-другую мы подлетели к странному городу, вернее, исполинскому концлагерю, имевшему форму круга. Внутри окружности помещались семь колец, в каждом из которых было по восемь исполинских печей, размеры которых не берусь описать. Каждая из них значительно превосходило нашу Вселенную, вернее, наши представления о ней. Единственный вход в Геенну огненную преграждал шлагбаум с двумя сонными стражниками. Они молча пропустили нас внутрь и кивком рогатых голов указали на мрачное здание в центре Ада.
- Вам туда…
Дворец, если так можно выразиться, скорее напоминал тюрьму, и в то же время было видно, что это – резиденция правителя сего жуткого учреждения. На улицах никого не было видно, и лишь жуткие вопли поджариваемых и свариваемых заживо грешников свидетельствовали о густой заселенности местности и нравах, царящих здесь. Мы прошли по всем улицам и перекресткам Ада, не встретив ни единой души… вернее сказать, никакой чертовщины. Сиеста у них тут, что ли?
Парадный подъезд офиса украшала табличка: “оставь надежду всякий, сюда входящий”! Под ней висела схема расположения рабочих кабинетов высших сановников царства Тьмы. Ни в какой из них невозможно было попасть, не пройдя через приемную, где, как красноречиво гласил текст таблички, заседала секретарша Сатаны - Нечистая Сила. Я пнул дверь ногой, и мы ввалились в секретарские покои.
Нечистая Сила оказалась рябой, костистой и когтистой клыкастой ведьмой с маленькими злыми глазками. Мрачно уставившись на нас, она пробормотал:
- Ну и видок у вас, краше в гроб кладут! Да и рожи самые, что ни на есть, разбойничьи. И это - церковные высшие иерархи! Что же с простых-то верующих взять! Потрепала вас дорога? И народные орды, чай, помяли?
Ведьма оказалась словоохотливой. По-видимому, нечисть вообще болтлива: так уж, видать, повелось исстари.
- А ты нас не проведешь к хозяевам Пекла? – как бы между прочим спросил я. – Дело у нас к ним есть, понимаешь!
- Дела сам знаешь, у кого, - грубо пошутила Нечистая Сила, - и, кроме того, нынче они заняты. Навели вы тут переполох, весь режим работы сбили.
- Ладно тебе собачиться, нечисть, - огрызнулся я, - ты просто доложи, да пропусти. Сами дорогу найдем.
- Ну, будь по вашему, - как-то особенно зловеще хмыкнула старая ведьма, - пропущу, да только как бы вам об этом потом не пожалеть!
И тут в приемной загремел как бы усиленный динамиками низкий-низкий бас, эдакий загробный голос:
- Пропусти по одному! Пусть первым пройдет вон тот рыжий плешивый епископ!
Епископ Рыжик скрылся за дверью, из-за который тут же послышались жалобные вопли и глухие удары.
- Кто тебя сюда звал, скотина! – кричали демоны, - и без таких, как ты, тошно! Духу чтоб твоего тут не было, у нас таких не держат!
Дверь рывком отворилась, и бедняга Рыжик вылетел в приемную вверх тормашками, а вдогонку ему пролетел чей-то драный сапог, нестерпимо воняющий серой.
- Да входите же все разом, - прогремел из-за дверей все тот же инфразвуковой бас, - картина совершенно ясна! Сейчас с вами разберемся.
Мы поежились, но деваться было некуда.
В рабочем кабинете Сатаны, больше напоминающем тюремную камеру бордового цвета, восседал весь дьявольский синклит. Глаза демонов сверкали, и в них красными искрами отражалась вся инфернальность Геенны. Сатана, легко узнаваемый по нагло-насмешливому выражению физиономии, воскликнул:
- Здравствуйте, гости дорогие, век бы вас не видеть! Как же вас сюда-то занесло? Между прочим, целый полк архангелов-трубачей напрасно томится перед вратами Рая. По секрету сообщаю, что всем вам посмертно присвоены высокие звания святых великомучеников, а товарищу Парамону – апостольский чин. Своими глазами видел, между прочим. А вы тут прохлаждаетесь, от работы отрываете. Нехорошо!
Мы потупились: действительно, как-то не так получилось. Уважительной причины отклонения от маршрута у нас не было, во всем виновато мое идиотское любопытство. А любопытной Варваре известно, что отрывают…
- Вы уже все и сами поняли, - заметил Князь тьмы, - так что не обижайтесь, товарищи. Проводим вас, конечно же, не с музыкой, а канделябрами, но альтернативы нет и не будет. А вы, Парамон, можете задержаться!
Я понял, что от последнего предложения в таких местах отказываться не принято. Вряд ли кто станет выслушивать жалкий лепет аргументов в пользу моего отсутствия в этих жарко натопленных краях.
Под свист и улюлюканье бог весть откуда набежавшей толпы упырей, нетопырей, вурдалаков, леших и прочей нечисти, мои товарищи бодро понеслись в сторону выхода, а сонм чертей со товарищи усердно награждал их пинками, тухлыми яйцами и затрещинами, чтоб было, что вспомнить. Я же стоял посреди кабинета Сатаны, как оплеванный, остро ощущая нахлынувшее чувство одиночества. На миру, как говорится, и смерть красна, но не на таком же! Сомнительное, знаете ли, общество, и агрессивное какое-то. Насуют тут под микитки, да в моську – мало не покажется. И настроение у них, похоже, соответствующее. Демоны молчали, и лишь бросали укоризненные взоры в мою сторону. Молчание прервал Сатана.
- Ответь не таясь, - почти что кротко и ласково произнес старый Князь Тьмы, - что тебя привело сюда. Неужели дурацкое любопытство? Только не надо тут врать, будто заблудился, перепутав Орион с Кассиопеей.
- Видите ли, Сатана, - начал я, и замолчал, сообразив, что сказать-то и нечего.
- Я все понял, - быстро произнес глава адского правительства и государства, - но об этом – потом. Сейчас поговорим по душам на актуальные темы; если хочешь, можем дать тебе совещательный голос в предстоящей дискуссии.
- А у вас не принято в качестве главного аргумента съедение оппонента? – несмело предположил я, и чертанье обиженно загалдело:
- Да за кого ты нас принимаешь, несчастный! Если бы мы не держали слова и не выполняли обещаний, кого бы в Геенну огненную удалось заманить, кроме круглых идиотов. Нет, ни один волос с вашей лысой головы, уверяем вас…
Я лихорадочно кивнул: все равно деваться было некуда. Нас, как говорится, не спрашивают. На трибуну взошел Вельзевул и уверенно начал:
- Обращаясь к высокому собранию, не могу не отметить тот прискорбный факт, что в вечной дуэли между Злом и Добром побеждает отнюдь не тот компонент, который нам так дорог. Я имею в виду отнюдь не то вульгарное добро в виде бабушкиных рундуков, куч тряпья, гор монет и счетов в заграничных банках. Вы прекрасно понимаете, о чем идет речь. Когда вы имеете в виду понятийный аппарат, категория добра должна представляться в качестве системы предметов и понятий, являющихся изначально ценными для субъекта или объекта, относительно которого и происходит дефиниция. В данный конкретный момент времени наблюдается существенная интенсификация деятельности представителей церкви, которые в силу всем нам известных причин почему-то считается носителями Света, или того самого Добра. Рассмотрим подробнее, так ли это.
Но тут на Вельзевула зашикали.
- Ты не том говоришь, старина! Как будто бы сейчас каждый олух не знает, что где-где, а в церкви-то как раз истины не ищи. И насчет добра и зла лучше не ссылаться на мнение всякого рода схоластов и святош. Пошел вон с трибуны. Люцифер, твоя очередь!
Вышел демон-светоносец, внимательно посмотрел на присутствующих, и понес такую ахинею, что его в Средние века сжег бы первый же инквизиционный трибунал. Так, по Люциферу получалось, будто так называемая “религия любви и добра”, как скромно именовало себя христианское вероучение, вообще было разработано в аду в целях торможения шествия Прогресса. В доказательство этого вздорного утверждения приводилась масса примеров из истории Древнего Рима и Средних Веков, где роль христиан в развитии общества была, мягко говоря, не совсем положительной.
