Угол коммуны

Угол улицы Коммуны и шоссе Революции - отвратительнейшее место среди Питерских задворок. Чадящие помойки, разваливающиеся деревянные избушки, прокопченные корпуса полузаброшенного Охтинского химкомбината. Одним словом, светлым будущим здесь и не пахнет. Мало кто из людей, проходящих по вышеназванной улице, имеет понятие, что же означает это мудреное слово “communa”. Да оно и неважно, ведь это понятие было вытеснено на периферию сознания русского человека еще задолго до их рождения.
В науке, да и в жизни уже давно присутствует странная мода - давать многим понятиям иностранные названия, по-видимому, от этого они должны казаться более “научными”. Теперь в ходу мода на наступающий со стороны океанов английский, тогда была мода на ассоциирующуюся с многочисленными утопиями “идеального государства” латынь. Если мы переведем эту самую commun*у на русский, то получим вполне привычное нашему уху слово “община”. Древностью веет от этого слова, старой Русью с домиками - теремками, золотистым пшеничным полем, звоном церковных колоколов.
В те далекие времена ничего не делалось просто так. Житель тех “дремучих” времен, который для нас видится огромным бородатым мужиком. в каждом предмете, в каждом событии и явлении неудержимо стремился раскрыть высший смысл и неизбежно находил его. Хлеб для него был частицей Солнца, домик - Бытием в миниатюре, вращение колеса - таинственным путем Светила с Севера в темную пещеру Юга и обратно. Точно так же и община для него была средством мистического саморасширения, выхода за пределы самого себя и единения с другими людьми, в конечном счете подразумевающее достижение Богоединства. Рядом с деревушкой непременно было кладбище, и каждая могилка несла на себе знакомое всем живущим имя, таким образом пребывающая на Этом Свете часть общины обретала таинственное единство с той частью, которая уже находилась Там.
Все прочие проявления общинной жизни были тесно связаны с ее основным предназначением и играли роль средства дополнительного объединения людей. Одним из таких средств был совместный труд, который таинственным образом оказывался более полезным, чем работа каждого индивида по отдельности. Теперь такой странный эффект назван звучным иностранным словечком “эмерджентность”. Другими средствами достижения единства были веселые праздники и забавы, дошедшие до нас в виде лишенных смысла осколков, являемых разнообразными фольклорными ансамблями.
Наиболее ярко таинственное единство людей проявлялось во время возникновения разнообразных народных мистических гетеродоксий внутри Православия. Здесь и хлыстовство, и скопчество и все течения, происшедшие от хлыстовщины - бегуны, плясуны, трясуны, дырмоляи и т.д. Учения молниеносно охватывали общины и распространялись от одной общине к другой со скоростью, невероятной даже для настоящего времени.
Община была сердцем, центром русского общества, именно из крестьянских общин набирались воины и священники. Имела Русь Общинная и особый “орган власти” (выражаюсь современным языком) - Вселенский Собор.
Неизвестно, когда возникла эта форма общественной жизни, но хорошо известно, когда началось ее уничтожение. Начало этого периода связано с приходом к власти династии Романовых и наиболее зловещего ее персонажа - Петра 1.
Сперва перестал созываться Вселенский Собор и община сделалась хоть и по прежнему основным, но уже абсолютно бесправным элементом русской жизни. Затем над общинной Русью выросло тучное дворянское сословие, которое считало себя никому и ничем не обязанным, в то время, как Русь считалась обязанной ему всем. Изнеженные бледные дворяне, уже плохо знающие русский язык, позабывшие все существовавшие ранее кодексы чести, зачастую бегущие от запаха войны, как черт от ладана, до глубины души презирали непонятную им “мужицкую” Русь. Фактически русский народ раскололся на два чуждых друг другу народа, даже говорящих на разных языках, при этом те, кто нес древние традиции, оказались внизу, под пятой доморощенных “колонизаторов”.
