Секрет ее молодости

Она поглядела в пятно окна. Синий цвет квадратиков начал густеть ожиданием предстоящей ночи.
- Вот и еще один день прошел. Он опять не пришел, не позвал, не вспомнил.
С губ сорвался вздох тоски, и на глаза плеснулись слезинки, плеснулись, но не скатились, а высохли в уголках глаз.
- А он говорил, что я не умею плакать.
Ты не знаешь, что такое ожидание
Не знаешь, что такое понимание
В тебе нет душевной теплоты
Ты не умеешь слышать и чувствовать
Не умеешь быть мягкой и нежной
Ты не умеешь любить
Эти его фразы сидели в памяти, как острые гвозди, загнанные безжалостным палачом. Ранки ныли тягучей болью.
Кап, кап, кап. Падали капли обиды с глухим стуком в тишину ее молчания.
Кап, кап, кап. Падали капли тоски на тугой узел ее мыслей о нем.
Кап, кап, кап. Падали в вечность секунды ожидания его голоса.
Она повела плечами и грубый ворот платья теранул по коже как наждак.
- Я не могу больше носить эту дерюжную одежду ожидающей женщины. Ее грубые швы натирают до болезненной красноты мою нежную кожу. Ее жесткий ворс колет и раздражает мои мысли. Ее неказистость и балахонистость скрывает все великолепие моего тела.
Торопясь и отрывая пуговицы, она стянула с себя это нетерпимое платье. Все тело чесалось. Она подошла к зеркалу и ахнула. Ее холеное тело было покрыто красными рубцами и сыпью, как будто кто-то специально отхлестал ее кнутом и крапивой.
- За что мне все это? - горестно вскрикнула она и, закрыв лицо ладошками, заплакала, как маленькая, беззащитная девчушка, приговаривая и бормоча слова сочувствия к самой себе.
Ее гладкое, упругое тело. Ее темно-синие завораживающие глаза. Руки, умеющие обнимать и отталкивать, знающие столько жестов и движений. Рыжие волосы, ослепительные как солнышко в летний день. Ее кожа, отливающая розово-кораллловым светом, манящая своей притягательностью.
 - Ради чего я должна себя закрыть в тюрьме тоски и ожидания? - оправдывалась она сама перед собой. - Нести себя жертвенно на алтарь счастья, чтобы потом убедиться, что это всего лишь плаха?
Она поглядела на себя в зеркало. Из него смотрела растерянная, ждущая совета женщина.
- Ты забыла, чему тебя научило Время? - прошептала она. - Неужели все эти годы болезненных ошибок и разочарования не научили тебя ничему? - спросила она свое отражение.
Звонок телефона оттолкнул тишину железным скрежетом ключа, открывающего тяжелую, кованную железом дверь ее тюрьмы.
- Нам нужно встретиться и поговорить, - услышала она в трубке его голос, и пальцы заныли от студеного холода его фразы.
- Хорошо, я приду, - тихо сказала она, загнав в глубь души свое отчаяние.
Она шла по летнему, солнечному дню. Вокруг нее шумела жизнь, торопились и улыбались люди, а ей казалось, что она идет по гулкому, пустынному и темному коридору каземата.
- Так ведут на казнь смертника, - подумала она, оглянувшись на дверь своей камеры ожидания.
Каждый шаг давался ей с трудом, так хотелось развернуться и бежать, бежать назад, туда, где все еще впереди, в неопределенности и мнимом ощущении возможности.
Она медленно открыла дверь пыточной. Темные, обветренные временем и болью стены. Маленькое оконце, не пускающее солнечные лучи, а только напоминающее об их существовании. Стол, покрытый бархатом такого пурпурно-густого цвета, словно это лужа застывающей крови, а не ткань, свисающая складками на углах.
- Да, я не ошиблась в его намерениях, - выдохнула в мыслях она, увидев троих людей в инквизиторских одеждах.
Он встал и откинул с головы инквизиторский капюшон. Двое крайних продолжали сидеть молча.
- Ты? - выдохнула она свой испуг и отчаяние. Дрожь неизбежности пробежала по телу.
