На излечении

На излечении

Первым в палату лёг Пидорван. В отделении все смеялись, когда узнали фамилию нового пациента. Но смеялись очень аккуратно, по углам, чтоб сам господин Пидорван даже не догадался. Клиника была дорогая, пациенты много платили, но и требовали многого. Если бы какая-то медсестричка рассмеялась с фамилии, её вполне могли бы уволить. Поэтому давились смехом по ординаторским, а сами втайне завидовали, что поди ж ты – с такой фамилией в люди выбился. В том, что выбился, ни у кого сомнения не было, потому что те, кто не выбился, в этой клинике не лечились.
Итак, Пидорван. Был он ростом под метр девяносто, сухопар и лысоват, с лицом, выдающим непростой характер. Он поразил всех тем, что каждое утро бегал кроссы в больничном парке, забегая и на турники к соседней школе. Бегали и другие постояльцы клиники, но все умеренно, километра по три, самое большое пять, а Пидорван бегал по двадцать, когда прибегал, принимал душ и спал часа два, пока не будили на процедуры. Вечерами он снова таки прогуливался по парку, слушая музыку в наушниках и подпевая. Впрочем, кто-то говорил, что он не музыку слушал, а английский учил и губами проговаривал услышанное. Звали Пидорвана Валерий Петрович, он просил чтобы называли Валерий, но ни в коем случае не Валера. Прямо при знакомстве и попросил.
- Называйте меня Валерий, только не Валера. Не люблю этого. А фамилия у меня старая, козацкая, означает человека порывистого, отчаянного, лёгкого на подъём. Отрицательные коннотации появились позже, но ради них я фамилию предков менять не собираюсь.
Улыбается широко, улыбка белоснежная, зубы один в один, весь такой позитивный, американизированный. Он, кажется, и работал в представительстве американской корпорации, иногда ему звонили и он разговаривал по телефону по-английски. В американской компании ему было неплохо, фамилия Пидорван никаких кривотолков не вызывала. А я вот сразу подумал, что надо конец фамилии в начало поставить, получится Ван Пидор. Га-га-га, смешно. Я его называл Янки.
Через несколько дней после Пидорвана в палату поселили Толстолобика. Аркадий Семёнович имел куда менее яркую, но всё равно интересную фамилию Постылко. Был он среднего роста, коренаст со смешением в полноту. Имел короткие толстоватые ноги и руки, а также большущую голову, со лбом в семь пядей, а то и более. Хоть лет ему было совсем немного за тридцать, но он был законченный шестидесятник, обожал Высоцкого, Галича знал на память, а Окуджаву почитал едва ли не за пророка. С собой он привёз ноутбук и коробку с киноклассикой, смотреть которую было решительно невозможно по причине её скучности. Для лучшего восприятия Толстолобик принимал виски, которого привёз с собой пять бутылок. Видя такое дело, я тоже сделался заядлым киноманом, поскольку виски люблю. Янки к нам не присоединялся, ему же с утра бегать, а сделать перерыв он почему-то не мог. Ну, вольному воля.
Каждое утро в палате начиналось с прихода дежурного врача, который спрашивал нас о самочувствии. Затем нам приносили чай на травах. К этому времени Янки обычно уже прибегал и шёл в душевую, а мы с Толстолобиком беседовали на отвлечённые темы. Затем шли на процедуры, первой из который было пересказывание снов. Делать это нужно было очень подробно, при этом разговор записывался на плёнку, врач внимательно слушал, делал пометки, считалось, что изучение снов поможет в терапии. Затем у нас брали анализы, после чего отправляли по очереди в сканировочную. Это была такая светлая комната с огромным кубом аппарата, куда нас помещали, будто младенцев на заклании кровожадному Ваалу. В кубе приходилось лежать до получаса, реагируя мозгом на определённые аудиовизуальные сигналы. Проще говоря, нам что-то говорили или показывали, отслеживая реакцию мозгов. Определяли участок в котором хранилась информация о событии или человеке, которые постоялец хотел бы забыть. Участок потом зачищался по методу точечной коррекции профессора Стеблинцева и постоялец навсегда забывал о том, о чём хотел забыть. Всё это было похоже на шикарное надувательство, если бы не прекрасная репутация клиники. Работали очень качественно, ни одного скандала или даже жалобы. Хотя ещё до заключения договора об операции нас предупреждали, что мозги человеческие устройство архисложное, а потому возможны всякие сбои – или недоочистка, когда какие-то нежелательные воспоминания таки останутся или пере очистка, когда с нежелательным удалятся и ряд нецелевых воспоминаний. Но в клинику, обычно, приходили отчаявшиеся люди, которые согласны были и на сбои, лишь бы почистить себе память.
Тема о том, от чего именно каждый из нас собирается избавиться, была в палате под запретом. Можно было говорить о политике или экономике, о религии или нравственности, в смысле бабах, но только не о болезни и не о предстоящей операции. Однако говорить то как раз хотелось об этом. Особенно от невысказанности мучился Толстолобик. Он пару раз заводил разговор на эту тему, но Янки всякий раз будто не замечал этого и перепрыгивал на спорт и прочие безделицы. Однако однажды вечером разговор всё-таки состоялся. Во многом, произошло это благодаря тому, что на следующий день нам всем должны были сделать операцию. Эту самую "точечную коррекцию памяти", именно так называлась услуга, за которую мы платили большие деньги. Приближение срока операции сделала всех разговорчивыми и поэтому, когда Толстолобик заговорил о причинах, приведших нас сюда, никто не прервал его. Мы сидели в креслах на балконе, слушая, как шумит за стеклом летний дождь и мелькают молнии. В палате было темно – отключили свет, говорили, что то ли молния попала в подстанцию, то ли порвало линию электропередач падающими деревьями. Нам выдали свечки и сильно извинялись за неудобства, ссылаясь на форс-мажор. Теперь мы сидели возле свечки, вроде как в давние времена и слушали стихию за окном. Беседа вяло текла среди никому не интересных тем, когда Толстолобик вдруг перевёл всё в неожиданное русло.
- Я могу рассказать о своей истории. Рассказать без всяких условий. Потом, каждый может присоединиться, если захочет.
Он улыбнулся. Толстолобик был похож на гоголевского персонажа, пожалуй, так внешне должен был выглядеть Тарас Бульба. Головатый, почти квадратный. Только по характеру он был совсем не Бульба. Слабак, он даже и не скрывал этого.
- Эти разговоры, зачем они?
Янки спросил это с такой интонацией, что он то не против, но стоит ли.
