Вчера

Вчера.
Ой, какое ужасное слово - вчера. Холодное. Но оно не выражает безразличия, скорее - отстраненность. Точно, "вчера" нам дает чувство абстракции. Что-то такое необычное, что уже сделано и теперь непоколебимо как памятник.
 Вечность пробуждению неподвластна.
 С "вчера" нельзя бороться, не то что управлять. Это как клише какое-то, которое с себя уже не скинешь. Прибито насмерть.
Обидно - меня назвали "вчерашним днем". Она так и сказала и за её голосом пошли гудки. А "ты" что-то сказал? Дурацкая погода, как вчера. Ох, как болят ноги. Прекрати уже перебивать меня. Любишь классику? Вот послушай. Вчера тут была пластинка Бетховена или "Stooges". Ой, вернуть бы сейчас "вчера". Свечи, ванна, а ещё тусклый красный свет.. Ааа... где тетрадь?
Классика отпала. Рядом тишина 53-ей и 3-ей. И тот классный парень. Убивать, что бы доказать. За это стоит втянуть смерть в разборки за право. Твое право быть гомосеком или обычным. Ну, что с того, что половина народу парнитрахи?
Кости со свойственной им трухлявостью, вскрякнули - я встал с кровати. Ой, какой беспорядок. Вроде когда лежишь и одним глазом смотришь на патефон, комната кажется не таким хаосом. Взгляд концентрируется на черной лепешке вращающейся на тоненькой палочке. И как лучи от солнца, так и музыка от этого черного круга вынуждала закрыть глаза и впасть в дремоту.
Тут полно мух и одежды. Просто немерено, тут целые горы одежды. Надо убрать.
Так, что я одел?
Футболка, рубашка, легкая дождевая куртка и длинное пальто, джинса (левая штанина пошла швом от низа до самого колена). А вчера этого не было. Вашу мать, какое гадкое слово. Как мне все надоело. Температура схожа с погодой. Видимо пора на улицу, а то я начинаю умирать в этих четырех стенах.
Апрель.
На ногах очень удобное средство передвижения. Ой, без шнурка, а вче..че..ра..рра ещё был. Интересно, что было вчера? Как погода меня любит, жаль, что болят ноги. Мы так долго занимались сексом. И мне приходилось её держать. Она сливалась с моим телом, как молоко обволакивает кофейную жижу утром, полностью поглощаясь черными мазками ароматного варева.
 Как трава красиво поет. Надо лечь. Зеленые иголочки покалывают меня в шею. Мои уши так близко к мелодии. Черт возьми, это классика. Где моя тетрадь?

Хлестающим током по Земле
Она сеет разлуки.
И когда синий шар во сне,
Она берет все в свои руки.

О! как красиво трава подыгрывает. Чему "ты" жалуешься? Нарисуй круг и попробуй не впускать в него никого. И меня. Вытолкни меня. Вытолкнуть - не значит отвергнуть, значит сдвинуть, изменить обычный алгоритм жизни, когда в вашем существовании появится новое "тайное окно" и вдруг легко станет в свою геометрическую прогрессию впихнуть ещё одно значимое число. Можно теперь часами лежать и думать, как же начать новую жизнь.
Ветер сбивает "тебя". Я пойду дальше. Как солнце сильно печет, должно быть сейчас полдень. "Выпить - вот что сейчас нужно" - я всегда так думаю, когда не знаю, что ещё делать. Но чувствую, что я не пожалею...а? Что ты сказал? Ужасная жара.
Берлога. Это место очень похоже на ограбленную берлогу. Окна простые: два стекла и притягательная сила разбить их. Одна дверь. Тут по всему помещению витает аромат парфюма и постоянно заказываемого пива.
"Простите...эй"
-Привет, что будешь?
Пять минут, дай мне только пять минут, я не понимаю, где я? кто ты? откуда это мелодия?
Magic moments, when two hearts are carin'
Magic moments, mem'ries we've been sharing
I'll never forget the moment we kissed the night of the hay ride
The way that we hugged to try to keep warm while takin' a sleigh ride

Не сравнима с мусором жизнь
Пускай их двоих выкинуть можно...
Но мусор переработать легко...
А с жизнью тоже самое - сложно.

-Что? Ты что-то заказал?
-Ага...
- Ну, выпить?
- Эээ...Ах, да.
- Виски?
- Что?
- Тебе покрепче, или как?
- Нет, то есть, да..эээ....принеси мне, кстати, выпить.
- ...
- Виски. Побольше, как там...а вот, по дороже.

  Поиски приключений на дне. Один олдовый джанки сказал мне, что он нашел космическую связь посредством инструментов и "оружия". "Весы" - баланс, огонь кипятит скорее нервы, чем героин на ложке. «Львиная» доля. Шприц жалит как "Скорпион". И нет лучше прихода, чем прекрасная "Дева" в голове. И любой фокус не кажется странным. Все тайны магистра открыты «Близнецами». Что за уродство. Передоз. Кажется, он умер.
Передоз – состояние кожных тканей, при котором джанк принимается с отвращением и со слезами, а сознание в это время начинает скрежетать: «это конец».
Это конец!
Это конец!
Большой космический конец всему!
  Прошел месяц, а её будто бы видел вчера. По телеку крутили "Мадонну", а в стакане плавала моя челка и букашка, огибающая, пропитавшиеся алкоголем, патлы. Интересно, а где мои приключения? Стакан пуст, почти пуст, а вчера он был ещё полон. Рядом открытая банка колы и объедки вчерашнего ужина. Я пессимист. Ой, нет, я - музыкант. Совсем ноги не держат. И голова, что-то болит. Ночь. Она дышит нашим сном. Сопящая симфония темноты. Пойду, полежу.
  "Закрой глаза и заживи красиво" - надпись на потолке.
Но я так устал, что не могу уснуть. Четыре цифры. Ноль, один, один, семь. Уже поздно...или рано. Не время спать. Где "ты"? Три голубеньких таблеточки для разбега. Достигнуть совершенства. Поразительное сходство с художником. Я не устал уставать. А вот и «ты»…
  Моя голубая мечта. Silver Star. 24 лада, 3 позиции перекл...что? Натяни тетиву, разорви струну. Пора гулять.
 Как это все надоело.
Я надоел «тебе» не меньше.
Ночь.
Луну закрыли тучи, я тону во тьме, сижу на скамейке, левой по струнам.

Пришло...время (..мм..)...обновиться.
  По миру летает к розовым облакам.
  Души...не тело он ищет, затем чтоб вселиться,
И проведет за руку к ангелам

 - Привет.
  - ...экх...
 - Как поживаешь? Скучал?
 - Ну...
 - Знаешь, я тоже жутко соскучилась, а ещё я о тебе весь этот месяц думала. Даже шнурок твой сохранила.
 - Ммм...мне пора, я устал. Да...да, пока.
 - Я...я люблю тебя, Блэйк. Помнишь ночь? Как будто это было вчера.
Тормозит любой поток мыслей, какая-нибудь мысль изреченная банально, но верно. Я тоже часто думал о "вчера" и совсем не думал забывать о ней, но...
 - Акх...хорошо, да...по-подождем. Я? Люблю? Я устал, я устал видеть, слышать, говорить ложь. Я люблю? Я устал любить...да, пока.
  - Позвони мне, Блэйк.
Серое вещество стало рассасывать скопившиеся в голове ноты и выбрасывать на поверхность заветные цифры её номера. Семь, три...Щекотно. Очень часто человеческий организм полностью, сообразно сознанию, реагирует на случившееся щекотящим рефлексом. Знаешь что? "Ты" когда-нибудь летал на яву? Я вчера вспомнил тот день, когда обнаружил крылья. Она позади, я подхожу к подъезду, телефонная будка не работает. Уже рождается солнце. Узоры – искусство. Четыре цифры. Ноль. Три. Пять. Три.
Ветер сейчас такой же, какой был тогда. Ночь подходила к концу, уже светало. Да, все было черно-белым. Как подразделы на "можно" и "нельзя". По стене бежала косая линия, по потолку прямая, а она утонула, будто бы лежала в ванне с чернопрозрачной водой. Нельзя. Только её челка, тоненький носик, её сисечки и торчащие сосочки, и её обнаженные колени выделялись - так странно падала тень. Можно.
Я накрыл её. И уснул. Утром, как только открыл глаза, я полетел, но тут же упал. Пропал мой вчерашний воздух, пропала она. Ой, да ночь была такой же теплой. Может, сегодня я взлечу? Я устал. Я так устал видеть. Мне надоело ждать.

Почему ты не берешь? Я звоню, звоню. Цифры: семь, три…а там…черт. Я уже боюсь услышать тебя, я так привык к этим гудкам. Со временем я уже определился сам, на какой попытке дозвона, я буду сбрасывать звонок. Пойду...эм...спать. Точно, сейчас как раз время уснуть. Третий гудок...второй...первый. До свидания, Трубка, я в царство Морфея. Четыре цифры. Ноль. Девять. Один. Один.

