Ната. подруги 3

 Марьяна осторожно открыла дверь ключом, на тот случай, если отец спал; вошла в квартиру — пока было спокойно. Достав из котомки бутылку водки, поставила её на стол, тихо прошла в комнату, легла на свой матрас — кровать родители давно пропили, как и многие другие вещи. Марьяна носила обноски, ведь если ей и удавалось купить что-нибудь более приличное, родители отбирали и пропивали. Марьяна уже засыпала, когда проснулся мучимый похмельем отец; заметив дочь, он подошел к ней и пнул ногой. Марьяна, ожидая очередных неприятностей, встала.

— Где водка? — спросил папаша, закуривая дешевую папиросу.

— Вот, принесла, — ответила Марьяна, показывая на бутылку.

— Что?! Ты с одной бутылкой явилась, стерва?

— Больше денег не было, — испуганно ответила Марьяна.

— Врёшь, сволочь — ты их прикарманила! — отец схватил Марьяну за волосы, оттянул голову назад; Марьяна заныла от боли.

— Нет! Честное слово!

— Врёшь, сука! Отцу врёшь! А знаешь, как у меня голова болит?! — отец ещё сильнее потянул за волосы. — Знаешь, как мне жрать хочется?! А тебе наплевать?! Хочешь, чтобы я сдох?! А вот я тебя!..

Стянув с Марьяны халат, отец крепко схватил её за грудь и с деловым видом прижал к соску папиросу — это был его любимый способ наказания, и Марьяна почти привыкла к этому. Желая ужесточить наказание, отец поднёс папиросу к лицу Марьяны.

— Вот глазик выжгу, будешь знать! — продолжая держать Марьяну за волосы, отец поднёс сигарету к глазу; Марьяна зажмурилась. — Что, страшно? Выжгу глазёнки, и научу отца уважать, воровка!

Марьяна заскулила, отец взял папиросу в рот, затянулся, стряхнул пепел и прижал её к щеке Марьяны, которая, не смотря на боль, не смела сопротивляться и ещё радовалась, что он жег щёку, а не глаз. Пьяная мамаша, несмотря на громкие крики, так и не проснулась.

— Убирайся на улицу, сука, и не возвращайся!— Отец вытолкнул Марьяну за порог в одних трусах; презрительно глядя, подождал немного, и швырнул халат. — Прикрой срам, бесстыжая!

Отец захлопнул дверь. Марьяна надела халат и, тихо плача, поднялась на последний этаж, где забилась под лесенку, ведущую к люку чердака; проплакав всю ночь, под утро уснула. Жильцы последнего этажа не обратили внимания на нищенку — бомжи здесь были частым явлением, и Марьяне не раз приходилось здесь ночевать. Когда она проснулась, решила пойти к Лене — своей подруге, с которой недавно познакомилась. Лена казалась умной и доброй, и, живя другой жизнью, проявляла интерес к жизни Марьяны.

Лена жила в соседнем корпусе того же дома на Таллиннской улице. Двадцатиоднолетняя Лена была красивой, имела рост в 179 сантиметров, хорошую фигуру (для тех, кто не любит «красавиц Бухенвальда»), округлую попку, подтянутый тренировками живот и грудь третьего-четвёртого размера.

— Раздевайся, проходи на кухню и рассказывай, — пригласила Лена.

Лена налила Марьяне чай; девочка рассказала о случившемся. Лена с интересом рассмат­ривала Марьяну: кроме свежих ожогов на лице и груди, на теле Марьяны было много рубцов от старых ожогов; на спине, на животе и на ягодицах — следы порки; на голове — старая ссадина и сигаретные ожоги.

— Он совсем бешеным становится, всё хуже и хуже, — заключила рассказ Марьяна.

— Я читала, что у алкашей всегда так. Лучше туда не возвращайся, а то он и вправду когда-нибудь глаз тебе выжжет, или даже убьет!

— Да, я давно хотела сбежать, только — некуда.

— Оставайся пока у меня.

— Здорово! — обрадовалась Марьяна.

— Правда, одежду купить и содержать я тебя не смогу, но жить можешь.

— Как-нибудь обойдусь, кормилась же до сих пор. Может, у тебя найдётся обувка?

— Посмотрим, — Лена достала старые туфли 43 размера…

— Ладно, может быть, потом найду где-нибудь старую одёжку, — померив, решила Марьяна.

— Как думаешь, он мог бы тебя зимой так выгнать?

— Если допьётся — может.

— Какой ужас! Давай, потанцуем! — Лена прибавила громкость, девушки начали танцевать, но Марьяна вскоре перестала, она смотрела на Лену и завидовала.

— У меня так никогда не получится.

— Если хочешь, научу!

— Дохлый номер!

Девушки снова отправились на кухню.

— Хочешь вынести мусор в голом виде, — предложила Лена, подавая Марьяне чай.

— Он меня голой выгоняет за дверь, в наказание.

— Какое же это наказание? Это прикольно! Давай! Мусоропровод на лестничной клетке между этажами, — Лена дала Марьяне ключи от общей двери и мусорное ведро.