- А что мы теряем? Завтра операция, насколько я понимаю, после неё мы забудем о своих историях.
- Но будем помнить чужие.
- И что? Думаешь, мы ещё когда-то увидимся?
- Он прав, завтра нам подчистят голову и сегодняшнего вечера, как не будет. А даже если мы будем помнить чужие истории, то ничего страшного. Раньше мы никогда не встречались и вряд ли встретимся ещё.
- Ладно, давайте поговорим, всё равно делать нечего.
- Тогда я начинаю?
Мы кивнули головой и Толстолобик сделал романтическое лицо, из чего следовало, что его история будет мелодраматической. Когда человек весом за сто килограмм делает романтическое лицо, выглядит это комически. Хорошо хоть я успел спрятать свою улыбку в темноте. Не хотел его сбивать.
- Значит, это случилось три месяца назад. Субботний вечер, я был дома и смотрел "Фотоувеличение" Антониони. Уже выпил, я люблю опрокинуть пару рюмок виски под кино, тем более такое хорошее кино.
- Да мы знаем.
- Ага, я уже был порядком захмелевший, когда в дверь вдруг позвонили. Я никого не ждал, на часах была почти полночь, или ошиблись дверью или что-то нехорошее. Я посмотрел в глазок, но кто-то выкрутил лампочку на площадке. Открывать неизвестно кому, я не собирался, у меня как раз знакомого недавно ограбили таким образом. Спросил "Кто там?". Тишина. Я постоял возле двери, подумал, не вызвать ли милицию. Но что им сказать? Пошёл на кухню, взял топорик для рубки мяса, подошёл к двери. И услышал, будто кто-то плачет. Вроде бы женщина. Я дважды спросил "Кто там?", но мне не ответили. А плач продолжался. Если бы я был трезвый, я бы плюнул на эти загадки и пошёл бы смотреть кино дальше. Но я был выпивши, а в этом состоянии загадки хочется непременно отгадать. Я открыл дверь на цепочку, посветил фонарём и увидел около двери плачущую женщину.
- Кто вы?
- Аркаша, мне плохо!
Я узнал её голос. Это была Оксана, моя давняя любовь из-за которой я уехал в Киев. Мы давно не виделись, она избегала меня и вдруг пришла среди ночи, села под дверью и плачет. Я открыл дверь, помог Оксане подняться, когда оказалось, что она мертвецки пьяна. Я ещё больше удивился, потому что раньше она не пила вовсе. Ну разве что немного вина, непременно сладкого. Отвёл её на кухню, усадил за стол, поставил греться чай. Она едва сидела, плакала и жаловалась. Говорила очень неразборчиво, я так понял, что её бросили. Какой-то Саша. И вот она напилась и пришла ко мне. Почему ко мне? Видимо никого ближе у неё не было. Она переехала в Киев сравнительно недавно, устроилась работать на музыкальном канале редактором, заодно озвучивала тексты. У неё был приятный, чуть низкий голос, который меня сильно возбуждал. Я даже сбил в телевизоре настройку на этот канал, чтобы не расстраиваться.
- Так она тебя бросила или ты её?
- Она. Она ушла от меня, а я бросил работу в Днепропетровске и поехал в Киев, чтобы быть от неё подальше.
- Думал, поможет?
- Ну, да и что мне оставалось?
- Хотел её?
- Я бы употребил слово "любил". Я очень любил её и представьте, что почувствовал, когда увидел её. Вот так вот неожиданно, среди ночи, пьяную вдрызг.
- Пьяная ****е не хозяйка.
Это я сказал зря, просто так на язык пришлось, а Толстолобик оскорбился, кричал, едва драться не полез. Говорил, что он не мерзавец, что у него даже мыслей не было, воспользоваться её беспомощностью. Врёт, мысли были, он же её любил. А вот, что не стоило мне говорить, так это да. Я извинился, сказал, что ничего не имел ввиду, просто не ко времени привёл поговорку. Извинился ещё раз и Толстолобик успокоился.
- Просто я до сих пор люблю её.
- Понятно, иначе чего бы тут оказался.
- И мне неприятно, когда про неё плохо говорят.
- Я же не про неё, просто слетело с языка.
- Ну, хорошо, ладно. Значит, сидит она у меня на кухне, плачет и всё норовит упасть со стула. Я пытаюсь напоить её чаем, волнуюсь, хоть бы не заболела, всё-таки долго сидела на бетонном полу, а на дворе осень. А она всё твердит, что не может жить без него, просит вернуться, Саша, Сашенька, Шурик. И плачет. Я никогда не видел её плачущей и пьяной, а тут сразу и то и это. Утираю ей слёзы, а сам с ума схожу. Ну, вы знаете, что чувствуешь, когда рядом любимая женщина. Хочется её обнять, поцеловать, успокоить, только ведь она ничего такого от тебя не ждёт, она пришла, просто потому, что идти больше некуда, да и пьяная пришла, трезвая никогда бы. Плачет, говорит, что вешаться будет, зовёт этого Сашу, а я думаю, что вот сейчас с ней то же, что раньше со мной происходит. Каждого догонит, каждый эту чашу до дна испьёт. И я вот так сидел, стонал, думал, что жить не смогу, напивался. Ну, только я не плакал, я же мужчина.
Он так поспешно оговорился и так заглядывал в глаза, чтобы понять, поверили мы ему или нет, что сомнения не вызывало – плакал он. Валялся на каком-то диване и рыдал в оба глаза. Ну и что тут стыдного, чего боятся? Плакал и плакал. Но поверившие глаза я на всякий случай сделал, а то снова обидится.
- И вот, значит, поменялись ролями. В том смысле, что теперь и от неё ушли. Рыдает дальше, потом подхватилась, тут же упала, ударилась головой об пол, что-то бурчит. Я еле разобрал, что она сумку просит принести. Заводил я её без сумки, взял фонарь пошёл на площадку, нашёл сумочку дамскую и пакет из супермаркета. Занёс, сумочку Оксане. Она полезла туда, долго рылась, я думал, что телефон ищет. А она достала кошёлек, раскрыла его, а там фотография. Стала её целовать. Точнее его, я так понимаю, что этого Сашу. Плачет, целует, разговаривает с ним, просит прощения, уговаривает вернуться. Честно скажу, мне больно на всё это было смотреть. Пожалуй, это самое невыносимое видеть проявления чувств любимого человека к кому-то другому. Такая злость появляется, чуть ли не ненависть. Уничтожить готов, хотя понятно, что глупо.
- В таком состоянии другая система координат разумности. Тогда это не глупо.