- Боже, почему ты не отвечаешь? - сказала девушка в черном. Её рука плавно ходила вдоль тела от левого бедра к груди, пальцами перебегая по черному платью. Бретельки спали, она повесила трубку, и рука полезла под короткую юбку. Это просто забава. Кайф. Само собой все начинало решаться: заботы превращались в заметки, беды в победы, неудачи в смехотворный плач. Это было маленькая проблемой на её уже обнаженном теле - мой эгоизм. На её красном, как надкусанное яблоко, будильнике (там, где поработала огромная челюсть, был циферблат) одна стрелка смотрела (та, что широкая) строго на запад, а вторая (длинная) – на восток. Душевая все еще веяла душистым утренним мылом, тело девушки было все ещё теплым после ванны.
 Сны всегда были вторым решением, чтобы отклониться от навязчивого "я-не-знаю-что-делать". Я был потерян, теперь я сплю. Что проще. Почему ты не берешь трубку? Ничего я привык. Мое приключение заключает в себе проблему трех личностей: я, она и мы. Мы - зрители, она и я - жертвы. Вчерашняя история превращается в комикс для троих, где каждый рисует за другого, а, переворачивая страничку, выходит, мы давно друг друга убили. Словно ножницами перерезая нить, наступает конец. Так и наступает ночь - пора смертельной скуки для мозгов. Но мы никогда не знали, что есть она и он. Для нас существовали барьеры. Я не знаю тебя, ты не знаешь его, он не знает меня. Как свечи в торте. Зажигаешь их в одно время, но почему-то ни одна свеча не знает, как быстро она сгорит, а другие ещё будут полыхать. Ссоры силы воли и логики приводят к тому, что наша думалка прикидывается шлангом или валяет дурака. Заменим.
Разряд.
Нарыв.
Звонок. Ай, меня разбудил телефон, единственный после "тебя" послушный друг в этом доме.
-...Алле...
Гудки. Это судьба. Какое-то послание: "Пип-пип, пип-пип". Что я хочу услышать? "Семь-три...семь-три...". Я позвоню ей. Моему состязанию за жизнь. Правильнее сказать, как красиво, в такт с моими мыслями, подметают улицу. "Я думаю, значит существую".
Бубнить под нос - правило. Я уже чувствую, как кожа стягивает ребра и сжимает меня. Меня слишком много для себя, я не могу управлять всем. Пип, пип, пипи. Почему она не скажет заветное слово...
- Блэйк!
  - Аллё?!..
- Блэйк, я здесь!
За мной стоял Нож. Мой товарищ, сожитель и барабанщик в группе. Нож всегда был голый, так он чувствовал свою полную свободу. Он даже за установкой сидел голый. Очень часто на репетициях я пел и играл, не отрывая глаз от его гениталий. Забавно смотреть на его инструмент, болтающийся в такт музыке. Обнаженный вид - знак доверия. Чистая музыка может исходить только от открытого душою человека. Нож открыт был максимально.
 Зачем он повесил трубку, которая была у меня в руках. Похоже, он был возбужден и хотел открыть новую дверь в коридоре своих свобод. Стук его сердца сочетался с подергиваниями его члена и шуршанием метлы за окном. О, стены обросли выцветшими кругами. Мое лицо заросло твердыми иголками. Я боюсь открыть рот от боли в сердце. Что "ты" хочешь? Ты мне напоминаешь памятник. Твоя нагота возбуждает во мне воспоминания. Зеркало. Ты настоящее зеркало. Чистейшая сталь, в которой я вижу свое искореженное, завернутое умопомрачительной улыбкой, пропитанное злобой лицо, от усталости напоминающее закат невидимого солнца за серое облако. Как скорый поезд пролетает желание укрыться и ждать рассвета. Я хочу спрятаться далеко и надолго. А стук его сердца все также сочетался с подергиваниями его члена и шуршанием метлы за окном.
 - Мне надо позвонить, Блэйк.
 - Ммм...валяй
С трудом вытягиваю болезненные буквы. Я устал говорить. Устал видеть, как четыре цифры меняются. Один. Один. Ноль. Ноль. Коробка с цифрами начала ужасно визжать. Бесит.
Разряд.

 - Занято, - сказала девушка лежащая на кровати, - это он, наверное, звонит.
Несколько минут прошло, но телефон не ответствовал на её запрос в голове. Она накинула простынь. Черную простынь и побежала.

Психоделическое действие телефона на мою нервную систему ни как не отразилось на пессимизме. Я хотел сказать на моем творчестве. Я устал творить отчаяние. Залети же сюда маленькая птичка. Я взял Сильвер Стар и начал играть. Черный певчий комок составил мне компанию. Большая публика - всегда проблема небольшого самолюбия. С космической скоростью мы превращаемся в кусок мяса, когда нас окружают овациями.
”Прошу, убей меня" - награда выше всех наград.
Убей меня, прошу: "тише,
Вдруг, кто за дверью
И вдруг кто услышит"
За тишиной спрятаться легче,
Чем в темноте.
Упасть мертвым мягче,
Чем заметнее, тем вдалеке.
Безответнее для всех
И развратнее для потех,
Если забыть, что этот смех
Навевает больше печали,
Чем воспоминаний.
И грех будет с ними,
С кем мы встречали
Его отличили, когда отмечали.
"Птш!" - ты умерла глупая пичушка.
Пора убрать лишнее.

Поливание цветов это очень увлекательное занятие. Если ты чувствуешь, что в твоей душе осталось место помимо лейкоцитов ещё и хлорофиллу, то ты можешь смело натягивать панаму на голову и выходить во двор выращивать вторых детей. Когда все вокруг пропадет, и грабить будет нечего, и пенсия у стариков станет не больше стоимости жвачки, каждый уважающий себя человек внесет в свою красную жизнь зеленых тонов. Напоминает свадьбу. Невеста кидает букет, а подружки его ловят, как бы ты не упустил свою «американскую мечту». Поймать за хвост черепаху сложнее, чем застрелить свой обман, которым ты сам и травишь себя. Нет никакой мечты, есть рефлексы, которым мы все подвержены. Поймать букет нас заставляет не обычай, а все те же рефлексы. Ты лучше попробуй подойти и дать по морде священнику, это будет намного выше тебя ставить в глазах того бога, которому мы поклоняемся, а разве мы не платим ему дань? Бог дал жизнь, а мы приносим себя ему в жертву, логика побеждается глупой человеческой рефлексией. Животное убьет ровно столько жертв, сколько от него потребует природа и не прыгнет в толпу подружек, намутить ещё наживы, ему и этого хватит. Потому, когда человек становится умнее, он понимает, что самая высокая честь, оказанная творцу – поливать цветы.
«Жаль, что Блэйк этого не делает» - Фон опустил лейку и зажевал кусок пенопласта. Фон был любителем послушать других, но он был сторонником сделать что-нибудь также как все, только с точностью да наоборот. Сейчас была лучшая погода для PR. Жаль, солнце ни когда не занималось бизнесом. Запутанные ветви продолжали запутанные речи Фона. Наклониться было лень, а зря – Фон бы мог увидеть своего товарища выходившего через западную дверь из дома.
  Ненавижу. Трава зеленеет быстрее, чем это положено. Души мертвых отдают последние остатки полезного из своих облезлых костей. Небо синее, трава зеленная, солнце желтое, не хватает красного. Больше красок и больше одиночества. Пыль на черном квадрате смотрится также смешно, как я на этой планете. Мир сотворили за семь дней, и создали человека - совершенное земное создание. Я недостатки, содранные с каждого человека. Посмотри на себя. «Ты» считаешь, я умею право?» Ложусь на скамейку. Как перевернутая крыша для меня земля и как родной пол для меня небо. Может, скоро вырастут крылья?
Сколько можно петь одно и тоже?

Пугливым шепотом слижем
Грязь язвительных фраз
За спиною, поближе
И увереннее чувствуем вас
Не по мере, а в двери
  Влезали с разбегу
Столько злобы и веры
Собиралось для дела.
Все пропало также красиво,
Как и внезапно и лживо
Собирались кусочками силы
Чтобы распасться и сгинуть.

Кто бы знал, сколько все стоит
Кто б рассказал, что это нас убьет.
Где б научили плавать в пучине,
В водовороте искать выход и вход
Кем бы срисованы были убийства,
С чем к нам приехала смертельная доза.
Были мы молоды, были мы, были
Теперь нас не осталось, не осталось и пыли

На дне, ей

Это как игра со смертью. Положим, не зря у меня в правой руке отвертка и не зря я прищурил правый глаз. Скорее всего, мои мысли должны думать о звонке, но я думаю…о цветах. Может, моё рождение должно было быть в саду, среди цветов. На поле уже появились косые тени. Моя тень смотрела на меня исподлобья. Как жалко, что моя тетрадь лежит дома, мы бы сейчас нарисовали друг друга. Где-то хлопнула дверь, а отвертка вонзилась мне в глаз, потому что рука резко подумала о наказании – я должен был поливать цветы. Я – пессимист, нет, я даже не музыкант, я – садовник. Левая сторона бегала во все стороны и чередовалась то ясным, то размытым изображением. Мир сотрясается у меня на глазах. Привет, черный цветочек, почему ты кланишься мне, я того не стою. Вкуси моей крови, как я вкушал плодами этого мира целые двадцать шесть лет. Я высунул красную отвертку, и алая роса потекла по носу и капала на черный памятник моей жертве. Но зачем чего-то ждать? И во второй раз отвертка полетела в лицо, вонзаясь в чистый левый белок…
- А ты кто? – спрашивал совсем голый Нож у девушки в черном, стоявшей в дверях дома.
- Я Л…, где Блэйк?
- Черт, его знает, его нет, он работает.
- Можно его подождать?
- Конечно, проходи….любишь библию?
- Что?
- Ну, книгу…
- Нет.
Когда мозги работают на пределе, то вопросы, вылетающие из уст голых мужиков, всегда действуют, как маковое поле на наркомана. Л… сидела рядом с красной трубкой и слышала постанывания женского голоса. Нож ушел куда-то, зашумела вода, в задней части коридора кто-то появился. Она не могла смотреть на телефон. Черствый кулак оргазма был у неё под рукой, а также в этом заключалось дальнейший ход её мыслей.
- Да…
- Ты кто?
- А ты?
- Я Афродита, богиня любви.
- А я….ушла.
 И она убежала.

Комната, где стоял диван-кровать, стойка с телефоном, и светильник никогда не была так полна эмоциями, как сегодня. Обои перешли в стадию обороны, и цветы стали отрываться от своих корней и по стенам пошли пробелы, а углы стали отходить и загибаться.

Кто-то опять хлопнул дверью. За ветром может следовать только смерть. Но я не могу умереть, я слишком неправильный, чтобы прийти к логическому концу. Моя голова тонула в высокой зеленой траве. Но, кроме того, что моя рука очень крепко сжимала отвертку, я ничего больше не чувствовал: ни запаха, ни звука, но ощущений боли. Ой, это так легко, я встал и полетел, я опять могу летать. Мне больше ничего не мешает. Словно отваливается твердая корка, мешающая свободно двигаться. Я лежу. Нет, я могу летать, но я лежу, мне просто хочется лежать.
 Были мы молоды, были мы, были
Теперь нас не осталось, не осталось и пыли

Фон только что закончил дронировать. Он смотрел на Блэйка. Глаза Фона выражали, разве что обиду. Это была потеря сил. Блэйк сдался, Фон ещё не переживал. Зачем? Объясни, каким законам подчиняется факт. Ты не можешь быть уверен в том, что я сейчас решу все проблемы. Мне только нужно поставить точку, но точка не значит конец, обязательно найдется тот, кто напишет следующее предложение после точки. Смысл бороться, когда твою борьбу перечеркнут набором пустых слов. Я скажу, что жизнь это игра, а ты просто скажешь, что сыр это не велосипед. И это будет гениальнее, потому что попробуй, докажи, что сыр это другое название велика. А доказать, что жизнь – игра…да проще простого. Делайте ставки, господа. Наверное, потому что я повредил серое вещество, либо по воле своей, чтобы отделится от мира, я перестал осознавать, где я, кто я, с кем я. Но я был, кажется, с кем-то.

