История одного интереса 1 глава

 А. Далецкий.




 

 История одного интереса.
 
 (потерянному поколению посвящается)



Глава 1



         Над Москвой распласталась маревом серая дымка. До самого горизонта, куда ни кинь, взгляд натыкался на её монотонное однообразие. Смотреть на такой пейзаж было скушно, как говорят москвичи. Они вновь проживали этот день, набравшись терпения, в надежде на яркие краски лета, которые должны же проступить, наконец, хотя бы назавтра. 
         Представляя себе эту обыденную картинку московского денька, Сергей Нечаев внутренне радовался тому, что он мог бы сей момент вздыхать в унисон с земляками, но ему не вздыхается, потому как лежит он сейчас на самом натуральном пляже. Расслабил сильное, тренированное тело, вдыхает воздух балтийского побережья, слушает шелест волн, гомон отдыхающих, да писклявые крики морских птиц, и ему - хорошо!

Пока воображение старательно рисует мелкий песочек, ласковые лучи солнышка и бирюзовое море в белых барашках отмели, я чуток пообщаюсь с тобой, читатель.    
            Как человек в высшей степени правдивый, считаю своим нравственным долгом сразу предупредить, что не стану уверять,  будто всё нижеописываемое приключилось с нашими героями тогда-то, и там-то. Не буду пытаться убедить тебя в том, что я имею честь быть лично знаком с персонажами этой истории, но я прошу поверить мне на слово, что всё это - чистая правда! Не важно, что никто из нас не слыхивал об этом! Время – это, теперь, такая условность! Почему? Ответ на этот вопрос наше повествование и даст. Надеюсь, что лично Вы, сказанное мною, истолковали верно, и разделяете точку зрения по поводу того, что такое могло быть, может, и, по некоторым, сугубо неофициальным источникам, начало уже происходить!
Итак! Хроника одного интереса… 



    Интерес  № 1.
 
    Это теперь он млеет на пляже от солнца и многозначительных деланных вздохов молоденьких полячек, проходящих возле парня атлетического сложения! Лежит, понимаете ли совершенно, и явно, бесхозное мужское тело дефицитного качества, в дорогих, спортивных плавках, и с неброскими, по военному, часами на правом запястье, смущает заграничных девушек явно восточно-европейским загаром средних широт! Некоторые, эстетствующие, женщины про такого мужчину скажут, что это очень красивый, сильный, но -  коварный зверь. Они думают, что этой фразой очень точно охарактеризуют его, что он… нет-нет, не стану тратить наше время на переубеждение всех заблуждающихся, и скажу только, что сам я не знаю того, что нужно совершить, дабы в мягком и пушистом, как котёнок, Сергее проснулся леопард! Да, глядя на статную фигуру, вполне оправданно приходят на память кадры из кино про ловкого и неотразимого Бонда, Джеймса Бонда. Кстати, лично я вполне допускаю, что такой же парень, но в каком-то ином измерении, ином мире, ходит с именем Жени Бондарева, и валит проникновенным взглядом встречных девушек в штабеля. Однако в нашем, в реальном мире, он - Сергей Нечаев, и фигуру ему слепил не писатель Флеминг, а прапорщик войск ВДВ Кандрашов, инструктор по физ.подготовке и рукопашному бою. И не зверь он вовсе, наш Серёга, потому что кроме дяди по отцовской линии никогошеньки у него нет, и оттого бережен он к людям и внимателен, сам хлебнув одиночества через край.
Да, это он теперь лежит в Польше на пляже, а прежде Сергею, как он считал, не везло всегда, все годы, сколько себя помнил. Именно так он искренне думал по молодости лет. Не везло в  школе, в Армии, куда загремел из-за собственной лени и несерьёзности, и только с повторным поступлением в университет наш герой осознал окончание тёмной полоски своей «несчастной долюшки». Главное, ведь - не дурак, и относительно легко поступил!
А почему вдруг подался изучать физику Нечаев младший? Он и сам не знает. Может, оттого, что в универе «процветал» на свой скудный, в то время, оклад единственный близкий человек? 
Одним словом не стану гадать, знаю только наверняка, что до поступления на учёбу, так же, как все его ровесники, помыкался он в предпринимательстве, купившись на уверения некоего мальчиша-плохиша в скором экономическом чуде, и, лишившись последнего, как все, поумнел. Ему, безусловно, повезло, что  не спился, и не подался к ворам, как многие обобранные, и что характер не позволил ему скукситься. Короче,  погоревал он, как водится, и… вновь сдал вступительные экзамены в университет!
  Ну, а если бы пролетел он мимо «кузницы талантов», и не попал на «наковальню универа» под «молоты» всех сессий? Думается мне, что и это не сломило бы духа в зрелом характере бывшего десантника, который кое-что повидал, кое-где побывав, за что и зовется официозом  «приравненным к ветеранам ВОВ лицом».
Годы учёбы из бойца сделали «молодого командира передовой научной мысли». Они наполнили сущность вольного духом и мечтами бесшабашного весельчака базисами и аргументами, теоретической подкованностью, и эмпиричной верой, убеждённостью, в грядущей победе…
И однажды, после окончания университета, пришёл таки он на работу в перспективную лабораторию.  Прижился, притёрся к коллективу, а спустя годик,  по почти совершенно случайному стечению обстоятельств, попал в группу сотрудников, выезжающих за границу для научной работы под началом его дядюшки.
Не будем ханжами! А кто поступит иначе, и откажется ехать, если  выпала, такая возможность, в наше-то время!
Группа скорёхонько собрала вещички, отштамповала загранпаспорта и выехала для проведения эксперимента, в Польскую республику. Почему именно туда? Дело в том, что со старых времён у хозяйственного паньства уцелела уникальная установка для изучения, засекреченных, в прежнюю пору, неких физических явлений.