- Значит, вижу я, как она чуть ли не молится на этого Сашу. Краем глаза глянул на фотографию и вдвойне обидно стало. Саша, этот, чернявый такой, жидок, что ли, лоб в три пальца, глазёнки маленькие, как у поросёнка, подбородок бабский, губы такие развратные. Уродище. Я то тоже, допустим, не красавец, но он то похуже, похуже!
- Женское сердце не поймёшь.
- Поймёшь. Он на телевидении работал, устроил и её. А у женщин бывает так, когда чувство благодарности перерастает в любовь. Значит, гляжу я на её пьяные беседы с фотографией, надоело мне этот, тут как раз чай заварился, думаю, напою сейчас, уложу спать, сам ещё сто грамм приму и тоже баиньки. Налил чая в чашку, без сахара, чтобы прочистить ей организм. Стал уговаривать выпить, а она пару глотков сделала, а потом как блеванёт. Струёй прямо. Алкогольная интоксикация, она же пить не умела, а тут сразу всадила чуть ли не три литра всякой слабоалкоголки. Стол в блевоте, кухня в блевоте и я не без греха. Отнёс её в ванну, там умыл, заставил воды выпить, втолкнул несколько таблеток активированного угля. Потом отнес на кровать, подложил подушку под голову, чтоб не залилась, укрыл хорошо, а то у неё дрожь началась. Посидел немного рядом, она сначала шептала "Саша, Саша", плакала, а потом заснула. Я подождал и пошёл на кухню. Убираться. Пол мою, а сам чуть не плачу. Так мне обидно, что вот если бы она меня так же любила, как я её, то не было бы в свете пары более счастливой. А так и мне плохо и ей. Как же она в такого уродца влюбиться могла? И по лицу видно, какой у него характер дрянной. Он же её не любит, смотрит свысока, использует, как подстилку. А я на руках бы её носил, хранил бы как зеница око, не надышался бы. Такие, в общем мысли, дурацкие конечно.
- У всех такие, любовь это ж помешательство, тут про ум не спрашивай.
- Да уж. Значит, убрался я в ванной, руки помыл, дай думаю, гляну, как Оксанка. Я на неё любил спящую смотреть, у неё лицо детское, такое довольное и спокойное. Иду по прихожей и совсем забыл, что ещё как Оксанку нёс, то зацепил ногами пакет её, из него что-то выпало. Ну, выпало, выпало, цепляю в темноте ногой, я специально свет не включал, что её не беспокоить. Значит, цепляю что-то ногой, слышу, как скользит оно по линолеуму, а потом выстрел и такая боль в ноге, будто раскаленной спицей её прокололи. Я от боли и испуга как дёрнусь, упал, ударился головой об стенку, у самого в ушах звенит, не понимаю, что случилось. И боль, боль в ноге просто страшная.
- Погоди, так выстрел действительно был или показалось?
- Слушай дальше. Лежу я слышу, ничего не понимаю, потом к ноге потянулся. Стал щупать. А там мокрое что-то и очень больно. Хотел свет включить, а тут Оксана как застонет. Я на одной ноге к ней, но смотрю, что спит. Выстрел, а она спит, просто стонет, видимо переживает во сне. Я на кухню, включил свет, смотрю, а у меня с правой ноги кровь ручьём. Вот это да. Присматриваюсь – носок порван, а у большого пальца кусок оторвало. Я к телефону, чтобы скорую вызывать, уже номер набрал, а потом думаю, что это ж меня пулей. Значит, кто-то стрелял. Может в квартире кто-то есть. Испугался, но вовремя подумал, что только идиот в большой палец целиться будет. И только очень умелый идиот попадёт. Вспомнил, как что-то цеплял в прихожей. Пошёл туда, включил таки свет, предварительно дверь в комнату к Оксане закрыв. И вижу, что лежит пистолет под стенкой.
- Твой?
- Да у меня никогда оружия не было! Если не считать кухонных ножей.
- Тогда откуда пистолет?
- Говорю же, выпал из пакета, который Оксана принесла. Большой такой пакет из супермаркета. Я полез туда, там две пустых бутылки ром-колы, недоеденная шоколадка и яблоко. Оксана очень яблоки любила. Ещё пакет, достаю я его, вытряхиваю, а там женская блузка, вся в крови.
- Женская блузка?
- Да. И юбка ещё. Были белые, а сейчас все в запекшейся, почти чёрной крови.
- Ничего себе!
- Я и сел, смотрю на это добро и понимаю, что вряд ли Оксана порезалась, что так кровью выпачкалась. А ещё пистолет. Проще простого – убила она своего Сашу, в порыве ревности убила, потом напилась, а сейчас разговаривает с ним, плачет, пытается представить, что он живой и вытеснить свои переживания. Схватился я за голову, когда в дверь звонят. Спросил "Кто там?" – оказалось, что соседка. Не спится бабушке, услышала выстрел, пришла узнать, всё ли со мной в порядке. Со мной не всё в порядке, но я улыбаюсь, ноги за дверью спрятал, говорю, что всё хорошо, мол просто шампанское открывал, оно и хлопнуло.
- Шампанское, разве сегодня Новый год?
- У меня дама в гостях, так сказать праздник.
Соседка не очень мне поверила и ушла. Теперь настучит квартирной хозяйке. Они подружки и соседка исполняет роль надсмотрщика за квартирантами. Ну да это не страшно, пусть стучит, у меня репутация хорошая – выдержит. Хотел прибраться, ступил на ногу раненную, тут же грохнулся, едва встал. Течёт с меня кровь рекой и тут доходит до меня, что с такими успехами могу я к утру вполне умереть. Видимо, сосуд серьёзный повреждён пулей, надо вызывать скорую. Но скорая сразу милицию вызовет, когда увидит огнестрельное ранение. А милиция начнёт спрашивать про пистолет, про окровавленную одежду. И Оксану заберёт. Выйдет, будто я её сдам. Этого я не хотел.
Попрыгал на кухню, давай палец заматывать бинтом, потом подумал, что продезинфицировать надо. Достал из холодильника водку, полил на палец, аж зашипел, так больно. Потом снова бинты давай вязать, да вату. Потом сел, ногу на стол, чтоб отлив крови был от раны. Сижу, смотрю. А бинты темнеют, потом каплю набухла и на стол кап. Мне страшно, но думаю, что Оксану не сдам. С утра её прятать надо, чтобы милиция не взяла. И потом скрывать её от правосудия. Стал даже придумывать, как буду помогать ей прятаться, а потом она полюбит меня. И будет у нас всё хорошо. Можно будет из страны уехать или выправить фальшивые документы, я слышал, что за пять тысяч долларов можно настоящий паспорт получить. Вторая капля – кап. Тут я думаю, что молодец и в скорую звонить не буду, но если потеряю много крови, то с утра ничем Оксанке помочь не смогу. А это неправильно, ей с утра как раз помощь и понадобится. Размотал ногу, давай пластырем клеить, потом вату, бинты, замотал плотнее. Через час вроде угомонил кровь. Посидел немного, отдохнул, давай полы мыть от крови, а то ведь одни пятна.