Девушка в черном, прижавшись спиной к дубу, сидела на земле и, вытянув шею, с уже исполосанными лезвием Ножа руками, готовилась перерезать глотку. Кровь сочилась из распоротой кожи вдоль и поперек вен. Она шептала: «Блэйк, милый, Блэйк». Шептала, потому что и она устала, кровь выуживала из неё последние силы. Сколько можно терпеть. Когда солнце заходит за тучи перед смертью – это хороший знак. Знак – понятие растяжимое. Как положительное, так и отрицательное. Неужели эта мелодия играет во мне. Я пою сам себе. Эти секундные флэшбеки, пролетающие перед глазами, словно новое зрение. Я увидел до этого не заметную, всеобъемлемость мира. Например, хочешь быть камнем, ты всегда может быть камнем, даже если ты человек. Только скажи об этом одному себе. Я встал, потому что чувствовал, что кто-то присутствует, тот, кто сможет меня выслушать, но сделав несколько шагов, я споткнулся о корень дерева и упал. Прильнул земле. Видимо, скорее привыкнуть просит жизнь. Как зверь. Воля для него, что сливки для кофе. Почему теперь минимализм заселился в моих венах. Когда на окружающий мир смотрят две дырки, то, как-то, кажется все пусто, будто чего-то не хватает. Пропал уют и чувство времени. Ой, что я наделал. «Ты» один всегда молчишь. Бросить фен в лужу, и посмотреть, как небо содрогается от электричества. Медали дарят только за провалы. Так дайте мне медаль, за то что я не сумел устоять. Боже, ну почему ноги так сильно болят. Эти люди думают, что я велик. Я просто пою, где моя гениальность, а они все восхищаются. Закопать лесть вместе с сокровищами. Очень уж дорога, «золотые слова», может кто-нибудь откопает сундук с сокровищами в этом дворе.
Только жаль я буду тут всегда один…
- Почему ты не брала трубку, я ждал, почему? – может, теперь отделившись от этого мира, я услышу твой внутренний голос, интересно, где ты сейчас?
- Блэйк….я..
- Ты…ты поступаешь, как последняя стерва…ты заставляешь страдать…
 - Блэйк, я рядом…я…с тобой. Блэйк, милый.
 - Знал бы я что так все получится, я бы месяц назад не допустил этого «вчера», когда я полюбил тебя.
 - Блэйк…призрак.
Дух сомнения и слабости, мои характеристики, напугавшие её, она сейчас где-нибудь, где я точно её не найду, а я вот сижу около этого дуба. Зачем нужно говорить? Что это? Металл? Нож, нет скорее бритва, зачем она тут лежит. Видимо, вся помощь, что я получаю, исходит от «тебя». Я отрезал язык.

- я пошел. До сви...
Неееет. Этой твари я не буду говорить все эти символы приветствия. Все эти «Как поживаете?» или «Благодарю». Этот педофил недостоин. Хотя не мне судить (ну вот опять…), но все-таки он ничего не добился. А ну да, конечно, открыл свою лавку, купил квартиру, обустроил жизнь и не разу не сношался с девушкой. Уж тем более совершеннолетней.
Сегодня я никому не скажу «Спасибо». Никому не скажу «Здравствуйте». Это как призункция невиновности, только наоборот – я не знаю человека, значит, я не могу говорить, что он чего-то добился. Абсурдно? Несправедливо? Хм…
Может быть.
Да и вообще, меня бесят все эти «трамвайные монологи».
Пока я тоже ничего не сделал, было бы удобно уподобиться им, этим ничтожествам, потому что так проще жить, без этих обещаний себе. Без монологов. Без всего этого бреда.
Мммм… Крабовые палочки… Моя вторая страсть. Это поразительно дешевая, сытная и недорогая еда. Вот когда ограблю банк, я создам фонд в поддержку крабовых палочек. Основные задачи фонда:
1) обеспечить крабовыми палочками все Страны Третьего Мира (ахаха, я представляю как уебище в пиджаке жмет руку слюнявому аборигену и протягивает ему пачку палочек с моим портретом)
2) раздавать крабовые палочки всем бездомным (типа меня)
3) понизить цены на крабовые палочки до райски незначительных
4) вытиснить хлеб с лидирующих позиций на пищевом рынке
5) вначале надо раздавать памятки:
«Чем Хороши Крабовые Палочки Или Питайтесь Дешево!»
1)К.П. дешевые
2)упаковка К.П. утолит любой голод
3)К.П. всегда готовы к употреблению
4)К.П. не занимают много места
5)К.П.можно купить в любом продуктовом
6)если вы считаете, что это ниже вашего достоинства купите К.П. из крабов
7)К.П. можно добавлять в любой салат
8)К.П. не липкие
Все, пожалуй, хватит. Грузит уже. Сейчас и их возненавижу
К.П.№1. Запущена.
Интересно, а есть на ходу вредно? Да похуй, это типа саморазрушение, ха-ха. Мне это нравится, так я не теряю время. Время, время, время… ненавижу время. Если рай это правда, там где нет времени и пространства, то может бля я и брошу ругаться матом. В аду то оно точно будет.
Ладно, уже семь часов… мое время…
К.П.№2. Запущена.
Программа на ближайшие пятнадцать минут: подойти к этому Дырявому (его так называют за обилие пирсинга) – сказать, что сегодня я заплачу после игры – играть.
К.П.№3. Запущена.
Подхожу к Дырявому – говорю, что я заплачу после игры – играю…
К.П.№4. Запущена
Повторяю себе еще раз – НЕ ЖРАТЬ ПЕРЕД ИГРОЙ. Это ж не там-там, это губная гармошка.
Сегодня я играю этим людям блюз. В одном ухе у меня играет старина Сани Бой Уильямсон, «Help Me». Надо сказать хоть я люблю этот старый, этот грязный, этот блюзовый блюз, он мне уже осточертел. Все, пятнадцать минут, можно выключать. Собьюсь, конечно, ну да ладно.
Когда я уходил из дома я взял с собой только музыку – плеер, диски, кассеты, жесткий диск, гармошку. Все, что имела отношение к музыке. Ну, шалфей я купил, на нормальную траву я экономлю. С****ил у отца денег – напоследок не жалко. Никаких записок не стал писать – все это романтическая муть. Да и они знают, в чем дело. Догадаются.
Я псих? Да нет. Просто я хочу быть собой…
К.П.№5. Запущена
Отдыхаю. Что я могу сделать? Ну, пожрать, это раз. И предаться «трамвайным» (в данном случае формально) монологам. Ваще жизнь делиться на три части: жрать и тд, думать и творить. Жрать это где-то 3/8 (вместе с работой в лавке). Думать – 4/8. Я говорю (думаю?) только о размышлениях только как об отдельном занятии. Вся эта ходьба, езда в автобусах, поливание цветов.… И, наконец, игра, творчество. Именно игра. От слова играть. Даже не играть, а от детского «играться». По другому не скажешь. Это 1/8. Это учитываю написанные мной тексты для группы, которой и нет. Но она будет. Я надеюсь.
Я знаю…
К.П.№6. Запущена
Три человека, которые уже на 100% нечто большее, чем я. Они все с инструментами. Все упаковано в качественные чехлы. Такие богемные лица. Это то к чему я стремлюсь?
-Подофжи!
Блин, они даже не понимают, что это было. Вот крабовые палочки просят отплаты. Я не упущу их. Их, таких??? красивых??? Хм, а как еще? Этот посередине.…Это музыка воплоти. Без лица. Размытая. Что-то, но без конкретного лица. От блюза – до индастриала… Просто музыка…
- Подожди!
- Что?
- Эмм…Э… О. А куда вы идете?
- Мы идем творить, дружок - (и все-таки у самого высокого какой то уебищный взгляд, других слов не найти) - Рубить дружок. Тебе не понять.
- Пошел ты!
- Гыгы.
- У вас концерт?
- Нет. Просто репа.
- Значит, вы не торопитесь.
- Нуу.. А что?
- Я хочу сыграть с тобой, что бы твой там-тамнообразный чернобыльский друг больше молчал, а общался с людьми посредство постукиваний.
- Мальчик не глупи (Самый низкий. Ну да, со стороны я псих. Точно, псих!)
- Если не согласишься, я тебя покусаю.
- Хм,… а вдруг он говорит правду?
- Я бы ему верил.
- Давай. Только не здесь.
 - Ок.
Высокий и тот, который типа крутой и богемный пошли впереди. Маленький и я чуть позади.
- Как тебя зовут?
- Зови Фоном. Мои предки из Германии, но от имени осталась только частица «Фон».
- Это же не человек, это же носок какой-то. Посмотри на него.
- Я слышу, мой расколбасный френд.
К.П.№8. Запущена
- Здесь. Дальше не пойдем.
- А он не…
- Нож, блин, МОЛЧИ!(Нож?!)
- Я начну играть. Ты врубишься походу.
И он запел…
Это было круто. Самое подходящее слово.

In the time of chimpanzees I was a monkey
Butane in my veins so I'm out to cut the junkie…

Я врубаюсь. Я играю. Играю. Я.

Soy un predator
I'm a loser baby so why don't you kill me?

I'm a loser?! Какого?! И именно эта песня, и поет ее именно он. Я не могу это играть. И тут…

Я сьебался. Не убежал. Не смылся. СЬЕБАЛСЯ. Блин, и все это я думаю про себя.

Я не заплатил Дырявому. Я не могу бежать в сквот. Мне придется ночевать под машиной. Почему я так тупо смылся? Бывают поступки, которые сначала делаются, а потом обдумываются.
Абсурд.
Абсурд.

