В церкви

 Задыхаясь от убежденности в своей правоте, сильный и крепкий духом батюшка стоит перед рассматривающей его толпой. Сильно пахнет перегаром, луком и еще не бог весть чем. Трудно представить, что в доме господнем пахнет именно так. Однако ничего не поделаешь – даже ангелы омрачены чем-то на старых расписных стенах у Господа в квартире, даже батюшка не уверен, что задыхается он от убежденности в своей правоте, а не от ужасного смрада. Зюськинд оценил бы столь сильный и колоритный, столь неизысканный запах.
 
 Церковь совсем маленькая, построенная еще в прошлом веке, кажется немеблированной комнатой с пыльными и старыми коврами на стене. Алтарь был бы вполне величественным и даже красивым, если бы не являлся в прошлом жертвенным столом. Хотя это совсем не обязательно знать, а тем более осознавать, когда приходишь сюда в гости. Хозяин дома выслушает и утешит гостя так, как он этого хочет. Хозяин дома даст все, что у Него попросят. Иногда Ему досадна собственная доброта и безотказность, но ведь так трудно отказать, когда просят. Когда ТАК просят. Пресвятая Дева глядит снисходительно и грустно. Редко, когда Она улыбается на всех тех фото, которые развешаны почти везде, куда проникали православные первохристиане. «Ах, дети малые», - говорит Ее взгляд. Она полна укоризны и держит на руках свое Дитя, которое научит Ее жить. Она была, есть и будет самой счастливой матерью на свете – том и этом – потому, что на Ней никогда не будет лежать ответственности за то, каким вырос Ее ребенок. Он вырос божественным, и этим все сказано.

 Батюшка долго кашляет. Он с каким-то ожесточением крестится и смотрит на всех собравшихся перед ним. Люди тоже крестятся, и у батюшки возникает ощущение, что он стоит перед двумя десятками зеркал. Собравшиеся смотрят по сторонам и на главную икону за алтарем. Собравшиеся долго шепчутся и переговариваются друг с другом, и ждут. Снова ждут того, когда же закончатся все приготовления, когда священнослужитель закончит этот свой долгий диалог с Господом. Батюшка рассчитывает, что это полилог. Однако это даже не то, что думают благочестивые собравшиеся. Батюшка даже в страшном сне не сможет признаться себе, что произносил в течение всей своей долгой церковной службы монолог – долгий церковный служебный монолог. Он склоняет голову перед Господом и просит, чтобы тот наставил на путь истинный всех присутствующих. Нет, даже тех, в первую очередь тех, кто вообще не приходит в церковь, кто не знаком еще с Господом, кто позабыл Господа. Он стоит перед людьми и старается, что есть силы объять их взором и увидеть прекрасных сынов и дочерей Господних. Батюшка обращается к ангелам и строго-настрого приказывает им беречь от напастей всех-всех живущих и всех-всех умерших…

 Господь вздыхает и, наконец, отвечает батюшке, что все в прядке, что он все слышит, все сделает так, как тот просит. Господь говорит ему, что не было нужды обо всем этом просить, потому что Он сильно-сильно любит своих детей и прощает, и дает надежду, и спасает от страшных бед. Все это батюшка понимает сразу, одним махом. Ему становится легко и свободно. Он усмехается самому себе и своей непроходимой глупости в том, что заставил Господа признаться в любви ко всем людям. Снова.

 Батюшка поднимает лицо навстречу пастве и молодой паре перед ним. Он спокоен и больше не задыхается от запаха, больше не боится показаться в чем-то неуверенным – в чем-то очень важном. Батюшка глядит на ангелов с пониманием и добродушием, кивает им в ответ на песнопения. Свечи горят белым - ярко и трепетно, все преображается в светло-голубо-сиреневые тона, и певчие поют совсем по-особенному. Совершается таинство. Отец Георгий начинает венчание.