Управился и пошёл в комнату. Сел на кровати и стал смотреть на Оксану. Верите, ли мужики, до утра так просидел. Сна ни в одном глазу, смотрю на неё и жалею. Ведь если поймает её милиция, то срок дадут. И не год и не два, за убийство то. Посадят лет на десять минимум. А я же её люблю, мне даже больно думать, что суд будет, что в тюрьме ей сидеть. Ну куда ей в тюрьму, такой красивой, такой родной? Не отдам её никому. Спрячу от милиции, уедем куда-нибудь, забудем прошлое, будем жить долго и счастливо. Потому что мне с ней как в раю. Я даже про ногу раненную забыл, сидел и смотрел на мою Оксанку. Она раскроется, я её укрою, вижу, что губы пересохли, принес сока из холодильника, еле допрыгал на одной ноге. Так до утра над Оксаной и просидел, глаз даже не сомкнул, всё думал, что худа без добра не бывает и что хоть таким вот образом, она ко мне вернулась и теперь будет всё хорошо. Дурак, как есть дурак, ну с чего такое было думать?
- Когда любишь, то дуреешь. Видно, в мозгу какая-то наркота выделяется, туманит башку.
- Да, влюблённый человек полностью неадекватен.
- Дурак, дураком. Значит, уже рассвело давно, она открывает глаза, увидела меня и испугалась, подскочила, спрашивает, что я тут делаю. Я отвечаю, что живу тут и рад её видеть. Она оглядывается, потом спрашивает, как сюда попала. Оказалось, что ничего не помнит. Последнее воспоминание, как заходила в супермаркет докупить выпивки. Стала извиняться, что не хотела беспокоить и давай одеваться быстро.
- Ты её раздел?
- Ну да, у неё же джинсы в блевотине, я их постирал. Но бельё, понятно, не снимал.
- Молодец ты, заботливый.
- Я же её люблю. Смотрю, как она собирается, удивился даже. Спрашиваю:
- Куда это ты собираешься?
- На работу.
- Тебе туда нельзя.
- Почему?
- Милиция уже там.
- Милиция? Что ты имеешь в виду?
- Они же тебя ищут.
- За что?
Смотрит на меня, вроде действительно удивлена до предела и ничего не понимает. Ну не могла же она забыть, как человека убила? Может, механизм вытеснения сработал, пытается не вспоминать?
- Я пистолет нашёл.
- Кого?
- Пистолет. И одежду окровавленную.
- О чём ты говоришь?
- Оксана, я понимаю, что тебе неприятно об этом говорить, но факт есть факт.
- Какой факт! Что ты мне голову морочишь!
- Ты убила его.
- Кого?
- Ну, Сашу этого.
- Ты что сдурел!
- Да. То есть нет. То есть я не сдурел, а ты убила.
- Ты с ума сошёл!
- Не кричи, лучше чтобы соседи не слышали скандала, а то ещё милицию вызовут.
- Погоди, что у тебя с ногой?
- Я ранен.
- Кем?
- Сам себя, не заметил твой пистолет.
- Мой пистолет? Аркаша, ты в своём уме?
- Да.
- У меня нет и не было пистолета!
- Но ты его принесла вчера!
- Откуда?
- Не знаю. Пистолет и окровавленная одежда.
- Ты с ума сошёл!
- Да вот же, посмотри!
Я принёс ей пакет, показал одежду, показал пистолет. Она смотрела с ужасом и только головой крутила.
- Видишь?
- Это не моё!
- А чьё?
- Не знаю! Это не моё!
- Оксанка, надо смотреть правде в глаза. Ты убила его, из этого пистолета, потом напилась и пришла ко мне. Но не бойся, я помогу тебе спрятаться, у нас всё будет хорошо!
Я хотел обнять её, но она оттолкнула меня, будто прокажённого и бросилась к сумочке, выхватила мобильный, стала звонить.
- Алло, Саша, это ты? Извини, что беспокою, с тобой всё в порядке? Я просто спрашиваю. Да, понимаю, что занят, ну извини, извини, прости. Пока.
Она улыбалась.
- Он жив! Что ты мне голову морочишь! Он жив!
Она была так рада, что у меня даже сердце заболело от обиды. Вот, что значит любит его. Он ушёл, а она любит.
- Тогда чья это кровь?
- Не знаю.
- Но ты принесла этот пакет!
- Я?
- Да ты!
- Не может быть.
- Ты думаешь, что я на тебя наговариваю?
- Да нет, просто откуда?
Она задумалась. Мне нравилось её лицо, когда она думала. Мне так хотелось её поцеловать. Но ведь между нами была стена побольше Великой китайской.
- А, поняла! Я просто перепутала ящики!
- Какие ящики?
- В супермаркете! Я же пьяная была, открыла не свой ящик и взяла чужой пакет! Я же ничего не понимала!
- Значит, пистолет не твой?
- Конечно не мой! Зачем мне пистолет? Ладно, Аркаша, спасибо за всё, извини, что побеспокоила, я побежала.
Она ушла, а я упал на кровать и стал плакать. Мне было жалко себя, дурака и идиота, кормящего себя пустыми выдумками. Это же надо напридумывать столько! Убила, спасать, дальнейшее счастье! Дебил. Она вспомнила обо мне только в состоянии близком к бессознательному. И сейчас убежала, испугавшись меня, как приведение из прошлого. И пусть тот Саша ушёл от неё, для меня это ничего не меняло. Она не будет моей и точкой. Она давно перевернула мою страницу, а я задержался и мучаюсь. Да так, что я даже собрался кончать с жизнью. Набрал в стакан три десятка таблеток снотворного – всё, что было, взял воды, чтобы запить. Прекрасный выход был – глотнуть, выпить, лечь на пол и умереть. Может бы так и сделал, но в дверь позвонили. Соседка таки настучала участковому. Тот пришёл и началось. Я рассказал всё сразу, только не упомянул про Оксану. Мол, шёл домой, на лестнице нашёл пакет, принёс домой, чтобы потом найти хозяина и отдать. Пистолет выпал и сам выстрелил. Не знаю, что было бы, если бы на пистолете оказались какие-то дела. Вполне могли и посадить. Но пистолет оказался чист. Более того, оказалось, что в обойме не хватает только одной пули. Которую выковыряли из стены в прихожей. А ещё одежда из пакета была не в крови, а в красителе.
