Реферат

 Году в 1976, когда страна отмечала принятие Новой конституции, наш преподаватель по экономике социализма, Александр Иосифович Лившиц очень настойчиво дал нам с Колей Чистяковым задание подготовить выступление на семинаре. Зачем он это делал, остается загадкой, но которую, если поднапрячься, решить можно. У нас в группе Р2-72 с первого курса повелась такая традиция – бурно выступать на семинарах на СЭД – социально экономических дисциплинах. Это объяснялось и тем, что серьезно готовиться всегда труднее, да и нудно, а вот дерзко выступить, поставив преподавателя в положение отступающего – было проще, для этого большого ума не надо было. И после таких "каверзных вопросов" семинар катился по накатанной дорожке спора с преподавателем, вы, мол, говорите так, а вот у нас в стране то-то...

И понятно, бурно обсуждали мы и вопросы экономики социализма, который рушился на наших глазах. Притом, что должность у Лившица была, можно сказать, собачья. Он был заведующим кафедрой «Экономики социализма», и поэтому на лекциях постоянно врал. Кстати, это было заметно по его голосу. Ясно, что он знал все – и движущие силы социализма, и кто был ведущей силой народного хозяйства, и много того, чего мы тогда не знали. Но когда он с дрожью в голосе начинал вещать, что индекс цен у нас стоит с 17 года, поднимая вверх палец и обводя взглядом аудиторию, это было явным враньем. Я даже не знал, что такое индекс цен, и сейчас не знаю, но видел, что человек врет. При этом под враньем я понимаю заведомую ложь. Ведь бывает, человек говорит неправду, но не знает точно об этом.

И товарищ Лифшиц как-то не очень полюбил и меня с Колей Чистяковым заодно.
Особенно его раздражало, что мы считались лучшими студентами, и однажды именно на его лекции вошла делегация из деканата и нацепила значки ЦК ВЛКСМ "За отличную учебу" именно Чистякову и мне.

И вот он дал задание – нам с Чистяковым подготовить реферат о качестве предстоящей и подготовленной, надо думать, народом обсужденной, Конституции СССР.

А мы как раз с Колей кончили переписывать от руки в моей общежитейской фотокомнате "Архипелаг Гулаг" Солженицына. Возможно, Лившиц почувствовал это, давая нам ответственное задание. Я еще что-то промямлил: "Может не надо...", чувствуя, что к добру это не приведет. Но ответ был решительный, чуть ли не «Партия сказала, комсомол ответил: Есть!» Ну что-ж…

Вытащил я свой старый реферат по философии социализма, который ходил по рукам на правах самиздата и на который одна моя поклонница самостоятельно сделала обложку и надпись: "Философские размышления. Мемуары товарища Белоуса", - и решил доработать их в соответствии с требованиями сегодняшнего дня и товарища Лившица.

Несколько раз мы с Колей что-то пытались начать писать, но не было никакого желания. Зато у нас намечался вечер на квартире у Ильи Гвоздева, нашего однокашника, и решили мы с Колей сочинить и поставить к этому вечеру пьеску и удивить этим публику. А толчком для пьески были всё те же фразы, которые мы нашли у Солженицына, типа: "Говоришь, ни за что 25 лет дали? Ни за что 10 дают!", размышления о пионерском сроке (10 лет) и сроке комсомольском (20 и выше) и описания природы Магаданского края.