Несколько квартир были отгорожены ещё одной общей дверью; Марьяна открыла её, вышла к лифту, поднялась по лестнице на пол-этажа, высыпала мусор, пошла обратно, и, проходя возле лифта, услышала, что кабина останавливается на этом этаже; только взялась за ручку общей двери, и мужчина «в возрасте», вышедший из лифта, свернул в её сторону и оказался рядом.

— Какая красивая девушка, и совсем голая! — улыбался мужчина.

— Марьяша, не бойся, это — Блин Горелый, мой первый мужчина.

— Будем знакомы, — протянула руку Марьяна; дрожа, Блин поцеловал ей ручку.

— Блин, ты дочку свою ещё не трахнул? Ты же любишь малолеток, — подколола Лена.

— Нет, как я могу?! Жена меня убьет. Но, скажу по секрету — хочется! Да и она меня соблазняет, когда мы одни.

Попрощавшись с девушками, Блин вошел в свою квартиру. Из-за двери послышался строгий голос Таньки: «С кем ты там любезничал? Всё на девок пялишься, козлищё?! Только попробуй к ним зайти: яйца тебе оторву!»

— Как ощущения? — спросила Лена.

— Да, очень прикольно, — рассмеялась Марьяна.

— А теперь пойдём за твоими «деликатесами», — сказала Лена.

Лена надела вечернее платье, золотую цепочку и хорошие туфли; Марьяша осталась в своём халате, босой. Лена хотела намазать Марьяне лицо сладким чаем, как она это делала с Наташей, чтобы лицо казалось грязным, но этих изменений не требовалось. Лена уложила себе волосы, подкрасила личико и выглядела шикарно. На улице, Лена ещё раз осмотрела Марьяну, которая была естественно грязной.

— Мы прикалывались, специально пылью припудривались, мазали лицо сладким чаем, а ты и так хорошо смотришься!

Девушки вышли на улицу; было около двенадцати градусов тепла, большие сугробы ещё не растаяли; Марьяше было холодно.

Девушки дошли до автобусной остановки, постояли там минут пятнадцать, и дождались автобуса. Сев в автобус, они вели себя, на удивление окружающих, как хорошие подруги — разговаривали на равных, держали друг друга за ручку, обнимались. Проехав четыре остановки, вышли из автобуса и направились в закусочную.

В забегаловке стоял типичный тошнотворный запах: воняло селёдкой, солянкой, рассольником, разными блюдами и соусами, явно — не свежими, а всё вместе напоминало запах рвотных масс, как и в любой другой столовой; так же одинаков запах морга и мясного магазина. Прежде, до введения пластиковых стаканчиков, стаканы в любой «тошниловке» воняли селёдкой; теперь, получая «разовый» стаканчик, можно было почувствовать запах моющего средства, сквозь который иногда мог проступать запах пива или кефира. Весь фокус состоит в том, что моющие средства стали качественнее, а может, просто агрессивнее; стаканы остались не менее многоразовыми, чем старые стеклянные, зато, их цена теперь входила в стоимость покупки. Эту «подноготную правду» можно узнать у работников столовых, втыкая им иглы под ногти или гладя спину горячим утюгом. Посетители сдержанно посматривали в сторону девушек, которые, не купив еду, стояли у столика. Когда мужчина и женщина покинули столик, оставив на нём немного кофе в стаканчиках и недоеденное пирожное, девушки перешли к освободившемуся столику. Лена разделила объедок пирожного, отдав часть Марьяне; подруги допили кофе и доели пирожное. Вскоре освободился ещё один столик, на котором остался недоеденный суп, бутерброд с маслом и огрызок от сосиски; девушки доели и это. Посетители продолжали поглядывать на странных подруг, которые переходили к освобождавшимся столикам и доедали объедки.

— Спасибо за угощение, — поблагодарила Лена, и поцеловала ручку Марьяне; девушки покинули забегаловку.

— Здорово! — радовалась Марьяна.

Лыбясь, к подругам подошел лысый старикан с большим профессиональным фотоаппаратом.

— Ваш прикол мне очень понравился! Можно вас сфотографировать?

— Ты что — журналист? — спросила Марьяна.

— Нет, я фотохудожник!

— Рискнём? — предложила Лена.

— Согласна, только тогда пусть и заплатит, — сказала Марьяна.

— Сколько хотите? — обрадовался фотограф.

— Обычно, пятьдесят дают, — сказала Марьяна.

Марьяна назвала цену в рублях по бог-весть-какому-перестроечному курсу — столько обычно просили нищенки с тех, кто их фотографировал.

— Больно много!

— Хочешь, я прямо здесь халат распахну! — развеселилась Марьяна.

— Ну, тогда можно, — согласился фотограф.

Сделав несколько снимков, и расплатившись с Марьяной, фотограф сообщил, что его зовут Тофик, а знакомые называют Пуфиком.

— Я тоже снимусь, только мне долго раздеваться. Пройдёмте туда, там вид хороший. Марьяна, а ты посторожи и свисни, если что.

