Болото продолжение

ОКСАНА
В деревянной, недавно построенной церкви холодно и досками пахнет. В сочетании с ладаном и гневными очами Спасителя, рясами темными протоптаны, бородами в вкрадчивым басом священника ознаменованы, в горбатой старухе у входа страшной излиты страх и горечь заранее. Да именно то, что крестится старуха, и очи к небу щелевидные возводит, улыбается. Призрак словно, наваждение будто. И все будем такие. И то, Бог, если даст срок столь длинный дожить. А не хочешь старухой быть – умирай сразу, жизнь прожигай. А мужества не хватает. Да не мужество это вовсе, а суицид и жажда извращения, легкостью бытия порожденное. Нечто множится день ото дня. И стыдно и терпко и в азарт входит Оксана, удовольствие от порока получая. И как воздушно, поверхностно и смело. А дни минуют, просачивается время, сквозь пальцы утекает. А мысли обыденно-резиновые быт стирают, изгоняют призрак, отчуждение от самоей себя усиливая, воли лишая.
А глаза смотрели в переносье прямо Оксаночке. Желтым листком высохшим трепеща от баса попА, верещала девочка сбивчиво. Сохрани, Господи, помилуй, и прости. Листок ветром и страхом задуло на исповедь. А стыдно, Господи, стыдно-то как. А лень шепчет, разъедает: постой, да пойди. А дома пота запах и тела бренные. Пляска и поклонение. Отпусти, Господи, грехи детей твоя темных.

КОСТЯ И ОКСАНА
Костя любил целоваться. Чувствительность в нем оборачивались болезненной мужественностью, но от подростка требовать мужественности в век вящего инфантилизма неразумно. На фоне остальных одноклассником Костя казался намного взрослее, а едкое чувство юмора, покалывание и ухмылки, проистекавшие от знания собственных слабостей и проецирования их на других, избавляясь и отрекаясь от них одновременно, создавали столь привлекательную репутацию отчаянного парня.
- В пятницу родители уезжают на дачу.

Широко открытые напряженные синие глаза… Костя хотел было поцеловать Оксану, но разлитые моря отторгали.
- Я принесу чаю.
- Мне без сахара.
- Какой горячий.
Костя сел у ног Оксаны и начал дуть на кружку, одновременно гладя руки. Природное чутье подсказывало мальчику, как следует поступать, что нежность никогда не бывает лишней. А сердце стучало, и кровь приливала к голове. Кружилась голова. Волшебство. И понимание счастья, смешанное с животным инстинктом обладания.
Тонкая рука и длинными пальцами поставила чашку на журнальный столик. Обняла спину. Девушке было мягко и легко. Как никогда. Костя впился в губы. Размазанная помада возбуждала, и глаза хлопающие, испуганные. В тупик. В тупик.
Одело сверху и одежда из-под на пол комом. Упорство и гибкость, приобретенная в танце.
Трепет и глаза, трепет и глаза.

ОКСАНА
- А хатка приличная у тебя.
- Кто бы сомневался. Не в бордель же тебя привела.
- Проститутка, она и в Африке проститутка.
- Мы будем разговаривать или делом заниматься? – Оксана все еще ощущала себя королевой.
- Молчи сучка, постанывай только. Люблю, чтобы со звуком!
Сильные руки толкнули девушку на тахту, упав, бессильное тело подскочило от удара о пружинную поверхность.
Треск разорванной юбки, ноги произвольно, во избежание боли, раздвинулись. Жестко блондин налег на выхоленное тонкое тело.
КОСТЯ И ОКСАНА

Трепет, и глаза. Изящные мускулистые линии Кости растворялись и исчезали – Оксана ритмично прищуривалась. Темнота. И бродит как-будто во мраке. Приятно и захватывающе. Открывая очи – мускулы и наслаждение. Закрывая - темнота и домыслие. Девушка перестала зажиматься, стыдиться. Доверилась и растворилась тоже. Изгибалась и льнула. Руки скользили по телу, разжигали, и тепло… его дыхания на шеи…