- В красителе?
- Да. Я думаю, что это или шутку кто-то хотел сделать, может какое-то домашнее видео снимали. Что-то вполне мирное, а тут Оксана перепутала пакеты и началось.
- Да уж.
- Да. Я с милицией разобрался, а потом узнал про клинику. И подумал, что если мне мозг почистить, то буду жить очень даже хорошо. А то надоело мучиться. Нет её и не будет со мной, поэтому надо страницу перевернуть, забыть, выбросить из головы. Что завтра и сделаю. Такая вот моя история. Подождите, схожу за бутылкой, выпить хочется.
Он схватил свечку и ушёл, оставив нас с Янки в темноте. Тот что-то думал и вздыхал, видимо думал, что будет рассказывать. Вскоре Толстолобик вернулся с бутылкой и тремя стаканами. Но Янки пить не захотел, а мы накатили и замолчали, ожидая, что эта дылда расскажет. Он немного помялся, кашлянул, потрогал рукой подбородок.
- У меня чем-то похожая история. Девушку тоже звали Оксана. Она работала в николаевском отделении нашей компании, толковая такая, симпатичная. Мы познакомились с ней на тренинге, потом я приезжал в Николаев к родственникам, потом просто так. Меня туда тянуло, хотя город как город. Но мне нужна была она. Так как уезжать надолго из Киева я не мог, то предложил ей перебираться сюда. Она сказала, что не хочет, я долго уговаривал, мотался в Николаев каждые выходные, пока уговорил. Уже по тому, как она долго принимала решение, можно было бы понять, что особых чувств она ко мне не испытывает. Но влюблённый человек не способен делать правильные выводы, он придумывает себе миражи и живёт в них, пока всё не рушится. Причем рушится на самого мечтателя и погребает его. Мы переехали в Киев, немного пожили и она сказала, что уходит. Причём не к кому-то, а просто уходит. Это мне показалось даже более оскорбительным. Ладно бы кто-то, он мог быть богаче меня, красивее, умнее, в чём-то меня превосходить, а так я проиграл конкуренцию пустому месту.
- Да, это действительно обидно. Когда к кому-то уходит, так там ревность, а когда ни к кому, так волком выть хочется от обиды.
Толстолобик уже опустошил свой стакан и подбавлял ещё. Напьётся ведь, скотина такая. Янки недовольно поморщился на замечание Толстолобика, видимо рассчитывал на молчаливое внимание, а тут прерывают.
- Конечно, я просто так не сдался, я ведь человек, привыкший достигать своих целей. Я уговаривал её, приводил аргументы, обещал, причём гораздо больше, чем диктовал здравый смысл. Но она не согласилась, просто ушла. Странная девушка. Устроилась на работу в фирму, где-то на Поздняках, квартиру снимала на Троещине. Там же добираться только часа полтора да и вообще район, сами понимаете. Как говорят у нас "жизнь дала большую трещину, переезжаю на Троещину". А ведь могла жить в Печерском районе, ни в чём себе не отказывать. Однако ушла. Первое время я чуть с ума не сходил, так тяжело переносил её отсутствие. Это странная вещь, не то чтобы она была уж такой красивой или сексуально изобретательной. Я достаточно обеспеченный человек, а раз так, то у меня не было проблем с сексом, с каким угодно сексом. Но мне нужна была именно она. Любовь это болезнь, это как наркомания, когда тебе не нужно ни водки, ни еды, ни развлечений, а только доза. И мне нужна была только она. Я бредил нею, стал плохо спать, у меня началась депрессия. До поры, до времени мне удавалось всё скрывать от сослуживцев. Но я работаю в серьёзной компании, где достаточно высок уровень внутренней конкуренции. Чтобы даже оставаться на своем уровне, нужно прилагать много усилий, а чтобы подниматься, нужно работать ещё больше. У меня не было сил даже на сохранении статус-кво, я только и мечтал, что прийти домой, лечь на диван и смотреть в потолок. С такой мотивацией в моей профессии люди не держатся и я бы не удержался. Я ходил к врачам, но они ничем не могли мне помочь, кроме общих рассуждений. Нанимал проституток, они хорошо делали своё дело, но ведь корень проблем был в моей голове, а тут-то они ничего не могли поделать.
Он первый раз отхлебнул виски. Вошёл в раж рассказа, жадно вспоминал былое и может тоже напиться сегодня, этим тёмным вечером при свечах, последним вечером с памятью. Завтра нам почистят мозги и мы пойдём жить дальше, довольные и не помнящие.
- И тут я услышал о службе "Дубль". У нас в компании работал один парень, талантливый финансист, он сейчас в Лондоне. Так вот, он был фанатом Моники Белуччи, такая актриса, вроде бы французская.
- Да, французская, я фильм как-то смотрел. Роскошная баба.
- Ну, не знаю, слишком задастая. Но не в этом дело. Так вот, знакомый рассказывал, что есть некая служба эскорта "Дубль", где тебе могут подобрать любую звезду.
- В смысле подобрать?
- В том смысле, что они находили двойников известных актрис и подгоняли их к клиентам. Хочешь спать с Николь Кидман – пожалуйста, хочешь с Наоми Уотс – нет проблем! Или быть может Скарлет Йохансон?
- Типа шоу двойников?
- Это же фигня!
- Я сам сперва так отнёсся, но знакомый говорил, что этот "Дубль" работает на высшем уровне. Они не просто находят похожих, они не скупятся на пластические операции, учат пластике и движениям, делают своих работниц стопроцентно похожими на звёзд! Знакомый был фанат Белуччи, просмотрел по много раз все фильмы с ней и говорил, что та девка, с которой он спал, была просто один в один Белуччи. Он был очень привередливый тип и если уж раскошелился на "Дубль", значит, там действительно дело знали. Я позвонил ему в Лондон и он сообщил мне телефон "Дубля" и пароль. Эта фирма работала очень скрытно и только с постоянными клиентами. Когда я позвонил, то пришлось долго убеждать их, что я надёжный клиент, что за меня поручаются прежние клиенты.
- Ты что, решил спать со свёздами?
- Я бы переспал с Камэрон Динас!
- А я бы с Дженифер Конолли.
- А кто это?
- Да, не важно.