Лена подошла к памятнику, стоящему в закутке среди деревьев, быстро сняла платье, влезла на него и сделала интересную позу. Фотограф снял, Лена оделась.

— Это стоит двести баксов, — сказала Лена.

— Дорого, блин! Ладно — бери двести и за неё ещё пятьдесят.

Лена и Пуфик вернулись к Марьяне.

— Всё было тихо! — улыбнулась Марьяна.

— Вот и хорошо, спасибо, Марьяшка!

Марьяна подобрала недопитую бутылку пива, стала пить из горлышка.

— Ещё бы закуску найти!

— Давай искать! — согласилась Лена.

Осмотрев несколько урн, подруги нашли объедки, и, смакуя, принялись их поедать, Пуфик снимал весь процесс.

— Нажрались на халяву! — довольным голосом сказала Лена.

— Да, за подобные деликатесы некоторые гурманы дорого платят в крутых ресторанах, — подтвердил Пуфик.

— Да, люди из «высшего света»!

— Клёво! — сказала Марьяна. — Я видела таких: сами — богатеи, а с нами побираются, и одеваются, как мы.

— Тонкие ценители экзотики, — важно произнёс Пуфик.

Девушки прогуляли до вечера с Пуфиком. Лена тайком взяла с него ещё сто долларов и телефонный номер. Подруги сели в автобус, и, к удивлению пассажиров, начали целоваться. То же повторили и в магазине, где в складчину купили бутылку вина; деньги Марьяны были истрачены. Войдя в дом, девушки принялись хохотать.

— Заметила, какая наступила пауза, когда мы целовались? Они все замолкли сразу! У них челюсти отвисли! — заметила Лена.

— Клёво! — согласилась Марьяна.

— Марьяна, не раздевайся пока, сядь на стул, — веселилась Лена.

— Что ты придумала?

— Прикол: прислуживать нищенке. Хочу попробовать.

Лена, не снимая платья, туфель и украшений, принесла таз с водой, и принялась мыть ноги Марьяне. Сменив воду, и вновь омыв их, стала обтирать волосами и целовать.

— Мне понравилось! А тебе? — спросила Лена, лаская Марьяну, когда омовение ног закончилось и девушки разделись догола.

— Здорово, я бы тоже тебе так сделала!

— Розовая любовь — это прекрасно! — крикнула Лена в открытое окно.

Девушки распили бутылку, наласкались, наговорили друг другу массу приятных слов и решили, что пора ложиться спать.

— Марьяшка, придётся тебе на полу спать — у меня кровать односпальная.

— У меня давно кровати нет, только матрас, но могу и без него. У тебя так здорово!

— Рада это слышать! И мне с тобой интересно. Кстати, на мой взгляд, в своём халатике ты выглядишь очень симпатично!

Утром Лена снова занималась своими упражнениями, принимала душ, говорила по телефону, учила Марьяну танцам. Подруги пили чай, но есть не стали — Лена объяснила, что они снова пойдут за деликатесами.

— Пойдем, бутылки собирать? — предложила Марьяна.

— Можно, — согласилась Лена.

Марьяна, надев своё барахло, крутилось перед зеркалом.

— Бесподобно! — оценила Лена, осмотрев Марьяну. — Попробую так одеться!

Лена надела висевший у двери халат, повязала голову старым грязным полотенцем для посуды, посмотрела на себя в зеркало, и улыбнулась.

— Тебе тоже это идёт, отлично! — восхищалась Марьяна.

— Да, согласна, но ты смотришься намного лучше меня.

Девушки вышли на улицу, принялись собирать бутылки, подъедали объедки.

— Ленка, привет! Прикалываешься? — спросила одетая в узкое короткое чёрное платье на узких бретельках и в босоножки за $450 Наташа.

— Привет, Наташка! Видишь — подружку тебе нашла!

Лена познакомила Марьяну и Наташу, рассказала историю Марьяны. К вечеру, набрав мешок бутылок, Лена и Марьяша сдали их на пункт приёма посуды и вернулись домой. В этот день прохожие не уделяли девушкам внимания, поскольку обе они казались обычными нищенками.

— Да, жаль, но мне этот стиль не подходит, хотя он очень удобен, — лукавя, пожаловалась Лена. Она обняла Марьяну, стала ласкать, с восхищением рассматривая рубцы.

— Об тебя часто тушили сигареты?

— Много-много раз! — печально сказала Марьяна.

— На что это похоже?

— Он злой такой, бешеный, орёт, угрожает, и жжёт меня папироской.

— А если бы был не злой? Если бы — с нежностью, — мечтательно спросила Лена.

— Что, если бы он был такой хороший, и ласково… прижег сигаретой?

— Да! Представь: погладил бы, поцеловал, прижег бы, и похвалил.

— Я была бы счастлива! Только… так не бывает.

— Бывает, — подтвердила Лена.

— Может, попробуем? — обрадовалась Марьяна.

— Я не курю, но — как-нибудь попробуем, — торжественно пообещала Лена.