ОКСАНА
Как ни старался парень, ничего не выходило. Студинистый и вялый член скользит по телу, на правой руке напрягаются бицепсы, и взгляд прикован, молит об одном – ни оплошаться как?! Отчаяние от бессилия происходящее вызывало досаду и странную робость. Он уже боялся дотронуться до белесых грудей девушки, с напряженными темными сосками, с маленькими белыми же волосиками по краям. Ему так захотелось тепла в эту минуту, и так довериться, влюбиться, признаться безраздельность двух тел, находящихся рядом, во слияние душ.
Оксана, видя тщетность попыток, привстала, поцеловала живот. Губы уходили все ниже и ниже, до паха. Девушка, то покусывая, то лаская, пыталась поправить положение, отлично понимая, что в случае «неудачи» мужчина может не заплатить.
Девушки пришлось применить весь незаурядный арсенал свой любовных уловок.
Ничего не выходило. Вялость не изменилась. Парень хотел сказать что-то в утешение, слова с трудом лезли в голову, и, резко вскочив с тахты, проследовал в прихожую, достал из кармана сигареты. Закурил тут же в комнате. Девушка побоялась сделать замечание. Даже сейчас, щепетильность, страх выглядеть неуклюжей, а так же пренебрежение собственными интересами несмотря на комичность положения, в коем слово «интеллигентность» неупотребимо и смешно. Оксана наблюдала с едва скрываемой улыбкой, скорее нежной, чем с укором. Каждое живое существо право на мечту имеет. Без мечты ведь жить нельзя. Надеется Оксана на принца, каждый, кем бы ты ни был, принца ждешь. Спасет, согреет, простит. Вот беда в чем. Раньше принцем называли Бога. Самоуверенность, тщеславие и эгоизм от сего века Бога девальвировали; неустанное право обладать всем, уверенность в законности поползновений своих в душах, дерзновение посеяло с Богом быть, жить с Богом, ОБЛАДАТЬ Богом, ВЛАСТЬ над Богом, ибо в мире слаще власти ничего и нет. Любая роскошь становиться бессмысленной рано или поздно, но сладость власти постоянна, нетленна до часа, когда пороки людские существуют, пока грех и добро, а значит – до срока. И чем ближе исход, чем слаще пир во время чумы.
КОСТЯ И ОКСАНА
Они проспали обнявшись. От тел веяло потом, но сладок был, манящ. Приняв душ, пошли гулять. За руки взявшись, соединившись в одно целое бродили по парку, смотря друг на друга, боясь упустить, боясь отдаления и чувствуя интуитивно, что скоро наступит неизбежно.
Костя проводив Оксану до дома, и грустно посмотрел в глаза ее. Девочка обняла его, внезапному порыву души подчиняясь, столь сильному в детях еще, согретых жизнью и парниковыми условиями существования. Мокрыми глазами похлопав, удалилась, не обернувшись. Преждевременная тоска и отчаяние в них пророческие.

ОКСАНА
Блонд застегнул ширинку, подпрыгивая влез в джинсы. Заметив белое засохшее пятно, соскребывал ногтями. Тут только Оксана заметила аккуратно подпиленные ногти, и тонкие пальцы. Неопытность некая, неуклюжесть и угловатость в делах любовных, в купи с застенчивостью, невели на мысль, что парень оказался девственником. Когда девушка жевала свои незамысловатые мысли о том, как вообще возможно такое, чтобы дожив примерно до 23 лет человек оставался невинным и неопытным, терялся в постели… Блондик перебил ее:
- А теперь слушай, шалава. Ты мне понравилась. Я буду приходить к тебе где-то раз в месяц.
Девушка давно так не смеялась. Чувствуя некую силу и проявляя необузданность, Оксана сказала:
- А ты каждую девушку, которую не смог трахнуть называешь шалавой?
- Ты… ты! – беззащитно, робко, и с детской надеждой сказал парень, чувствуя свою слабость и беззащитность, как-будто призывая, умоляя прекратить глумиться над ним.
- Зайчик, вижу, что у тебя деньги водятся. Хочешь, лишу тебя девственности. В следующий раз. Сегодня мне лень. Приходи в денька через три, когда сил наберешься. И денег захвати. Это для меня вопрос чести. Чтобы клиент со мной потрахался. Усек?
- Вот, возьми. Прости, что так вышло. Не ожидал от себя.
- Расслабься, никогда не поздно начинать. – Девушка громко захохотала, и смех, проникал в самый мозг, в клетку каждую, становился невыносимым.
Не говоря ни слова, парень пошел в прихожую. Оксана едва успела крикнуть вдогонку:
- Как зовут тебя, стажер?
- Семен меня зовут.