- Погодите! Причём тут звёзды! Я позвонил в "Дубль" потому что подумал – если они могут подогнать копию Моники Белуччи, то смогут обеспечить меня и копией Оксаны. Отличный выход! Если она, точнее копия, будет со мной, то я снова буду счастлив, излечусь, хотя бы на время.
- Но это же не всё равно не она!
- Я рассчитывал обмануть себя. Хоть какое-то облегчение, тем более знакомый говорил, что "Дубль" присылает женщин похожих один в один.
- И что, они согласились?
- Да, даже сказали, что у них часто бывают такие заказы. Люди ведь редко влюбляются в кинодив. Они попросили её адрес, имя и фотографию, пообещали через неделю доложить о результатах, взяли тысячу задатка и ушли.
- Тысячу долларов?
- Да, "Дубль" брал большие деньги, но по делу.
- И позвонили?
- Да, через три дня. Сказали, что нашли то, что мне надо. Договорились, что я плачу им ещё две тысячи за работу и по пятьсот долларов за каждое свидание.
- Слушай, да это дорого!
- Конечно, элитные проститутки стоят дешевле!
- Мне не были нужны проститутки. Мне была нужна она.
- Так "Дубль" её нанял?
- Нет, я же требовал копию!
- Хоть похожа была?
- Да, они всё сделали супер. Просто один в один. Только волос чуть темнее, татуировка на плече, у Оксаны её не было и она была немая.
- Кто?
- Ну, эта девушка, которую прислал "Дубль". Слышать слышала, а говорить не могла.
- Для женщины это скорее достоинство.
- Ну, не совсем, когда любишь человека, то хочется с ним поговорить.
- Но она тебе понравилась?
- Да, очень. Я виделся с ней по два-три раза в неделю, а то и чаще. Она приходила, мы занимались сексом, потом лежали в постели, смотрели телевизор, ели, выпивали, я что-то ей рассказывал, она слушала, потом снова секс. Она оставалась ночевать, я любил проснуться утром, принести ей кофе в постель, смотреть как она пьёт его маленькими глоточками. Я чувствовал себя счастливейшим человеком.
- А денег хватало?
- Да, я ограничил себя в тратах, купил более скромный автомобиль, стал вкалывать за двоих на работе, пошли премии, так что денег хватало. И я думал, что так всё и будет продолжаться. Когда человеку очень хорошо, ему кажется, что так всё и будет. Но однажды она не пришла. Из "Дубля" позвонили, сообщили, что ищут замену. Нашли, вроде бы похожую, но не то. Я пару раз воспользовался её услугами и перестал. Потребовал ту, первую. В "Дубле" сказали, что это невозможно, я добился их директора. Мы встретились в кафе на Бессарабке, директор сказал, что девушка не хочет больше работать, а заставлять они её не будут, так как это против их корпоративных правил. Я стал просить её координаты, чтобы самому уговорить. Сказал, что даже готов жениться на ней. Директор долго кривился, а потом сказал, что это была она.
- Кто?
- Оксана. Они только сделали ей темнее волосы, поставили татуировку, но это была она.
- Она?
- И ты не почувствовал?
- Не знаю. Я ведь был уверен, что это не она. Я думал в "Дубле" занимаются только копиями. И я даже подумать не мог, что Оксана согласится на такое.
- А она согласилась?
- Согласилась!
- А почему перестала?
- Купила квартиру. Она поставила себе цель обзавестись жильём, чтобы не мыкаться по чужим углам. А тут к ней подкатили из "Дубля", стали расспрашивать о привычках, отслеживать жесты и мимику. Она спросила зачем, ей не ответили, но она догадалась и предложила не искать дубля. Директор говорил, что сама предложила. Стала ходить ко мне, претворяясь немой. Из-за голоса, ведь голос то никуда не денешь и не загримируешь. Когда насобирала денег на квартиру, то ходить перестала.
- Вот стерва.
- У меня началась очередная депрессия, я ушёл в отпуск, чтобы меня не выгнали, даже выпивать начал. Когда услышал об этой клинике. Подумал, что это, пожалуй, выход, вырезать её из своей памяти. Как будто и не было никакой Оксаны. И вот я здесь, надеюсь, что завтра уже ничего не буду помнить о ней, а через неделю выйду на работу нормальным, здоровым человеком, каким был, пока не встретил её.
Он допил свой бокал, поставил и вздохнул. Мне показалось, что он врёт. Врёт, сволочь. Слишком уж хорошо да чинно выходит, в любви так не бывает. Стоял перед ней на коленях, целовал ноги и просил остаться? Или поставил в квартире камеры и наблюдал за ней? Увольнял, давая взятки начальству, угрожал, может даже, подумывал изнасиловать! Ну не бывает любовь вот такой! Тут уж мне, парниша, не свисти. Я долил ему, себе и стремительно набирающемуся Толстолобику. Ну, типа, моя очередь. Поставлю стакан, вздохну серьёзно, вроде как переживаю.
- У меня история другая, совсем другая. То есть тоже с бабой и звали её, кстати, тоже Оксана.
- Оксана?
- Ты не врёшь?
- Мужики, если бы я врал, я бы ей любое другое имя дал. А так Оксана. Ну, хотите, я её могу по-другому называть.
- Да не надо, давай, как есть.
- Мы с ней познакомились в парке. У неё выпускной был, она в белом платье, худенькая, с чёрными волосами, глаза большущие, ну хороша. Я как её увидел, подошёл, заговорил. Она испугалась немного, я всё-таки серьёзно постарше её был, но не ушла. Слово за слово, а потом смотрю, что смотрит на меня странно. Я даже не разобрался в чём дело, хоть мужик то опытный был. А она просто влюбилась в меня. Возраст у неё был подходящий, но мальчиков у неё не было, на выпускном чуть шампанского выпила и так всё сложилось, что созрела девочка, а тут я. Тоже не дурак, не упустил, сошлись мы. Родители её были против, но она упорство проявила. Вдобавок я настраивал, что любовь любовью, а в институт поступать надо. Она все экзамены на пять баллов сдала, мы в Крым поехали, отдохнули очень даже приятно. Знаете, когда девке восемнадцать лет, то она, даже если неопытная или красива не слишком, но настолько с ней хорошо, что про всё забываешь. Восемнадцать лет – чистое сумасшествие. Мне даже казаться стало, что и я её полюбил, хотя я в этом отношении человек спокойный, потрахаться – пожалуйста, а все эти любови-моркови не про меня. Но восемнадцать лет, ходил как чумной. Она учиться пошла, вечером жду её возле института и бегом домой, там занимаемся любовью, вроде я до этого пять лет воздерживался.