    И вот - он, тридцати двух лет, ладный, спортивный, коротко стриженный красавец, на том самом балтийском песочке. Вспоминает серые будни в Москве. Улыбается. Серёга мурлычет себе что-то музыкальное, явно находясь в приподнятом настроении. А что ему! Он движется верным курсом, даже загорая! Вспомнилось ему тут, давеча, со смехом, как почти всерьёз мечтал он на первом курсе открыть что-нибудь такое, эдакое, чтобы прославиться и получить Нобелевскую премию! А уж тогда осуществится и всё самое недосягаемое в его жизни:  квартира в центре, и нескромный домик в ближнем Подмосковье, разумеется, шестисотый мерс, яхта речная и морская, с теплоход длиной, толпы нимфеток, и жена – звезда эстрады, поскольку кроме того она будет – королева бензоколонок или, хотя бы, алюминия, или леса…
    Да, так он грезил тогда, а теперь, и едучи в поезде, и сидя в лаборатории, и теперь, здесь, на пляже, мечтается Серёге только о прибавке к окладу, да о том, чтобы глянуться маститым учёным. Тогда после поездки будет неплохой шанс попасть в хорошее место напостоянно. Отвлёкшись, наш герой вздохнул по своим думам, переворачиваясь на живот, и вслух подытожил:
- Что ж, Серёга, вот, взяли тебя софиты  да люнеты расставлять в лаборатории, приборы проверять на исправность, но и это - здорово! На берегу Балтики! Июль! Эх, умеют же учёные пристроиться, выбрав место и время для экспериментов! С высшей школой не поспоришь, не зря учились!
Владиславово – это райцентр на крайнем севере, польском севере. Расположен он на берегу моря, а если двигаться далее, на запад от него, по мощеной гранитом дороге, лежит Ястжебина Гура, совсем рядом, всего в пяти километрах. Там даже знак специальный стоит, свидетельствующий о том, что именно здесь находится самая северная кромка польской земли, омываемая балтийскими волнами. Если же от крутого берега, где величественно возвышается тот самый памятный знак, углубиться по песчанистой дорожке между холмами, поросшими густой, духовитой растительностью, подалее от пронизывающих ветров, то мы неизбежно наткнёмся на старый, проржавелый забор, за которым просматриваются несколько строений. Самое крупное – лабораторный корпус, он больше напоминает депо, из-за нескольких ворот в боковой стене здания. К ним подходят железнодорожные подъездные пути, придавая солидность и таинственность непонятному объекту. Асфальт его  дорожек и площадок давно пророс полынью и крапивой (видимо для маскировки). Рядом с основным корпусом – коробка бывшей столовой, с общежитием на втором и третьем этажах, со столь же проржавленными металлическими конструкциями советской поры. Ещё рядом пристроился небольшой кирпичный гараж, трансформаторная подстанция, и бойлерная.
Но нам интересен, конечно же, главный корпус, поскольку именно тут, внутри основного здания, не шибко, не валко и трудился командированный люд. Сегодня работы мало -  техника приходит порциями, потому что присылают её из разных стран, вот Сергей и отпросился на пол часика искупнуться.
Сам эксперимент, своей уникальностью, здорово заинтересовал научные круги Евросоюза, так, что они прислали своих наблюдателей и участников, хотя сами эксперименты, в научной базе, подготовили именно наши соотечественники. А отметиться надо,  потому и шлют наши западные друзья всё, что должно будет потребоваться.
   Вот, собственно и обрисовал я, в общих чертах, разумеется, место, которому суждено было стать историческим, благодаря событиям, о которых далее и пойдёт речь.
Здешние места Сергею понравились. В прежние годы, при Советской власти, он любил ездить в Прибалтику с отцом, которому врачи запретили Севастополь из-за высокой солнечной активности на юге, и поэтому балтийское побережье порождало в нём лёгкую ностальгическую грусть.

