Кашкулак, глава 2. Боль

Известие о смерти отца застало Сергея врасплох. Раньше он часто думал о том, что почувствует в первый момент, когда узнает об этом — заплачет или, наоборот, проявит может быть и не совсем уместное мужество?

Каждый раз, размышляя о приближающейся смерти родителей, он ловил себя на мысли, что отец должен умереть раньше матери. У отца было больное сердце и думать так было вполне естественно. С раннего детства Сергей хорошо помнил приторный запах корвалола и бледного отца, судорожно хватающего губами воздух.

Несколько лет назад Сергею приснился странный сон. Он долго брел по темному лесу, а потом вышел на поляну, освещенную голубоватым призрачным светом. Посреди нее на поваленном дереве сидел человек. Сергей подошел ближе и узнал отца. Тот посмотрел на сына грустными глазами и сказал: “Вот и все! Пришло время мне уходить...” Сергей сразу понял, что отец говорит о своей смерти. Острая безысходная тоска пронзила Сергея. С этим чувством он и проснулся.

Сон был таким реальными, что Сергей вдруг ясно почувствовал, что отец действительно умер и явился во сне, чтобы попрощаться с сыном, находящемуся от него за четыре сотни километров.

Ни домашнего, ни сотового телефона тогда у Сергея не было, поэтому мгновенно проверить свое предчувствие он не мог. Единственный круглосуточный переговорный пункт располагался в центре города, и Сергей уже собрался мчать туда на такси, да вовремя спохватился. Ведь, если сон обманул его, то звонком в три часа ночи Сергей мог серьезно напугать родителей.

Он сходил в ванную, умыл лицо холодной водой и лег обратно в постель. Сон не приходил. Перед глазами все еще стояло лицо отца и его прощальный взгляд. Сергей проворочался в постели около часа и лишь потом уснул.

А когда проснулся, то в окно светило яркое весеннее солнце, распевали свои утренние песни воробьи, и все было бы хорошо, если бы не проклятый сон. Сергей кое-как умылся, оделся и помчался к ближайшему переговорному пункту.

Родительский телефон ответил не сразу. Слушая гудки, Сергей всеми силами старался настроить себя на то, что сейчас мать дрожащим голосом сообщит ему страшную новость. Но трубку взял отец. Он был жив и здоров. Наверное, еще никогда Сергей не был так рад его слышать.

После этого случая нехорошие мысли еще долго не оставляли Сергея — вдруг сон был лишь предупреждением о приближающейся смерти?

Сергей стал звонить домой чаще и каждый раз осторожно выведывал о здоровье отца — все ли в порядке, не появилось ли каких недомоганий? Но, вопреки “вещему” сну, отец продолжал жить. Постепенно Сергей успокоился, ощущение реальности сна затерлось, и все страхи по этому поводу стали казаться наивной глупостью.

***

Известие о смерти отца застало Сергея по дороге на работу. Он уже вылез из автобуса и торопливо зашагал к офису редакции, как вдруг зазвонил мобильник. Было около десяти утра, и Сергей подумал, что это звонит один из коллег, но на табло высветилось “подавление номера”. Это значило, что звонок междугородний.

— Сергей? — спросил странно знакомый мужской голос и, кашлянув, представился — Это дядя Гена Пермяков...

Мысли Сергея напряглись — дядя Гена, лучший друг отца, зачем он звонит? Никогда раньше он не звонил, неужели что-то случилось?

Сразу вспомнился давний сон, и от ужасной догадки холодная дрожь пробрала Сергея. Он с трудом сглотнул, мгновенно накопившуюся липкую слюну, и, не узнавая собственного голоса, спросил:

— Что-то с отцом? Он жив?

Дядя Гена снова кашлянул и, не отвечая напрямую на вопрос, выложил подробности:

— Вчера вечером возвращался с участка... Налетел на камаз...

Надежда еще теплилась в душе Сергея — ведь дядя Гена не сказал, что отец погиб! Может быть он в больнице?

— Он жив?

— Нет, — коротко ответил дядя Гена, и оба замолчали.

Все мысли Сергея вдруг куда-то улетучились, и в голове возникла необыкновенная пустота. Сергей почувствовал, как глаза наполнились слезами, а в горле образовался вязкий комок... Странно, он ведь совсем не собирался плакать!

— Вечером приеду, — сказал Сергей, когда способность мыслить вернулась к нему, — Маму поддержите.

— Да-да, — ответил дядя Гена, и чтобы не тянуть тяжелый разговор, повесил трубку.