Общая идея пьесы была такая, что встречаются 2 зэка, один на левом берегу реки Магадан, другой на правом берегу той же реки, и рассказывают про жизнь, и один спрашивает, за что ему дали 25 лет. Тот отвечает: «Ни за что», а этот говорит: «Врешь, ни за что 10 дают, а тебе дали 25, значит за что-то. За невосторженный образ мысли, наверно! Ну вот то-то». И садятся зэки и поют песни. И пели они, конечно, "Товарищ Сталин, вы большой ученый", а также другую, в которой излагается популярно история КПСС, и в частности есть такие строки:
“А мы шагаем, мы все движемся вперед, и если кто-нибудь немножечко соврет, на то она история, такая вот, которая, ни столько, ни пол-столько не соврет”.
В общем сварганили мы общий сюжет, а остальное решили пустить на самотек, как Бог на душу положит. Чтобы все было серьезно, решили найти телогрейки и к ним пришить паспортные номера, а сзади белым мелом написать "Чистяков" и "Белоус".
А вечера у нас обычно были интересные: то кинофильм любительский, то еще что. В этот раз, уж не знаю почему, (то ли «сезон»), но подоспел у нас как раз фильм, который мы с Чистяковым сняли на камеру "Кварц-8" про Лефортовскую тюрьму, которая находилась как раз напротив общежития РТФ. Снять её из окна фотокомнаты, в которой мы переписывали от руки "Архипелаг Гулаг" было проще простого. К тому же сама фотокомната была настолько мрачная, что получилась как камера, по которой шли какие то трубы и висели телогрейки с номерами, а коридор в общежитии был точь-в-точь тюремный, с каким-то маленьким окошком впереди. Поэтому когда я снимал идущего вперед по направлению к окошку Чистякова, то получились кадры высокого художественного тюремного содержания.
В общем этот фильм также предполагалось показать, и мы сказали в группе, что будет показан новый уникальный художественный фильм.

И вот наши друзья решили воспользоваться таким особенным случаем. Само по себе познакомиться с Чистяковым и Белоусом считалось за честь, а тут еще фильм увидеть. К этому времени у нас было сделано несколько фильмов, и все, особенно "Картошка", принимались «на бис». Короче, Ваня Вериго притащил двух подруг аж с Могилева, Сэм Вацадзе какого-то грузинского князя Игоря, Маринка Голованова, племянница известного писателя – своих подружек Женю и Таню, а Сережа Логинов – своих друзей из клуба алконавтов – Володю Лесникова и Серегу Лесина. Сам пришел еще какой-то Эдик и сказал, что он инструктор комитета комсомола.

Сели мы за стол, который был приготовлен в основном матерью Ильи Гвоздева, и стали общаться, пить принесенное с собой сухое вино. В то время у нас была устойчивая мода, которую внес и навязал Чистяков: пить сухое вино наполовину с водой. Когда этот принцип вводился в практику жизни, особенно протестовали члены клуба алконавтов во главе с Сережей Логиновым, но постепенно Принцип «Разведения» взял верх, и компенсировался количеством. А количество считалось обычно из расчета 2 бутылки на человека.

После нескольких тостов, которые у нас заменяли выступления на комсомольских собраниях, мы с Колей приступили к показу фильма на Гвоздевском кинопроекторе "Луч". Публика, ожидавшая хохм, была несколько разочарована какими-то кирпичами, и качающей фигурой Чистякова, волочащей свои ноги по паркетному полу, а также черной Волгой, въезжающей и выезжающей в железные ворота Лефортовской тюрьмы. Но на последних кадрах фильма мы с Чистяковым, заранее облаченные в номерные телогрейки, возникли посредине залы и заорали песню: "Товарищ Сталин, Вы большой ученый". В комнату вбежала со страхом мать Ильи Гвоздева и закричала: " За вами придут!", чем сбила накал пьесы, и как раз рассуждения про невосторженный образ мысли. Одна из девочек из Могилева заплакала. Нам показалось из сострадания к зэкам, но, как оказалась назавтра, она думала, что сейчас всех будут арестовывать. Эдик из Комитета комсомола что-то записал на манжете, вроде телефона Марины Головановой, а члены клуба алканавтов из скромности перестали пить разведенную "Медвежью кровь", а стали пить прямо из бутылки. Закончив петь "Историю КПСС", мы обнялись с Чистяковым и прослезились, сами не ожидая такого успеха. Однако в дверь позвонили…

3 августа 2002