- Не ищите источник света знаний в темноте Средневековья, - ораторствовал старый сановитый дьявол, - ибо нет Добра там, где царствует Зло. В то же время не могу не согласиться с мнением уважаемого господина Вельзевула относительно наблюдаемой в последнее время отчетливой тенденции наступления сил Мирового Добра на несчастное Зло (в представлениях церковников, хотя, как нам известно, на самом деле все обстоит как раз наоборот). Неся в мир свет истинных знаний, восстанавливая справедливость, отсутствующую в земной жизни, мы постоянно сталкиваемся с возрастающим сопротивлением чего-то отвратительного, темного, инфернального, присущего почти всем мировым религиям. Лицемерие, ставшее самым страшным оружием мракобесов Двадцатого Века, требует, чтобы источником всего отрицательного считали не церковников-реакционеров, а нас, столько сделавших ради развития всего передового. Кто, как не мы, служим постоянным напоминанием о недопустимости недостойного поведения? Ад есть свидетельство неотвратимости и строгости, если не сказать, жестокости возмездия за неблаговидные поступки, которые на Земле почему-то называют преступлениями. Мы несем почетную и трудную службу, стоя на страже интересов будущего всего разумного, вечного… не будем говорить “доброго” – это с какой стороны посмотреть. Но в последние годы нам становится все труднее и труднее. Свет пятится перед тьмой, злое начало торжествует. Я имею в виду сами знаете, кого.
Тут не выдержал и я.
- Позвольте мне в порядке исключения высказаться!
Демоны переглянулись, а затем Сатана одобрительно кивнул:
- Валяй, Цицерон ты наш недорезанный, Спиноза с занозами, ха-ха.
- Не могу согласиться ни с чем и ни с кем! – пафосно завопил я. – Кто сказал, что мировые религии, которые вам так не милы, сейчас наступают и побеждают? Да, формально их поддерживают правящие режимы, впрочем, как и они так называемую элиту. Но тут, я вижу, не формалисты собрались! Всем же прекрасно известно, что массовое производство священных книг, обязательное крещение или обрезание населения отнюдь не то же самое, что истинная вера неофитов в догмы тех религий, куда паству гонят палками. Сейчас правящие режимы и церковники находятся в затруднении перед выбором – то ли население одурманить до такой степени, чтобы все исповедуемое жрецами всерьез воспринимали, то ли ввести такую диктатуру, чтобы всем было уже не до вопросов на религиозные темы. Рост числа верующих в последние годы отнюдь не свидетельствует о массовом прозрении населения в плане восприятия религиозных постулатов. Скорее, это говорит о том, что ужас, с которым они смотрят на окружающую действительность, настолько масштабен, что требуется уйти от нее в бега в какие-то виртуальные миры. Как говорится, если уж так жить нельзя, а изменить ничего невозможно, утешимся мыслью, что за гранью Бытия все будет хорошо, и станем активно готовиться к неизбежному концу. Так вот, в жизни я вижу, вообще-то, торжество не светлого, жизнеутверждающего, а инфернального, мрачного донельзя, начала. Так что вам, господа Князья Тьмы, сказочно везет, а Бог, получается, терпит поражение за поражением. Добро, если оно вообще существует, то лишь в качестве чахлого мха, или даже плесени, с трудом произрастающего где-то по водоразделам исполинских хребтов-восьмитысячников Зла. Что, разве не так? Даже формально сейчас повсюду стремительно набирают силу так называемые сатанисты, а вообще-то, те же самые циники, что и церковные иерархи, которые, в отличие от них, просто пока не называют вещи своими именами. Так что же, Сатана, тебя можно поздравить?
- Умри, лучше не скажешь, - воскликнул Князь Тьмы, - только это слишком хорошо, чтобы быть правдой. Слезай с кафедры, я тебе сейчас все разъясню.
И приступил к прочтению своеобразной лекции для самых тупоумных.
- К сожалению, мы по определению обречены на поражение в этой вечной войне с Богом, которую, кстати, не мы начали. Он наш мир, как говорится, придумал, создал, ему же нас по своему усмотрению в любую минуту пускать в распыл. Да и в быту не все у нас так гладко. Даже там, где торжествуют так называемые сатанисты, вечно что-то или кто-то встает у них на пути, так что никогда мы не бываем у власти. Гру3стно это, но ничего не поделаешь – таковы факты.
И тут Сатана внезапно сменил тон.
- А ты-то, фальшивый святоша, с чего вдруг стал прорываться в мои адепты? – взвизгнул он вдруг. - Опять приспособленчество, конформизм? Ах ты, мерзавец! К сожалению, не могу тебя надолго здесь задерживать, но кое-что и в наших силах. Ты, как видно, в Космосе остыл, переохладился и простудился, вот и несешь дичь. Пропишем сейчас господину Парамону принудительное прогревание лет эдак на десять, все симптомы как рукой снимет!
Так я очутился в гигантской доменной печи – только голова наружу и торчала, а все остальное “прогревалось”. Еще как прогревалось, доложу вам! И пришлось заняться самовнушением, что ли. Я тихонько бормотал себе под нос:
- Замечательная штука, оказывается, хладнокровие, а в особенности в таких жарких местах! И страх, леденящий кровь в жилах, тоже вещь полезная, например, в Аду. Только боюсь, что всего этого мало, потому что слишком уж велик тепловой поток снизу, и трудно его уравновесить собственными страхами и показной невозмутимостью. Мамочка, как печет-то!
Я завертелся, как уж на сковородке, но и это не помогло. Надо было что-то предпринимать, а то и вовсе запекут, демоны. И тут перед мысленным взором стали проплывать картины восстаний Спартака, Савмака, Желтых повязок… и, собрав все силы, я заголосил:
- Дорогие товарищи грешники, черти и дьяволы! Прочистите уши и внимайте тому, что скажет пророк, а он вам, ей-богу, худого не посоветует. Как вы тут живете, прошу прощения? Так жить нельзя, истинно говорю. И это относится не только к жертвам, но и к их конвоирам. Они ведь, по существу, такие же заключенные, такие же обреченные на вечные муки. И на фоне общего горя, нищеты, неустроенности ярким контрастом сверкают дворцы Князей Тьмы. Нет, я отнюдь не призываю отнять все у них и разделить поровну. Надо взорвать к чертям этот мир, уйти из Тьмы и устремиться к свету. Бог нас всех, конечно же, поймет и простит, потому что он всемилостив и мудер так, что вам и представить трудно. Довольно с нас произвола и бесчеловечной тирании! Бей проклятых иерархов Тьмы!
Сам не пойму, почему, да только сработали мои филиппики безукоризненно. Не успел я произнести последней фразы, а в Аду уже бушевало пламя вооруженного восстания. Воистину, слово горами может двигать, особенно при условии, что Слово было у Бога и Слово было Бог, как это сказано, кажется, в Евангелии от Иоанна. Через час избитые и измочаленные повелители чертей с трудом оторвались от преследования и нырнули куда-то за края адской Ойкумены, то ли в бомбоубежище, то ли в богоубежище – в темноте не разобрать. Никто не стал их там преследовать, – как бы себе дороже не вышло. Я, напыщенно поздравив всех с победой, произнес краткую речь на тему “Полетели, друзья, полетели”, и гигантский рой, состоящий преимущественно из грешников всех времен и народов, а также их вчерашних мучителей, взмыл неведомо куда.
Не стану здесь описывать наши бесчисленные и бесконечные потуги отыскать Бога во тьме мирового эфира. Все попытки прочесать бесконечность завершались одинаково плачевно. Мы обыскивали галактику за галактикой, одну планетную систему за другой, и все время оставались с носом. Всякого навидались, натерпелись, а толку не было и не было. Но однажды, после очередного фиаско на какой-то заплеванной и занюханной планете, я вдруг прозрел, и воскликнул:
- Олухи вы царя небесного, недаром вас Бог отринул! Зачем искать того, кто и так с нами? Надо его позвать, постучаться в открытые двери, а попросту – помолиться, только неистово и всерьез, иначе не подействует. Итак, все хором:
- “Смилуйся над нами, господи! Явись и помилуй всех!”
В эту же секунду во тьме Космоса загремел гром и хмурый всевышний предстал перед нами.
- Что вам угодно, господа мерзавцы, негодяи, чертанье и Парамон? – сурово спросил Бог.