Чуть шатающейся спортивно-мягкой походкой мужчина вышел из квартиры. Остановившись на лестничной площадке, внимательно оглядел джинсы, придирчиво скривил губу, когда взгляд остановился на по-прежнему плохо очищенном пятне. Старательно слюнявя палец, облокотившись о косяк, боясь измазаться о штукатурку подъезда, он колупал полу засохшее пятно.
Оксана почувствовала духоту, как бабочка упорхнула на балкон. Кружилась голова, по телу разливалось недомогание. Сладость и слабость в паху одновременно раздражали и вызывали приятные эмоции. Столь нетривиальное происшествие подняло настроение девушке.

СЕМЕН
- Где ты был? Где ты шлялся всю ночь? – очень спокойно, едва слышно проговорила мама.
- Мне захотелось в туалет. Я проходил как раз мимо вокзала. Меня избили там.
- Что? – мать тревожно осмотрела сына. Волнение улеглось противоестественным образом и холодное сознание заставило работать мысль с бОльшей силой. Тут только она заметила, что куртка и брюки сына в грязи, и ее сын весьма странно пахнет.
- Ты цел?
- Да, все хорошо, я убежал, но по дороге упал, измазался в грязи.
- Насколько я знаю, вокзал находится немного не в той стороне, где твой математический кружок.
- Нас сегодня опустили. Петр Аркадьевич не пришел сегодня. Вахтерша сказала, что он заболел и уже 2-ой день не ходит в школу.
- И почему ты не пошел домой? Ведь тебе нужно учить уроки, а мне нужна помощь по хозяйству! Как ты посмел не придти сразу же домой!
- Мне захотелось погулять.
- Иди в ванную. Потом поужинаем. – казалось, что мать уже перестало волновать то обстоятельство, что сын отсутствовал ночью дома – подумал Семен. Горечь, от скрытой правды, от всей постыдности ситуации, видимое безразличие матери, тщательно скрываемая забота и беспокойство за сына, делали Семена беспомощным. В этот момент мальчику показалось, что мир лишен смысла, что, и он сам лишен смысла.
Скрипнула дверь в ванной комнате, послышался звук падающей воды. Мальчик лежал неподвижно. Мерзко и муторно на душе, лицо матери. Ее проницательность и ошибочная уверенность юного существа в том, что она ВСЕ знает.
Еще резкая боль в заднем проходе давала о себе знать. Семен лег на живот, подняв ноги. Ему было нестерпимо больно. Вода проникала в тело, омывала кожу. Горечь от загнанности, и гнев от бессилия, от неспособности отомстить, от парадоксальности и противоестественности ситуации. И надломленная психика на всю жизнь, как результат. Логическое детерминированное течение жизни сокрушилось, потеряло основу, обратилось в прах. Хотелось долго выть, и лежать неподвижно. Чувствовать, как боль от горячей воды, как тепло, смывая запекшуюся кровь, заставляет сжимать зубы. Каждый человек имеет право на сказку между тем. Лишать ее - величайшее преступление. Ибо сказка - это надежда. А сказки имеют свойство сбываться неизбежно, ведь чудеса лишь следствия существования Бога. И чем раньше понимает человек, тем сильнее верит, тем большего добивается.
Вода доходила до подбородка, Семен почувствовал, как рот наполняется теплотой. Захотелось неизбывно лежать в полном оцепенении. Мальчик слишком напуган, чтобы побороть горечь, слишком юн, чтобы отречься от любви к себе, и признать себя испорченным уже. Именно – «испорченность» - позже отождествит он состояние свое после катастрофы.
Вода, как вата, окутывала Семена. Горечь от воды, проникшей в носоглотку. Лень внезапная, усиливающаяся и довершаемая пытка временем. Ужас перед неизвестным доселе состоянием. Ежесекундная тревожность и тоска утраты, едва вместимой в колеблющийся мир неокрепшего индивида. Потому что червь душу глодает, съедает нутро.


