В поисках носка

 

Руф Маккени
Перевод с английского Элеоноры Шпигель


Много лет прошло со времени нашей встречи с мистером Рандольфом Черчиллем. Вряд ли он помнит меня. Но с другой стороны, со знаменитым отпрыском лондонских Черчиллей произошла такая необычная и смешная история, что забыть ее просто невозможно.

У меня до сих пор мурашки по коже пробегают, как вспоминаю этот случай.

Не потому, что мистер Черчилль такой страшный. Совсем наоборот – он красив, как юноша на цветной рекламе о вкусной и здоровой пище.

А произошло вот что: я встретилась с мистером Черчиллем на чисто профессиональной основе. Осенью 1930 года он путешествовал по Америке, выступая в литературных клубах, университетах, Ротари клубах в основном с двумя темами: «Судьба Империи» и «Почему я консерватор». Ему в то время было 19 лет, а я являлась юной литературной звездой университетской газеты нашего штата Огайо.

Мистер Черчилль прибыл в наш город Колумбус на волне благоговейных местных реклам. Он был приглашен в известный местный клуб в пику другому известному клубу – просто из чистого высокомерия. Все его выступления держались в строжайшем секрете. Репортеры на лекции не допускались. Более того, знаменитости, которые выступали перед кругом избранных, никогда не давали интервью местным журналистам.

А мне страшно хотелось взять интервью у великой знаменитости с фамилией Черчилль.

Во-первых, я никогда не видела ни одного настоящего англичанина.

Во-вторых, мой смертельный соперник из другой студенческой газеты открыто хвастался, что он возьмет интервью у мистера Черчилля. Потому что он обладает исключительно яркими талантами.

После таких заявлений ничто больше не могло остановить меня.

И я ринулась навстречу своей судьбе.

Я прибыла в вестибюль отеля в 4:30. Неожиданно для себя самой я быстро нашла номер комнаты, где остановился мистер Черчилль. И тут вдруг от первого успеха меня охватила такая паника, что я плюхнулась на диван в вестибюле и не могла с него подняться в течение получаса.

Наконец, ко мне подошел служитель отеля и не очень дружелюбно спросил: “Вы ждете кого-нибудь?” Это привело меня в чувство, я встала с дивана и пошла разыскивать номер, где остановился знаменитый Черчилль.

 Хотя я все еще нервничала, и руки мои дрожали, но на ходу я уже придумывала план моей неожиданной атаки на мистера Черчилля. Я решила: я постучу в дверь его номера и на его вопрос “Кто там?”, отвечу, что это горничная принесла для него полотенца. Я запланировала поставить свою ногу в дверной проем, как только он откроет дверь, и, не дав ему опомниться, быстренько задать ему несколько вопросов.

Такой трюк я, кажется, видела в кино.

Но мистер Черчилль с самого начала разрушил мой прекрасный план. На мой стук в дверь, он просто ответил: ”Войдите”. Я не знала, что делать дальше: я колебалась, спазмы сдавили мое горло.

Мне было всего 19 лет, я жила со своей бабушкой и она явно не одобрила бы мое появление в отеле в комнате знаменитости. “Войдите” – громко повторил мистер Черчилль. Мне даже показалось, что в голосе его прозвучали сердитые нотки. Я пыталась успокоить себя, думая о том, что, когда окончу университет и получу настоящую работу журналиста, я буду смеяться над тем страхом, который сейчас испытываю.

Но сейчас мне было явно не до смеха: волосы буквально шевелились на моей голове.

Наконец, я открыла дверь, робко вошла в комнату и увидела мистера Черчилля. Он сидел за столом и что-то писал. На нем был костюм, как будто он уже собирался идти на обед, но его босые ноги все еще находились около домашних тапочек.

Несколько секунд я молча стояла в дверях.

Наконец, мистер Черчилль поднял на меня глаза, и наши взгляды встретились.


- Ах! – сказал он, - леди! – и быстро встал из-за стола, - прошу прощения. Умоляю, простите меня.


