Голос Горана. Легенда

Рассказывают здесь ещё и такую легенду…
Юношу звали Горан, а девушку – Анастасией. Он был гусляром, рассказчиком, певцом, разносчиком новостей. Такая была его жизнь – путешествовать, доставлять из одного села в другое вести от родных, подарки, посылки, а заодно – узнавать и передавать, как и где живут люди, какие поют песни, что за истории рассказывают. В каждом селе любили звонкий голос Горана, и всегда, заслышав стук копыт его вороного коня и звон гуслей, сбегались со всех окрестностей сначала дети, за ними - красные девушки, а там уже – обстоятельные селяне да степенные старики. Все звали к себе в гости на постой, завлекая просторной горницей, пуховыми перинами да пышными пирогами. А и было за что. Никто, как Горан, не мог спеть так, что из звуков его гуслей и голоса возникали вдруг тёмные глухие леса да светлые рощи с трепетом лёгких листьев, необъятные поля с колосящейся рожью да серебристые реки, журчанье ручьёв да шелест камыша по пологим берегам. Сердце у Горана было смелое, руки – верными, глаза – внимательными, а душа - открытой.
А и Настя ж умела петь так, что ни один человек не мог от неё отойти, не дослушав до конца и замирания эха от её песен. Чистым был её голос, звонким и лёгким, как полёт журавля весной. Птицы слетались на звук её песен, кони сворачивали с дороги, лисы и зайцы выходили из чащи, даже слепые кроты вылезали из-под земли послушать её голос. Повстречались они с Гораном весною на мосту через реку Москву, понравились друг другу, да а потом ещё весь вечер и всю ночь пели песни сельчанам наперебой на открытом месте у колодца, где старики на лавке рассказывают о давних временах своей молодости, бабы чешут языки, а мужики обсуждают нынешний посев.
И всю весну, и лето не мог Горан проехать мимо того сельца на берегу реки, где жила Настя, чтобы не заехать да не заглянуть в её глаза, не послушать хрустальный голос, да не спеть ей о том, как все дороги зовут его к заветному мостику через Москву-реку. А тут и наступил праздник Ивана Купала, ночь волшебства, колдовства и гаданий. Знала, чувствовала Настя, что как раз в эту ночь едет к её селу Горан, скачет к ней на верном вороном коне, так не терпится увидеть ему к утру свою милую. И, вроде, никогда не забавлялась Настя волхвованием, а тут вдруг расставила зеркала на столе, сняла крест с белой груди, распустила косу, зажгла свечи, закрыла ставни и начала вглядываться в зыбкие тени отражений, разыскивая там своего суженого.
А там, в сумраке теней, многоглазая, многоликая Косторма, дочь богини ночи, давно уже завидовала Анастасии, желая в свои сети завлечь сладкоголосого Горана. Обрадовалась Косторма, увидев в мутных отражениях Анастасию, мигом ухватила её отражения за распущенные волосы, закрутила их, закружила, сплела с серыми прядями вечерней тьмы, чёрными полосами ночных теней, накрутила на холодные струны лунных лучей, связала лохматыми канатами ночных туч. И, когда с первыми лучами рассвета Горан, не достучавшись в дверь, зашёл в девичью горницу, увидел он только, как его Настя сидит недвижимая перед зеркалами, бледная и застывшая, и только далеко-далеко в глубине её глаз еле теплится ещё крохотная искорка жизни.
Многое повидал Горан за годы своих странствий, слышал и о том, как теряют свою душу неосторожные ведуньи в тёмноте зыбких отражений. Не тронул он Настю, а раскрыл ставни настежь и начал выставлять зеркала одно за другим на прямой солнечный свет. Но, видно, было уже поздно. Первое зеркало рассыпалось на солнце на мелкие осколки, да и второе сразу покрылось паутиной мелких трещин. А третье он не успел взять в руки, холодным вихрем повеяло из него, и в тёмном колеблющемся облаке вышла оттуда бледноликая Косторма, стройная, прекрасная и обворожительная, похожая на освещённую луной мраморную статую в чёрных одеяниях. Долго уговаривала она Горана пойти с ней вместе в миры теней, даже говорила, что там она поможет ему отыскать свою Настю. Не поддался Горан на уговоры.
- Ну что ж, - сказала, наконец, устав, Косторма, ночное создание. – Тогда знай, что если до завтрашнего восхода ты не вернёшь её из теней, то она там останется навсегда. А захочешь – можешь сам заменить её, я с удовольствием обменяю её душу на твою. Знала ведь, ведьма, что Горан готов всего себя отдать, лишь бы жила на свете его ненаглядная Настенька! Только кивнул он головой, принимая условия неравного договора, развернулся, вышел на божий свет и вскочил на своего вороного коня.