Главным противником такого положения дел стала та часть народа, общинные традиции которой были выражены в наибольшей степени, то есть казачество. Лихие восстания Степана Разина, Кондратия Булавина, Емельяна Пугачева остались героическими страницами борьбы общинной Руси против напомаженной, лишенной собственного смысла, да и цели, романовской России.
Наиболее серьезный удар нанес 19 век. Россия предпринимала отчаянные попытки втянуться в европейскую хозяйственную систему, но Российская Империя не имела “дойных коров” в виде многочисленных заокеанских колоний, и не могла собрать достаточное количество ресурсов для проведения пресловутой индустриализации. Решение возникло само собой - сделать этими “дойными коровами” свои же русские общины, разными путями выкачивая из них средства для создания промышленности. Некоторые наиболее радикальные фигуры вроде П. Столыпина желали вообще казнить русскую общину, принести ее на алтарь индустриализации, однако время тогда еще не пришло.
Непреодолимое противоречие между любой ценой рвущейся на Запад Россией и самобытной Русью, так и не успевшей породить полноценную самобытную цивилизацию, стало причиной серии российских революций. Революция 1917 года прошла под лозунгом “Вся власть советам”, а советы как раз и были своеобразным возрождением общинной власти. Именно тогда и всплыло на поверхность это самое слово “communa”, и его “родителями” были два далеко стоящие друг от друга течения - Марксистская гетеродоксия западной мысли и все та же самая русская общинность. Даже само слово представляет собой своеобразный компромисс - форма иностранная, а содержание самое что ни на есть наше, родное. Но что бы там ни было, наступил короткий период восстановления общинности и даже создания неизвестных ранее форм общинной жизни, о которых рассказано в замечательном романе Андрея Платонова “Чевенгур”.
Однако над общинным проектом висел острый топор марксизма, который провозглашал наступление коммунизма лишь после соответствующего развития материально-технической базы, то есть - индустриализации, которая в свою очередь требовала материальных и человеческих ресурсов. Быть может, этот момент марксистского учения можно было бы еще обойти, в конце концов просто плюнуть на него, но мировая промышленная революция опять-таки выглядывала из за границы уже в виде танков и пушек, линкоров и самолетов. Иными словами, развитие промышленности требовалось уже во имя обороны, и возникал абсолютно проигрышный вариант. Если идти по пути индустриализации, то община будет обескровлена, из нее выкачаются все материальные ресурсы и уйдут самые лучшие люди. В городах эти люди вольются в гигантские трудовые коллективы, которые в силу своей численности (десятки тысяч человек) не могут быть общинами. Технологии того времени требовали гигантских производственных комплексов, где большинству работающих “выпадала честь” заниматься самым тупым, абсолютно нетворческим трудом. Естественно, что промышленные предприятия, их руководство, выпускаемая продукция да и сама работа (вроде завинчивания на протяжении всей смены гайки А на болт М) не могла не восприниматься занятыми на ней работниками как нечто отчужденное, как средство добывания “зарплаты”. Конечно, сперва этот момент в значительной степени смягчала создававшаяся тогда “новая культура” и пропаганда, но со временем выродились и они. Медленно, но верно, городской человек превращался в хорошо знакомого по сегодняшнему дню капризного самодостаточного индивидуума.
В противном случае, если бы уже индустриализация была принесена в жертву общине, ликвидацию общинности вместе со всей русской традицией произвел бы уже иноземец при помощи своих штыков. В итоге речь шла о выборе между смертью медленной и смертью быстрой. Выбор, конечно, пал на первое - главное сейчас выстоять, а дальше - видно будет.
Коптящая небеса индустрия произвела много полезной и бесполезной продукции, но один из ее продуктов имел весьма специфические свойства. Этим продуктом был чиновник, отчужденный от трудового коллектива руководитель, который незаменим на предприятии с огромным числом трудящихся, не знакомых друг с другом лично, что делает невозможным выбор общинного старосты. Однажды появившись, прослойка чиновников со временем стала пополняться практически только за счет самой себя, что неизбежно и привело ее к деградации, которую мы видим сегодня. Их стремления были и есть элементарно просты: сохранить за собой кормящее место и изменять окружающую общественную среду в сторону обеспечения наибольшего собственного комфорта. Дальнейшее управление государством могло быть только бесконечной чередой идиотских компромиссов и откровенных предательств, последствием чего стали и ориентация экономики на экспорт сырья и 90 - е годы и сегодняшний день.