Я страшно удивилась. Мистер Черчилль подвинул стул к своему столу и пригласил меня сесть. Я села.
- Умоляю, извините меня, - сказал мистер Черчилль, - я должен закончить писать эту телеграмму.
На столе лежали несколько бланков и другие бумаги.
- Что? – переспросила я.
Я просто не поняла, что он сказал. Его английский акцент был такой странный: можно было подумать, что он говорит по-французски. Я изучала этот язык в школе. Мистер Черчилль повернулся ко мне и спросил серьезным тоном: “Что бы вы сказали ректору, который не разрешает своим студенткам дарить мне цветы после моей лекции?”
Во всяком случае, именно так я поняла его фразу. Это было так трудно – расшифровывать его слова! Его английский акцент был на пределе досягаемости моего восприятия. Так что в ответ я просто покачала головой.

По-моему, мистер Черчилль просто не заметил моего молчания.

Он закончил писать бумагу, поставил свою подпись и повернулся ко мне.
- Чем могу быть полезен вам? – спросил он.
 Заикаясь, я объяснила ему, что я - корреспондент из газеты. Мистер Черчилль не спросил меня, из какой, и я не стала объяснять, что это всего-навсего студенческая газета. Я просто-напросто пролепетала приготовленные для него вопросы. Я спросила его о Рамзее Макдональде, о Хувере и о нескольких других лицах. Мистер Черчилль ответил мне. Он в равной мере осудил обоих, хотя и по разным причинам: Макдональд был слишком левый, Хувер – слишком ярый социалист. Я спросила мистера Черчилля о будущем английской молодежи. Он ответил, что если только больше молодых людей его класса будут относиться ответственно к своим обязанностям – будущее Англии вне опасности. Я была поражена его таким строгим, сформированным идеологией консерваторов мнением. По-моему, он был слишком молод для этого.

Однако, набравшись духу, я начала обсуждать английскую школьную систему. В ответ на этот вопрос мистер Черчилль проявил некоторое отклонение. Обычным голосом, отличным от того, каким он осуждал Хувера и Макдональда, он сказал мне: “Не возражаете, если я предложу вам что-нибудь выпить?”
Я снова начала нервничать: такой неожиданный поворот интервью моя бабушка едва бы одобрила. Не дожидаясь моего ответа, мистер Черчилль достал из своего чемодана бутылку и уверил меня, что это самый лучший скотч, какой только существует в Англии.

Я не могла судить о качестве этого напитка, потому что до настоящего момента никогда не пробовала что-нибудь, содержащее алкоголь. Напиток, который дал мне мистер Черчилль, показался таким легким, что ты даже не понимал, что пьешь – конечно, до поры до времени.

Мистер Черчилль и я скоро забыли все серьезные темы нашего разговора.

Я спросила его, действительно ли ему нравится читать лекцию на тему “Судьба империи”. Он признался, что не нравится, и также сказал мне, что ненавидит Америку и ждет не дождется, когда снова окажется у себя дома. Потом, немного спустя, мистер Черчилль вспомнил о еде.
- А что если мы немного перекусим? – спросил он.
- Ладно, - согласилась я, - только давайте я закажу еду по телефону. А то вы так смешно говорите с вашим акцентом, они вас просто не поймут.
Мистер Черчилль рассмеялся: “По-моему, это у вас смешной акцент – вы говорите все слова через нос и произносите все буквы “р”. Они не должны произноситься.
- Это вы так думаете, - сказала я, - и говорите, как старый дед с набитым ртом.
Мистер Черчилль засмеялся и сказал, что должен запомнить это выражение.


Нам принесли еду. Мы ели отбивные из баранины, и в довольно большом количестве. Но мистер Черчилль попросил заказать еще:
- Я хочу еще шесть, - сказал он, - и все для меня. Мне ведь еще предстоит читать лекцию о судьбе империи.
 
Доедая последние отбивные, мы перешли к разговору о кино. Оказалось, что мы с ним оба поклонники актрисы Вильмы Банки. Внезапно мистер Черчилль сказал: “А что насчет моей лекции?”
- А что насчет вашей лекции? – спросила я.
- Я не хочу идти на лекцию, - сказал мистер Черчилль. Пусть все эти империи пропадут на сегодня. Давайте пойдем в кино. Вы и я.

На какой-то момент я поддалась искушению. Но затем я подумала, какой из этого получится грандиозный скандал: лектор исчез в то время, как все важные и известные лица города ждали его на ужин. В том числе и редактор моей газеты. Он явно будет не в восторге от того, что самый молодой из его журналистов похитила такую знаменитость.