Я сяду и напишу:
Должен?
Я не могу писать стихи.
Мой голос содрагается петь песни.
Последняя надежда - и все мечты
Раздавлены. И так безвозмездно.
Я никому ни чего не должен.
Все собирают с меня свою долю.
Я сжимаю в руках ладони.
Я человек - значит я должен!

Должен? платить за счастье?
Должен? отдать себя?
Должен? за самореализацию?
Должен? забить на тебя?

Я не имею денег чтобы
Стать собою!
Я нехочу платить
За совершенно чужое!
Я немогу сделать и шага
В направлении к твоему дому.
Скованный. Сжатый. Несчастный?
Слабый. Но должен бороться.

Должен? стать человеком?
Должен? взять себя в руки?
Должен? открыть свое сердце?
Должен? Но не смогу!
Круто. Я предсказал будущее.
Теперь спою, а капеллой. И по фигу

 - Я – музыкант. Нож, я знаю о Блэйке все, он гений. Он великий музыкант, я тоже играю.
 - Нож не станет думать, он примет решение. – Сказал Фон, листающий журнал и косо поглядывающий на брутальную расправу двух влюбленных.
 Самобичевание – дикость, достойная восторга. На пути к сумасшествию всегда найдутся нежелательные остановки. Поставьте знак «Стоп», я не могу думать, когда горит зеленый свет. Блэйк думает, справится с самим собой, вычеркивая свои невостребованные части, в то время, как Ножа только и тянет к свету, как мотылька. Куда вы все? Блэйк, остановись, но разве тебя научишь чему, когда ты даже не умеешь слышать себя. Когда последний раз ты говоришь что-нибудь связное?
 - Ты слышишь, когда?!
 - Фон, успокойся, парню было скучно…а что это за телка с ним? – Нож просто влез сюда и ему все равно, кто сейчас перерезал себе глотку, ему важнее её формы.
 - Без понятия, у нас репетиция, а фронтмена нет…
Обычно, когда двое и больше дружно переводят глаз на кого-то, это значит, что выбора уже не остается. Мальчик, стоявший в дверях и накручивающий шерстяную нитку на палец, был идеальной жертвой. Полет фантазии Ножа меня бы испугал, если бы я не знал, что он сейчас визуально расправляется с человеком стоявшем за окном.
  Бегать туда сюда глазами. Это интересное занятие, когда очень скучно. Словно диафильмы. То я вижу Блэйка, у него такой вид, что если его набить соломой, он будет похож на куклу Вуду. А этот ублюдок за окном, напоминает мне здоровую, чертовски наглую индюшку. Ха, День Благодарения вроде у тупых америкосов!
 - Нож, что ты делаешь?
  - Я рисую, амиго.
 - Чего?!
 - Я рисую Ад.
 - Где?
На белом листе были четыре большие полоски. Но как же это обманчиво, лживо. Черные линии это не ад, это – дорога. Ад был за окном. Блэйк, захлебывался кровью, но, кажется, не замечал этого. Какого черт, он перестал сопротивляться системе? Накачайте его галлюциногенами, он забудет о том, что солнце смотрит в спину, а дуб напомнит о вечности. Может он станет творить. Лучше Блэйка поет только Блэйк под дубом. Он ведь и сейчас что-то поет. Ну, Блэйк, разве ты не видишь для чего ты на свете. Пой, пой, пой.
 
Жить до последнего вздоха, крика,
Плакать ночами в подушку навзрыд,
Вряд ли кто - то поймёт психа,
Который забыл в какую сторону жить

Вряд ли кого - то волнуют надежды
На вечную жизнь, слепую любовь.
Жизнь уже не такая как прежде.
Мне всё равно, пусть льётся кровь.
Что ты думаешь об этом. Совесть. Как паук прячется в укрытие в ожидании жертвы. «Ты» можешь хоть раз сознаться в том, что ты пришел унизить меня и нарисовать на белой стене мои недостатки. Так приятно, когда кроме черного полотна не видино больно ничего. Я теперь, наконец, понял, с чего Малевич срисовал свой квадрат. Теперь я смогу вечно…эээ…купите мне землю, мне нужно где-то спать. Существование – тьма. Мне так хочется орать, но в горле кровь. Лейка полна воды, и если её наклонить, то все прольется. Небо стало ближе. Хороший знак. Скоро меня сровняет с величием, а они забудут.
 Пластину кладут на полку и берут поваренную книгу анархиста, а место остается. Занято. Меня заменили, но меня не поменяли. Может «ты» справишься? Кому-то стоит начинать, а кому-то умирать за концовку. Сколько теперь будет ждать меня плоть?
 Касаемо лета. Земля здесь очень мягкая. Моя голова тоже обмякла, я начинаю чувствовать, что-то вроде прихода. Вот и начинались мои приключения. Боль. Она разрушает меня изнутри и рвет на куски. «Ты» первая меня начала рвать. Выход. Ну, зачем они всегда ищут выход? Есть задача – найди другую. Скоро тебя перегрузит проблемами реальности и наскучит решать все вокруг. Все само собой превратиться в пыль. Слова. Значит «ты» боишься бога? Да, почему все так верят словам. Бог всего лишь слово! А я боюсь не оказаться под этим дубом. Пусть пора уже говорить «Прощайте», как же я всем надоел. А вы понимаете. Та картина весела очень долго, зачем её сорвали. Она весела и не кто не замечал её. В колонках играл Richard Hell, и всем было все равно, что по этой комнате витал дух «потерянного поколения». А я пристально наблюдал за поворотами нашего мнения о наркотиках, когда приходили эти куклы и запирали нас в чуланах. Окна казались большими пастями, изрыгающими адские мучения Христа. Низкие чистоты, дешевые крабовые палочки. Помню, как он впервые дал мне их попробовать. Я и раньше их ел, но после того, как он сказал мне «Вот» и протянул эту красно-белую штуку, я ощутил небесное удовольствие, поглощая «пищу богов». Кладешь на язык крабовое мясо, закрываешь глаза и та картина была такой светлой. Добрая память о волосатом дядьке спасшем нас от обезьяньего образа жизни, самый первый человек придумавший способ быстро разбогатеть и прославиться на весь мир, а потом красиво уйти из жизни. А, может, он не хотел ничего придумывать. Я ведь не хочу. Все само так получилось, но я ведь не могу уйти из жизни, я ещё не сорвал свой последний цветок. Это вечная привычка ничего не доделывать до конца. Эта вечная привычка музыки не доживать до конца. Умирает звук – умирает все. Убить надежду, любовь и продать веру. Это привычка. Я привык любить яичницу утром. И маленькие лохматые создания тоже любят яичницу. Все мы любим привыкать к тому, к чему привыкают другие. О чем думает сейчас ночь? Ведь сейчас ночь?


 - Оторви мне кусочек.
  - Погоди, мне нужно помыть руки.
Параноидальные возможности моего мозга порой поражают широтой своего превосходства над моей сущностью. Я готов был отдать свою последнюю рубашку этому парню, если бы он их носил. Нож не когда не говорил лишнего, он только делал и не только лишнее, но и все подряд. Нажми на красную кнопу, Нож, мы не удивимся. Нас ни чем не удивить.
 Чего это мальчишка стоит и смотрит на меня как на спасательный круг? Я простой басист.
 - Не, ну прикинь за неделю до начала. Нам просто нужно попробовать. Носок, у тебя все получится. Ну же.
 Носок просто стоял, а Нож просто говорил. Один я думал. Зачем? Что из этого должно получится? Новая волна? Я не могу играть с ним. Интересно, какое у меня сейчас лицо? Ух… не зря господь придумал мозги, я ведь сижу совсем без эмоций. Может надо скорчить рожу? Пойми ты не в моем вкусе. Ты не сторона нашей группы. Да может ты не плохой, но ты не поймешь что такое уважение. Разве ты знаешь, что такое не жить, а тянуться? Бедняга Блэйк.
 - Ладно, пошли играть.
Отлично. Нож устроил сессию на ударных. Я ни как не мог понять, что за сообщение скрывается за этой глухой перкуссией. В этот момент, я словил ритм и зазвучал голос подростка. Звуки, которые он вытягивал, были особенно красивы в силу его ломающегося голоса. Черт, он умеет петь, но…
 - И.Поп, какого *** ты пришел?
 Он всегда приходил не вовремя, но эта его привычка сегодня булла уж куда не кстати. У нас репетиция, что Нож пытался объяснить ему, точнее проорать. Но тот даже не слушал. Да…Черт, у нас тарелки на установке подпрыгивали, реагируя таким образом на вопли моего импульсивного товарища. Нож говорит четко и понятно, а эта жирная свинья просто стоит и любится на нашего пацана, который заменял Блэйка.
 - Это что? – И.Поп скрючил кривую уродливую рожу и слегка покраснел.
 - Это вокал, а ты чего здесь делаешь?
 Зашел Блэйка проведать. Ах, да вспомнил: у вас ребята презентация альбома сегодня вечером, врать не буду, в час ночи.
 - Какого…
Я обожаю, когда Нож начинал сыпать на людей свои, экспромтом рожденные грязные в перемешу с высоким литературным языком, слова. В это время я легко могу подумать о том, как много штукатурки упало с потолка, сколько мне придется уделить времени на новую книгу Фрейда и стоит ли мне заряжать револьвер в столе Блэйка. Я бы мог думать обо всем об этом часами, но не всю жизнь, я не могу быть живой теорией, некоторые вещи в конце-концов надо проверять, ставить опыты. Но сейчас был не тот момент. Меня больше волновало то, что пытается сейчас добиться Нож. Разве он полагается на то, что после его крика десятки хитрожопых жидов, прессы и прочих нахлебников возьмут и не придут? «EyeSt’One» был самым удачным альбом, но, не смотря на это, самым нелюбимым. Это наше внебрачное детище принесло нам огромную популярность, что тем самым привело к процессу разложения на простые, но очень важные вещества, не способные просто брать и бороться за свое существование в гламурном мире. Три молодых музыканта чуть ли не отчаялись. Это было просто не выносимо. Я мог в любую минуту включить радио, а там крутили нас. Это было сильным ударом для Блэйка. То, что мы сотворил в этот раз, было обратной стороной «EyeSt’One»’а. Все демки были совершенно противоположенного стиля. Мы этого все захотели и все к этому пошли, но не все дошли до конца, не все смогли выдержать. Я как мост между двумя самыми сильными стихиями, Блэйком и Ножом. Импульсивность Ножа всегда затмевалась депрессивностью Блэйка. Они оба могли перерезать себе вены, выстрелить в кого-нибудь, если не себя, спрыгнуть с большой высоты, только один это делал от переизбытка энергии, от нечего делать, короче, а второй от «бесполезного существования», как говорил он сам, иными словами от того что, он делает «ничего». Но Блэйк прекрасен в этом амплуа. Он всегда думает. Нет ни одного действия, только сплошной отбор мыслей. Этот мальчик напоминал мне Ножа, когда я только увидел Носка. Говорливый, вспыльчивый, но похоже он выговорился Ножу, мне, а к Блэйку он подошел совершенно погруженный в себя, вроде подражая ему.
 - Ладно, а где Блэйк?
 - Черт, мы и сами не знаем. Наверное, он работает!
 Ножу было обидно говорить, что Блэйк сумел отгородить себя от уродского существования в роли куклы, а я а вообще боялся что-либо предполагать, потому что не знал, умер ли он в самом деле или это какой-то бред сумасшедшего.
 Напишите у меня на гитаре «спи спокойно» и я не побеспокою ей прах. Потому что от группы кроме праха, ничегошеньки не осталось. Все было серым, но были так рады, что мы серые мыши умеющие петь, а теперь мы сырье. Созвучно с «серым», только теперь мы не творим, а обогащаем. Черт, я не умею играть деньги. Я ещё слишком молод, чтобы превращаться в памятник.
 - К часу все должны объявиться.
 - Че за фигня? Через три часа все привалят? Жирдяй, мы только сели репетировать!
 Нож орал так, что слюни брызгали во все стороны, попадая на установку, меня, И.Попа и Носка, который от этого брезгливо кривил губами. И.Поп не орал, но при каждом крике Ножа тот дергал Носка за плечо и тыкал пальцем в спину. Блэйк, ведь при тебе такого не бывало. Они все слушали великого и несчастного Блэйка. Три часа до вечеринки в честь нашей группы, которая в этот вечер объявит о своем конце и о смерти Лид-певца.
 - Заткнитесь, уроды! – вырвалось наконец из меня, наблюдающего за продюсером И.Попом и барабанщиком Ножом.