— Ты — лучше всех! — восхищалась Марьяна.

Марьяна обняла Лену; девушки обменялись поцелуями, пошли на кухню пить вино. Марьяна была счастлива.

Утром подруги снова посетили забегаловку, вместе с Наташей. Лена оделась, как в прошлый раз, а одежда Наташи мало отличалась от одежды Марьяны. К компании присоединилась бы и Валя, но она всё ещё работала и ждала сокращения. Работники забегаловки и посетители, видевшие девушек раньше, приветствовали их появление. Из забегаловки они отправились в парк, где Лена представила Марьяну своим подругам, которые собирались отправиться на отдых по приглашению Наташи. Лена рассказала подругам историю Марьяны, и то, как они прикалывались.

Лена и Света дружили со школы; позже они поссорились, когда Света в пятнадцать лет ушла из дома к первому мужу — сорокасемилетнему учителю математики. Лена ревновала, и из ревности устраивала скандалы Свете и её мужу, грозила ему разоблачением, но позже поняла, что вражда была вызвана ревностью, и что она имела «розовое» влечение к Свете. Света с детства одевалась и вела себя, как мальчишка, но лесбийских наклонностей за собой не замечала; она страстно влюблялась в мужчин, хотя и на короткое время, пыталась заниматься бодибилдингом, но бросила из-за сомнительных критериев судейства. Переместив внимание с форм тела на грубую физическую силу, значительно преуспела в этом, и посмеивалась над культуристами. Отец Светы периодически увлекался крайними религиозными течениями; долгое время его увлечением было учение Порфирия Иванова, и он активно старался приобщить к этому дочь, в том числе — с помощью ремня. Папаша обливал Свету зимой на балконе, после чего она должна была стоять там и обсыхать; водил к проруби в одном купальнике, заставляя окунаться с головой, что, по его мнению, было исключительно важно: «иначе это — не купание» — говорил папаша. Света вспоминала, как возвращалась после купаний с замёрзшими волосами, с которых свисали сосульки. Лена ходила на эти процедуры со Светой и её отцом добровольно, и когда Света ушла из дома, Лена ещё больше подружилась с ним. С отцом Света не разговаривала до сих пор, хотя прошло уже шесть лет с момента её ухода из дома. Первый, гражданский, муж Светы — учитель математики — спился и умер от осложненной пневмонии и крайнего истощения. Вторым мужем стал её институтский преподаватель, который был старше её отца; с ним она зарегистрировала брак.

Катя была отвязанной, хулиганистой; часто подбивала своих приятелей пойти на барахолку воровать — ей было «прикольно» украсть даже самую пустячную и ненужную вещь, равно, как совершать ночные прогулки с приключениями, тормозить дорогие иномарки и раскручивать водителей на посещение ресторанов. В компании с приятелями, особенно если была нетрезвой, она могла подойти к прохожему в парке, и показать ему задницу или пипиську, спрашивая идиотским голосом: «вам нравится моя попка?», или: «у меня писька не покраснела?». Катя любила ездить в метро в короткой юбке без трусиков, чтобы кто-нибудь это видел, а если он потом пытался познакомиться — появлялась Катькина шпана. Хотя драк в этих ситуациях не случалось, человеку, попавшемуся на розыгрыш, было крайне неприятно. Катя любила высмеивать прохожих, обращаясь к приятелям, так, чтобы объект насмешек это слышал, а высмеивала Катька умело, «по делу» — приятели хохотали. Если, гуляя со шпаной, находила спящего пьянчужку, любила обоссать его, особенно зимой, а её шпана веселилась, улюлюкала, и гарантировала Катьке полную безопасность. Катя с удовольствием принимала участие в издевательствах над бомжами, у которых иногда отбирали зимой одежду и обувь. Часто подбивая на такие выходки остальных, была «заводилой» и «душой компании». Её всегда притягивали опасные, рискованные, криминальные приключения. В кармане Катя всегда носила нож с выкидным фиксирующимся лезвием, а в ночное время, выпив бутылку пива, она клала её в сумочку, чтобы использовать, как оружие. О её прошлом не знал никто — всё, что было связано с прошлым Кати, являлось либо закрытой темой, либо было придумано; есть подозрение, что она была лесбиянкой когда-то, но сейчас она ненавидела большинство женщин; «мотивы» этой ненависти были каждый раз иными, рассказывались небывалые истории, которые противоречили друг другу. Кате шел двадцать первый год; рост — 178 см.; она часто стриглась наголо, а когда волосы отрастали, красила их в яркие цвета; в каждом ухе имела десять дырочек, куда вставляла то, что подходило под настроение на данный момент; одевалась очень стильно, следила за модой.

Зина была чуть старше Наташи. Она имела проблемы с родителями, примерно такие же, какие прежде имела Наташа. Родители были рады сплавить Зину к подругам; они даже дали ей деньги. Зина не была такой изнеженной, как Наташа год назад; скорее, её можно было бы назвать хулиганкой. Так, однажды, когда к её родителям пришли «важные гости», она, нашлёпав себе по заднице, показала её гостям, сказав: «а папочка меня опять выпорол», или, в другой раз, подсунула отцу в папку свои фотографии; эту папку отец открыл на совещании, и, к его ужасу, двое сотрудников, сидевших рядом, узнали на снимках его дочь, подвешенную за ноги, со свечкой во влагалище.

