Знакомство

Она проснулась и почувствовала, что спала слишком долго. Ощущения от так называемого перенедосыпания были не из приятных. Перенедоспать – это значило очень долго спать, так долго спать, что не хочется даже просыпаться. Все тело нудило. Отдельные части тела будто перестали существовать. Голова раскалывалась.
Картина на потолке ее никак не привлекала. Она решила встать. Не получилось: нога все еще болела, хотя уже не так сильно. Он приподнялась и взглянула на свое тело – место бинтов царапины. «Что ж? Уже лучше. Значит, мне не долго здесь осталось» - подумала она, пытаясь оценить ситуацию. Она снова вспомнила, что с ней произошло, как она вернется домой, она не знала. Она боялась посмотреть в глаза родителям, как ужасно провинившийся ребенок. Представляя те или иные вариации разговора с мамой, она никак не могла оправдаться. К тому же снотворное все еще не отпускало своего действия, каждый умственный шаг давался нелегко.
За окном было утро, свежее и холодное. Кусочек белого снега на подоконнике, отбеленная комната, белый бинт, белые простыни, но ощущение чистоты никак не приходило. «Полный тормоз» - подумалось ей.
В коридоре раздался шум. Несколько тетенек и дяденек шли за стенкой и активно что-то обсуждали. Они приближались, но звук был глухой. Потом она поняла, что они заходили в другие комнаты, по-видимому, к другим больным. «Сейчас настанет и моя очередь».
Дверь отворилась и вошли люди, которые хорошо гармонировали и с комнатой, и с простынею, и с бинтом, и даже кусочком снега на подоконнике. Вошла медсестра, странно помахивая бедрами, за ней знакомый мужчина в очках.
- А? Это наша шутница! – завопил в очках, - Андрей Георгиевич, взгляните? Та, которая хочет зубы почистить. Зачем тебе зубы на крыше чистить? – забарабанил тот, быстро перемещаясь по комнате, то осматривая ногу, то заглядывая глаза. Она же сидела неподвижно, наблюдая только глазами. «Точно муравьи, нарушающие мой покой. Насекомые наступают» - пронеслось у нее в голове. Но тут вошел мужчина лет сорока. По его движением и походке, сразу понятно, что он был здесь главный «на понтах». Интересно, что он невысокого роста, ниже мужчины в очках, но все-таки выше, чем медсестра.
Он, не глядя на больную, раскрыл папку и прочитал вслух:
- Кирова Надежда Андреевна, - здесь он остановился, скорее всего, читая историю болезни, - …растяжение…
Он наконец-то посмотрел на нее. Она исподлобья смотрела на него. Он перевел взгляд на ногу. «Что вы прикопались к моей ноге? Такая шишка, а смотрит на мои пятки! Заняться больше нечем?» И вправду, когда это главный врач смотрел на обычное растяжение. В это время «в очках» продолжал рассказывать о зубах и о значимости сейчас иронии. Медсестра, казалось, слушала его. Главный нагнулся, взял в руки колено и начал всяко-разно сгибать, причиняя больной несносные страдания. Потом остановился и посмотрел ей в глаза:
- Больно?
Больная не отвечала. Он еще раз задал тот вопрос, только с чуть видной улыбкой. Она исподлобья ответила:
- А вы как думаете…?
- Вот видите, я же вам говорил! – опять завопил «в очках» и прервал нечто веселое, что хотел сказать главный. С этим двое вышли, оставив больную с главным наедине. Главный с видной деловитостью сказал:
- Надежда Андреевна, - тут он опять остановился, - или Надя? Наденька…
- Кира.
- Что?
- Зовите меня Кира.
- Ну почему, это же совсем другое имя. А впрочем, Кира. Меня зовут Андрей Георгиевич. Я – директор Психиатрического цента…
Ее внимание зацепилось на слове «психиатрического»: «психиатрического, психиатрического» почему именно «психиатрического». Задумалась так, что не расслышала его обращения, которое как видно, он говорил очень часто. Отдельные слова «слабость», «помощь», «депрессия», «молодость» летали по белой комнате, а в голове билась одна мысль «Я в психушке». Как это могло произойти?
- …ваши родители дали на то согласие, - завершающе прозвучала строчка. Она была просто в шоке. Что-то он еще сказал в виде прощания и проскользнул с улыбкой за дверь в следующую комнату. За дверью он сказал: «ее можно переводить в общую палату».
«Я в психушке. Я в психушке» - как переменным током стучало по ее венам. «И родители согласны!»
Усваивание информации шло туго. Две мысли безотложно сталкивались, и мыслительный процесс начинался заново. Все свелось к одному: я не хочу.
Она встала, нога страшно завыла, но все же перестала. Мятая одежда лежала за тумбой. «Ха! Типа спрятали!» Она оделась, чтобы не бежать полуголой, так чисто для приличия. Открыла дверь. Эти трое все также ходили по комнатам, а в конце коридора виднелась распахнутая дверь. Она услышала шум в противоположной стороне: два амбала в бледно-синих халатах (единственное исключение из всей гармонии) уставились на нее. Попытка – не пытка. Пришлось бежать.
Она почти не чувствовала боли в ноге. Лишь бы домой, лишь бы на свободу. В этот момент вышел главный и удивленно смотрел на больную, которая только что не могла встать и даже что-то сказать. Теперь она бежала как ни в чем ни бывало.
- Держите ее! – кто-то крикнул сзади. Два громадные дяденьки бежали так, что ускользающий из-под ног пол страшно трясся. Но женщина всегда остается слабее мужчины, поэтому мужчина всегда чувствует себя увереннее. Один амбал схватил ее за талию так сильно, что она сразу повалилась на пол. Но она не сдавалась. Она била его куда ни попадя. Казалось, что он не чувствовал ее ударов. Он скрутил ей руки так, что она уже не могла даже дернуться.
Она перестала сопротивляться, когда подбежал второй амбал. Но тот, что догнал ее первым, еще крепче зажал ей руки.
- Снотворного ей! – скомандовал главный. Подбежала сестра со шприцом. Потом подошли все присутствующие. «В очках» проскулил:
- Я же вам говорил!
После укола, ее перестали держать и даже помогли встать. Она встала, не выдав ни звука, хотя левая нога еще больше заныла, и посмотрела всем в глаза. «Что вы сделали со мной? Что я вам сделала?» - говорил ее взгляд. Проигравши этот неравный бой, она решила дойти до своей комнаты, но в глазах потемнело. Главный сказал:
- Рано ей в общую палату…