Первый, второй, третий…водоросли. Сплошная рутина. Я куда-то наступил, куда даже не мечтал. На чертежах все не так уж и красиво. Сил хватает всегда только чтобы начать. Посчитать не тяжело, а вот купить бесценное – подло. Ненавижу ложь. Восемь, девять… врата на меня закрывают глаза. Меня больше обижает то…двенадцать. Полночь. Теперь небо всех сделало чистыми и слепыми. Все величины сведены к нулю. Начнем с начала. Я опять в игре. Опасная и жестокая. Красота и порок никогда не могли преобразить творчество. Теперь все на равных. И я на равных с вами. Вчера мы были далеки друг от друга. Не пытайся меня обмануть, «ты» также меня не понимал. Интересно, сейчас я стою или все ещё лежу где-то? Но я не один. Я ощущаю чье-то мертвое дыхание рядом. Должно быть пора уходить. И я ухожу с тобой. Тишина.


 - Я думаю вам выгодно начать с России – это ошарашит зарубежную публику.
 - Твою мать, мне совсем не нравится, что ты, козел, распоряжаешься нашем временем. Нам совсем не нужен этот тур. Дай нам по-человечески подохнуть.
 - Слушай, если бы я не нянчился с вами, вы бы тут все давно коньки отбросили…Это кто?
 - Это Ад и ты там скоро окажешься.
 - Слушай, очень знакомые фигуры? Хм. С натуры рисовал?
 - Нет, просто в нашем окне я увидел Ад, подошел к нему и написал.
 - Это же Блэйк!
 - Где?
 - …
 - Нет же, урод, это Ад! Куда ты пошел. Уже пол первого ночи, ты ни хрена не увидишь.
 - …
 - Нам всем конец, жирный ублюдок, конец, слышишь!

Позор. Я терял все так быстро, что воды выбрасывали на берег. Но все летит так быстро, как мухи на дерьмо. Мои очки. Где? Слава богу, я теперь во тьме повсюду. Снаружи, внутри. Здесь темнее, чем в небе после смерти. Потеплее плед. Но сначала вода. Вода – самое оно. Это спасение для мертвеца, она окрашивает нас в цвет смерти. Беги холодная струйка. Превращайся в огонь. Так бегал я, так бежит кровь по туннелям. Надо пореже надеяться.
Зачем «ты» суешь мне это в лицо? Я не хочу играть. «Блэйк умер!?» - «Что? Неужели опять я могу слышать?». Нет, нет, это все галлюцинации. Или это сказала «ты»? Я не умер, я просто ушел. Где фаза луны для затменья рассудка. Я все ещё здравомыслящий безумец. Я спокоен. Расслабленность в суставах. Пережиток прошлого, теперь лишь бы почувствовать вялость плоти. Гулять по пустыне - это невероятно далеко понимать себя.
Если не бояться смены ролей, то можно сыграть целый акт без остановок, чтобы подкачать кислороду. Четыре кнопки и одна из них дух звука. О, да, эта мелодия специально рождена слепой фантазией и суровым реализмом. Иди ко мне, давай же аккомпанировать этому бунту. Я хочу обнять тебя. Нет, что «ты», я не обижу. Пусть это и так, но мои мертвые пальцы ещё не говорят о том, что умер талант. Я просто убрал все лишнее.
 Пожар приносит
 Ничто, но спросит:

Живой я или мертвый,
Или волк, бегущий вверх…

Мои глаза от вас закрыли мир
Мои глаза от вас открыли пропасть
С момента снов и лживых слов,
Про тех, кто принял нас, так как есть,
Без лица, в пустоте,
Среди подобных.
С улыбкой отчаяния на грустном и
Памятью ставшим, усталым и бледным…
Просто махни, останься и жди,
Последних дней своих дожить
Не помог…

Это то, что давно ушло со мной *4

Должен я кричать, должен умирать?
В тонах этих мерцающих дней
Один на один, с теми, кто глупей
За окном я вижу снег,
За окном смотрит смерть!
Ты, когда был, не был мир
И я стал тем, кем ушел.

Это то, что давно ушло со мной *4

 - Блэйк, ты жив. Блэйк, боже мой…
 Что это? Шоковая терапия действует оздоровительно для скелета в шкафу. Полету моей фантазии завидуют звуки пустоты. Метаться это весело. Только бы увидеть рассвет под землей. Это не просто. Но так необходимо иссохшим корням. Я знаю, моя голубая прелесть, я вечно твой.
 - Да…да, я твой…мы живы.
 Твои струны ничем не хуже её прекрасных волос, твой гриф не менее грациознее её тела, твое звучание также божественно, как её голос. Или твой. Чей? Узнаю позже. Когда меня вернут из Ада, я вернусь к тебе. Это всегда так бывает. Забудь прошлое и поставь ему крест. Только не делай этого, когда клянешься. В такие минуты, стоит читать стихи Рэмбо и звучать ярче огня, потому что верят в свет. Не думай о холоде. В твоей душе больше харизмы, чем в моем пессимизме, позволяющем мне окутаться в музыке.
Это план обмана. Пока, но я не прощаюсь навсегда. Им ведь точно также темно?