Юля имела средний рост, хорошую фигуру; она была красивой. На вид ей можно было дать семнадцать лет. Явно, она была из обеспеченной семьи, в которой пользовалась большой свободой. Юля выделялась среди подруг хорошими манерами, во многом — противоположными Кате и Зине. Она посещала тренажерный зал, где и познакомилась с подругами.

— Марьяшкин папаша — настоящий садюга! — усмехнулась Света.

— Я сама знаю таких, — сообщила Катя. — А уж фантазии — гестаповцам не снилось!

— Она отлично смотрится! — оценила Лена.

— Может, нам всем так одеться? — смеясь, предложила Катя.

— А я хочу пойти босиком, в этом купальнике, — сообщила Юля.

— Юля, как это круто! — ёрничала Катя.

— Да, так и поеду. Возьму с собой какую-нибудь одежду, а обувь брать не буду. Так интересно! Наташка же всё лето так проходила.

В этом году Валя не могла взять отпуск, и ждала сокращения, а Наташа решила пригласить своих подруг. Наташа рассказала матери, как она, Лена и Марьяна прикалывались в закусочной. История Марьяны заинтересовала Валю.

— Знаешь, я года два назад видела такую картину: девочка в рванье сумки пёрла; мне так тогда это всё понравилось, и так хотелось тебя видеть на её месте! Думала, что никогда не сбудется, и вот — получилось; я так счастлива была! Как нищих детей увижу, так прямо захочется тебя видеть на их месте! Помню ещё один случай: в подземном переходе к Арбату нищенка сидит, а с ней девочка; ей года четыре, может — пять. Такая холодина была, а девочка — босая, в тоненьком платьице, чумазенькая, но со светлыми волосами, не цыганка…. Можешь познакомить меня с Марьяной?

Наташа передала Лене просьбу матери; Лена привела Марьяшу к Вале, а Валя уговорила Лену передать девочку ей на время их поездки — Лена сама понимала, что Марьяна им будет сильно мешать, а то и вовсе сорвёт мероприятие. Лена дала Вале координаты родителей Марьяны.

Третьего июня подруги приехали за Наташей на «копейке» Лены. Зина приехала в рваном халате, без вещей, с небольшим количеством денег, и с мыслью, что потом можно будет сказать, будто её выгнали из дома в таком виде. Валя похвалила Зину за то, что она исправила ошибку родителей, которые так и должны были с ней поступить. Света произвела впечатление на Валю своей внешностью, и у Вали возникло желание видеть дочь такой, а лучше — ещё мощнее; теперь у неё была на это надежда, поскольку Наташа сама брала пример со Светы. Валя попрощалась с Наташей, пожелав ей «муштроваться, а не расслабляться». Сев в машину, Наташа отправилась с подругами на дачу.

— Девки, раздевайтесь, и живите! — пригласила Наташа, открыв дверь дома.

— Все оголились — отлично! — заметила Зина.

— Будем правила устанавливать? — заинтересовалась Лена.

— Будем! Правило первое: в доме — никакой одежды и обуви! Возражений нет? Принято! — председательствовала Наташа.

— За нарушение — штраф, — предложила Лена. — Света, будешь подчиняться?

— *** вам!

Наташа включила свет, воду, газ, осмотрела дом, и отправилась к Ире. Оли не было; поприветствовав Наташу, Ира рассказала о том, как прошла зима. Наташа недолго поговорила с тёткой и поспешила к своим подругам.

— Пойдёмте, покажу карцер, — Наташа повела подруг, показала карцер.

— Правда — карцер! Как же тут спать? — удивилась Света.

— Попробуй — узнаешь! — засмеявшись, ответила Наташа.

— Давайте, попьём водичку, и за огород примемся, — предложила Лена.

— В огороде можно без одежды, — сообщила Наташа, — соседка — натуристка. Давайте, для начала, очистим здесь площадку, уберём бурьян и засохшие кусты. А Свете лучше плавки надеть — будет, как парень.

Света согласилась, надела плавки и кроссовки; остальные остались раздетыми. Девушки взяли садовые инструменты, принялись уничтожать сорняки и выкорчёвывать кустарники. Работать с лопатой без обуви было очень неудобно; девушки решили терпеть, а Зина обулась, но и это ей не помогло.

— Я измучилась, больше не могу, — тяжело дыша, пожаловалась Зина.

— В карцер её, — засмеялась Лена.

— Да, в карцер. Только я хотела сама сегодня там лечь — соскучилась по нему.

— Что — правда? — удивилась Зина.

— Правда, — улыбнулась Наташа. — Девочки, как ещё наказать Зинку?

— Пороть, — предложила сама Зина, — лучше — мухобойкой.