- Привет, - произнес он и моргнул, отталкивая ее взгляд, готовый забраться ласковой кошкой в его душу. - Ты как всегда бессовестно голая и недоступная, - его слова гулко ударились о каменные стены и хлестнули ее по щекам небрежением.
- Какая есть, другой быть не умею, вернее, разучилась, а точнее отучили, - оправдываясь, еле слышно прошептала она. Она лихорадочно искала в своей душе и памяти мягкие фразы, нежные жесты, ласковую манеру поведения.
- Не пытайся, тебе это не поможет, - усмехнулся он, заметив ее судорожные метания.
- Да что ты вообще обо мне знаешь? - крикнула она, и ее глаза потемнели от несправедливости его упрека. - Что ты сделал, чтобы я открыла тебе душу, показала меня настоящую? - упрек грохнулся ударом кулака по столу.
- У тебя есть душа? - он искренне удивился. - Я не заметил в тебе такой части тела, - его глаза оттолкнули ее к стене стылым взглядом.
- Я имею право на последнее слово, - она сжала маленькие кулачки.
- У меня есть душа. Но мне столько раз делали больно, столько раз обманывали мои ожидания, что мне пришлось ее спрятать подальше. Ты упрекаешь меня моей холодностью и неприступностью. Знал бы ты, как страшно вновь обрести Веру. Без Веры нельзя вырастить Надежду и Любовь. Вера-это живительная влага для этих чувств. Без Веры они засохнут, как в жаркой и безбрежной пустыне, - она замолчала и поглядела сквозь него.
- Ты сама не веришь в то, что говоришь сейчас, - спокойно произнес он, и она поняла, что это последняя их встреча.
- Неужели ты не понимаешь, что мне просто страшно показать свою душу? - в отчаянии закричала она. - Все морщины моего тела, седина, усталость там, в душе, измученной и одинокой. Это же так просто понять. Нет ничего абсолютного. И чем моложе и привлекательнее наружность, тем более состарившаяся внутренность и сущность. Ничего не проходит бесследно. Не смей упрекать меня теми прошлыми. Они остались там по своей воле. Они хотели такой доли, хотели целовать мои ноги, и я им это позволяла. Они требовали моего тела, и я позволяла им отравляться моей холодностью. Они не желали видеть во мне женщину, человека, им нужна была только похоть, предмет для удовлетворения своих фантазий. Они приходили на время, а я уходила от них навсегда.
Она взяла в ладони паузу, но он ждал, не желая ей помогать.
- Ты первый, кто после стольких лет пошлости отношений, нашел меня и дал надежду на будущее. Так почему же, именно тогда, когда я набралась смелости поверить и идти с тобой рядом, ты меня отталкиваешь? - ее руки безвольно опустились, и она медленно опустилась на колени, безразлично глядя в темный угол комнаты.
- Я не отталкиваю, я просто устал не понимать тебя, - сказал он и медленно поднялся со скамьи.
- Не уходи, останься, - устало попросила она, глядя снизу в его зашторенные глаза.
- Нет, - вытолкнул он выдох и пошел к двери.
Он открыл дверь. У порога стояли двое и с молчаливым упреком смотрели ему в глаза. Он вытер ладонью вспотевший лоб.
- Ты же не хочешь этого делать, - грустно сказала Душа.
- Я твоего совета не спрашивал, - зло огрызнулся он.
- Ты не сможешь без нее жить, ты ее любишь, - заплакало тоской Сердце.
- Научусь, - отрезал пути отступления он.
Третий стоял у порога и ждал его решения.
- Приступай, - скомандовал он, и палач шагнул через порог, закатывая рукава красной рубахи.
Она почувствовала движение стылой неизбежности и посмотрела в проем открытой двери.
- Я тебя ждала, Одиночество. Я готова, - прошептала она и протянула палачу в ладошках свою Душу.
Он обернулся в последний раз. Обернулся, чтобы запомнить ее, сохранить ее в памяти начинавшей каменеть от потери его Души. Ее послушное согласие с его приговором, смиренно опущенная голова перед беспощадным палачом.
Она посмотрела на него, не осуждая и не упрекая, и он увидел, как еще одна прядь ее рыжих волос поседела в ее Душе. Глубокая морщина легла темным оврагом в ее Сердце.
Он остановился на пороге и...