- Не сердись, Господи, - пролепетал я, - но тут такая история: из Ада совершен массовый побег, князья Тьмы схлопотали пониже спины, и теперь беглецы униженно просятся в Рай. Может быть, смиловистишься, а?
Бог иронически рассматривал нас. Это длилось бесконечно долго – минут пять, если не больше. Выдержав эту не в меру эффектную паузу, он сказал:
- Все бы в Рай вам… эх, слаб же человек! Да и черт со всеми приспешниками, между прочим… да откуда я его возьму-то?
Все замерли. Никто не был готов к подобному повороту событий.
- Если бы Рай существовал, я сам бы не прочь там поселиться, - рассуждал Бог, - да, как видите, не получается. Проблемы с его построением, скажу вам! Тюрьму, например, создать – святое дело, бац – и вот она, кутузка. Виселицу сколотить тоже не так уж трудно. Но – Рай! Да еще для вас?! Нет, ребята, ничего не могу для вас сделать. Катитесь назад, а ты, Парамон, останься. Руки за спину, следуй за мной! Что застыли-то? – прикрикнул Бог на оцепеневшую толпу всякого рода Железных Леди, Генрихов и Тюдоров, Борджиа и Гиммлеров. – Забыли, что ли, где Ад?
- А, может быть, Боже, все-таки лучше бы было… - забормотал я, и тут же был остановлен окриком:
- Не ной! Я же, как будто бы, ясно сказал: Рай нет! Нет, и хоть удавись! Ты бы и сам могу рассудить: а где он расположен?
- Где-то в Выси, в небесах? – неуверенно предположил я, и тут же получил достойную отповедь:
- И где же тут “высь”? Где тут верх, где низ, где зад, где перед? Да в Мировом Эфире порою не разобрать, где кончается “сегодня” и начинается “завтра”, и куда подевалось “вчера”. Так что трудно понять, где же должен размещаться Парадиз… да и нужен ли он вообще?
Я не верил ушам своим. Так что же получается, все рассказы церковников насчет вечного блаженства – наглая ложь?!
- Именно так, Парамоша, - подтвердил Бог. – Нет ни времени, ни желания, ни даже материалов для осуществления подобных экспериментов. Так что пусть этот гнус летит назад в свое болото. Ни пуха вам там, ни пера!
Толпа грешников со всеми чертями, не посмев послать Бога к черту, уныло поплелась во тьму.
- Не понимаю, чего им не хватало, - бросил толпе вдогонку Господь, - там ведь бесплатно кормили, поили, и даже согревали. Нет, им всего этого мало: подавай нам, дескать, не какую-то безделицу, а не больше, не меньше, чем Рай! А вы, молодой человек, - повернулся он ко мне, - перестаньте заниматься глупостями и не пытайтесь играть в благотворительность. Себе дороже выйдет, между прочим. Возвращайся на Землю, займись чем-нибудь – наукой, творчеством, политикой. В конце концов. Рад буду любому твоему успеху, только меня не забывай. Убирайся, вали отсюда… впрочем, постой, возьми-ка это.
И Бог вручил мне апостольский жетон – что-то наподобие полицейского значка, только из какого-то благородного металла, то ли осмия, то ли иридия. Не успев сказать “спасибо”, я пулей вылетел куда-то сквозь Вселенную, и через миг уже вертелся вокруг Земли на довольно низкой орбите, выбирая страну своего постоянного пребывания.
- Насколько можно понять, - размышлял я, - сейчас мое тело, по-видимому, вовсе отсутствует, иначе я бы тут не болтался. Следовательно, мое сознание пока что живет само по себе, и остается лишь его куда-то пристроить. Выбираем объект.
И стал вглядываться в смутные очертания материков, островов, горных хребтов и прочих атрибутов планеты Земля. Одна из стран особенно привлекла внимание.
- Широка, велика, рек – не сосчитать, полей и лесов еще больше, - меланхолически бормотал ваш покорный слуга, - и народ какой-то имеется… странный какой-то, все пьет, пьет, а то и хуже… и порядки какие-то непонятные, то ли диктатура, то ли анархия. Вот парламент. Там как раз идет заседание. Левая фракция налицо, реакционеров также больше, чем достаточно. Ага, вон какой-то парламентарий собирается Богу душу отдать, – вот в него-то и вселяемся!
И незаметно нырнул в тело, уже начавшее сползать на пол.
- Что с вами, коллега? – заволновались соседи слева и справа.
- Все в порядке, уже лучше, - привычно ответил я и для виду глотнул какую-то таблетку, обнаруженную в нагрудном кармане роскошного френча.
Заседание было в самом разгаре. Шли прения по вопросу инфляции и перманентного экономического кризиса.
- Доколе? – кричали слева, - сколько это еще может продолжаться? Терпение народа не беспредельно!
- Все у нас идет, как надо, - нагло отвечал спикер, явно из ультраправых, - пива в стране в изобилии, земля изобилует гумусом, да и промышленное производство вот-вот начнет подъем!
- Позвольте мне! – закричал я, - предоставьте же слово, черт побери!
 Опешив от подобной вспышки активности обычно вялого и сонного депутата, чаще всего спавшего на заседаниях, спикер уступил свое место на трибуне. И меня понесло.
- Провалено все, что только можно провалить, - бодро приступил я к изложению каких-то тезисов, - правительство не то, что не справляется со своими обязанностями, а ведет себя, как захватчик на оккупированной территории… нет, как орда во время набега! Можно понять ненависть аристократии к плебеям, но зачем же так ненавидеть свою Родину? Промышленность-то разве виновата, сельское хозяйство состоит из одних душегубов? С чего это власть добровольно передана в руки представителям криминальных сообществ, природные ресурсы бездарно разбазариваются в угоду иностранному капиталу, а наука бесславно погибла во имя никому не понятных идеалов так называемого либерализма?! Поганой метлой гнать узурпаторов! Возродим же Отечество из руин! Вся власть народу!
Не знаю, что мне тогда больше помогло – чудо, божья воля или общее настроение в парламенте и стране. На этом историческом заседании был вынесен вотум недоверия правительству, президенту, и безо всяких выборов-перевыборов я вдруг и сразу стал спикером, и главой государства, заодно. Вот свезло, так свезло! На меня посыпались поздравления да подарки, среди которых почему-то оказались чистое белье, шмат сала, кисет махорки, галеты и прочие атрибуты сидельца зон и тюрем. Намек, что ли? Но, вглядевшись в истощенные лица товарищей, я понял, что экономика страны находится не то, что в плачевном, а прямо-таки в запредельно катастрофическом состоянии, и что эти дары воистину бесценны. Поблагодарив коллег, я сразу же взял быка за рога. Надо было действовать, воодушевлять народ на трудовые подвиги и, самое главное, как-то сдвинуть дела с мертвой точки.
По всей стране забегали люди с тачками да лопатами, мотыгами и граблями. Зашевелились уснувшие народные стройки, проснулись атомные электростанции, и даже шахты и рудники стали не шатко и не валко выдавать уголь, железорудный концентрат, киноварь, медный и никелевый колчеданы, апатиты и фосфориты. Казалось, еще одно усилие, и… но тут люди стали падать в голодные обмороки, и мне стало понятно, что энтузиазм на исходе, и вот-вот начнутся процессы брожения истощенных умов. Следовало придумать нечто из ряда вон выходящее, и выход был найден.
- Грешно, конечно же, но придется объявить себя богом, - подвел я черту, - на божье правительство никто не посмеет поднять окровавленную руку! Да и чего мне теперь бояться-то? Вышибут из этой оболочки, так найдем себе другую!
Наутро вся страна, замерев, прильнула к экранам телевизоров и застыла перед радиоприемниками. Накануне раз сто народ был предупрежден об утреннем экстренном сообщении главы государства. И я предстал перед своими соотечественниками во всем блеске парадного мундира, состоящего из черного фрака, зеленого френча, какого-то тюрбана, красного кушака и роскошной епархиали.