КОСТЯ И ОКСАНА
В последующие время произошло взаимное отторжение. Парочка, как две однополярные частицы, пересекая критическое расстояние, отдаляются. Костя, сглаживая интуитивно вину, за то, что сберечь крайне трудно - близость моральную, после произошедшей физической - разорился и подарил Оксане духи. Девушка с кокетливым негодованием произнесла:
- Ведь дорого же. Сколько можно завтраков купить… - произнесено мило, чисто, без тени жеманства, что Костя, расправив крылья, молвил:
- Нужно наслаждаться тем, что имеешь сейчас. Слишком все быстро происходит и проходит.
- Да. Ты прав. – Оксана посмотрела в глаза Кости, и немного наивно, ничуть не торопясь, с царственным спокойствием сказала:
- А ты уверен, что мы успеем насладиться? Ты уверен, что все не пройдет слишком быстро?
- Иначе просто было бы глупо жить на свете, золотко!
- Подумай, я чувствую, что, прости, но утрачиваю интерес. И наша сегодняшняя прогулка ни так мила, как раньше. Мы сделали что-то не то, поторопились?
Любой мужчина корыстолюбец. Человек, как особь прагматичная, наделен мозгом, смысл которого – извлекать выгоду из любых вещей. Косте понравилось их «воскресное происшествие», ведь в том, что естественно, нет ничего безобразного, но юноша чувствовал размолвку, бывшую со всеми, пересекшими границу души другого, забравшись далеко. Костю и Оксану пугало все инородное. Считая себя образцом, но не идеалом, все-таки, чужд и заброшен мир других, и, порой, недостает даже не любви и отнюдь не разума, а наивности принять положение без изменений; ведь всякое, отличное от идеала, представляемого нам, имеет право на существование. Нужно лишь найти силы и заставить себя поверить.
Дальше – вот обоюдоострый вопрос. Они порезались, не смогли пройти по лезвию дозволенности, надеяться не смогли, быть может.
- Кость, мне пора. Много уроков, и еще нужно подготовиться и экзаменам. Времени мало. Я, кажется, не успеваю.
- А мне кажется, что ты в любом случае поступишь. «Побудь со мной еще немного» - на распев сказал он - Вон до того поворота. Ну, пожалуйста – Костя, все еще чувствуя вину, старался УДЕРЖАТЬ Оксану.
- Мне правда пора, извини.
Девушка поцеловала Костю, не разжимая губ. Грустно оглядев его с ног до головы, прошептав «пока», удалилась.
Мальчик решительно развернулся, но, остановился. Стоя спиной к удаляющейся фигуре, он еще долго слышал удаляющиеся шаги в тихом лесном сквере. Солнце палило в закатной феерии, розовело. Именно в таких тонах и представлялись в дальнейшем отношения его с Оксаной.
Встречи стали реже, короче. Честные попытки к искренности со стороны Кости разбивались о непреклонность и затаенную тоску девушки. Оксана старалась притупить вину, и более тщательно, с мученическим старанием, зубрила учебники.
Вскоре, прекратили целоваться и обсуждали всяческие пустяки школьной жизни. Они научились быть вдвоем, не замечая друг друга.

СЕМЕН
Семен заставил себя затаить дыхание, находясь в воде. Около минуты мальчик лежал, лицо его розовело, на шеи выступила жилка, голова закружилась с прежней силой. Против воли своей он выпрыгнул из воды. Сел на борт, свесив ноги в воду. Отдышался. Опустошение и злоба, которая вылилась в абсолютное безразличие ко всему происходящему, инфантилизм на уровне клетки. Сидел, играл рукой со струей воды, отрешившись от бытия. Всеобъемлющая прострация поглощала и уничтожала веру. Все видение мира, оценка и расчеты претерпели крах. Переосмысление ценностей, по сути, из беззащитного серого кролика подрастал питон. Он чувствовал, что червоточина в нем, что страшное слово «пидер» - самое позорное из всего лексикона подростковой субкультуры – теперь относится к нему. Сколько раз, смеха, называл он этим ругательством друзей своих. И смех поглощал сальность порока.
Проказа поглотила с головой мальчика. Он стал одним из НИХ. И неизвестность, более, чем осознание собственной придуманной неполноценности сознание угнетало.
- Ты скоро там? Завтрак стынет.
- Иду мам. Сейчас мозоль ототру.
- Пензу я положила в шкаф, на вторую полку.
- Ага, нашел.
- Мозоли… какие у тебя еще мозоли могут быть?
Мозоли души…
Семен боялся девушек. В каждом взгляде противоположного пола ненависть и проницательность усматривая космическую. Почему-то казалось, что они знали его секрет. Позже, когда тоталитарная угнетенность во все затворы души проникла, обходя лишь сокровеннейшие тайники, где зиждутся ценности глобальные, извечные, в детстве привитые, да неучтожимо-постоянные, Семен боялся урока физкультуры. Он любил выполнять упражнения, всегда чувствовал бодрость и прилив сил, но раздевалка, где ребята друг до друга дотрагивались, мускулы ли потрогать, из любопытства ли, где остроты про девочек нагнетали авторитет в вакантную полость лидерства. Он уже не мог с прежней легкостью сморозить легкую глупость. Тяжесть, флегматичность и многодумие господствовало душей мальчика. Суетность исчезла, продуманность появилось. Уже называли его «тормозом» и букой. Юношеству чужда инородная задумчивость. Инстинктивно отторгая все пришлое, а значит и непонятное, они жестоко стебались над бедным существом и без того безутешного в тупике душевном. С затаенной грустью, снося все обиды, и веря в лучший исход, твердил за мамой в темноте предночной «Святый Боже, Святый Крепкий, Святый Бессмертный, помилуй нас». И пугливо, судорожным движением крестился под одеялом. Три раза. И просил прощение у Бога за дурные помыслы свои.
Замкнув круг обыденных занятий школой, домом и легкоатлетической секцией, мальчик погрузился в учебу. Особенно нравилась ему литература. Расплывчатое неторопливое повествование классиков уводило от проблем насущных, прочь от задач и чаяний. Выдуманный мир печатных персонажей ярок и сказочен - недюжим порожден одиночеством.