— Есть мухобойка! Девочки, сколько ей влепим?

— По три удара: по животу, по спине, по каждой ягодице, ляжке и груди, — предложила Лена.

— Все согласны? Вечером устроим порку.

— Уй, ужас! Только чтобы не Света порола! — завопила Зина.

— Пусть каждый ударит, а Светка — по заднице, — предложила Лена.

— Девочки, а теперь надо жратву купить, — напомнила Наташа, — сходим вместе, чтобы вы все дорогу знали — будем по очереди ходить.

— Меня всё равно порка ждёт, я не пойду, — заявила Зина.

— А потом будешь сама дорогу искать, — предупредила Лена.

— Ладно, схожу с вами.

Наташа надела «половое» платье и золотые украшения. Зина надела свой убогий халат и серый платок, похожий на половую тряпку. Лена в микрокупальнике и больших ботинках выглядела, как секс-бомба, Света оделась «военщиной», и выглядела головорезом.

— Светка, тебе только автомата не хватает и ожерелья из отрезанных ушей, — подметила Лена. — И постригись наголо!

— Светка, постригись — круто будет! Я тоже постригусь, — поддержала Наташа.

— Ладно, постригусь, раз так просите. Лен, а ты сними свои ботинки.

— Могла бы, но я в них лучше смотрюсь.

— Нет, ты без них лучше смотришься, — спорила Света.

— Двоих босячек достаточно!

— Юлька приедет; обещала быть босой.

— Что-то не верится, — захихикала Лена.

— Чего же не верить? — удивилась Наташа.

— Не верится, что сразу так приедет. Спорим?

— Давай! Проиграешь — и тебя пострижем!

— Ну, а если выиграю?

— Юльку пострижем, а я и так постригусь.

— По рукам! — согласилась Лена.

Девушки решили, что готовить будет Лена, а Наташа поможет помыть посуду. Зина была, в соответствии с «правилами», освобождена от работы на весь день, а Свете досталась уборка, которую она ненавидела больше всего.

— Легко она отделается — поркой, — усмехнулась Света, — зато, весь день отдыхает.

— И ты можешь поркой отделаться, — заметила Зина.

— Хуюшки!

Пришло время пороть Зину. Её решили не привязывать, и пороть в положении «стоя».

— Чур, бить будем по настоящему! — заявила Лена.

— Бейте, — согласилась Зина.

— Девочки, я прикол придумала: если Зинка после десяти ударов ни разу не вскрикнет и сохранит улыбку, порка прекратится! — предложила Лена, девушки согласились.

— Сначала — три удара по каждой груди и три по животу, и один — по внутренней поверхности левого бедра. Потом — продолжим. Натка, ты, как хозяйка, бьешь первой. Только — по настоящему! Один удар — передаешь мне, потом — меняемся. А Светка в конце, по жопе, если Зинка не вытерпит.

Наташа взяла мухобойку, Зина выпятила грудь и приготовила улыбку. Довольная Наташа сильно хлестнула Зину по груди, Зина немного дёрнулась, но сохранила улыбку, и Наташа передала мухобойку Лене; порка продолжалась. Зина вытерпела десять ударов с улыбкой, ни разу не вскрикнув, и порку прекратили.

— А мне так и не досталось врезать ей по жопе! — пожаловалась Света, видя удовольствие на лицах подруг.

— Ладно, можешь мне врезать, — запросто согласилась Зина.

— О, крутая! — захихикала Света. Взяв мухобойку, сделала своих шесть ударов по ягодицам, которые Зина также легко вытерпела.

— Мой папаша меня не наказывает — не знает, как наказать! Он меня порол однажды, а я назло ему хихикала, и он бросил эту затею. Потом стал деньгами наказывать, но меня это тоже не очень мучает. Только не думайте, будто я боли не чувствую, — рассказала Зина.

Лена и Наташа «для пробы» шлёпнули друг друга три раза по каждой груди, Лена поморщилась после первого удара, Наташа вытерпела. Света, как обычно, «не играла».

— Может, вытерпела бы с улыбкой, но очень трудно, — сказала Наташа.

— Надо бы очки начислять за терпение, — предложила Лена.

— А потом — что? Освобождать от наказаний?

— Нет, грамоту дать победителю и какой-нибудь приз. Зине надо дать сейчас высший балл — «десять».

— Тогда, я попробую, — заявила Наташа.

— Я тоже, — согласилась Лена.

Лена предложила подругам спать на полу; девушки согласились, выбрали себе места, легли и накрылись половиками. Наташа легла на гравий, предалась воспоминаниям, вспомнила и свои фантазии, отчего ей сделалось приятно, и она заснула.

Проспали до утра, утром на неудобства никто не жаловался, все были довольны. Лена принялась готовить еду, остальные отправились доделывать работу, которая уже подходила к концу. За завтраком Наташе присудили семь баллов за добровольную ночь в карцере.

— А если я так и буду там спать?

— Только за один день в неделю! — заявила Лена.

— Ленка, будем соревноваться, кто дольше улыбку продержит? — напомнила Наташа.