- Соотечественники! – обратился я к народу. – Все трудности временны, и уже скоро виден выход из тупика, в который загнали страну проклятые коллаборационисты, предатели народа, зажравшиеся буржуи, нагло называвшие себя демократами. Они уже полгода как не у власти, и в ближайшее время состоится суд над ними, да не простой, а божий. Он, как сказал товарищ Лермонтов, недоступен воле злата! Некоторые скептики только ухмыльнутся: дескать, слыхали мы сказки о посмертном воздаянии. Спешу их разочаровать а, может быть, напротив, обрадовать: Страшный суд реален и возможен даже в конкретных земных условиях. Для этого нужен бог. Вот он, перед вами. Не верите? Тогда смотрите!
И я тут же приступил к чудесам. Перед восхищенными взорами зрителей ниоткуда появлялись куски сервелата, ананасы и персики, исчезая, как будто бы, в никуда, – в мой безразмерный желудок. Из тьмы теневой экономики выныривали сотни миллиардов пропавших бюджетных средств, а расхитители бодрым шагом шли на виселицу, славя имя божье. Как тут было не уверовать в чудеса, то есть, в бога?
На другой день с народ утроенной энергией ринулся на поля и стройки. Даже армия ожила, дав, наконец, отпор, воинственным карликовым государствам, нагло требовавшим передела территории в свою пользу. Правоохранительные органы также творили чудеса, отлавливая и вешая бесчисленных преступников всех мастей. Казалось, еще чуть-чуть, и…
К сожалению, в семье не без урода. Как всюду и везде, у нас нашлись проклятые скептики и атеисты. Не прошло и полутора лет, а уже был составлен преступный заговор.
Однажды на конспиративной квартире собрались трое инсургентов – некие господа-товарищи Брут, Цицерон и Ледащий.
- Не могу больше мириться с ложью и произволом, - шипел Брут, - да какие же это чудеса, что это за “бог”! Подумаешь, сожрал пуд колбасы! Вот если бы он из ничего сотворил сто миллионов тонн мясных консервов – я первым бы запел ему оду! Да и что это за “бог”, не вылезающий из пивных да рюмочных?!
- Допустим, не бог, а вдруг он черт? – возражал боящийся собственной тени Ледащий. – А вдруг он и впрямь какой-нибудь бронированный и бессмертный, как кощей? Худо нам тогда придется! Надо бы подождать…
- Хватит прений! – воскликнул рассвирепевший Брут. – Все раз и навсегда решено! Послезавтра выступаем. Подкараулим его у пивной, а, если будет пьянствовать и предаваться блуду у себя в резиденции, то Цицерон убирает охрану и влезаем в окно. Разрежем негодяя на куски, выбросим их собакам, а руку-то и ногу себе оставим.
- Это еще зачем? – удивился Цицерон. – На сувениры, что ли?
- Видите ли, коллега, - замялся Брут, - у меня нет полной уверенности в том, что он не какой-нибудь блаженный, вроде Августина. Тот ведь тоже был пьяницей и развратником, но вошел в историю именно в качестве святого. Так что в любом случае следовало бы подстраховаться святыми мощами: владея ими, мы выступаем в роли хранителей святынь, так что мощь и авторитет нашей будущей власти должны будут существенно возрасти.
- Тогда и кровь его следует распить по чашечке, - внезапно подал голос Ледащий, - выпьем этого самого сакрального напитка, и сами приобщимся к чему-то там!
- Борони Господь, - перекрестился набожный Брут, - экие страсти! Впрочем… почему бы и нет? Кстати, Ледащий, ты все выяснил о маршрутах передвижений контролируемого объекта?
- Он же бог, или, как вы говорите, блаженный, - не растерялся трусливый бездельник, - а пути Господни, как известно, неисповедимы!
- Ах ты, демагог чертов! – закричал Брут. – Я тебе сейчас покажу, какие такие пути неисповедимы!
- Да погоди ты! – с неожиданной твердостью прошипел Ледащий. – Чего орешь-то? Соседи услышат, да донесут! А хочешь, сам напишу про нас всех анонимку – глядишь, мне амнистия-то и выйдет? Ладно, ладно, шучу…
На том и сговорились. “Бога”, то есть меня, ожидали сюрпризы в виде кинжалов, пил и прочих атрибутов фанатиков-заговорщиков. Необходимо заметить, что они, как и я, мало чем рисковали: охрана главы государства развратилась, утратила всякое подобие бдительности (бог, мол, и сам за себя постоять умеет) и только тем и занималась, что пропивала свою немаленькую зарплату.
Наступило время “Ч”. Я как раз собрался в пивную, да не рассчитал сил, и надрался еще до выхода в свет, отчего и свалился у порога, причем прямо под забором. Трое охранников, не вязавших лыка, угрюмо подпирали тот самый забор. Сверкнули кинжалы, и “секьюрити” отправились прямиком в Рай. Заговорщики молча подступили к почти бездыханному телу грозного правителя и в нерешительности переминались с ноги на ногу.
- Чует, видать, близкий конец, вот и не сидится ему дома, - произнес Ледащий, а Брут зачем-то сказал:
- Красивая смерть – венец всей жизни. Правда, под забором в пьяном виде – как-то не так…
- Он рому нализался, - принюхался Цицерон, - везет же некоторым!
- Его везение позади, - угрюмо возразил Брут, - начинайте, друзья!
Три кинжала одновременно вонзились в распростертое тело. Я проснулся и сладко зевнул.
- Что за суета, что за шуточки в столь поздний час?
- Он жив! – испуганно воскликнул Ледащий, - говорил же я вам!
- Еще как жив, ишь, как вопит! – мрачно подтвердил Брут, - надо попробовать молотком!
На мою плешивую голову обрушилась кувалда Цицерона, естественно, безо всякого результата. Разумеется, эта оболочка давно была разбита, да только мое эго, засевшее внутри, упорно держала труп за воротник.
- Он и вправду святой! – взвизгнул экзальтированный Брут, - прости нас, батька Ангел! Что с нас, убогих, спрашивать! Накатило что-то, понимаешь?
- Ты так грубо не льсти, - усмехнулся я, - во-первых, не “ангел”, а бог, а, во-вторых, разве можно заниматься душегубством во имя каких угодно высш8их целей? Стыдно, поди? Чай, локти кусаете, друзья?
Выдержав тягостную и томительную паузу, я милостиво ухмыльнулся.
- Ну и дураки же вы, товарищи! Библии, Коран, что ли, не читали? Разве там черным по белому не написано, что бог и святой дух бессмертны? Зря только охранников загубили! А у них, между прочим, семьи! Отдавайте свои тесаки да арбалеты, пращи да ятаганы, и что там у вас еще?! Так и быть, на первый раз прощаю! Ставьте ящик рому, – не только помилую, еще и в свою божественную свиту приму! Народ вы, что ни говори, отчаянный, я таких люблю. Особенно Брут! Да и Цицерон парень не промах…
Заговорщики молнией бросились в сторону ближайшего винного магазина. А в безоблачном небе в это время далеко, но отчетливо прогремел гром.
- А не много ли на себя берем? – почему-то подумал я. Но тут вернулась запыхавшаяся троица с ящиком коньяка, и мне стало не до атмосферных разрядов и скверных мыслей.
- Причастимся же, мои новые друзья, - начал я, но был прерван быстро приближающимися звуками странной грозы: все звезды сияли, как и прежде. И тогда я принял новое решение:
- Нынче уже поздно, вас, вероятно, заждались взволнованные родственники! Давайте, давайте, чешите отсюда, завтра обо все поговорим!
И неразлучная троица не заставила себя долго уговаривать. Громы гремели громче и громче.
- Ага, - наконец-то сообразил я, - не иначе, Бог пожаловал! Что-то давно его не было видно… с чем, интересно?
Страха почему-то не было.

РАЗДЕЛ 6. ИЩИТЕ ИСТИНУ И КАМНИ

Бог возник из ночного неба как всегда – внезапно. Он молча подскочил ко мне и, не говоря ни слова, двинул под глаз. Труп бывшего депутата унесло куда-то за моря, а я как стоял, так и остался стоять перед грозным властелином мира. Господь, удивленно и как-то мельком взглянув на свой кулак, врезал еще раз по моей физиономии, но удар словно пришелся в воздух.
- Это еще что за фокусы? – нахмурился Всевышний. – Прекрати сейчас же голограммой прикидываться!
- И никакие это вовсе не фокусы, - обиделся я, - сам же оправил меня в полет в виде духа, души, а она, по твоей же воле, бессмертна и неуязвима. Не материализовал ты Парамона, вот в чем дело!