КОСТЯ
Подведя лишь лупу и через очки, Груша смогла-таки распознать текст. Белым шрифтом на черной полоске выведено «Женщина ищет мужчину».
«Молодая женщина, 28 лет, стройная, самостоятельная, ищет мужчину-донора, для рождения и воспитания ребенка. Можно импотента. Отвечу всем».
«Молодая, красивая, амбициозная состоявшаяся 30-летная девушка, ищет мужчину для серьезных отношений. Секс на один раз не предлагать»…
Груша, надувшись, прикусив нижнюю губу, с дотошностью изучала каждое объявление. Жизнью сегодняшней хлынуло со страниц. Она погружалась в новый мир, который нравился и притягивал ее легкостью формулировок, однозначностью восприятия - ограниченностью возлелеяный.
Наконец, она наткнулась на заголовок, заставивший ее маленькие, втиснутые глаза, напрячься. «Мужчина ищет мужчину».
Досада и горечь слились в единое чувство ненависти. Беззастенчивая распущенность сексуальных аспектов, выраженная в скупых словах поражала.
Водя лупой снова и снова, по новым буквам, она увивалась содомией и греховностью, радуюсь где-то в глубине души, что уже скоро покинет мир грешный.
«Юный, симпатичный котенок, ищет состоятельного львенка для проведения совместного досуга»…
«Веселая трансуха Элайза ждет жесткого хозяина. Где ты, о мой господин»…
Разбирая строки, по спине гуляли мурашки. Груша буквально упивалась запретным плодом. Читая вульгарные емкие слова перед ней рисовались образы кисельных барышень, кокоток, спонсоров… Будто расхристанная молодость ворвалась в грудь. Румянец залил щеки, а пигментные пятна на руках темнели.
Аккуратно свернув газету, она вышла на лестничную клетку. Спустилась к почтовым ящикам, и сунула газету соседям.
Весь остаток дня Груша просидела возле окна, перетирая в памяти образы.
Ночью снились мускулистые кентавры, переплетенные друг с другом в клубок порочный, голые нимфы с нежной кожей, и волосатые фавны, пляшущие, озорно подергивая копытцами возле костра, на котором горели ведьмы с растрепанными, переплетенными, жухлыми волосами.
Оксана
Прямая спина со свежей и нежной молодой кожей, словно икона шагает по магазину.
- Ирен, что скажешь? Стоит его в оборот брать, или все равно толку не будет? Безденежный вроде он? Как думаешь?
- Тебе решать. Да я те вот что скажу, мужиков сейчас мало. Каждым приходится дорожить. Ты помути покуда, а потом видно будет. Жалко что ли?
- Да надоело с каждой тварью ходячей трахаться. Вышли из того возраста вроде.
- Не брезгуй. Будь умнее. Вот кто бы знал, что из такого чмо, как мой Веня выйдет олигарх. А ведь тоже чуть ли не бомж был.
- Ну и счастлива ты?
- Да как тебе сказать-то. Сыта.
- Да?
- Да…
- Ксюш… – Ира вздернула изящным движением затемнительные очки на голову, открывая высокий лоб – заберешь сегодня Гришеньку из кружка? Посидишь с ним? Я не смогу. Сегодня у Лильки, жены зам глав дир. внеш торг нефть день рождения. Обязательно должа буду ей помочь. Она не поймет мой отказ… - Зеленые огромные глаза просили о помощи.
- Да какие проблемы, Ир. Конечно. Давай адрес. И скажи во сколько…