Я допил виски и чинно добавил себе, чувствуя, как мужички слюнку то глотают от моих описаний.
- Прожили мы с Оксаной два с половиной года. Дольше я ни с кем не валандался, обычно месяц-другой и до свидания. А тот время идёт, а мне уходить не хочется. Уже подумал, что старею, обабиться хочу. Когда разлюбил. Стал по сторонам поглядывать, она злится, плачет. Мне это неприятно, вдобавок подурнела она. То была, как тростинка, а то зад вырос, что у коровы, а я жопастых не люблю, ноги потолстели, вся в веснушках, ещё и волосы с сединой. Её двадцать один, а у неё волосы уже седые – подкрашивается. Как-то враз она мне опротивела, что и вставать почти перестало. Так, для проформы трахну её, чтоб не приставала и убегаю с квартиры. Завёл пару романчиков, мне бы баб на квартиру водить, а там Оксана сидит, хлюпает. Я её и попросил. Так и так, мол, ты молодая, найдёшь ещё себе пацана, а мне тридцать пять, я хочу ещё погулять, так что не обессудь. Она сразу в плач, скулит, что любит меня, что не может без меня и всё такое. Я ей объясняю, что взрослые люди, что никаких обязательств. Расходимся, значит, расходимся, а все эти, что жить не могу и прочее, это всё глупости.
- Не так что и глупости.
- Ну да, бывают разные состояния у человека.
- Да всё бывает, но я же про себя говорю. Я вот не верю, что можно так влюбиться, что потом нельзя жить без этого человека. Бабы все устроены одинаково, так сказать, если есть ****а и рот, значит баба не урод.
- Опять пословицы?
- Ага, люблю я это дело, у меня даже книга пословиц есть, я как на толчке сижу, всегда её читаю. Значит, подождал я, пока она выплачется, а потом говорю, что извини, Ксюшенька, хорошая ты баба, но человек я свободный, многолюбивый, не могу долго с одной жить, разнообразие мне требуется. Хоть плачь, хоть вой, но такой я, меня не переделаешь, поэтому не убивайся зря, а лучше смирись да иди себе. Найдёшь пацана хорошего и быстренько меня забудешь, это лучшее лекарство в таких случаях. Но она не слушает меня, только воет, всё повторяет, что любит и ей без меня не жить. Я давай её вещички собирать, чтобы выпроводить, да отпраздновать освобождение с друзьями, но она воет, просится хотя бы на ночь остаться. Мол, завтра уйдёт, но вот последнюю ночь хочет со мной побыть. Ладно, думаю, мы с ней прожили долго, так уж и быть, одну ночь уступлю ей. Даже трахнул на прощание. Утром ушёл на работу, сказал, что к обеду приду, чтоб её уже не было. В обед пришёл, а она лежит мёртвая.
- Мёртвая?
- Как мёртвая?
- Самым натуральным образом. Мёртвая и холодная. Спичек напилась.
- Спичек?
- Да, с коробка спичек наковыряла серы и выпила. Я даже не знал, что так отравится можно.
- Можно, я где-то читал.
- Ну, а я не читаю ничего, кроме матов на заборах, так что не знал. Вызвал милицию, они давай ко мне прикапываться. У меня по молодости судимость была, хотели и Ксюшку на меня повесить. Тем более, что мать её стала рассказывать, что Ксюха не могла на себя руки наложить, это я. Только что я? Записка предсмертная есть, где она говорит, что жить без меня не может. И сера, это ж не лимонад, её просто так не выпьешь, даже если бы подсыпать захотел. Два дня меня в СИЗО продержали и отпустили. Я ей памятник поставил на могиле, дуре такой.
- А здесь ты зачем?
- Затем, что стала мне Ксюшка сниться. Каждую ночь приходит вроде ко мне, на постель садиться, достаёт пистолет и стреляется.
- Пистолет?
- Пистолет.
- Какой?
- Да откуда я знаю! Мне так тошно от этих снов, что я ради них на операцию пошёл! А ты про детали спрашиваешь. Она когда стреляется, то падает на меня, я сразу подхватываюсь, в поту весь, дрожь меня бьёт и до утра заснуть не могу. Извёлся уже весь, а тут обещают мозги мне прочистить.
- А тебе не стыдно?
Толстолобик уже был в кондиции, смотрел на меня зло, будто драться собирался.
- Стыдно? Нет. Я её не обманывал, она взрослая была, не то что ребёнок. Она на меня никаких прав не имела, шантажировать пыталась, но это уж её проблемы.
- Мерзавец ты.
- Ну, если тебе легче, то мерзавец.
- Я тоже мерзавец.
Толстолобик, ещё мгновение назад вроде собиравшийся бить мне морду, вдруг всхлипнул, будто поросёнок и заплакал. Я ему подлил остатки из бутылки, он выпил и дальше плакал.
- Ты чего?
- Мерзавец я. Может ещё хуже тебя.
- Хуже?
- Хуже.
- Что ж ты такого сделал?
- Сделал. Сделал, сволочь я такая!
Толстолобик уже рыдал и бил себя кулаком по широкому лбу. Сильно бил, видно боли не ощущал.
- Ты осторожнее, а то синяки будут.
- А мне похуй!
Первый мат в его исполнении. Они шестидесятники все одинаковые – то вроде тихие да спокойные, а как напьются, так давай бичеваться. Едва ли не крикнул. Ну вот, сейчас устроит истерику.
- Ладно, мужики, давайте по кроватям и спатки.
Это Янки вмешался, видимо тоже эксцессов опасался.
- Нет, подождите, я расскажу!
- Да не надо.
- Надо! Я ведь её изнасиловал!
- Что сделал?
- Изнасиловал!
- Ты это серьёзно?
- Да! Я ведь чего из Днепропетровская сбежал? Потому что испугался! Я же нормальный человек, а такое творил!
- Что ты творил?
- Изнасиловал её. Я же с ума сходил, когда она ушла. И придумал снять квартиру в её доме.
- Зачем?
- У меня план был. Я подстерёг её. Платок с хлороформом на лицо, она потеряла сознание, я её под руки и в лифт. На восьмой этаж, там дотащил до квартиры, вколол снотворного.
- Ну ты даёшь, это же рискованно! А вдруг в лифте кто-то был?
- Или она увидела тебя, когда нападал!
- Я ни про что такое не думал! Я только её хотел!
- И ты её трахнул?
- Да, дважды. Сначала у меня от волнения не вставал, а потом я выпил водки и смог.
- А дальше?