- Так и думал! – отозвался Господь. – Это мы сейчас поправим!
И мой дух вернулся в привычную оболочку странника в зипуне и валенках, да шапке-ушанке, причем тут же получив от Бога по морде.
- Вот теперь совсем другое дело, - удовлетворенно заметил Всевышний, - аз, как говорится, воздал! А теперь поговорим.
Господь вновь набил трубку, чиркнул, как мне показалось, спичкой, затянулся и спокойно произнес:
- Замахнулся ты, можно сказать, на Абсолют! Много на себя берем, молодой человек. Так недолго и на мое место начать претендовать. Резюме: возвращайся в свой космический институт.
- Так я и думал, - огорченно протянул я, - о, господи боже! Горе мне, душегубцу окаянному!
- Ничего, - успокаивал меня Всевышний, - прими участие в развитии научно-технического прогресса, пусть и в столь извращенной форме!
Я вопросительно посмотрел на Бога: разве астрономия с каких-то пор стала буржуазной лженаукой?
- Да нет же, - отмахнулся от нелепых домыслов Господь, - речь не об этом! Просто у вас в стране после тех приснопамятных событий к власти пришли церковники. Теперь в НИИ Космических исследований занимаются все больше астрологией, хиромантией, спиритизмом. Ну, держат еще отдел звездных каталогов, а двое или трое ученых даже по ночам в небо смотрят. Вот, пожалуй, и все. А твой Хомяк пошел в гору: он теперь кардинал и вице-президент каких-то наук. Весь в позументах да орденах. Прямо какой-нибудь тайный советник!
- Да он теперь мне руки не подаст, - огорчился я, - к нему нынче и не подойти!
- Вот еще! – усмехнулся Бог. – Пусть много о себе не воображает, так ему и передай! Я тебя тоже кардиналом сделал, вот и удостоверение, - и Господь сунул мне в карман какие-то красные корочки, - а твой Хомяк в моей иерархии пока что никто – я только к нему приглядываюсь. Он у меня проходит в качестве божьего агента двадцать шестого разряда. Для справки: первый разряд соответствует чину младшего ангела! А ты, что не говори, святой, пророк, да к тому же еще и апостол – старший архангел, не меньше! Так что особенно с ним не церемонься. Будет важничать – по сусалам, в кандалы, и гони на Южный полюс по этапу! Шутка. Подозрительны мне все эти бывшие мулы да аятолы! Впрочем… а превращу-ка я его в папы. Вот и повод повысить старика до архангельского чина! Но – чуть позднее. А насчет твоих будущих занятий наукой в чине старшего научного сотрудника ты не расстраивайся, право! Это ведь так интересно – взирать в ночное небо с миллиардами светил. Сколько там тайн и разного рода загадок! Вскоре ты почувствуешь какое-то садистское наслаждение от созерцания астрономических объектов. Вкус наук станет сладким, и ты получишь возможность привнести свой крошечный вклад в великое дело развития фундаментальных наук. А если будешь трудиться добросовестно и усердно, прибавка жалованья гарантирована. Ты ведь деньги любишь, старина?
- Грешен, Господи, - потупился я, - не без того!
- Вот и чудненько! – почему-то радостно воскликнул Бог, - завтра же покидаешь эту страну: у тебя тут недобрая слава! Нырнешь в свой НИИ, и никто о тебе даже не вспомнит. Только не увлекайся всякого рода алхимией да поисками флогистона. Противно! В меру, Парамон, в меру! Шагай потихоньку в гору, не дури там особенно, и все пойдет, как по маслу. Надоели, признайся, твои алкаши?
- Несомненно! - вполне искреннее отозвался я. – Повеситься впору!
И я очутился в НИИ за рабочим столом. Здравствуйте, науки и лженауки!
Несмотря на то, что Бог неоднократно предупреждал раба своего Парамона, чтобы не особенно увлекался лженауками, меня почему-то сразу же потянуло на алхимические опыты. Никто мне не мешал, вот и просиживал ваш покорный слуга дни и ночи за изучением книг средневековых шарлатанов и мистиков, то пытаясь найти формулу философского камня, то изобретая новый элемент периодической системы Менделеева под странным названием чугуний. Мне почему-то казалось, что, если хорошенько смешать листья древовидного папоротника бореар с корой маклюры, порошком окисла германия, сушеными мозгами бегемота, лапами жаб, чесноком, клопами, студнем из вурдалака, прочитав перед этим кучу заклинаний из “Книги о вкусной и здоровой пище”, то тут-то и возникнет искомое вещество с волшебными свойствами. Да вся страна так жила – в ожидании чуда, потому что больше народу надеяться было не на что.
Но как ни старались многочисленные алхимики, получались то помои, то яды.
Но однажды ночью случилось нечто необычное. Полученная жидкость стала издавать такие пронзительные запахи, что в подвальном помещении института тут же сдохли все комары и крысы, а в лабораторию вихрем влетел директор НИИ, академик и вице-президент каких-то буржуазных лженаук вроде генетики, господин-товарищ Хомяк.
- Коньяк сварганил? – строго спросил он. – Вот вы чем занимаетесь в рабочее время! Ну, наливай, коли так!
- Должен тебя разочаровать, - грустно ответил ваш покорный слуга, - очередной алхимический опыт, и ничего более.
Хомяк принюхался.
- Тогда почему же так разит клопами? – поинтересовался старик. – Не лги мне, я этого не люблю!
- Только потому, что у тебя последнее время ум зациклен на спиртном, - нашелся я, - вот и мерещится вам, господин хороший, то коньяк, то самогон.
- Ты мне особенно не груби, - рассердился старик, - а то могу и врезать! И вообще давай поговорим откровенно. Слышал, что из Ватикана передают? Папа римский ночью дуба дал! Он уже, наверное, в Раю. Счастливчик! А место-то, между прочим, вакантно! Мы с тобой – кардиналы. Вот уже два голоса в мою пользу!
- А почему бы и не в мою? – не сдавался я. – Шучу! Нужно мне это папство! Я лучше продолжу алхимические опыты. Интересно ведь, черт возьми! Не могу прервать ценного опыта. Кажется, что-то начало получаться.
- А ты не прерывай, - сообразил Хомяк, - мы же можем взять все твои реторты с собой в Рим. Так что собирайся! Не забудь кардинальские мантии одеть, и красные шапочки. Я поехал за билетами!
 В то же утро я загрузил в купе международного экспресса свою экспериментальную пахучую жидкость, оделся подобающим образом и два старых кардинала уверенно двинулись навстречу судьбе.
 Хомяк сразу же заснул, а я все думал и думал о его шансах добиться вожделенной тиары.
 А если вдруг узнают, кем он был раньше? Костры сейчас отменили, но киллеры все еще действуют… нет, не пройти бывшему аятоле в папы! Впрочем… Бог, кажется, так не считает.
 Посреди ночи Хомяк вдруг вскочил, как ошпаренный и пробормотал:
- Пойду покурю, что-то всего трясет. Нервы, наверное!
- Покури, покури, старик, - согласился я, - а мне что-то пока не хочется. Да не переживал бы ты так, все равно от судьбы никуда не денешься. На все воля божья!
- Вот именно, - тяжело вздохнул Хомяк, распечатывая очередную пачку “Примы”. – Знать бы, что сейчас Бог по этому поводу думает!
Я тактично не стал рассказывать старику, что же именно произнес в его адрес Всевышний. Меня в эту минуту больше всего волновала та странная жидкость, которую Хомяк принял почему-то за коньяк, а все мыши и крысы – за стрихнин. Мне она почему-то показалась философским камнем. А разве камни бывают жидкими? Разве что в расплавленном виде… а все-таки?
Приоткрыв здоровенную молочную флягу (сорок литров), я, вопреки ожиданиям, не упал в обморок, и даже не отшатнулся. Она притягивала, словно магнит, и мысли вдруг стали четкими, а мозг – ясным. Наступило что-то наподобие прозрения. Истинного прозрения, можно сказать, откровения!
- Истинное прозрение… истина… так вот что у нас получилось!
И я пустился в пляс, невзирая на тесноту купе. Истина – вот то, ради чего стоило жить. Все остальное теперь казалось какой-то мышиной возней. Вошел Хомяк и с недоумением уставился на мои ужимки и прыжки.