Ястжебина гура доживала последние тихие, полусонные деньки курортной зоны, каковые только и знала, с самого момента создания посёлка рядом с Владиславово.
Кто-то, вероятно, снова съязвит по поводу того, что едва приехали русские, как сразу вовлекли всю округу в водоворот событий мировой значимости. Что, де, едва обжившись, наши перебаламутили не только хрупкое сознание местных паненок своею склонностью к сердечному зною, и лёгко слетавшими с уст авансами на будущую жизнь, после скромного, по их разумению, ужина в пивной рестарации, но и изрядно подрывали психику местных псов, которые, либо начинали выть, либо - прятались, уходя подальше, когда, пригубившие пивка, наши начинали караочить в микрофоны.
Обыкновенно это были произведения типичного маскульта: танго про поезд Воркута – Ленинград, надрывные хрипы про коней привередливых, и детская песенка про дружбу, начинающуюся с улыбки.
Происходило всё означенное под открытым небом, и дымы от сигарет, курившиеся безо всякой меры, свивались в ровный столб, неспешно воспаряющий от освещённого электричеством дворика с дубовыми столами и лавками, в безветренные выси, до самого звёздного неба.
Поляки, как гостеприимные хозяева, на всякий случай, неспешно, без суеты и возмущения, постепенно отступали к выходу, и незаметно растворялись в густой темноте тёплого вечера, по мере того, как пивоналивной тоннаж русской братии неуклонно возрастал, поскольку, ещё по прежним времена, помнили смысл термина «пьяный мордобой». 
    Одним словом, тот, кто хочет, всегда сможет опорочить наших, возведя напраслину, якобы, наши, появляясь в том или ином месте,  неизменно лишают всю округу того, что у неё ещё оставалось чистого и девственного, что сберегалось годами, а уж о безмятежности ленного покоя я и не вспоминаю!  Правда в этом, возможно, отчасти, и есть, но, не мне судить о том. А всякое осуждение - пускай останется на совести обвинителей! Мой же интерес привлекли тихие вечёрки лишь только потому, что хотелось, для тебя читатель, обрисовать ту сонливую, как застойное болото, местность, куда метеоритом угодила российская кампашка исследователей, расплескав волнами здешнюю застойность и безмятежность. Столь же просто, лишь нажимая кнопочки в давно забытом, большой наукой, лабораторном корпусе, наши запустили старое оборудование, и, вместе с ним, постоянно ускоряющийся темп работы, чем вновь поставили в основном здании всё неодушевлённое «с ног – на голову», а одушевлённое - «на уши», в лице своих европейских коллег. Что ж, и это правдоподобно, и я не обижусь такой колкости.
С приездом учёных из России, была проведена  всего лишь обыкновенная  подготовка к повторному проведению многолетних экспериментов, про которые в этих местах все уже успели давно и прочно забыть, потому-то, местное население и начинало, уже всерьёз, беспокоиться по поводу долгосрочности программы эксперимента.

Работа раскручивалась, как маховик, постепенно набирая обороты. Всё реже вставал людской конвейер из-за нестыковок, согласований и разного рода непредвиденностей и откровенных неучтённостей. Всё меньше оставалось времени на вынужденный простой, восполняемый отдыхом в курортной зоне. Но, как незыблемый ритуал, оставались у наших командированных вечера: с морем, фруктами, и пивом, знакомством с девушками, без взаимных обязательств, и некоей помятостью лиц наутро.
Все были почти довольны, и, верно, всё так и тянулось бы изо дня в день: лаборатория, в приподнятом настроении, потихоньку, осваивала бы денежки, и неприметный Сергей Нечаев  возился бы с казёнными железками, предвкушая вечерние радости курортного местечка, но… в один из вечеров, присел в баре наш ветеран выпить пива рядом с неприметным паном Яцеком.
Этого господина Сергей сразу узнал. Пан Яцек был тот самый сотрудник, который, наверное, и по сей день сторожил бы установку, прошу прощения, поддерживал бы сохранность всего хранящегося на объекте, не подсядь к нему наш Серёга. Не подсядь он, и не появился бы  повод  для написания этого, классического образца высокой литературы, который вы в данный момент…ля-ля-ля …в своих руках…ля-ля-ля… которыми по достоинству…ля-ля-ля… одариваете автора, то есть меня…
 Извиняюсь, замечтался. Итак, снова концентрируем свой земной разум на сверхзадаче, и возвращаемся к прерванному супергениальностью автора, и будущего классика жанра (пардон, опять занесло!) повествованию.
Но прежде, всё же скажу, по секрету, ну, как интеллигент интеллигенту, Вы понимаете, ведь я просто не могу удержаться, чтобы не анонсировать то, как офигеваю, без балды, когда вспоминаю один момент, тот самый, в который пану Яцеку …реально, стрелой, типа точно в глитеус… Всё, всё. А то…, ну, Вы понимаете, цензура, нравственный контроль, и всё такое…


Интерес № 2.