- Нет, - сказала я, - думаю, вы должны идти на лекцию.
Мистер Черчилль вздохнул.
- Хорошо, - согласился он и стал надевать свой пиджак. Он также нашел свой шарф и пальто. Но он никак не мог найти свой второй черный носок.
Время уже приближалось к 9-ти часам вечера, и скоро должны были прибыть члены комиссии для сопровождения мистера Черчилля на лекцию.

Мистер Черчилль был в отчаянии.
- Что же мне делать? – восклицал он, - не могу же я читать лекцию в одном носке.


Я встала из-за стола, все еще дожевывая баранью отбивную, и начала обходить комнату в поисках носка.
- Успокойтесь, - сказала я, - они не заметят, что вы без носка.
- О, да, они заметят, - возразил он, - Кроме того, я не хочу идти на лекцию, если мы не найдем этот носок. И у меня только одна пара носков черного цвета.
- Наденьте носки другого цвета, - предложила я.
- Коричневые? – воскликнул мистер Черчилль, - под черный костюм?
- Успокойтесь, - сказала я, - я найду его.
Мистер Черчилль сел на стул и смотрел на меня с надеждой, пока я ходила кругами по комнате.
Внезапно он вскочил и воскликнул: “Наверно, он под кроватью. Завалился туда, когда я открывал мой чемодан”. Он приподнял покрывало и заглянул под кровать.
- Точно, - сказал он, я даже вижу его отсюда. Загляните, пожалуйста, с другой стороны.

Я протиснулась между стеной и кроватью, наклонилась вниз и начала водить рукой по полу, кашляя от пыли.
 
В этот момент раздался стук в дверь.


- Войдите, - крикнул мистер Черчилль, даже не успев подумать о нашей нелепой ситуации.
Я даже взвигнула от неожиданности, но было уже поздно. Дверь открылась и три важных городских чиновника вошли в комнату.


Мистер Черчилль внезапно резко поднял голову и стукнулся затылком о раму кровати.


- Мистер Черчилль, - обратился к нему важный чиновник.


- Я ищу свой второй черный носок, - ответил мистер Черчилль, держась за голову.


Один из вошедших чиновников подошел прямо к бюро и взял с него один черный носок.
- Ваш носок, сэр, - сказал он.


Мистер Черчилль поднялся с пола, поклонился и сказал: “Спасибо большое”. Потом повернулся в мою сторону и воскликнул: “Вставай! Мы нашли его.”
Я колебалась. Мне хотелось оставаться под кроватью и не встречаться с этими важными городскими чиновниками. Я вылезла из под кровати медленно, как в страшном сне и взглянула на важных чиновников. По выражению их лиц без труда можно было понять, что появление юной леди из такого странного места, явилось для них полной неожиданностью.


- Она идет со мной на лекцию, - объявил мистер Черчилль.
Меня бросило в жар.


- Это частный клуб, - сказала я, - они не разрешают женщинам присутствовать на их собраниях.


- Я не буду выступать, если вы не пойдете со мной, - повторил мистер Черчилль.


Мои ноги обмякли, я думала я упаду в обморок.

 Наконец, мы все покинули комнату и направились к лифту. Когда мы вышли из лифта, один из чиновников, седой высокий мужчина с полной фигурой, загородил мне дорогу, тогда как другие два чиновника подхватили под руки мистера Черчилля и повели его к выходу.
Седой мужчина подтолкнуд меня и сказал: “Убирайся отсюда быстро. И не смей больше беспокоить мистера Черчилля.
- Я? – удивилась я искренне, - я никогда не беспокоила его.
Важный чиновник не стал спорить со мной. Он только повторил еще раз: “Убирайся!”


Никогда в своей жизни я не была так рада покинуть место своего пребывания в такой спешке.


Я писала о своем интервью всю ночь подряд.

Успех от моей статьи был потрясающий. Мой соперник Эрнест просто побелел от зависти, когда прочитал мой рассказ.

Но даже сладость литературного успеха не могла избавить меня от жгучего чувства стыда и неловкости, когда я вспоминала момент, когда мое лицо, как восходящая луна на небе, появилось из-под кровати к всеобщему удивлению уважаемых городских чиновников.