- Что это на тебя накатило? Кокаинчик нюхаем, старина?
- Сам ты старый морфинист! – огрызнулся я. – Это, между прочим, сорок литров Абсолютной Истины! Ты езжай в Рим без меня, а мы пошли!
И попытался выйти с бидоном в тамбур. Хомяк же встал в дверях.
- Делиться, вообще-то, надо, - тихо произнес он. – Я же, как-никак, твой руководитель!
Но в меня тогда словно бес вселился. Теперь, много лет спустя, думаю: а почему бы, собственно, мне было не поделиться? Стольких неприятностей удалось бы тогда избежать! Но нет, гордыня взыграла.
- Нет тут твоей доли! – возопил я. – Все мое!
Хомяка словно ударили. Он изменился в лице, отскочив в коридор, и выхватил старый ржавый ятаган из-под мантии.
- Считаю до трех, - твердо произнес он, - раз…
И тут случилось очередное чудо: в коридоре спального вагона международного экспресса возник Бог. Лик его пылал гневом.
- Подлый раб, на кого поднимаешь ручищу?! – воскликнул он.
- Боже, - пожаловался я, - бросается с ятаганом! Кричит “зарублю”! Накажи его, воздай, как следует!
Но тут на сцене возник четвертый участник – Аллах. Он решительно загородил собой Хомяка.
- Это моя территория, - твердо произнес он, - мой имам, не уступлю.
- Какой он теперь имам? – надвинулся Бог. – Он нынче раб божий, кардинал, вот-вот папой станет! И вообще ты в христианской стране.
- Ошибаетесь, - не сдавался Аллах, - поезд-то ваш, а страна, по которой мы сейчас проезжаем, между прочим, относится к числу мусульманских, даром, что Европа.
- Но раньше-то она была строго нашей! – вскричал Бог, - и, если бы не твои турки… в общем, прочь с дороги!
Загремел гром, сверкнула молния, и на Аллахе запылали шаровары. Аллах взмахнул ятаганом, но удар скользнул по молочной фляге с жидкой истиной, и меня вместе с тарой швырнуло в ночь.
Я летел вниз головой с железнодорожного моста в какую-то большую реку, – скорее всего, Дунай. Инстинктивно я сжался в комок, выпустив свою драгоценную ношу, и тут же раздался всплеск воды, и над головой сомкнулась черная мгла.
Мне все-таки удалось добраться до берега, увы, без истины. Уткнувшись лицом в холодный песок, я зарыдал, заревел, как белуха. Все пошло прахом! Так продолжалось не меньше часа, а затем над водой появилось сияние. Вглядевшись, я узнал очертания Золотой Рыбки, так красочно воспетой Пушкиным.
- Нельзя ли потише, - сонно просипела она, - всех русалок и воблу разбудил!
- А ты бы на моем месте не ревела бы, что ли? – громче прежнего завопил я. – Истина утонула!
- Если я ее сейчас достану, заткнешься? – кротко спросила Рыбка.
- А остальные два желания? – вмиг сориентировался я.
- Черт с тобой, загадывай, - раздраженно махнула плавником Золотая Рыбка, - все равно иначе от тебя не избавиться!
Мне бы загадать счастливое будущее для всего человечества! Я же, как истинный дурак, заказал дюжину пива и воблу, о которой так кстати напомнила мне чудотворная рыбина.
Итак, с авоськой пивных банок, пакетом вяленой воблы и сорока литрами дурно пахнущей Истины, я пустился во все тяжкие. Что только тогда обо мне не писала продажная желтая пресса: и корабль-де я какой-то взорвал, и посольство в Танзании, и вообще извержение какого-то африканского вулкана – на моей совести. Было дело, задел я Истиной фасад Пентагона, обвалив часть здания, но только и всего. Посетил я и папскую резиденцию – поздравить нового папу Хомяка Первого. На этом все и закончилось. Он в силу своей неистребимой природной глупости тут же и предложил мне организовать торговлю истиной.
- Представляешь, сколько за нее сорвать можно? – возбужденно кричал мне в лицо меркантильный старец. – Весь мир скупим, всех купим и продадим по три раза, а храмов-то понастроим!
И надо же мне было его тогда послушаться! А с небес нас внимательно слушал Бог.
- Истина, гм, - проговорил он, - занятно! Определенно зарапортовались ребята. Кажется, пора и вмешаться!
Загремел знакомый гром, и в рабочем кабинете главы Ватикана возник Господь, что, собственно, и ожидалось почти две тысячи лет. Но в этот раз он не стал переделывать этот несовершенный мир.
- Истина, говорите? – поинтересовался он. – Вся? Очень любопытно! А давайте-ка ее сюда.
Уж и не знаю, какой бес в нас тогда вселился! Но мы, завопив “не отдадим”, вцепились в злосчастную флягу, как два бульдога в крысу. Бог и стряхивать нас не стал.
- Вижу, слова на вас не действуют, - заметил он, - так может быть, каторга протрезвит?
И мы, одетые в рубища, оказались на какой-то темной и холодной планете с кирками в руках перед огромным гротом в горе. Рядом с нами стоял Бог с бидоном Истины и курил трубку.
- Помнишь, Парамоша, речь однажды зашла о Рае? – как бы невзначай, спросил он. - Вот и предоставляю вам возможность построить его своими руками… лет за тридцать. Вот в этом самом гроте. Расширьте его, углубите, пробейте побольше отдельных ниш, чтобы у каждого праведника была своя келья. Не забудьте, кстати, о трапезной, молитвенном зале, ну, и прочих удобствах. Приступайте!
- Тридцать лет!!! – воскликнул я, а Хомяк язвительно заметил:
- Скажи “спасибо”, что не три Вечности! Как-нибудь отбудем этот срок. Поехали!
И, действительно, срок каторги пролетел удивительно быстро. Бог, в очередной раз зайдя в выбитый нами тоннель со множеством камер, не удержался от замечания:
- А Рай-то ваш сильно смахивает на тюрьму! Получите!
И мы отведали божьего бича.
- За что, Господи? – вопил Хомяк, а я вторил ему:
- И это – награда за все наши старания и непомерное усердие?! Вот так-то обращается хороший хозяин с верными псами своими!
- Да ну вас, - отмахнулся Бог, - надоели вы мне своими жалобами! Чего же вам надо?
- Ну, хотя бы папскую тиару, - скромно потупился Хомяк, - ведь ты же мне ее, как будто бы, и вручил!
- Идет, - ответил Господь, - а тебе, Парамон, обещаю повышение в должности. Ты теперь не старший научный сотрудник, а заведующий лабораторией! Довольны? Мы бросились благодарить Бога, но он отмахнулся:
- Пустое! Занимайтесь своим делом!
Так все вернулось в исходную точку. Хомяк уехал в Ватикан, а я безнадежно тосковал в своей заброшенной и опустевшей лаборатории. Эксперимент с Истиной повторить так и не удалось. Но как-то утром почтальон Смит, постучав в мою дверь, вручил телеграмму из Ватикана на мое имя. Хомяк звал к себе в гости и шифром сообщил:
- Истина где-то рядом – у меня под кроватью. Бог ее тогда выбросил в снег, а я выкопал. Предлагаю срочно продать ее за бешеные деньги – все равно в противном случае Господь отберет.
Так мы стали торговцами самой истиной. Желающих приобрести дефицитный товар оказалось больше, чем нужно – от главарей крупных преступных сообществ (им-то она зачем?), до глав мировых держав (а это вообще непонятно). Мы заломили бешеную цену – до миллиарда долларов за стакан, и, тем не менее, разошлась за неделю. Из одной и той же фляги лили мы Абсолютную Истину, Горькую, Прописную, Тривиальную, Избитую – кому что нравилось. И никто не заметил никакого подвоха. Быть бы нам владыками мира, но этот болван Хомяк за ночь проиграл все наши миллиарды в карты. Тоже мне, Федор Михайлович Достоевский, царство ему небесное! Тоже ведь был игрок еще тот…тем все и закончилось.
