Герои. Надежда

Как бы дым твоих не горек
Труб
Глотать его все нега,
Потому что ночью город –
Опрокинутое небо
Цветаева М. И.


Святослав сидел на воображаемом кресле где-то над городом, наслаждаясь ветром, который на высоте ощущается еще более сильно, чем в ночных переулках, улицах, и даже на набережной беспощадность ветра не шла ни в какое сравнение с играми потоков чистого воздуха, растрепывающими волосы и воротник длинного темного плаща фигуры зависшей в неопределенном времени и столь же бессмысленном пространстве. Путь его неизбежно приближался к своему логическому завершению, как и у каждого существа, сгорающего в реальности материи, дарящего тем самым миру еще немного потерянной энергии, которую потом назовут жизнью. И хотя смерть окружала Святослава повсюду, в том числе она с нетерпением ожидала его этой ночью в одной из заброшенных квартир, умереть он не мог, потому как и не жил никогда на свете, и страха при осознании того, что скоро все закончится, не было. Была усталость. Был ветер. Была холодная октябрьская ночь, и город где-то внизу тысячами давящих мыслей нагружал больное сознание.

- Пора, - беззвучной фразой откуда-то из вне прозвучал шепот ветра.

Святослав встал в полный рост и начал спускаться вниз по лестнице, которая появлялась там, где он медленно ступал со ступеньки на ступеньку, будто освещаемыми его темным свечением, восстающими из пустоты, чувствуя приближение черных ботинок, которые через мгновение соприкасались с холодным камнем. И даже нельзя было сказать, Святослав ли направлял свое движение, создавая темную лестницу над городом, или ступеньки вели его, не давая никуда свернуть. Ближе к земле ветер становился тише, но щемящее чувство надвигающегося снизу пространства било в висках все сильнее.

Через некоторое время, которого уже не существовало, лестница уперлась в незакрытое окно одного из многоэтажных домов. Темная фигура остановилась на подоконнике, затем аккуратно сошла вниз. В комнате не было практически ничего, кроме разбитого дивана, который, очевидно, продать было уже невозможно. Грязный паркет, разбитый еще десяток лет назад, был сплошь заляпан пятнами и плевками, кое-где встречалась кровь. Ободранные стены садами Семирамиды опускали обои, пытаясь достать до пола. Святослав остановился у окна, не двигаясь дальше.

На диване находился мужчина в позе, которую назвать сидячей было нельзя, хотя все внешние признаки на то указывали. Его можно было бы посчитать за мертвого, если бы не периодические мычания, которые доносились из какого-то настолько глубокого внутреннего размышления, что, пройдя весь страшный путь наружу из наркотического сна, они оживали нечеловеческими звуками, придающими всей комнате вместе с постоянно хлопающими от ветра окнами неповторимую атмосферу мистики и ужаса. Надя лежала на полу, опустив голову на вытянутую левую руку, а правой рисовала узоры на грязном паркете, произнося неслышное заклинание, о котором можно было догадаться только по шевелящимся губам.

- А я тебя вижу, - отчетливо и равнодушно, словно маленькая девочка, за которой пришли родители, произнесла Надя, не отрывая глаз от своих узоров.

- Я знаю, - Святослав, наконец, сдвинулся с места и подошел к стенке и, облокотившись спиной, опустился на пол.

- Я умерла? – все тем же спокойным тоном, спросила женщина, не поднимая глаза, словно боясь посмотреть на пришедшего.

- Да.

Святослав неслышно ударил ладонью об пол и кончик пальца, которым Надя рисовала на паркете, начал оставлять шлейф из звездочек, собирающихся в причудливые узоры.

- Мне совсем не страшно, - ее рука остановилась, и звезды на полу, замерев, постепенно потухли. – Я попаду в ад?

- Нет ада другого, кроме как на земле, - спокойно сказал он, - как, собственно, и рая.

- Значит, все закончилось?

Вопрос утонул в тишине и звуках бьющихся от ветра окон.

- Мы пойдем, когда ты будешь готова.

- Хорошо, - она поднялась с пола. Ощущение было такое, будто весь мир - декорация совершенно ничего не значащая, поэтому все ограничения оставались лишь в воображении, а холод от мнимого касания пола больше напоминал воспоминания. – А я всегда думала, как у тебя это получается, - она закрыла глаза, что бы зрение не мешало видеть окружающую вселенную, и начала свой печальный танец в воздухе, в бесконечном пространстве, которого не существовало.