- Одел её, отнёс к квартире и оставил на пороге, вроде она сознание потеряла.
- И она не поняла, что произошло?
- Я в тот же день уехал.
- Зря, это повод для милиции.
- Какая милиция! Я про милицию даже не думал!
- А про что?
- Мне стало стыдно! До тошноты стыдно! Я ведь любил её, по настоящему любил и тут такое творю! Ну, как так можно! Это же на грани, это же скотство! И я испугался, что буду продолжать, что не смогу остановиться и рано или поздно она обо всём догадается! И я уехал в Киев, чтобы забыть, то что натворил!
- Да ладно там, натворил. Она может ничего и не заметила.
- Я подонок, мерзавец, негодяй! Я сам себе противен. Я ведь из-за этого и пришёл сюда, потому что у меня такое чувство вины, что жить просто не могу!
- Не кричи.
- Слушай, а ты тогда предохранялся?
- Что?
- Презерватив у тебя был?
- Нет.
- Так может она забеременела?
- Забеременела?
- Ну да, так бывает, когда без презерватива.
- Я об этом даже не думал.
- Ну и правильно, чего зря голову ломать?
- А вдруг она забеременела?
- Ну так аборт сделать – раз плюнуть.
- Аборт?
Толстолобик открыл рот и сделал большие глаза. Вот идиот, ведь передумывал же всё тысячу раз, а ситуацию с беременностью не увидел. Ну, думай дальше. Виски мы уже допили, тут как раз и свет включили. Рассказывать больше было нечего и мы разошлись по палатам. Интересно, неужели завтра мы про всю эту галиматью забудем?

Милиция ворвалась ночью. С десяток человек в бронежилетах, с фонарями и оружием. Искали его, этого кучерявого мерзавца, который записывал наши рассказы. Но он успел уйти. Почувствовал, что ли. Собака вроде бы взяла след, довела до ручейка в соседнем лесу, лес прочесали но его не нашли. Даже по телевизору показывали репортаж о нём. Потому что знаменитый преступник. Честно говоря, я даже не ожидал от него такого. На вид был совсем мирный, притворялся под простачка, рассказал историю а-ля "Солярис". На самом деле история у него была другая. Хотя женщину действительно звали Оксана. Она от него ушла, поехала с новым другом в Крым. Там, в Бахчисарае, на них напали. То есть парень отошёл в туалет, пока она пах лаву покупала. Парня избили. Очень сильно, забрали все деньги, телефон, цепочку, кольцо, даже туфли. Он через время пришёл в себя, выполз весь в крови, его заметили, вызвали милицию. Парень звал Оксану, но её не было. Она пропала, больше её никто не видел. Парень говорил, что её похитили. А в милиции считали, что она спуталась с каким-то бандитами, которые ограбили парня и смотались куда-то. Женщины, мол, падки на разбойничьи чары. Её, конечно, искали, но ни слуху, ни духу.
Примерно через две недели под Житомиром нашли трупы двух мужиков. Выяснили, что уроженцы Симферополя, ранее судимые, занимались мелким рэкетом, грабежами и всем таким. А тут вдруг взяли в аренду микроавтобус, нагрузили его виноградом и поехали торговать. Наторговались. У одного из погибших нашли кольцо ограбленного в Бахчисарае парня. Парня сразу же на допрос, но у него было железное алиби. Стали проверять погибших, у одного из них дома нашли кассету. Телефонный разговор в котором некто заказывает ограбить парня, чтобы запутать следы, а девку привезти в целости и сохранности. По шесть тысяч баксов на брата за дело. Начали искать заказчика. Проверили звонки, нашли один из Сум. Бахчисарай, Симферополь, Житомир, Сумы. Звонок из телефонного автомата. Поди-найди.
Но тут в Житомире сторож стоянки, на котором стоял микроавтобус погибших бандитов, вспомнил, что они уезжали на машине с сумскими номерами. Номеров не помнил, но помнил марку - "Инфинити". Сторож был молодой парень, повёрнутый на машинах, поэтому спутать не мог. Таких машин в Сумах было только две. И одна у бывшего бойфренда пропавшей. Его пошли брать. Он был бизнесмен, занимался мукой, рассчитывали взять его тёпленьким. Но оказалось, что он ждал плохого оборота. Успел спуститься с погреб и убить её. Ту девушку, которую погибшие бандиты привезли ему и погибли, чтобы не осталось следов. Девушку, эту несчастную Оксану, убил не из-за того, что она видела его, милиция и так уже всё знала. Убил из ревности, чтобы никому не досталась. Потом уходил по подземному ходу. Он выкопал подземный ход, про который никто не знал! На выезде из города его пытались остановить гаишники, он застрелил двоих и ушёл. Машину потом нашли, а его нет.
Он придумал отсидеться в клинике. Может и вправду рассчитывал почистить себе мозги, а может, надеялся, что в клинике с конфиденциальностью хорошо и здесь милиция не найдёт. Нашли, приехали арестовывать, но буквально за полчаса до этого негодяй ушёл. Я не спал, я всё думал о нашем разговоре, когда услышал его шаги. Он заглянул ко мне в угол и что-то положил, после чего ушёл. Я нащупал в темноте тетрадку и спрятал её под матрац. Потом, когда уже по палате метались милиционеры, они потрошили его кровать, а наши не трогали. Нас тоже, говорили, что нам повезло, что легко отделались. Мог и нас убить. Хотя зачем?
Он ушёл, оставив лишь тетрадку с несколькими исписанными листами. С описанием нас и наших историй. Не понимаю, зачем он это делал? Вытеснял свой страх? Или был так спокоен, что от нечего делать? Почему он писал? Он ведь не писатель, он делец, свихнувшийся от страсти. Неужели такое помрачение ума, что и писать стал? Я не знаю всего этого. Знаю, что его до сих пор не поймали. Более подробно о его истории можете прочитать в интернете, наберите в любом поисковике "похищение в Бахчисарае" и получит пучок ссылок на криминальные сайты. Я хотел выбросить его тетрадь, а потом придумал такой ход. Отослать её в журнал, может им покажется это интересным? Я поменял свою фамилию и фамилию соседа. Прозвища оставил, хотя я совсем не похож на Толстолобика. И все гадости которые он писал про меня и про соседа. Я не цензура, пусть это будет на его чёрной совести убийцы. А у меня только завтра операция, отложенная по требования милиции. Они допрашивали нас, надеясь, что-то узнать о планах беглеца. Только сейчас разрешили корректировать память. Нам почистят мозги и я забудут про эту мрачную историю. Вернусь в родной город. Кстати, не Днепропетровск.