- Черт, ты меня напугал!
- Чего?
- Я думал, что Блэйк сдох.
- Чего?
- Ну, я не думал, что это могло б так рано случится.
- Чего?
- Бля, прикинь, пришлось бы все эти PR’овские навороты, акции всякие, программу тусовок – все бы пришлось менять, а это геморрой, парень, понимаешь?
- Нет…Блэйк ведь не сдох, а это значит, что я не понимаю, какого хера ты мне все это говоришь? Тем более, ты, урод, даже искусства не ценишь.
- Ладно, Нож, пойдем вниз. – Покашлял. – Там уже скоро народ осядет.
- Я не буду долбанным клоуном, для твоего доходного шоу, ясно?!
- Да, да, я знаю, все в порядке…эм…просто, может, ты наденешь что-нибудь на себя?
- Черт, а, может, ты меня ещё усыновишь для полного счастья? Перестань мне указывать, я сам знаю, что для меня лучше, а что нет. И Блэйк не умер, он всегда жив, даже когда…
Однозначно, я вовремя вошел в комнату, потому что у меня была картина перед глазами, которую увидев поймешь, что если бы ты не появился бы сейчас все бы кончилось не очень благополучно. Нож был так зол и возбужден, что если бы он дотронулся до нашего продюсера, по совместительству менеджеру, то того бы разорвало на тысячи мелких осколочков. Таких маленьких, что их даже пинцетом не удалось бы собрать.
 Черт, я просто подумал и решил:
 - Спускайтесь. Все пришли.
 - Черт, Фон, спасибо, только я пойду прогуляюсь.
И.Поп укатил вниз, и за ним атмосфера бешенства.
 - Стой, есть разговор.
 - Чего? Ещё один, отвали.
 Неужели, И.Поп тоже спрашивал про Блэйка. Создавалось такое впечатление, что Нож до этого говорил наедине с Блэйком, а теперь видит мое взволнованное лицо и недоумевает. Я продолжал держать его за напряженный бицепс.
 - Где Блэйк? Нож, я пришел туда, а там только девка лежала вся в порезах.
 - И чего?
 - Там не было Блэйка!
 - Я говорю тебе, Блэйк работает, ты не понимаешь?
 Нож закатывал глаза и заводил руки за шею хрустя позвонками. По нотам можно собрать прекрасную песню, а с Ножом можно только играть.
 - Но, Нож, я видел его, когда мы ещё выходили. Он лежал там. Он и девка, а теперь его нет. Он исчез!
 - Ты опять ходил поливать цветы?
 - Это не важно…
 - Черт, Фон, ты их угробишь ей богу.
А ведь Нож прав. Он сейчас дело говорит. О, Боже, даже в таком высоком деянии можно переборщить.
 Прошло всего ничего. Мы спустились по лестнице, приблизив свои руки к нашей же шее, и сдавив ей пальцами, начали думать что делать дальше. Так не поступают умные люди, умные стоят и ждут, а мы просто кинулись на удачу. Удачу. Что я говорю? Это пытка сопровождает меня с удачи после первого альбома. Как только появился первый лейбл на футболке одного подростка, я понял, что нас наказал бородатый старец, который страдал, а его изображение на футболки до сих пор не поместили.
 Сколько же тут прессы. Эта маленькая комната, которую мы называли раньше «садиком Сида», засранная гостиная превратилась в более засранную гостиную, набитую рабочими существами, живущими для денег. Но больше всего это напоминало зал ожидания приговора. «Нам всем конец» - сказал Нож и он прав. Первый, кто ознаменовал этот этап – Блэйк. И.Поп посадил нас и сказал: «Играйте». Носок выдавал запилы на губной гармошке, но это было совсем не как тогда. В клубе это было иначе. Это было с Блэйком, да и вообще тогда было все по-другому. Он сегодня мне так и сказал, все было круто, но я ведь сам видел. А он видел ту же картину.
 Носок на миг посмотрел на Фона и глаза стали красные и вроде затуманенные:
  Метод погружения это когда ты проговариваешь себе все, что происходило в отдельно взятый кусок времени. Хотя нет, не все. Самое важное. И кто знает как там у психологов. У меня так.
Я сижу на мокром асфальте. Капли падают и расшибают другие капли. Так глупо. Город пожирает. Даже сложно сказать что. Себя. Меня. Их. Нас.
Так, стоп. Не то.
Сраные стены сраного клуба. Я не ругаюсь. Это описание. Сраное лицо сраного продюсера. Я мечтал об этом? Да. И сейчас мечтаю.
Я должен был начать. Никто другой. Я. Он еще поиграет. Он уже поиграл. Для меня это был шанс.
Шанс выебнуться?
Шанс сделать то что должен.
Стать самим собой.
Я ведь ЭТОГО хотел?
Журналисты видели «героев». И. Поп видел деньги. Блейк видел звук. Я видел пустоту.
Ну да. Так все и было.
И никто не знал, ЗАЧЕМ.
Я знал.
ДА ПРОСТО ТАК. ПРОСТО ТАК.
И я начал.
Надо было удивить их. Всех. И Блейка. И продюсера. И всех этих людей. Всех. Надо было сыграть что-то или просто шокирующе профессиональное. Или очень брутальное. Надо было тогда дунуть что есть сил в гармошку. Смешно было бы. Все равно это все пустое.
Когда я стоял там, я понял. Это все дерьмо. Я понял это только там.
Или что-то очень наивное.
Например, блюз. Достаточно неожиданный. Грязный, необузданный и вечный.
Простота, сломавшая стены…
И он заиграл. Круто играл. Ну, как он играл собственно не важно. Что-то пел. Про подушку и психа. Не помню.
Эти два наркомана что-то гнали про вечность. Типа ангелы, плетущие вечность. Или ешё кто-то... У них хоть гоблины.
Блин. Я думал я так хорошо это помню. А я нифига не помню.
Ну и слава. Богу?
И вы повелись на это дерьмо? Вы думаете, я упавший в детстве подросток?
Сентиментальный маньяк из подростковой колонии? *** ВАМ! Я очередной задротский писатель которому нечего делать. Кроме как дурить кретинов типа вас.
 
 Черт, это было непростительно недавно. Всего восемь месяцев назад. На кой черт мы играем? Боже, уже почти пол второго.
  - Эм…о…привет.
 Какой-то придурок с внешностью «а-ля Браин Молко» поднял свою худощавую руку и прямым своим станом появился среди толпы трещащих своими диктофонами журналюг, как гвоздь в жопе.
 - Добрый вечер. Журнал «Арт…»
 - Черт, заткнись!
Нож многозначительно ударил палочками по тарелкам.
 - Я вас никого не знаю, да мне и плевать кто вы, меня вообще раздражает, что вы пришли сюда, когда нам хочется блевать, если хоть одна живность попадется на глаза.
 Нож зачем-то создавал эффект фона, т.е. я хочу сказать, зачем-то на фоне моих слов была слышна перкуссия.
- Умер Блэйк.
- Блэйк! Умер!?
 Черт, сколько же они делают шума. Живут ради того, чтобы у них на руках были только паспорт, наличные и записная книжка. Что этим стервятникам ещё нужно. Сенсация. Эта орава готова подстроить падение берлинской стены, готова сама взорвать марс и погасить солнце, боже, они всемогущи, но они ненавистны мне – эти животные с печатной машинкой за спиной. Их оружие слово. Я почти сражен на повал. Мне не хватает сил бороться с наглостью.
 - Стойте! Заткнитесь! – это все бесполезно.
 Нож опять собирался ударить палочками, но остановился. Я обернулся, и, боже, лицо человека всегда говорит больше, чем все остальное вместе взятое, хотя каждый мускул его тела беспокойно дергался. Глаза Ножа смотрели вверх. Его тело приняло странную позу, будто прислушивалось к каким-то звукам в теле мертвеца. Если бы не куча журналистов и не установка, за которой сидел Нож я бы подумал, что он пытается намекнуть на то, что наш труп живой. Это реальность. Это голос Блэйка. Теперь все вокруг могло погрузиться в диапазон его звучания. Блэйк жив. Половина прессы в этой комнате уже не было. Второй этаж. Меня туда понесло словно магнитом. Когда однажды человек попадает в капкан, он начинает дорожить тем, что ему бог подарил ноги. Когда-то я чуть не упустил свое счастье, и теперь я дорожу тем, что седой дядька дел мне любовь.
 Я прошел сквозь толпу журналюжек. Несчастный Блэйк. Он лежал на спину и обнимал свою гитару, беззвучно открывая рот, издавая хрипящие вдохи. Рядом с ним сел Носок. Зачем он его приподнял. Милый, милый Блэйк теперь ты стал ещё несчастнее и красивее. Носок гладит его по голове. Нож просто не мог оторвать глаз от происходящего. Черт возьми, самое ценное сокровище этого дома все это время ходило без присмотра, и никто не переживал. Блэйк, как же тебе сейчас должно быть плохо, ты находишься в центре всеобщего внимания. Все пялятся только на тебя.
  Сейчас, сейчас, я рядом, мать их. Эти ублюдки не получат тебя. Твоя душа – твой сосуд, который больше нельзя наполнять, а то он лопнет. Черт, ты весь обмяк, дай я тебя обниму.
 - Блэйк, ты жив. Блэйк, боже мой...
 Наверное, в тот момент я плакал, но в этом я не был совсем уверен, зато я точно знаю то, что его соленые, холодные, обветренные губы целовал я. Мои руки тонули в копне его длинных волос. Он целовал меня и сквозь короткие паузы что-то тихо, едва различимо, говорил
 - Да…я…твой…мы живы.
Я не понимал, насколько сильно было то чувство, с которым я принял возрождение Блэйка, вспышки, не прекращая, продолжали поглощать нас. Перепутанные речи десятков журналистов сплетались в один большой ненавистный ком. Сатанисты. Ужасное бормотание. Поглощение последнего понимания происходящего.
 Он рисовал. Аура безразличия окружила все его тело, как сетка от комаров.
 Приближение конца света лишь, наверное, смогло оторвать его внимание, но ни больше. Мои глаза стрельнули в него удивлением к его похуизму. И эффект, с которым кулак врезался в зубы, поразил сейчас нашего эксцентричного товарища прямо в область паха. Он ведь голый. Странно, что я ни разу этого не замечал. Он такой открытый. Эта земная тварь ни одного слова не скажет за спиной. Все что на уме, то и на языке. Он никогда не врал, просто он не никогда не задумывался, что пол часа назад он хотел застрелиться, просто сейчас в его голове что-то другое. Ах, эти лживые мы. Вчера ведь, я бы даже не подумал, на сколько велик Нож и как сильно я люблю Блэйка, и как Носок похож на него. Неужели ты бы, Блэйк, оставил мальчишку одного? Это долг. Ой, как же это было долго. Тянулось словно жвачка.
 Когда я оторвался от Блэйка, Нож уже стоял с готовым мольбертом, где были изображены три фигуры, нет скорее две, он почему-то от Блэйка нарисовал только контур его тела.
 Нас снимала камера. Не одна. Четыре. По венам вместо крови пробежала мысль. Это охлаждает. Вводит в ступор. Что сейчас произойдет? Что-то ужасное? Мне, кажется, что ни я один скоро вывернусь на изнанку. Блэйк держался на одном лишь локте, смотря на них, но как-то спокойно и вроде обидчиво. Он смотрел прямо в объективы, но такое чувство, что он не видел их, а угадывал по моей реакции, что происходит. Сними ты эти очки. Что ты прячешь под ними? Хочу увидеть твой взор.
 Красные лужи. «Багровые реки».
 Паранойя совсем проела мне черепную коробку. Мне уже мерещится крах всему великому. Куда пропали светлые очи? О, нет, потухли. Они просто пропали. Пропали, и их нет. Нет вольнодумного образованного философского, усталого взгляда замученного наркотиками, широкого бегающего зрачка по белку. Красные сосудики, бывало, частенько кололи голубую окружность, задымленную сигаретами и залитую спиртным. Господи, неужели это твоя исповедь перед…
 Перед кем? А ты вообще хоть кого-нибудь любил, а? Мне плевать, я все равно твой. Но пойми, ты только что лишил мир радости управлять тобой. Это подвиг, своеобразный подвиг. Но сильный, ты не ушел, ты про себя крикнул, что это все так ничтожно для тебя, но почему один? Ты ведь не всегда был одиночкой? А Нож, а я, а этот пацан? Мы часть тебя. Часть твоего сердца, дополнительные камеры, по которым циркулируется твоя кровь.
 - Что же ты наделал, Блэйк?
 Я прижимал и отталкивал от себя его обмякшее тело. И сейчас однозначно у меня текли слезы.
 Нет. Просто. Просто так брали и текли.
 Блэйк, от кого ты пытался скрыться?
 От кого может убежать музыкант?
 От кого вообще прячется бог?
 Чего боится вечность?
 Я помню, как этот человек запирался в студии и творил. Радость пришла, когда я встретил их, Блэйка и Ножа, затем, когда я заиграл с ними, и наконец третий этап радости ко мне прикатил, когда я начал поливать цветы. Видимо, все это для тебя. Для Блэйка.
 Нож увел меня в гостиную, все уже давно испарились. На столе весы и три шприца. Коричневатое порошкообразное вещество выпало гранулами, которые вмиг рассыпались по ложке. Время проинсталлировать функциональность своего разума на полную катушку. Антисоциальное поведение было главным ингредиентом уже пузырящегося варева, которое вот-вот войдет сначала в шприц, а за тем с каплей впущенной крови, прыснет в общий ход лейкоцитов по чернушной вене. Неумелость Носка отразилось на Ноже. Я как раз в это время натянул жгут посильнее и вколол дозу. Отпустило мгновенно. Язык стал длиннее и слюни подкатили кислотной волной расщепляя мне зубы, мне просто немедленно нужно было задрать голову и открыть рот. Уголком бокового зрения я увидел, как Носок уже после вмазки завалился на диван, взял и прижал подушку между ног и начал кататься по матрасу. Черт, он чего-то начал петь. У меня лично в голове, кроме «Sunshine Reggae» больше ничего не может обращаться вокруг выпрямленной извилины. Голый Нож зажмурил глаза, и тяжело пыхтя, стал водить руками по своему телу и часто дышать. Черт, у него стояк. Почему он так громко орет. И пусть он не говорит задом на перед. Перестань. Да почему я постоянно говорю сам с собой?