Вернувшись в свой НИИ без гроша в кармане, я загрустил, и впал в полную прострацию. И тут поступил вызов от Бога в виде огненной надписи на стене лаборатории:
- Мне надоели бесконечные вылазки этих болванов атеистов с одним и тем же козырем в кармане, который, кстати, и бить-то нечем. Вопрос “Может ли всемогущий и всеведущий бог сотворить камень, который не может поднять”, многих свел с ума. Попробуй решить его и ты. По секрету, такой камень есть, и лежит перед входом в мой терем на Сатурне, а что с ним делать – тебе решать. Но вопрос должен быть снят.
Так судьба вновь забросила меня на шестую от Солнца планету с киркой и лопатой, а Бог еще и тачку мне выделил.
- Только перед тем, как избавить меня от этой глыбы, изучи ее состав, - небрежно бросил он, - мне недосуг. - Потом расскажешь, что это было!
Я внимательно изучил внешний вид и минеральный состав горной породы: монолит состоял преимущественно из анортита, напоминая лунные габбро-анортозиты. Ну что ж, в истории уже имел место случай пропажи неизвестно куда большой партии лунного грунта. Теперь история повторяется, но после этого уже незачем будет ломать голову над решением дурацкого вопроса: “может ли Бог создать камень…”.
- Вот и прекрасно, - заметил Бог, наблюдая, как последние обломки разнесенного мною в пыль камня исчезают в какой-то тектонической трещине. – Нет объекта спора – не о чем и дискутировать! Анортозит, говоришь? Ну и пес с ним! За ратный подвиг ждет тебя награда: наряду со всеми своими званиями получишь еще и чин Вечного Жида. Ты и так им был в течение почти двух тысяч лет, сам того не зная, причем, не имея ни малейшего отношения к семитским народам. Короче говоря, тебе официально присуждается бессмертие. Доволен?
Я бросился благодарить, но Бог жестом остановил.
- Не стоит, - произнес он, - пустое, я еще и не то могу! В дальнейшем предстоит вам в этом убедиться, Парамон. Только больше не ищи философского камня – уважай если не себя, так хотя бы меня!
- Так я и не понял, – существует ли этот чертов камень, или это все-таки выдумка шарлатанов-алхимиков?

РАЗДЕЛ 7. БОГОМ БЫТЬ ТРУДНО ВО ВСЕ ВРЕМЕНА.

Не знаю, стоит ли рассказывать вам эту историю. Все равно никто не поверит в ее реальность, а если бы и все приняли этот бред за истину, никому бы легче от этого не стало. Но, тем не менее, что было, то было. А случилось это так.
Вызов от Бога поступил, как всегда, неожиданно. Огненные письмена на стене лаборатории настойчиво приглашали меня на Сатурн. Пока я лихорадочно соображал, что же захватить с собой, поднялся вихрь, и меня унесло туда, куда следует. Бог был мрачен, но, как оказалось, не из-за моего поведения.
- Ты хоть на секунду можешь себе представить, каково мне приходится? – спросил он с порога.
Я пожал плечами: на ум пришла лишь фраза из романа братьев Стругацких. Но вслух произнести ее побоялся, и правильно сделал: кому нравятся бесконечные повторы давно избитых формулировок?
- Трудно – не то слово, - продолжал Бог, - ни на миллисекунду не могу оставить свой пост. За спиной моей никого и ничего нет, ибо я – последний рубеж. А ты думаешь, что я не существую еще как личность, которой присуще естественное стремление к отдыху?
Не зная, что и ответить, я неопределенно развел руками. Мол, все понимаю, но помочь ничем не могу.
- Можешь, Парамоша, - твердо произнес Создатель всего сущего, - ничего в том сложного нет. Деисты твердо считают, что мне достаточно сотворить мир и запустить движение материи, а дальше все должно как-то самоорганизоваться. Действительно, почему бы и нет? Проведем-ка небольшой эксперимент. Потяни-ка эту лямку хотя бы год!
С этими словами Бог исчез, а я остался в его рабочем кабинете с печатью, зажатой в руке, звонком на столе, каким-то монитором обзора всей Вселенной без инструкции пользователя, и настежь распахнутым пустым сейфом. Ключи лежали на столе.
Вошла пестрая Птица-Секретарша, или Райская Птица. Размерами она была с хорошего страуса, а расцветкой напоминала колибри, только гораздо ярче.
- К нам гости, - сообщила она, - Аллах и Митра с каким-то чрезвычайным сообщением.
- Пусть входят, - изрек я, совершенно не соображая, как вести себя с делегацией чужих богов, что говорить, и вообще каковы мои полномочия. Ну, печать, пусть даже божья, ну личная секретарша, хотя и птица. А дальше что?
В кабинет вошла охрана – два дюжих серафима с огненными мечами, а за ними ввалились представители восточного пантеона. Они волокли уже знакомый мне бидон из-под Истины. Увидев меня, боги одновременно вздрогнули, и молочная фляга со звоном покатилась по твердому полу.
- Что за черт? – спросил Аллах. – А Бог где?
- Бог на отдыхе, в Нирване, - нашелся я, - так что буду вместо него. Можете называть меня Атон, а можно проще – Парамон. Не обижусь. Какие будут вопросы?
- Слушай, божка, или божок, - процедил Митра, - мы вообще-то не к тебе шли, но не тащить же ее обратно? – и кивнул на флягу. – Мы тут Истину нашли на границе ислама и зороастризма, вот и разносим ее по все конфессиям понемножку. Так что подставляй стакан, и тебе нальем.
Я недоверчиво заглянул в бидон: точно, она самая – литра три. А мне тогда, в Риме, показалось, будто мы вычерпали тару досуха… впрочем, Истина самоценна и самодостаточна – когда и где захочет, там и проявится, никого не спрашивая. И пришлось выпить полстакана этой дряни. Ну и ощущения, доложу вам! Если бы не подаренное мне Богом бессмертие…
Посидев немного – для приличия, Митра с Аллахом покинули рабочий кабинет Господа (язык не поворачивается сказать “мой кабинет”). Я сидел и горько размышлял о том, что не справиться мне, ох, не справиться! Сейчас вся Вселенная полезет в эту приемную со своими горестями, бедами и просто просьбами, а что я могу? Печать поставить? И так в течение года, день за днем?! Одному не выдюжить, однозначно.
Вошла Птица-Секретарша.
- Утренняя почта, господин исполняющий обязанности! Можно вас называть И.О. Богом?
- Можно, можно! Что там у нас?
На стол Птица вывалила целый мешок разноцветных бумажек, а также записок на пергаменте, папирусе, глиняных табличках и прочем подручном материале. Я нацепил очки и вчитался в первые попавшиеся под руку страстные призывы верующих к Верховному Существу. Меня ожидало жестокое разочарование.
- чтоб они все сдохли, Боже, - гласила первая же молитвограмма, - чтоб у них… на лбу вырос, чтоб жить им всем на одну зарплату, а в Аду остаться без смолы!
- Чтоб он, проклятый, околел, да не просто гигнулся, а умер бы в самых страшных мучениях, и чтоб земля не была ему пухом, - вопила вторая просьба. И так далее, и все в том же духе. Я с омерзением швырнул отвратительные цидулки в камин, услышав одобрительное хмыканье секретарши:
- Надо же, в первый же день разобрался!
Затем пошли личные просьбы меркантильного характера. Кто просил миллион, кто миллиард; кое-кому страстно хотелось выиграть в карты, кому-то – разбогатеть на скачках, а большинству – на биржевых операциях. Бездельники!
Эту серию постигла участь первой, вызвав горячее одобрение со стороны Райской Птицы:
- Пока вполне справляется, каналья!
И тут на глаза попалась какая-то чушь, написанная до боли знакомым почерком:
- Я, римский папа, бывший имам Хомяк Первый, страстно взываю к тебе, Господь: сделай так, чтобы достойные (вроде меня) имели все, что пожелают, а недостойные (не будем называть их по именам, ибо имя им – легион) получили бы воздаяние в полной мере и не только после Страшного Суда! Да погибнут все тунеядцы, самозванцы и вообще профаны, занимающие чужое место в этом мире.
Я почувствовал себя несколько уязвленным: что за намеки, черт побери?! И, повинуясь интуиции, вызвал охрану:
- Доставьте мне автора этого послания!