Слезы выкатилась из глаз Сергея и заскользили по щекам.

“Только не плакать!” — приказал он себе. Достал носовой платок, вытер слезы, высморкался и огляделся. В эту минуту город показался Сергею декорацией к какому-то очень старому спектаклю, в котором Сергей изо дня в день играл одну и ту же крохотную роль. Только вот сегодняшний спектакль должен был продолжаться уже без него...

Через два часа Сергей уже сидел в кресле междугороднего автобуса. Ехать на своей тойоте он не рискнул — почти четыреста километров пути в таком душевном состоянии, это не шутка. Как бы потом не пришлось матери хоронить два трупа, вместо одного...

Междугородние автобусы до Абакана ходили часто и быстро. Семь часов и ты на месте, а в пути можно выспаться или посмотреть зубодробительный боевик по установленному в салоне телевизору.

Уснуть, Сергей, конечно же, не уснул, а что показывали по телевизору, да и показывали ли вообще, он не помнил. Всю дорогу он будто находился в своей, непроницаемой для внешнего мира, скорлупе.

Он просто ехал и смотрел в окно. Сначала на проносящийся за окном город с его облупленными фасадами, самодовольными вывесками и муравьиной суетой транспорта. Потом, на остроконечные сосны, полосатое бетонное ограждение, опоясывающее крутые повороты, на придорожные кафе, предлагающие однообразное шашлычное меню. Затем на безмятежную степь с полосками полей, островками хилых лесопосадок и бесконечной линией электропередач, уходящей вместе с автотрассой за туманный горизонт.

В половине восьмого Сергей уже стоял у подъезда родительского дома.

Стоял и думал, что скажет матери.

Стоял и собирался с силами, чтобы пережить эти несколько дней и принять потерю так, как ее должен принять настоящий мужчина.

***

С той минуты, как Сергей открыл дверь и вошел в квартиру, он словно на несколько дней потерял себя. Все завертелось, закружилось, не давая опомниться, осмотреться, вернуться к своему прежнему спокойному бытию. Да, в общем-то, прежнего мира уже и не было — со смертью отца он мгновенно изменился и выглядел теперь по иному. Мать, жалкая и осунувшаяся, серый труп отца, который после смерти словно уменьшился в размерах и выглядел в гробу сморщенным старичком, сочувственные взгляды знакомых и родственников, суета похорон и поминок...

Потом все вдруг разом закончилось, и Сергей вновь обрел самого себя.
Он стоял у окна, один в пустой квартире. Мать ушла ночевать к родственникам — слишком тягостно ей было тут сейчас находиться. А Сергей остался. Стоял у окна и смотрел на улицу.

Первый этаж дома занимал супермаркет. Почти каждую минуту к нему подъезжали автомобили, и новые покупатели исчезали под козырьком с неоновой вывеской. Вскоре они возвращались с объемными пакетами, заботливо укладывали их в автомобиль и освобождали место новым автомобилям.

Сергей устало смотрел на этот бесконечный процесс потребления, но видел совсем иное. У него словно была еще одна пара глаз на затылке, и этой парой глаз он видел комнату за своей спиной. Вот кресло, в котором отец любил отдыхать после работы. Вот журнальный столик с отцовской пепельницей. Вот шкаф с книгами, которые он читал. А вот прямо перед носом, на подоконнике, горшок с разросшимся каланхое, стебель которого отец заботливо примотал к воткнутой в землю палочке, чтобы тот не сломался.

Прежний мир пока еще оставался зримым и осязаемым, но, внезапно лишившись своего генерала, этот мир, где отец был жив и здоров, уже начал сдавать свои позиции, отступать в дальние закоулки памяти, где, под прикрытием пухлых фотоальбомов, он мог еще некоторое время поддреживать свое призрачное существование.

Сергей отошел от окна и сел в кресло, но не в то, в котором любил сидеть отец, а в соседнее, словно боялся разрушить последние остатки отцовской ауры.

Напротив стоял сервант. За стеклянными дверцами стандартный набор — чайные сервизы с цветочками, хрустальные вазы с кружевными салфетками, миниатюрные фарфоровые кошечки и прочая мелочь. Слева от полок полированная дверца бара, за которой оставшаяся после поминок водка. Над баром полка. На ней графин. Рядом с ним Сергей разглядел сумочку, в которой отец хранил документы на машину. Эта сумочка из коричневого кожзаментеля была такой живой, что, казалось, сейчас послышится звук открываемой двери, войдет отец и скажет, что опять забыл документы дома...