Укрепление чиновничьей прослойки поставило окончательный крест на идеи общинности, ибо ее объективный интерес заключается как раз в эксплуатации огромной массы разрозненных индивидуумов, совершенно беспомощных против их воли. “Добивание” остатков общинного духа осуществляется при помощи средств массовой информации, системы образования, да и самой организации жизни по принципу “выживания сильнейшего”.
Однако, как это не парадоксально, этот процесс означает рубку сучка, на котором сидишь, ибо само общество еще существует только потому, что присутствует еще в нем остаток былого общинного духа. Русский индивидуализм, совмещенный с бедностью большей части народа, неизбежно приведет к тому, что я называю “антропологическая катастрофа”, которая в специфических русских условиях куда более вероятна, чем катастрофа экологическая. Человек - существо многомерное, в нем присутствуют и героические черты “сверхчеловека” и ничем не примечательный “просто человек” и хорошо описанный маркизом де Садом мерзкий “недочеловек”, дразнить которого далеко не безопасно. Однако современная “масс культура” ориентируется, прежде всего, на недочеловека, придавая ему ту живую водицу оправдания, которой не хватало во все предшествующие эпохи. Сколько времени этот змей еще сможет просидеть взаперти - известно только Богу, однако уже сейчас глаза наших соотечественников то и дело наливаются звериной злобой, и от описания новых преступлений все больше стынет кровь в жилах. Русский человек, как известно, склонен к крайностям, его никогда не сдержит бумажная скорлупа законов, а что до “правоохранительных органов”, то они состоят из таких же людей, как правило даже не лучших, и уж если в этой ситуации они и будут чем-то отличаться от остальных сограждан, так только тем, что начнут резню первыми и благодаря наличию оружия будут иметь в ней кое-какие преимущества.
Война всех против всех, тотальная резня, кровавая баня, каких не видел свет. Подозреваю, что заграница нам в этом благом деле поможет - они заинтересованы в сокращении народонаселения “конченных стран”. Правда, следом за Россией наступит и черед Запада, но он наступит чуть позже, сытые и богатые все-таки немного ленивее.
Над залитыми кровью городами стоит звенящая тишина, ветерок колышет лохмотья одежды, сохраненной на изуродованных трупах, по небу плывут ядовитые химические облака (работники соответствующих производств тоже - люди). Где-то скрипит уже никого не защищающая развороченная дверь, недавно бывшая для кого-то последней надеждой и опорой. Именно таким будет полное исчезновение в нас остатков некогда могучей общинности, полное и окончательное торжество автономного индивидуума, которого никто из этих индивидуумов так и не увидит.
Поэтому, не пора ли подумать о путях спасения от грядущей катастрофы? Быть может, спасаясь от этой беды, мы заодно еще и жизнь русских людей сможем подправить, и родную природу подлечим, и еще чего-нибудь полезного по пути сделаем! Тем более, что пути эти открылись нам как раз сейчас, в самом конце индустриальной эпохи...
Начнем снизу, со стороны техносферы, так как именно она в свое время стала “могильщиком” старой общинности. Нам потребуется революционное сокращение материалоемкости и энергоемкости всех известных производств, радикальное продление сроков жизни всех образцов промышленной продукции. Возможно ли это? На данном этапе развития уже известно множество так называемых “закрывающих технологий”, которые позволят сделать промышленность весьма компактной, уменьшить ее до размеров общины. Если на этот процесс наложить еще и комплексную автоматизацию, а параллельно с ней - создание эффективных “малых” энергоагрегатов, то в итоге мы получим практически автономные небольшие заводики, полностью заменяющие существующих промышленных “монстров”. Добавив к этому новые строительные технологии (быстрое возведение малоэтажных зданий) мы получим возможность создать множество городов-общин, “разгрузив” впадающие в неистовство жуткие города - ”миллионщики”.