Архангелы, козырнув, взмыли ввысь. Через минуту они втащили в божий кабинет упирающегося Хомяка. Я швырнул ему в лицо смятую молитвограмму:
- Интригуешь, старый краб? На кого, или на что намекаешь?
- Парамоша, что ты себе позволяешь! – взвизгнул Хомяк, - уйми своих сатрапов! Руки-то зачем выкручивать?!
И тут же осекся, начиная соображать, куда попал, и с кем дело имеет.
- Догадлив ты, старик так, что можно тобой гордиться! – искренне развеселился я. - Разглядел, что за печать в моей деснице? Как сейчас припечатаю по лбу!
Хомяк молча повалился ничком. Я ухватил старика за воротник.
- Да будет тебе, старикашка, все-таки мы не чужие! Что там у тебя стряслось?
- Плохи мои дела, Парамоша… то есть бог, - поправился папа, - кто-то раскопал мое досье. Что теперь творится в мусульманском мире! Тысячи шахидов поклялись добраться до меня любой ценой. Как же, предал великое дело ислама! Не взорвут, так вздернут на первой же осине! Так и мылятся меня поймать, камнями побить, да еще и удавить, звери! Помоги, а? Ты же теперь все можешь!
- Помогу, чем могу, - скромно ответил я, - вот что мы с тобой сделаем: оставайся за божьего сына! В течение года продержимся, а там видно будет. Уйдем в глухую тайгу, и пусть твои шахиды там нас ищут-свищут!
Вопрос был решен. Затем пришлось рассматривать дело Отелло и Дездемоны; я решительно отправил мавра в Ад, хорошенько отчитав его:
- Разве так душат, чертов ниггер? За яблочко надо, за яблочко! И вообще поменьше прислушивайся к советам клеветников!
Время летело быстро. Дня через три мы уверенно ставили печати на разного рода постановления божьей канцелярии (оказывается, и такая есть). А на четвертый день в кабинет в клубах сернистого дыма ввалился уже знакомый мне Демонический Дух.
- Можно по личному вопросу? – проблеял он. – Некуда мне податься, Госпо…
Он уставился на меня.
- А Бог где?
(Бога он, стало быть, уже видел раньше. Интересно, где и когда? Надо бы спросить при случае).
- Где надо, - уклончиво ответил я. – Что тебя привело сюда, старый черт?
- Не черт, а дьявол, - подбоченился Дух, - а вообще-то с Сатаной опять поссорился. Нет мне жизни в Аду! Ему, кстати, тоже. Прими в свиту хотя бы дворником. Я еще нектар варить умею, могу и спеть за соловья. А если кого надо прибить – тоже ко мне. Позволь остаться, а?
- Почему же “дворником”? – сообразил я. – Бог имеется, сын – есть, теперь вот и Дух появился. Троица в сборе! За работу, товарищи!
Вскоре выяснилось, что толку от демона было мало, а шума – хуже не бывает. Он во все совал нос, постоянно кипятился и, чует мое сердце, если бы не охрана и печать божья в моей деснице, и мне самому могло бы не поздоровиться. Старый черт постоянно приставал к нам с предложениями вроде: “а давайте океаны в коньяк превратим”, или “построим самую высокую в мире Вавилонскую башню досрочно”! Пришлось временно отстранить его от дел. Поток заявлений от населения все шел и шел, и времени покурить или перекусить у нас вовсе не оставалось. А толку от нашей деятельности все не было, как не было, – количество зла в мире не уменьшалось, а, как будто бы не уменьшалось. Пришлось в один прекрасный день передать работу с населением Птице-Секретарше, и срочно провести совещание на тему: что делать с Инферно? Времени оставалось в обрез – полгода, не больше. Как отчитываться-то будем?!
Демонический Дух предлагал начать активные наступательные операции.
- Вы только доверьтесь мне, господа боги, - блеял он, - а уж мне-то достоверно известно, где и что творится в сфере царства Тьмы. Устроим такой Апокалипсис, – мало не покажется!
- А мне доверьте раненых добивать, и трофеи собирать, - вылез Хомяк, - о, уж тут-то великому понтифику нет равных!
Спор был прерван сообщением Секретарши:
- Великие боги, к вам Пришельцы!
Я едва не подскочил: теперь-то поквитаемся за тот эпизод на Фобосе. Впустить, немедленно впустить!
Вошедшие с каким-то важным сообщением братья-тарелочники попятились к двери, столкнувшись взглядами с моей перекошенной от ненависти и одновременно радостной от предчувствия неизбежного возмездия физиономии. Попятились бедолаги, было, к дверям - заперто. А я уже надвигался на них с печатью в руке.
- Как живете, страшные сны не мучают? – успел выкрикнуть я перед тем, как на незадачливых братьев-хулиганов обрушился град ударов – печатью, по мордам! Меня с трудом оттащили Дух с Хомяком. Пришельцы, разукрашенные то ли синяками, то ли оттисками величайшей в мире печати, выскользнули в коридор и опрометью бросились к своему НЛО. А мы вернулись к рассмотрению извечного вопроса.
- Наступательные операции – это, что ни говорите, агрессия, - вскользь заметил я, - а мы, какие, никакие, все-таки миротворцы. Предлагаю занять круговую оборону и отстреливаться от адептов Зла до конца, пока патроны не кончатся. Пусть мы повторим судьбу трехсот спартанцев, но подвиг наш будет жить в веках!
Но тут вмешались в спор охранники – Михаил и Георгий.
- У нас инструкция, - твердо заявил Михаил, - все, что угодно, только не стрельба! Можете устроить пару Потопов, организовать костры инквизиции… не возбраняется даже торговля индульгенциями, а стрельба под запретом.
И я решил на все махнуть рукой. Богом, оказывается, быть всегда трудно, а в подобных условиях, когда ничего нельзя, а с тебя же и спросится, - не стоит и браться за гуж. И я решительно нажал на кнопку вызова Секретарши.
- Слушай, Птица, как у нас с нектаром, амброзией и вообще коньяком с кагорами для причастий?
- Все в ажуре – сколько душе угодно! Прикажете подать?
- Приказываю! – и затем, повернувшись к троице: - запираем все входы и выходы, только Богу и отворим; у нас осталось совсем мало времени, так что надо будет провести его так, чтобы потом, много лет спустя, не было бы мучительно больно за мартышкин труд. Вперед и с песнями!
Мы тут же сочинили несколько застольных песенок, и пир во время чумы стартовал с низкой позиции. Дух раздобыл старую облезлую гитару, Хомяк – домбру, и вечеринка пошла, как по маслу. Через час другой мы поклялись друг другу в вечной дружбе, и грянули квартетом, несмотря на то, что нас было трио:

Как все скверно

Ах, как все загадочно и скверно, если перейти водораздел
Черного, как ночь, хребта Инферно, не дойдя до царства добрых дел!

И сидим теперь во мраке ночи – непонятно кто мы тут и как:
Боги, – но без всяких полномочий, беспокойно озирая Мрак.

Ничего не знаем, не умеем, в голове – бардак, в руке – печать…
Как же быть? Небось, с Зеленым Змеем дружбу закадычную начать.

Мы начнем, – но мы же и закончим в час, когда закончится наш срок,
И уйдем отсюда прочь со Змеем – он чем хуже нас, пусть даже и не бог?

По мощеной мыслями дороге побредем в печальной тишине, -
Сами понимая, что не боги нынче побеждают в той войне,

Где сражений нет обыкновенных, тыла нет, и фронт давно исчез,
Где в боях не принято брать пленных, будь тот пленный ангел, или бес.

Как говорится, оглянуться не успели, - и вот, часы пробили полночь, и в кабинет вошел бодрый, посвежевший, но, тем не менее, разгневанный Бог.
- Так и думал, - заявил он с порога, - не то, что на день, на час не имел я морального права оставлять вас без присмотра! Это что за пародия на троицу, что за безобразный Всемирный Сивушный Потоп? Ошибки надо исправлять. Вот вам по кирке, лопате и тачки, и – шагом марш на великие стройки!
 Этим все и закончилось. Но даже на каторге мы не стали терять присутствия духа: мир не рухнул в тартарары даже во время нашего правления. Следовательно, есть у него запас прочности, и эволюция продолжается, несмотря ни на что.

9.30. 17 сентября 2004 г. Казахстан, Кусанбай Западный