Многое повидал Горан за годы своих странствий, слышал он, что за лесами и полями, за рекой Вазузой, в верховьях Днепра, в глухой чаще есть два родника – с мёртвой и живой водой, и что этими водами можно вернуть человека из тёмных миров. Да уж больно далеко было до реки Вазузы, вряд ли успеть обернуться всего-то за сутки. Но, делать нечего, обнял он крепко верного друга ворона-коня, так, что почувствовал тот и как бьётся сердце Горана, и что за беда, что за боль на нём. И взвился над дорогой, чёрной стрелой помчался по ней, так, что только пыльный вихрь закружился вослед, что прохожие успевали разве только схватиться за шапку, чтобы не снесло ветром, ан - уже и нет никого до самого горизонта.
К закату доскакали они до родников с волшебной водой. Упал вороной конь без сил, все силы истратил на бешеную скачку. Но напоил его Горан мёртвой водой – и перестали тяжело вздыхать бока, замер конь без движения, как Настя перед зеркалами. Умыл его живой водой, дал глотнуть с ладони – встал вороной конь, словно и не скакал весь день без остановки. Набрал Горан волшебной воды во фляги, но мало, ах, как мало времени оставалось у него на обратный путь – летняя-то ночь куда короче дня! Да нечего делать, снова сел верхом, и вихрем помчались они к московским холмам – через поля перемахивают, через ручьи перепрыгивают, через реки перелетают.
Крепко сидит Горан на коне, стучит его сердце, руки горят, ветер в ушах свистит. Солнце – на горизонте, чёрные тени от холмов далеко по траве стелются. Вдруг видит – на реке Вазузе, у левого берег тонет в тёмной воде девушка, кричит, да никто не слышит. Что делать? Своя ведь есть у него - у зеркала сидит недвижимая, бездыханная, ждёт спасения от своего суженого, часы считает. Но остановился Горан, спрыгнул с коня, бросился в воду, отогнал лохматого водяного от девушки, вытащил её на берег. А она-то стройная, коса русая, глаза серые – огромные, пала ему в руки, обнимает, целует, уж и всем готова отблагодарить. Да Горану не до этого – слова не сказал, вспрыгнул на вороного, только ветер вспорхнул вслед. И не увидел, как девушка обернулась мраморной многоглазой Костормой и растворилась в длинных вечерних тенях.
Дальше скачет Горан, конь под ним уже в мыле весь, дышит тяжело, высоко бока поднимает. Солнце скрылось, неверная луна среди туч в облаках играется. Торопится Горан, два часа до рассвета осталось. Вдруг видит – на берегу Оки горит дом, пламя в полнеба, детские крики у дома раздаются - дети выскочили, мать в доме горит. Нет времени у Горана, своя суженая у него уходит в тёмные миры, уже минуты считает. Что делать? Остановил-таки коня, накрыл голову плащом, бросился в дом, схватил женщину, вытащил из дома. Женщина крепкая да ладная, глаза зелёные, коса чёрная, сама жаркая, обняла Горана, целует своего спасителя. Да не до ласк ему - побежал к коню, вскочил и дёрнул поводья. Застучали копыта по дороге – нет Горана. И не увидел, как женщина обернулась луннокожей Костормой и слилась с чёрными клубами дыма от рухнувшего в огне дома.
Скачет Горан к реке Москве, конь под ним хрипит, клочья пены по дороге летят. Рассветное зарево на горизонте разгорается, меньше часа до рассвета осталось. На подъезде к мосту упал под ним конь, выбился из сил весь до последнего вздоха. Лежит, смотрит на Горана печальными глазами, как будто говорит : «Беги, торопись, твоя любовь уходит, секунды считает. Такая уж моя доля – умереть для тебя. Жаль только, что до реки далеко, хоть бы глоток воды глотнуть напоследок!» Посмотрел Горан на фляги с живой и мёртвой водой, да Настя-то ему дороже! Но и конь с ним сто дорог прошёл, сто снегопадов пережил, тысячу ночей его согревал. Верный друг, как его бросить так? Побежал Горан к реке, набрал воды в шапку, всего глоток донёс до коня, напоил его из своих рук, может, выживет? И побежал через мост к дому своей Настеньки.

А не успел он всего на одну минуточку. Уже к порогу подбегал, когда встало солнце из-за горизонта… И тут же поднялись над берегом чёрные тучи, и затмили солнце, и вода в реке забурлила белыми ключами, и встала над лесом Горго-Морма, тысячеглазая богиня ночи, протянула к Горану свои руки, вырвала у него из груди голос и разбросала со зла по берегам Москвы-реки, по оврагам, травам да камышам. С тех пор, говорят, в журчанье ручьёв в оврагах по берегам и в шелесте трав в её окрестностях рано утром, когда тихо и на реке не шумят теплоходы, прислушавшись, можно услышать протяжные песни Горана.
Да, спросите вы, а что же было дальше? А дальше он дошёл до порога, зашёл в дом, и умыл Настю мёртвой и живой водой, и её душа вернулась обратно из тёмных миров. И она обняла Горана, и они жили долго и счастливо. Вот только песни теперь пела разве что только Настя, а потом – ещё семеро их детей и двадцать внуков.
- Как? – спросите вы. – Но почему?
Да потому! Потому, что не должны умирать сильные. Не должны умирать добрые. Не должны умирать смелые. Не должны, не должны, не должны!