Сергей со вздохом поднялся, взял сумочку и вытряхнул ее содержимое на журнальный столик. Хотел было уже бросить сумочку рядом, но она показалась ему подозрительно тяжелой. Он заглянул внутрь и вынул какой-то небольшой предмет, завернутый в клетчатый носовой платок. Осторожно развернул и обалдел.

Такую штуковину Сергей видел только на фотографиях — серповидная пластина с заостренными краями (очевидно, именно ими она упиралась в края сумочки, поэтому и не вывалилась сразу), по краю — замысловатый рельефный растительный орнамент, в центре — два крылатых льва, сцепившихся в схватке...

Сергей долго вертел в руках любопытную находку — разглядывал, взвешивал на ладони, пытался определить вес и стоимость, так как был уверен, что пластинка отлита из золота.
Как же эта вещица попала в сумочку отца? Скорее всего, он обнаружил ее на месте строительства дороги и просто-напросто не успел донести до археологов. Но такие вещи не находят по одной, значит есть целое захоронение, где можно отыскать и другие подобные вещи...

Сергей вдруг вспомнил, как еще в пионерском лагере он чуть не разрыл древний скифский могильник. Администрация лагеря решила тогда соорудить новую футбольную площадку. Расширили территорию, разметили поле, поставили ворота. Дети стали играть, и вдруг заметили, что из прошерканной кедами земли, стали проглядывать осколки костей и глиняные черепки с примитивным узором. Не долго думая, Сергей с товарищами позаимствовали у младшего отряда металлические совки, и в надежде найти древние сокровища попробовали копнуть глубже.

И нашли бы, если бы через полчаса не прибежал директор, который стал топать ногами и кричать, что самовольное разрытие древних могил — дело подсудное и без разрешения археологов копать тут нельзя! Отнял лопатки и пригрозил выгнать из лагеря, каждого, кто снова станет ковырятся в земле.

Тогда юные кладоискатели решили действовать ночью, но так ни разу и не смогли собраться с силами, чтобы дотянуть до назначенного часа — ночь брала свое, и ребята засыпали. А потом отряд отправился в поход, началась межлагерная спартакиада и затея с кладоискательством забылась сама собой.

Сергею потом говорили, что в следующем месяце в лагерь нагрянули археологи, устроили раскопки и все-таки нашли какие-то золотые безделушки. У Сергея же от всей этой истории осталось лишь несколько глинянных черепков с зигзагообразными узорами, которые, кажется, до сих пор валялись где-то в письменном столе.

И вот теперь, в сумочке отца, Сергей нашел то, что хотел отрыть почти двадцать лет назад в пионерском лагере. Сергей снова почувствовал позабытый кладоискательский азарт и подумал, что хорошо бы узнать, где находится предполагаемое захоронение. Ведь, если эта пластинка так и осталась лежать в сумочке, то, очевидно, курган находился в том месте строящейся дороги, откуда отец поехал навстречу своей смерти. Заодно не помешало бы выяснить, не знает ли кто-то еще об отцовской находке...

Сергею захотелось срочно что-нибудь почитать о древних скифах. Единственным источником информации была сейчас Большая советская энциклопедия, на которую когда-то посчастливилось подписаться отцу. Сергей достал из шкафа том со статьей о скифской культуре и засел за чтение. Сравнивал украшения на фотографиях со своей пластинкой, но не нашел ничего похожего. В общем-то, это было неудивительно — в энциклопедии были фотографии с раскопок в Центральной Европе, а эта пластинка была сибирского происхождения.

Возвращая книгу на полку, Сергей вдруг почуствовал, что у него вот-вот разболится голова. Он всегда безошибочно определял это предболевое состояние. Ничего странного в надвигающейся головной боли не было — нервное напряжение последних дней должно было каким-то образом сказаться.

Сергей нашел в домашней аптечке таблетку цитрамона, тщательно разжевал ее, чтобы скорее всасывалась, и запил водой. Теперь оставалось только подождать минут двадцать-тридцать.

За окном уже стемнело, но к супермаркету, работающему круглосуточно, по-прежнему подъезжади автомобили. Процесс потребления не прерывался ни на минуту, только покупательский контингент заметно помолодел. Это было не только видно, но и слышно — практически из каждой машины доносились попсовые мелодии модных песенок или вальяжный хрип шансонье.

Чтобы от этого шума голова не разболелась еще больше, Сергей прошел в свою бывшую комнату, окно которой выходило во двор, и, не раздеваясь, плюхнулся на диван.