— Давай! Пороть — по тем же правилам. Подкинем монетку, кого пороть первым.

Наташу пороли первой; она вытерпела десять ударов с улыбкой, как и Зина, после чего позволила Свете отлупить себя по жопе, как и Зина, что было не обязательно. Лена поморщилась на девятом ударе и проиграла.

— Случайно получилось, в следующий раз я бы вытерпела, — сказала Лена.

— Может, повторим? — засмеялась Наташа.

— Нет, это же будет две порки! Может, проверим, на каком ударе ты поморщишься?

— Нет, пока — достаточно, — отказалась Наташа.

— Наташе — «десятку», Ленке — «шестёрку», — определила Света.

После завтрака работу доделали; оставалось только заложить свободную территорию дёрном и полить, но Наташа предложила засыпать гравием, как в карцере. Взяв тележку и лопату, Лена и Света отправились за гравием, привезли; Наташа и Зина принялись его укладывать, а Света и Лена отправились за новой порцией. Работу сделали до обеда.

— Опять мне готовить? Я и с вами работала! — возмутилась Лена.

— Правда, надо это учесть! Ведь мы ещё и меняться будем, — согласилась Света.

— Лучше, я буду готовить, пока вы работаете, и посуду мыть, и вам подавать.

— Лёгкую работу ты себе выбрала! — заметила Зина.

— Я буду подавать красиво, с поклонами! Идёт? — предложила Лена.

Света и Зина с удовольствием согласились, так как не любили и не умели готовить, согласилась и Наташа. Пока Лена готовила еду, девушки принялись осматривать дом и огород, устраняя мелкие недостатки. Приготовив обед, Лена подала его очень красиво, с поклонами.

— Здорово, Леночка! Не зря мы освободили тебя от работ!

— Если ещё от чего освободите, буду и танцевать!

— Девочки, соглашайтесь — она так хорошо танцует! — посоветовала Света, и подруги согласились.

После обеда девушки отдыхали, лёжа на полу; Наташа легла в карцере. Отдохнув, занялись упражнениями; пришла Оля, присоединилась к подругам. Наташа легко удерживала её на «мостике» ещё в прошлом году, а Оля тогда удерживала Иру. Решили «нагрузиться» Леной, которая была несколько тяжелее Иры, и, на радость Наташи, она смогла удержать, а Оля прогнулась. В гибкости Наташа сильно уступала Оле, а Оля и Рака соперничали друг с другом, несмотря на то, что Лена была значительно старше.

Потренировавшись, девушки отправились гулять, осматривать посёлок. Наташа снова надела рваное платье и украшения, и с удовольствием обнаружила, что местные её до сих пор помнят. Оля рассказывала о событиях, произошедших за зиму: кто-то замёрз по пьянке, кто-то просто умер, а кто-то сидит в тюрьме. В тюрьме сидел хозяин дохлой собаки, а его сосед сидел на инвалидности; Наташа с трудом удержалась от смеха. Прогуляв до вечера, девушки вернулись, принялись доделывать разные мелкие дела, а Лена — готовить ужин, который подала так же красиво.

— Карцер пуст? Можно мне туда лечь? — спросила Зина.

— Ложись, — согласилась Наташа.

Поворочавшись два часа, Зина уснула и проспала до утра.

— Непривычно, но спать можно, — ответила Зина на вопрос об ощущениях.

— Зинке — ещё семь баллов! — заметила Лена.

— Ничего, догоню, — усмехнулась Наташа.

Теперь, девушки принялись расчищать баню, выносить от туда доски, перекладывать в сарай. Лена готовила, а Зина снова устала.

— А я уже отоспала в карцере! Зачтите!

— Надо что-то другое придумать, — заметила Наташа, — можно пороть, к столбу привязывать, на перекладине подвешивать, или сажать на хлеб и воду!

— Засчитаем ей карцер и отнимем семь баллов, — предложила Света.

— Светка, будь пока судьёй, раз не играешь, если Ленка согласится.

— Могу! — согласилась Света, — Зин, оставим тебе твои баллы, если мелкий мусор уберёшь и вымоешь здесь всё, — предложила Света.

— Ага! — ответила Зина и принялась убираться в освобождённой бане.

Погода была хорошая, девушки завтракали на своей площадке; утвердили Свету судьёй, составляли правила и разбирали варианты наказаний. Лена тоже захотела переночевать в карцере, поскольку, кроме «не играющей» Светы, только она этого ещё не пробовала. После позднего завтрака, Зина домывала баню, а Света и Наташа принялись за огород.

За Леной закрепили всю работу по дому, и она, помыв посуду, взялась за уборку.

— Лучше бы Ленка нам помогала, а Зинка домом занималась, — заметила Света.

— Она так тебе еду приготовит; представляю! — смеялась Наташа. — Да и я так не приготовлю, и, тем более, так не подам. Кстати, хотела слизней и гусениц собрать, да нету.

— Ленка — тоже любитель такой всячины! Появятся, после дождей, будет вам еда!

— Пойдём, покачаемся!

