сто 19

- Ты сделаешь мне приятно? Сделаешь мне хорошо? Пожалуйста… Пойдем со мной… - невысокого роста девушка смотрела на меня, чуть прищурившись, – не хитро, а будто с опаской, пожалуй, даже немного испуганно.
- Куда идем? Зачем это? – нелепые вопросы, едва возникнув, тут же начали растворяться в тепле её руки, прикоснувшейся к моей щеке.
- Ты ведь знаешь… - девушка потянула меня за рукав. – Идем.
Вряд ли кто-то мог взглянуть на неё как на красавицу - черты лица резковатые, что худобой только лишь подчеркивалось, блекло-рыжие волосики стянуты в ощетинившийся узелок на затылке, фигура по мальчишески бесформенна, глаза раскосы чуть больше, чем это необходимо для желания сказать, что они удивительные… К тому же наряд девушки порождал сомнение, что хозяйка его человек здравого ума – худое тельце было обмотано темного цвета широкой лентой, которая, собственно, и являлась главной составляющей её костюма, огромный черный бант старушечьей шляпкой раскинулся на её голове, значок в виде олимпийского мишки повис вверх лапами на незаметной груди, ну, и ко всему прочему на её щеке был нарисован увядший цветок …
Но я все же пошел с ней – понимая, что, возможно, я и обвинил бы самого себя в подлом намерении воспользоваться беспомощным желанием убогой, если бы… Если бы не её взгляд - такой жалостливо-упрашивающий, такой, которому отказать нет никакой возможности, потому как, завидев нечто подобное, без тени сомнения бросаешься спасать утопающего – пусть даже и в болото…
В небольшой комнатке, где стены были увешаны портретами актеров и актрис – сотнями, а, быть может, и тысячами, чьи многие и многие глаза пристально смотрят на вошедшего, где высушенные ромашки – только и исключительно эти улыбчивые сморщенные цветы - прикреплены поверх портретов, она долго и долго говорила мне. О том, как ей было одиноко, когда умерла её мама – лучшая подруга, которая одна не предала её, о белом снеге, что зовет её вверх, к облакам, даже летом напоминая о себе желтеющими листьями, о Сереже, любившем её ноги: «Хотя бы ноги, ведь они моя часть, это сама я…», о длинной дороге, по которой она прошла до Киева в надежде, что всё изменится, потому как не может быть иначе…
- Ты точно хочешь этого? – я вновь взглянул в её завсегда растерянные, но теперь уже оттененные решительностью глаза.
- Да. Очень.
- Просто подойди поближе. Глубоко вдохни и… Поцелуй меня.
Редко, очень редко мы, ангелы, забираем из этого мира людей – когда они хотят этого, когда они говорят еле слышно:
- Спасибо… Мне так хорошо…