  - Рррр…Фон, нам стоит устать, я уже давно не уставал, вечно какой-то драйв от этих колес. Может, возьмем перерыв, сколько ты не спал?
 Фон завалился на диван и смотрел прямо, но увлеченно в какую-то одну точку. Как бы там ни было, слушать Ножа он не собирался. Но видимо от вмазки не отказывается
 - Фон, знаешь охуительно осознавать, что фигура такого масштаба будет в буквальном смысле валяться в ногах у прессы. По мне быть таким невидимым это самобичевание, ты так не считаешь?.. Ты будешь? Все равно шприца три, один из них Блэйка. Только не помню когда он последний раз…а не важно.
 Всего за несколько минут кульминация вступления в иной мир была в зените. Фон уже вмазался. Нож только собирался.
 - Ты чего делаешь? Затяни посильнее…хаха…нет, выше, ты же не в запястье колоть собираешься. Раз съезжает, значит плохо затянул….дай я сам. Это твоя первая?
 Носок тоже ничего не мог говорить. Даже хотел, но просто не мог.
 - Ну, как чувствуешь?...Пошла. Блять, а я самый последний. Прощай милый «садик Сида», привет «усыпальница Нэнси».
 - Черствые холмы, всегда так обрастают травой, что если не приглядываться то можно подумать, что это женское тело. И если вытянуть руку, то ветер будет дуть так сильно, будто она притягивает тебя к себе, а ты проводишь по ней, по её шее, груди, животу, в промежность….она возбуждается…Нет, нет, только не дождь. Чего ты все дурачишься? Прекрати кататься в луже. Ты…Ну, скажи ты ему…Криками ничего не добиваются только те, кто не умеют кричать…ну же! А, твою мать! Вот и укрытие.
 
Я вмажусь??
Не надо.
Я боюсь. Правда!!! Я, правда, боюсь!
Эти инструменты пугают
Это же…
С этого не слезают…
*****!!!
Просто мне суждено загнать эту муть. Я иду такой дорогой. ****Ь!!!
Чем больше ты сжег мостов, тем легче выбрать путь.
Нож, я боюсь уколов. Меня пугает мысль о том, что в меня будет входить смертоносная острая железяка.
 А я боюсь сдохнуть так и не… а собственно что говорить?
Вогнал. Кровь.
…
Давай ты.
Нож вводит иглу. В вену. Немного больно. Да бля, не немного.
…И мягко…
Я приземляюсь. В ад.
Мне страшно.
*****, да что вы наделали? Я ХОЧУ ДОМОЙ!!! Я ХОЧУ К МАМЕ!!! ДА Я ХОЧУ!!! Это ад. Меня лихорадит. Мне больно.
Знаете что я хочу сказать вам всем? Всему моему окружению в последнее время?
ИДИТЕ НАХУЙ МУДАКИ!!!
Вы все испортили. Не вернуть. Я заплачу.
Эти аккорды стоили этой маленькой смерти?
Я привыкну? К ЭТОМУ? Я не хочу привыкать к аду.
ВЫ СЛЫШИТЕ?!
Я НЕХОЧУ!!
Дай я обниму тебя, боже, разреши мне спеть тебе.
 
Отброшу все...
Оставлю только свет
Слегка мерцающей надеждой
Вверх.
Пойти поплыть. Ползти.
Да все равно.
Успею, не успею -
Всего два слова. Меня
Уже не видно. Я смесь.
В толпе. Очщиен
Влагой влагой горящих слов

И изо рта течет пена.
И я не знаю - верю ли.
И слово за словом
Цепочкую строк.

Одену кеды. Убегу
Туда где солнце может все.
И растоврившись тенью
Ускользну.
Рассвет раздавит землю.
Верю.
Пыль чище чем вся эта грязь.
Но и она
Осядет на экраны
Осядет на экраны
Ваших снов

И изо рта течет пена.
И я не знаю - верю ли.
И слово за словом
Цепочкую строк.

...Отброшу все
И на руках
Сотру отметины мечты
Сам по себе
И без тебя. Я только пепел
Даже лучше дым.
Мне больше нравится так жить.
Рука.
Придерживает сердце
Я верю вырвусь вырвусь
Из оков

Они не слышат. Они трясут меня.
Так больно. Так одиноко.. Мне не было никогда. Пот. Кровь.
И это мечта?
Это реквием по мечте…

Я с обожанием смотрел на слепки нелепой окружающей среды. Эта пустая площадь заманчиво звала в укрытие, которого рядом не было. А вдалеке на нас смотрели сотни тысяч глаз. Это очень страшно. Блять. Рвота подошла как раз не во время. Через нос и рот из меня покатило зеленое месиво, шмали, пива и сандвича. Все потухло. Боже, что за запах. Я уплыл.


 По стенам было видно, что писалось все это сыростью. Нам всего-то ничего. Сумма едва набирала тридцать семь полных. Что-то вроде крестового похода. Это вера. Наша вера была одной из этих черных туннелей. Куда нас заведет фатализм неизвестно. Но мы несемся вперед за порывами своего сердца. Молодое сердце. Его купил сатана или господь. Даже не так это важно, просто нас уже заранее купили. Здесь пахнет жизнью. Жизнь кишит здесь. Здесь, и не в каком другом месте, берут начало великие мысли. Эта темнота наглядный пример затора человеческого развития. Изобрел и плюнул. Пора пройтись по черному нутру змей, когда ещё не все подростковые прыщи сошли этого лица а между ног постоянно происходит бунт и рука тянется утихомирить пожар. Мы прирожденные крысы. Ну чем мы лучше? А вот ещё одна. О чем думает эта серая тварь?!
Ни о чем.
 Нож полагает, что это знак, потому что твердит: «Мы придем, мы скоро придем. Я чувствую». Я и сам чувствую. Но чувство это нельзя почувствовать. Это только можно назвать чувством, а на самом деле, где-то издалека мы ловим запах, как животные, и говорим, что это странное чувство. Неожиданность. Задача. Нет, просто сбитая цепочка встреч. Бред. Читай лучше по стенам. Мы идем по его следам. Зачем «ты» поешь? Меня тоже тянет. Обычно это бывает страсть, а ещё что-то новое и не для всех. Но это музыка. Спой ещё. Нет, нет не замолкай. Идем на ноты. Это как сыр. Хаха. Капли аккомпанируют «тебе». Сейчас такое время суток…интересно какое? Мы зашли сюда часов пять назад. Какого цвета обычно небо в после пяти часов разлуки с ним? Я не замечал. Я и ощущений различать своих не мог. Не могу понять, толи холодно, толи жарко. А этот подросток, Нож, маячит перед глазами в женской ночнушке. Кап. Я хочу стать маньяком. Я бы тогда мог прислушиваться к каждому звуку на земле. Кап Вот как сейчас. Я помешан. Меня одолела тяга к такому…Кап, кап, кап…кап…эта прекрасная симфония, может стоит что-нибудь сочинить. Может пора уже начать играть? Я – музыкант. А мы группа. Но кто, мы?
 - Здарова!
  - Привет…
Ой, это же ангел, и Нож заговорил с ангелом. Маленький симпатичный философ со скрипкой. Он умеет играть? Ну же, я хочу услышать. Сыграй. Или просто скажи, ты можешь творить?
 - Я Нож, а это Блэйк…
 - Фон…мои предки из Германии, но я не помню точно своего имени, осталась в памяти только частичка Фон.
 - Круто, Фон, ты на этом играешь?
 - Да.
 Мы просто пошли дальше, а он остался кормить крыс. Когда человек совершает поступки такого рода это значит, что он или святой или просто не находит в себе силы творить зла. Но, так или иначе, он совершенно чист перед страдальцем на кресте.
 Впереди выход. Тут наша последняя спрятанная частичка. Стоит ли гадать? Просто положиться на разум. Молодой, но бьющий на поражение….
 - И как вы можете так жить, а? Носитесь туда, сюда…в чем ваш смысл жизни?
 А, мальчишка прав. Мы стояли , Нож и я, пока парень не заметил, что мы здесь, рядом с ним, помимо крыс. С кем он говорил? Вроде с крысами, да, да, но чем мы лучше крыс? Это первое знакомство. На этом и конец стеснительным движениям и неловким фразам. Мы делаем то, что перед друг другом считаем нужным. Будущий басист…Он от меня глаз не отрывал. Да, я старше, и что? Это приводило в восторг, когда перед тобой сидит юноша освещенный канализационными столпами света, а рядом с ним в темноте лежит скрипка. Наивно-умная улыбка говорила о том, что именно он нам нужен…в первую очередь мне, я просто чувствую, что без него я не смогу чего-то сотворить…