— Пошли! Вот Зинке надо бы тоже — боль терпит, а работать ни хера не может.

— Нет, не хочу, у меня дыхалка слабая! — запротестовала Зина.

— У меня тоже слабая была, ещё в прошлом году, — сказала Наташа.

— Нет, я сразу подохну!

— Ну и хрен с тобой! — сказала Света.

Лена отправлялась в магазин, девушки передали ей деньги и поручения о покупках. Девушки не создавали общака, так, чтобы каждый рассчитывал только на то, что имеет, и, по правилам, взаимопомощь запрещалась. Когда с покупками вернулась Лена, Света и Наташа принялись её уговаривать заставить Зину заниматься домашней работой и готовить. Лена согласилась попытаться научить этому Зину, и позвала её на кухню. Спустя десять минут, Зина с криками выбежала из дома:

— Терпеть не могу кухню! Лучше опять отлупите!

— Вот, я придумала ей наказание — пусть отжимается, — засмеялась Света.

— Точно! Тащи её! — развеселилась Наташа.

— На сегодня — сто отжиманий, можно — по частям!

— Я и за трое суток столько не отожмусь!

— Начинай! — Света считала; и Зина отжалась пять раз.— И всё?! Через десять минут — повторишь, а пока рядом сиди и не рыпайся!

— О, ты так до вечера с ней провозишься, — усмехнулась Наташа, заметив, что Зина сделала за час, с перерывами, пятнадцать отжиманий.

— Ладно, по-другому: по три отжимания каждые три минуты.

Девушки занялись своими делами, и Света периодически выкрикивала «Упала! Отжалась!», считая отжимания. К вечеру назначенное наказание было исполнено.

— Каждому — своё, — заметила Наташа.

Лена спала в карцере, об ощущениях сказала «круто»; отправляясь на кухню, снова позвала Зину, которую, в случае отказа, ждали сто отжиманий, что было для неё хуже порки. Наташа хоть и была когда-то изнеженной, но и тогда не доходила до такой степени расслабления. Но в этот раз Лена сама выгнала Зину с кухни, после чего принялась нормально готовить обед. Снова наказывать Зинку отжиманиями было слишком муторно. Обедали на улице, обсуждали свои дела, обсуждали Зину; решили, что она может мыть пол и посуду, выполнять другие подобные дела, высвободив Лену.

— Давайте, конуру сделаем! Не только для Зинки, а так, может, самим интересно будет! — предложила Наташа. — Цепь мы нашли, и замок есть висячий.

— Можно! Надо ещё придумать таких штучек. А Зинка сегодня в карцер отправится.

— Следующий этап — стоять ночь у столба, — усмехнулась Наташа. — Сейчас покажу кое-что! — Достав булавку, Наташа повторила свой трюк, проколола обе губы, застегнула.

— И я могу, — заявила Зина. Взяв булавку, она высунула кончик языка и проколола губы вместе с языком, потом застегнула булавку.

— Так и ходи, — засмеялась Наташа.

— Давайте, Зинку пострижем! Половину головы обреем наголо, а другую оставим, как есть! — предложила Лена.

— И на цепь посадим, — добавила Наташа.

— Если работать не заставите, соглашусь сидеть, — вынув булавку, ответила Зина.

— Какая от тебя работа?! Сиди лучше, — засмеялась Наташа.

— Так и сделаем! — радовалась Лена. — Конура почти готова.

— И машинка для стрижки есть! — сообщила Наташа. — Только, сначала мы пострижемся.

К вечеру конуру доделали. Лена постригла наголо Наташу и Свету, и принялись за Зину. Намочив волосы, разделила на две части по середине головы, на правую и левую, после чего принялась состригать левую часть ножницами, а остатки подчистила механической машинкой. Вид Зины вызывал смех.

— Посмотрись на себя, — сказала Лена, подавая Зине зеркало.

— Ой, ну и видок! Охренеть! — балдела над собой Зина.

— Теперь — в конуру, на цепь, — смеясь, сказала Наташа.

— А можно — за ногу, — попросила Зина, — а то шею натрёт.

— Ладно, так и быть! — согласилась Наташа.

Наташа пристегнула цепь к ноге Зины, повесив на неё замок, а другой конец цепи уже был прочно прибит скобами к стене дома; цепь имела два с половиной метра длины.

— Надо ей миску дать, — смеялась Лена.

— Дам, — согласилась Наташа, — и тряпки в конуру можно бросить, или солому.

— Будешь сидеть всю неделю! — предупредила Лена.

— Да хоть всё лето!

— Зина — псина! — хохотала Лена.

— Эх, собачья жизнь! — смеялась Зина. — Ладно, считайте меня собакой!

Утром Зина не жаловалась, а проснувшихся подруг приветствовала лаем. Её накормили из миски обычной едой, за которую она платила. За неделю подруги привели в порядок дом и огород, Лена продолжала готовить, подавать на стол и убираться, а Зина — безропотно сидеть на цепи, что ей, видимо, нравилось.

 

(Есть продолжение)