Святослав щелкнул пальцами, и музыка, звучавшая до этого только в голове у Нади, стала медленно захватывать комнату, сливаясь с шумом ветра и ночного города, доносившегося из открытого окна.

- А где же мой ангел? – не останавливаясь, спросила она.

- Видел его вчера в парке. Наверно, работает сейчас. А может просто не смог выдержать. Мы редко приходим провожать чужих.

- Понятно… А тебе много осталось.

- Две.

- Всего две души? – ее танец стал более оживленным, раскрашиваясь в разные оттенки ночи. – А что ты будешь делать потом?

Святослав не ответил, а Надя эффектно завершив свой танец реверансом для него, опустилась на пол и села под окном:

- Ой. Я так давно ничего не танцевала… кроме стриптиза.

Он промолчал.

- Святослав, тебя ведь так зовут? Можно тебя спросить?

- Да.

- Он жив?

- Да. Его зовут Никита. Он ходит в первый класс, - на этих словах стена перед ними и диван с покоящимся на нем мужчиной (в руке которого теперь явно был виден окровавленный нож), осветилась невидимым проектором, и начался беззвучный фильм из каких-то частных хроник, где маленький мальчик под новогодней елкой рассказывал стихотворения, все время поправляя падающее заячье ухо. - У него есть друг Степа, - продолжал Святослав, - с которым они живут на соседних койках, - в это время мальчика в новогоднем костюме зайца начали подбадривать остальные дети, прыгая вокруг него. – Учиться он не любит. Любит футбол, мультфильмы утром в субботу, когда их включают для всех. Не любит он борщ и молоко.

Он замолчал, а Надя встала и, обойдя диван, начала рассматривать изображение на стене, не закрытое ее тенью. В беззвучном фильме девочка постарше принесла детям прозрачный пакет конфет, и все накинулись на него, а мальчик в костюме зайца остался под елкой, заворожено смотря в камеру.

- Он и был моим наказанием?

- Нет. Ты сама выбрала свой путь. А наказания не будет вообще.

Они замолчали. Картинка на стене замерла, а потом постепенно потухла.

- Ну что же, - ее голос был полон решимости. – Пошли!

Святослав поднялся и протянул ей руку. Надя перелетела через диван и опустила свою ладонь в предложенную руку, оставаясь в воздухе.

- Вперед, мой Ангел! Вперед! - сказал он, пропуская ее в пролет окна, из которого уже вниз спускалась лестница, исчезая где-то в бесконечной темноте ночного двора.

- А можно мы пойдем наверх?

- Это как?

Она потянула его за руку, и перевернула обоих так, что они оказались идущими по нижней стороне лестницы вниз головой.

- Вот. Теперь мы идем вверх, - радостно сказала она. И действительно лестница теперь уходила бесконечно далеко ввысь, теряясь в пустоте. – Потому что ночью город – опрокинутое небо, - закончила Надя.

- Никогда не думал об этом. Пошли?

- Да.

И они двинулись вверх.

Некоторое время они молча перебирали ступеньки, наблюдая темноту, которая все больше их поглощала. Сначала исчезли огни и шум города, потом и их собственные звуки и цвета стали исчезать. Она остановилась и со всей силы ударила каблуком по холодному камню. Но никакого хлопка не последовало. Потом Надя попыталась что-то сказать, но губы ее шевелились впустую.

«Здесь уже нельзя говорить, - пронесся мыслью в ее сознании голос Святослава. – Мы уже почти пришли».

«И скоро все закончится?» - подумала она.

«Да».

«Знаешь… Все о чем я могу сейчас думать, это то, что жизнь прекрасна, не смотря ни на что. И еще, хочется сказать спасибо, за то, что я ее прожила».

Святослав ничего не ответил на ее реплику. И мысли временно прекратились.

«Не молчи! Думай что-нибудь! Мне страшно!».

«Все. Дальше я идти не могу. У меня еще две. Ты помнишь?».

«Но ты же скоро придешь? Я там больше никого не знаю».

«Там вообще никого нет. Но я скоро тоже пройду эту лестницу до конца».

«Прощай Святослав!»

«Прощай».

И мысли ее двинулись дальше, превращаясь постепенно в обрывки фраз, пока, наконец, не умолкли.