Не прошло и трех месяцев. Пропали часы. Озимые приходят с месячными. Да, какие к черту цветы! Ничего не осталось, может, стоит пересчитать. Нет, потери считают только победившие. А моя Виктория где-то здесь? Почему «ты» перестал играть? Зачем тебе еда? Ты машина творца. Работа выполнена до срока. Смерть прошла мимо, но задела. Я не предатель. Это все слабость курить через желтую прессу. Мне скучно бить себя в сердце, они это уже делали сотни раз. Я стал памятником в это садике. Но зачем вы приходите? Отстаньте. Вы ушли, больше не кого ждать. По темным извилинам пройдут только понимающие. Пойми, мелкий, зачем я предатель? Я просто не знаю, как тебе объяснить сумерки. Они смазывают небо. Меня смыло с ними. Вчера было ещё полнометражно сильно. «Предатель» - ты так и сказал? Рост популярности – медленная отрава. Разуй глаза. Даже животное зарыдает, а этот дуб…Мои мечты похоронены с тобой, моя голубая мечта.
 Я пробовал дышать без «вас». Это также как покурить косяк через жопу. За это время все так и происходило. Все пропало. Куда все делось. В какой пустыне теперь вы? Нож. Он не смог. Или он просто решил, что это научит. Воздух. Чем краснее, тем серьезнее. Под знаменем проще. Говорят. Делаешь. Систематическое чередование команд. Но зачем ему-то туда? Как-то тем вечером он нажрался, или это было не в тот вечер. Меня с ними не было, я все время был здесь. Моменты за моментами случаю строили судьбу Ножа. Утром он проснулся в постели с И.Попом. Москиты на них померли, набравшись до отказу. Ночь переворотов. Кровь полна алком. В постели Нож боится открыть глаза. Впервые в жизни боится. Рядом лежит И.Поп голый и избитый. На груди выцарапано «Knife».
 Дух Ножа обложило со всех сторон. Его дух пропал также как и он сам. Куда? Понятие вещь растяжимая и ломаная. Не хочу угадывать, это будут слухи. Ломать жизнь словами проще, чем сочинять музыку для себя. Знаю. Он уехал в СССР, там у него есть какой-то знакомый товарищ Г****. Это все.
 Долго бэнд не мог существовать. Продюсер смылся. Он боялся приближаться. «Психи, психи, психи». Да, он и раньше так говорил, хохоча с нами и покуривая косячок. Теперь он забыл про нас. Прессе сказал, что его ничего с нами не связывало, а продюсом нашим был его брат близнец, который куда-то запропастился. Гостиная – место пересечения двух диагоналей в точке пересечения которых стою я. Тут стоял и милый Фон. Стоял. Я видел тебя как проекцию. Словно старое кино, обрезанный кадр. Раз и тебя уже нет. Помню ты перед тем как…лежал на траве, укутанный пухом. Нежный пух все летел и летел к тебе. Почему ты утонул? Мне так было больно петь. Ветер подул и пух сдуло, тебя уже не было. Я захотел плакать, но только запачкал белоснежный пух кровью. Красота осталась только вмятиной в памяти. Как же мне хочется ощутить боль. Рука совсем не болит, но ты поступил правильно.
 Носок говорил, что он учился, а вышло так, что он научился не уметь ничего. Вколи глубже, я не почувствовал боль. Стой куда же ты? УБЕЖАЛ. А нож в руке продолжал высасывать из руки жизнь. Все пропали, всё пропало. Я? «Ты»? Да, где же мечта?
 
 Маленькая пауза. Просто дано время думать. На что мне «он»? Именно на то, что я ему. Если читать по глазам, то я это разучился, по неимению своих. Но по дыханию…громко и надрывисто. Ой. Ой, он плачет. Всего одно маленькое мгновение. Собираю всю боль там. Но где она сейчас. В руке? Не думаю. Её просто нет. Мне не больно. Нож в левой продолжает делать свое дело. Кровь, в принципе, тоже. Его шаги. Носок убежал.

Прошли. За месяцем шли дни. Мучительные плачи младенца. Привыкание к новому положению – раскрытие новых чакр. Ввожу под вену мудрость. Тупо сжимать себя за руку. Я надеюсь моя граница только условная. Пока поле не умрет и не найдет себе подобных, я буду захоронен в этом «садике Сида». Что же для меня никогда не накрывали стол, я спал везде. Хобби. Отнестись к обиде, как к чувству мне совестно. Анализ, я начинаю узаконивать свое антисуществование, я всего в семнадцати минутах от удачи. Спиши лозунг с моей груди: «Он не умеет страдать, им страдают другие». Не хочешь пострадать мной? Быть пустым не так уж и плохо. Ой, добрый друг, вчера тут лежало твое одеяло и мое тело. Поразительно банально стучать в дверь внутри, пытаясь украсть самого себя. Но я этого не допустил. Прошло время, я каким-то образом вижу. Как? Это незабываемо, в глазах разбавлено пол палитры красок. Ничего, когда-нибудь ты вернешься. Прибудешь, как ангел. Мой милый друг Фон. Я расставил вокруг дома капканы, а ещё здесь такая прекрасная река. Больше воды на севере, а тут рядом мелко. Река смывает все проблемы, она лечит. Смыть грязь поможет только кровь, вода смешает нас с обязанностью проплыть, чтобы выжить. Она дает двигать красиво. Прощай, я жду. Мне пора. Сон давно стол мне почти что опекой.

Шум. Шум. Шум.
Знаешь, почему я люблю музыку? Потому что я ненавижу звук.
Парадоксально?
Стены. Стены. Стены.
Знаешь, почему я люблю себя? Потому что ненавижу их.
Знаешь, ради чего мы живем? Вот и я нет.
Сегодня у нас – MDM@. Крабовые палочки уже приелись.
«Ешки очень деликатненько торкают, пик воздействия приходится на час-полтора после употребления, появляется приятная легкость в теле, новое более глубокое восприятие музыки, яркость цвета, особенно флюра. Хочется всех любить, всем помочь и поделиться со всеми своими мыслями. Сплошной позитив. Через 4 часа после стандартной дозы отпускает и наступает полное физическое расслабление, накатывают легкие глюки.
Эффект всеобщего обожания и порывов к творчеству сохраняется еще 2 дня. Самочувствие самое офигительное. Большой плюс-сохраняется практически полное самообладание в отличие от кисленьких или грибочков.»
Просто идеально.
Нас – человек 20. Их – штук 50.
Не числом, а умением?
Сегодня мы живем так же как жили вчера. Казалось мы будем жить так вечность. Или вечность – это только то, когда мы живем.
Я не вижу в наркотиках ничего прям особо охуительного и спасительного. Но можно. Даже нужно. Иногда. Предпочитаю грибочки. Открывается новый мир. Какой-то другой. Волшебный.
Вообще наш язык несовершенен. У нас есть слово наркоМАН. Но я, например, не МАН. Я их просто употребляю.
Еще один повод по****еть.
Хочу, просто нереально хочу выйти за дверь. Мне здесь душно. Я же еще маленький и нежный. Хех.
Они будут пить. Пиво. Коньяк. Виски. Глотать таблы. Вдыхать «дорожки». СПИДЫ. Кокс. Они будут трахаться. Горланить песни. Рамонов и Вельветов. Будут орать, что за нами будущее. Что все заебись.
Да почему будут? Они, кажется, начали.
Я приоткрываю дверь. Достаю из кармана пачку «мальборо». И? И запихиваю в рот сигарету. Даже подожгу.
Блейк ведет себя странно. Он всем носит бутылки. Всем помогает. Уже глотнул. Поет. Ну, это неудивительно.
Ко мне сзади подходит Нож. Бля.
- А ты крутой.
- А мне насрать.
- Я же говорю.
Вот и поговорили. Это хаос. И в этом они видели счастье. Это было состояние «Заебись».
Счастье…

Много времени никогда не проходило. Я нашел то, что он написал на клочке бумаги. Жалкая…Нет…жалостливая записка. Мне даже не кого было попросить это прочесть. Интересно, он там изливал душу? Или «жизнь и смерть…». Трагично.
Только так. Научился дышать сопоставимо этапам жизни. Наконец, я слышу Stooges. Все как будто вчера. Прошло много, осталось одно. Одиночество – выход. Смерть это скука, умирают все. Талант, он как космос. Он или есть или его…Попробуй дай мне другое. Воздух не позволит. Я нарисовал круг, который я вижу с каждым днем все четче. Меня плотно оградило. Я вижу. Я один. Вытолкнул все, даже тебя, мой любимый Фон. Я вытолкнул все. Прости мой…моя любовь. Находить это не дурно. Последние дни такие как у меня, не такие как у всех. Черный пакет. И я уже не с вами.

5 аперля 1994 года умер популярный панк-рок исполнитель К.Д. Блэйк.
  «…причин может существовать тысячи, но я считаю, что его погубило одиночество. Слишком много времени он стал проводить во сне сам с собой, разговаривая о неизбежности и крахе. Его все бросили. Это ужасно, на пике славы-то…»
  5 апреля музыкант вышел из дома, чтобы прогуляться. Он пошел сквозь ельник (вокруг дома были выкопаны ямы и разбросаны капканы) и дошел до реки. В тех местах глубина достигала до четырех-пяти метров. Блэйк проплыл примерно метров пятьдесят и утонул. Как позже выяснилось он уснул на воде.
«последние несколько месяцев он только и делал, что спал»
в 1991 году Б.Н. Нож участвует в штурме белого дома в Москве.
  «…я видел как волосатый мужик вышел на красную площадь и начал разговаривать с солдафоном, мол «а вы че правда будите стрелять?», а потом, пропав из виду буквально на пятнадцать минут, заорал, что около метро *** уже перевернули две машины…он туда и рванул…»
Больше об имени Ножа никогда не шло речи, видимо молодой человек сменил гражданство, а с ним и имя, фамилию.
  «Совсем недавно по телеку видел дядьку, по первой, кажется, ну вылитый Нож. Только того звали кажется Владимир Жидиновский
с 2002 по 2004 гг мир лицезрит творчество доселе неизвестного писателя Г.В. Фона.
  Трилогию приняли с восторгом и до сих пор, критики восхищаются изложенным в них материалом и частичной автобиографией.

Так ни кем и не прочитанная записка Носка:
«…изуродовать рожу. Выколоть глаза. Исполосовать язык.
Конечно это счастье. Он это делал это что б самоудовлетвориться. Он САМ это сделал. Это высшая форма счастья. Это только для повернутых и гениальных.
И его музыка…
…она…
…она…
… умерла. Вот поэтому он сделал это зря.
Нет, ее слушают. Но самка музыка мертвая. Не как, например, у Леннона. Просто.. он сделал это неправильно. Не так.
А я?»