Рабочие руки, высвободившиеся в результате минимизации и автоматизации промышленности, можно будет направить на эстетизацию продуктов труда, на выполнение уникальных манипуляций, доступных только человеку. Итогом станет превращение всякого образца промышленной продукции в маленькое произведение искусства, а человека - в творца.
Многие из необходимых технологий уже существуют, некоторые из них практически готовы к употреблению и только ожидают своего часа, другие еще нуждаются в доработке. Отсутствие их востребованности связано с тем, что они способны изменить общественную и экономическую среду в ту сторону, изменение в которую совсем не нравится нынешним ее “хозяевам”. Именно поэтому и создается упорная иллюзия в том, что существующее состояние техносферы - единственно возможное и все ее “недостатки” являются абсолютно неустранимыми, из-за чего их следует “переносить молча”.
Но, конечно, возвращение к общинности не может быть только лишь технологическим вопросом. Основную роль в этом процессе должна сыграть культура, вновь вернувшаяся к темам богоискательства и самопожертвования и вытеснившая из себя тему бесконечных соплей “маленького недочеловека”. Несомненно, что первые сражения предстоящей “войны за Русь” произойдут именно на этом поле, и от их исхода зависит все будущее Новой Руси. Серьезные изменения потребуются и системе образования, задачей которой станет обучение детей и молодежи в первую очередь наследию предков. Преподавание всех прочих предметов, очевидно, должно быть тесно связано с наследием предков.
 Попробуем подвести краткий итог и посмотреть, как же изменит наше общество переход к общинности, какие вопросы можно будет решить таким путем? Быть может, исчезнут даже такие явления, с которыми нынешнее атомарное общество ведет нескончаемую борьбу, с результатом прямо противоположным намерению? Разумеется, всего многообразия общественных явлений мы рассмотреть здесь не в состоянии, глянем пока лишь на то, что лежит прямо на самой поверхности.
Во-первых, будет снято вечное проклятие отчуждения человека от продуктов его производства, исчезнет темная сторона труда. Работа станет не серией скучных жертв на непонятно чей алтарь, а путем самореализации человека через излучения Смысла в темные материальные лабиринты.
Во-вторых, исчезнет такое явление современного мира, как одиночество, порождающее многочисленные страхи и очень часто приводящее людей в полузвериное состояние.
В-третьих, канет в небытие горе отсутствия признания, когда человеческое самовыражение тонуло в океане индивидуумов, озабоченных только самими собой.
А наряду с этими главными изменениями нашей жизни произойдет множество побочных, уже не столь важных и интересных:
1. Вследствие экономии энергии, материалов и меньшей нагрузки на транспортные системы снизится влияние на природную среду.
2. Из-за отсутствия необходимости в контроле и управлении каждым индивидуумом резко сократится управленческий аппарат.
3. Возрастет разнообразие и эстетичность продукции.
4. Резко снизится преступность, так как многие виды преступлений станут просто невозможны (например - экономические), в профилактике остальных видов преступлений будут заинтересованы сами общины, ибо им придется отвечать за каждого преступника, вышедшего из их Среды.
5. По причине распределения функций крупных объектов между многими общинами, исчезнут цели для нанесения ударов вероятным противником, и таким образом возрастет обороноспособность нации.
6. Развитие общин приведет к контролю с их стороны за всей политической жизнью, и это сделает невозможным любые злоупотребления властью. В исключительных случаях объединение общин способно совершить революцию, чего, конечно же, никогда не сможет сделать разрозненный рой индивидов.
Такие мысли пришли ко мне в голову, когда я в очередной раз брел между окраинных трущоб по всеми забытой улице Коммуны к шоссе Революции.

ТОВАРИЩ ХАЛЬГЕН
2005 год