Самый теплый ветер

Это был старый, некогда красивый дом, захваченный в плен резными решетками и зелеными цепкими пальцами вьющегося плюща. Белоснежная прежде штукатурка, местами осыпавшаяся, стала теперь грязно-серой.
Дом казался мертвым 364 дня в году. Свет не озарял его окон, оставляя пустыми черные глазницы со скрипучими рамами-веками. В стенах его не раздавалось ни смеха, ни плача. Но один раз в год, весной, на крыльце появлялась единственная оставшаяся под его сводами обитательница, его хозяйка, и дом оживал. Сквозняк, по старой памяти гулявший по дому, благодаря открытой двери и окнам, уносил с собой духоту и пыль, скопившиеся за год, готовя место новым свежим весенним запахам. Солнечные лучи рассекали привычный сумрак, будто чья-то милостивая золотая рука вдруг сдергивала черную повязку с глаз приговоренного к смерти. Крыльцо скрипело, когда она выносила старое кресло-качалку, и усаживалась в него. В руках у нее не было ни вязания, ни книги, ни газеты. Она не хотела отвлекаться на мелочи, для них у нее есть целый год, и только лишь один день, чтобы ждать. И она ждала. Сердце умерло у нее в груди, изойдясь последними мечущимися ударами, в тот же самый миг, как приняла она горькую весть о гибели сына. И теперь не замирало оно в радостном ожидании, не билось быстрее в томительном волнении. Оно просто ждало. Ждало скорой встречи.

Почтальон остановился перед длинным забором мистера Итона и сразу же увидел его самого, мирно курящего трубку на веранде. Его жена, как и все добропорядочные хозяйки в округе, затеяла весеннюю уборку, а потому домой ему пока ход закрыт. Перед ним на крыльце кувшин с соком, накрытые вышитой салфеткой сандвичи и полосатая кошка.

- Отличный сегодня денек, верно, мистер Итон? – Почтальон передал ему газету. – Как будто ветер меняется.
- Это уж точно, раз сегодня Мэг выходила. – Мистер Итон распахнул калитку, приглашая молодого человека во двор. – Выпьете сока?
- Да, пожалуй. Спасибо. А кто такая Мэг?

Почтальон работает здесь недавно, а потому не все знает.

- Мэг Филипс, моя ровесница, живет вон в том доме на холме. Писем ей, впрочем, наверняка не приходит. Не от кого больше.
- Не приходит. А я думал, что там никто не живет, – искренне удивился юноша.
- Да я сам иногда начинаю сомневаться, что она жива, но посыльный раз в неделю доставляет ей продукты, я только от него и узнаю, как она себя чувствует.
- Отчего же сами к ней не заходите?
- Она теперь людей сторониться. Видно, совсем разум потеряла от горя. Ведь ее единственного сына на войне убили, почти уже перед победой. Я сам не слышал, но жена моя рассказывала, будто в ту же ночь он ей явился, как призрак, вроде. Просил прощения у нее, мол, был у него выбор, кем стать в новой жизни, она хотела, чтобы он снова человеком стал, а тот решил стать ветром. Летчиком он был, вот и захотел вечно над миром летать. Теперь она только раз в год из дома выходит, весной. Ветра ждет. Говорит, пролетит он над родной крышей и сразу легче ей становится, потому что, говорит, ветер этот самый теплый.