ГРУША
На следующий день она сидела неподвижно, позабыв про солнце. Уткнувшись взглядом в одну точку, ушла глубоко в себя. Перетирала. Представляла. Оживляла. Уйдя глубоко в себя, Груша позабыла, что надо принять таблетки, пообедать. Чем ярче палило солнце, тем глубже грусть наваливалась. Постепенно, она раскачивалась. Больше и больше. Наконец, клапан прорвало. Заголосила вдруг:
- Да прибудет на вас возмездие. Да прибудет на вас возмездие. Греховные овцы стада Господня. Ушли с тропы извилистой, тернистой. По широкой, да прямой дороге бродите. Грех в вас, на детях ваших. Мира пустошь разливается в сердцах бренных…
Груша тараторила, как поговорку, чаше и чаще. Слова сливались в одно большое, обильное укорение.
Переведя дух, старушка плакала. По инерции. Потому что чувствовала незавершенность проклятия. Долго всхлипывала, чувствуя горечь во рту. Сопли размазывались машинально по щекам…
От монотонного всхлипывания старушку отвлекла молодая девушка, игривой походкой рассекая залитое солнцем, желтое пространство внутреннего дворика, отсеченного от внешнего мира пристройками дома Груши и торцом огромного промышленного здания.
Волосы рассыпались на ветру. Легкое, невесомое крепдешиновое платье, выдавало великолепную фигуру.
Дама устремилась к «Бумеру».
Груша навострилась. Ребятня и этот покореженный олух со своим ухоженным дружком обычно заходили туда. А вот баб отродясь не было. Может быть, он завел себе подружку? «Тоже, небось, по объ-яв-ле-нию» – в слух процедила старушка.
Чувствуя себя оскверненной вчерашней газетой, переносила злобу на эту размалеванную деваху.
Между тем та истово по железной двери стучала.
Почему же он не открывает? Она ведь утром видела, как мужичок всегдашний заходил, мыл крыльцо, свой ритуал претворяя. Нечисто тут. Груша, со вздохом, открыла форточку, чтобы лучше слышать, предчувствуя назревающий инцидент.

ОКСАНА
Оксана еще раз проверила номер дома. Да, все сходится. Компьютерный класс «Бумер», ошибка исключена.
Она достала брелок с ключами и начала бить в железную дверь.
Внутри что-то загрохотало. Она подождала. Дверь оставалась закрытой.
Тогда решила стучать еще сильнее. Как-будто из пропасти послышался голос: «Сергей, это ты?».
Ничего не оставалась, как буркнуть «Ну… да».
- Входи, у нас уже все в разгаре. Снимаем последнюю сценку.
Послышался сначала голос, затем лишь она увидела до боли знакомое лицо. Обрамляли растрепанные клока черных волос, и эти брови соболиные, глаза, смуглость кожи.
Она так и не вспомнила, что за опустившийся тип стоял перед ней.
- Я за Митей. Он у Вас?
- За… Митей? У-у нас…
Почуяв выдрессированным на провокациях, извращенцах, нечестивцах нутром неладное, Оксана ринулась внутрь.
Посреди рядов стерильно-серых компьютеров, в конце, на столе, заваленном бумагами, лежал на спине Митя, задрав ноги на плечи светловолосому мужику.
У Оксаны поплыло перед глазами, становилось трудно дишать, зато сознание работало ровно, с прежней силой.
- Да что за притон?! – вопя, девушка выбежала на улицу, заголосила, чтобы вызвали милицию.


СЕМЕН
Как в небытие он стоял в тесном компьютерном классе. Стеклянное око камеры смотрело с издевкой на Семена, поражая своей объективной правотой в созерцательности.
Издали, будто наблюдая из точки, удаленной на тысячи киллометров от этой комнаты, он слышал вопли девушки, напуганно-выпученные глаза мальчика, слышал причитания старухе из окна, и твердил, твердил молитву - я чист, я чист…
Он видел зардевшееся лицо мальчика, его что ли любовь появившуюся, своеобычную, уникальную среди разносортицы подделок. Его красивое лицо, нежную шею…
Но голова шла кругом… Он узнал в вопящей дамочке проститутку давешнюю. Словно все во сне…
Красивый, обними меня…
Да тает красивый от тепла, сдувается в слякоть превращаясь, и увязаешь в жиже, пачкаешься. И имя тебе - болото.