Сергей попытался заснуть, чтобы пережить неприятные ощущения во сне, но вместо сна погрузился в какое-то мутное полусонное состояние. Казалось, что он медленно опускается на дно глубокого колодца, заполненного беспросветной вязкой жижей. И чем глубже Сергей туда погружался, тем нестерпимее становилась боль и, казалось, что уже никогда не всплыть наверх, не преодолеть эту многометровую вязкую толщу.

Очень быстро боль стала такой сильной, что Сергей готов был выть, как раненый зверь. И он действительно завыл бы, но не мог разомкнуть рта. Не мог пошевелить ни ногой, ни рукой — вязкая боль спеленала его так туго, что, казалось, скоро он не сможет даже дышать.

Сергею стало страшно, но настоящий ужас охватил его тогда, когда он почувстовал рядом чужое присутствие. В окружающей мгле таился еще кто-то. До поры до времени этот кто-то оставался невидимым и неподвижным, но вдруг сдвинулся с места и стал медленно приближаться к Сергею.

Сергей не видел чужака, но ощущал каждой клеточкой своего горящего тела. И вдруг стало понятно, что здесь, в предсонном мире, это невидимое существо наделено абсолютной властью, что оно может сделать с Сергеем все, что захочет, и эта жуткая боль исходит именно от него, и только оно может прекратить или, наоборот, усилить ее.

Сергей чувствовал себя беззащитным кроликом, распластанным на операционном столе. Он хотел сбежать, спрятаться, проснуться, но не мог.

А существо подступало все ближе и ближе... Сергей чувствовал, как сгущается вязкая мгла, наделяя существо осязаемой плотью, как это отвратительное тело подступает к нему вплотную, как склоняет над ним свое хищное лицо, готовясь выжечь душу Сергея безжалостным взглядом.

Но тут что-то изменилось. Сергей услышал нарастающий гул, а затем почувствовал легкую вибрацию, которая стала превращаться в странно знакомый монотонный звук: “Бум-бум-бум-бум”. И внезапно на фоне этого звука родился другой — резкий и острый, как зубная боль. Он был таким мощным и всепроникающим, что мгновенно вытолкнул Сергея на поверхность реальности.

Машина за окном просигналила еще раз. Какой-то запоздалый, напрочь лишенный совести, любовник заехал за своей подружкой и теперь звал ее спуститься. “Бум-бум-бум-бум”, — громыхали в машине колонки, заставляя вибрировать весь, уже уснувший, дом.

Сергей проснулся, но ощущение кошмара не исчезло, к тому же голова раскалывалась от боли. Но теперь Сергей уже мог пошевелиться, хотя пока и не решался. Казалось, что существо из сна вынырнуло в реальность вслед с Сергеем, и сейчас таится где-то здесь, в темной комнате...

Сергей попытался освободиться от наваждения и тряхнул головой, но вызвал только новый приступ пронзительной боли. Раздавленный ею, Сергей лежал в темноте и всматривался в нечеткие контуры предметов. Казалось, что мрак, сквозь который скользит его взгляд, насквозь пропитан все той же зловещей субстанцией, и ничто, кроме солнечного света не способно изгнать ее...

“Бум-бум-бум-бум”, — грохотала музыка за окном, и, ошалевшему от боли Сергею, это казалось уже не звуком синтезатора, записанным на компакт-диск, а ударами огромного шаманского бубна, зависшего в воздухе прямо напротив окна. Это ощущение было настолько сильным, что, казалось, тени на потолке вот-вот сорвутся с места и закружатся по комнате в диком первобытном танце.

Боль была невыносимой, нужно было срочно выпить анальгин или какое-нибудь другое, более сильное обезболивающее. Кое-как Сергей собрался с силами, приподнялся и сел на кровати. Взгляд его скользнул вперед и он увидел над столом, где оставил скифский амулет, слабое голубоватое свечение.

“Вот и галлюцинации начались”, — подумал Сергей и встал, чтобы разобраться, в чем тут дело. Но только он сделал шаг вперед, как пол дрогнул и, в буквальном смысле, ушел из-под ног. Чтобы не упасть, Сергей схватился рукой за шкаф и вдруг почувствовал, как тот задрожал у него под рукой. И это была не прежняя легкая вибрация от гудящих внизу автомобильных колонок, это была дрожь, исходящая откуда-то из недр земли. На кухне задребезжала посуда, а стоящий на шкафу стакан с водой, который Сергей оставил здесь, когда запивал таблетку, вдруг сам собой заскользил к краю, а потом рухнул вниз и разлетелся на сотню осколков...