Как же приятно, лапти-верёвки, начинать повествование в кругу интеллигентнейшего читателя, это про Вас, да-с, и повести речь об интересе  истинного героя современности, не побоюсь этого слова, раскрывшего глазки нашей цивилизации на самою себя!
     Внимание! Ум, честь и совесть Грядущей Эпохи! Пан Яцек  Пясецкий!
Так, что делает наш Отец всемирного прозрения и прочия, и прочия, и прочия, после знакомства с Сергеем Нечаевым?… Вот он, спит. Какой жаркий мужчина! Простынка сбилась, ах-ах-ах! Что мы видим! Парис! Контуры одного торса уже выдают в нём призёра по спортивным шашкам! Чуть за двадцать, но ни как не больше тридцати!... пяти.  Ну, тридцати семи,  и то, от силы! Уже становящийся высоким  до макушки лоб, прозрачно намекает нам на его недюжинный интеллект, который, как и положено гению, не выпячивается им последнее двадцатилетие, но о гениальности пана Яцека ещё будет судачить весь свет и райцентр Владиславово, откуда он родом!
    Просыпается. Вы видите эти метания во сне! Терзания ищущей натуры!
Что-то шепчет, шаря спросонья под кроватью рукой. Послушаем, может это откровение свыше:
- «Живец»! «Живец»! ну, где ты, иди ко мне!
  Что такое! В комнату влетает жена гения:
- Нет твоего пива! Всё вчера вылакал, мерзавец! А ну, вставай! Хочешь
проспать?! Хочешь, чтобы тебя и с этой работы вышибли?! С таким трудом устроила! Скотина ты, неблагодарная!...
    Неловко, право, подслушивать о чём воркуют супруги. Оставим их ненадолго, прошён паньство в следующий зал….

     Некоторые злопыхатели частенько говорят, что пан Яцек работает ночным сторожем в наполовину брошенном  здании одного из исследовательских центров. Ну, знаете, тех, что давно уже на ладан дышат, однако правительство их не закрывает. Это неподалёку, на пустыре, за Ястжебиной гурой. Кстати, я не поленился, и проверил слухи. Оказалось, что всё обстоит совершенно иначе!
     Я своими глазами видел документы! Пан Яцек никакой не сторож! Напротив, он менеджер службы безопасности объекта и охраны его периметра! А то, что уникальному исследователю, с его проницательностью, помощники не нужны, и он оформил совмещение своей должности с должностью начальника внутренней охраны, то это снова свидетельствует в пользу нашего героя! Не говоря уже о ненавязчивой, скромной, я бы даже сказал, аскетичной, внешности гения. На улице мимо такого пройдёшь, и не обратишь внимания: щуплый, среднего роста. Русый, чуть сутуловатый. Мало ли подобных ему работяг слоняется по округе!
     Теперь, с Вашего позволения, я скажу пару слов о замечательной спутнице жизни пана Яцека, о его дражайшей половине – пани Хелене. Она, как и многие женщины в Польше, в последние годы, предпочитает яркий общественный труд серой монотонной жизни домохозяйки. Видимо это помогает ей развеяться от скуки. Злые языки говорили мне, что работает она из-за нехватки денег в семье, но не думаю, чтобы прелестная дама лет тридцати на вид, с её внешними данными нуждалась в чём-то, кроме обожания горячо любимого ею супруга, и просто хочет быть к нему поближе! Видимо потому и работает она в том же научном учреждении, что и муж, занимаясь прикладными предметами.
По своему университетскому образованию она биолог, а в теперешнее время пани Хелена зорко следит за чистотой проведения экспериментов, причём не в каком-то там, переносном, а в самом, что ни наесть, прямом смысле слова. Если вам интересно, то поясню: в помещениях, где проводятся исследования, а тем более, где хранятся кипы отчётов о них, не должно быть грязи и пыли. Пани Хелена является ведущим менеджером отдела по вопросам обеспечения условий функционирования  центра, и в этой организации она является сотрудником, ответственным за устранение проявлений, возникающих вследствие  воздействия внешних факторов на чистоту поверхности полов. Такая должность предполагает некоторые физические усилия прелестной дамы при отжимании половой швабры, или грациозные па при мытье стен и окон, но это же замечательно! Несколько располневшая, после появления в её семье второго ребёнка, благодаря такому тренажу, пани Хелена вернула себе прежнюю осанку, такую, которая была у неё в бытность девушкой-худышкой, или почти такую.
Теперь, внешне, супруга пана Пясецкого совершенно поразительно похожа своей статью на гремевшую в пошлом (извиняюсь, опечатка, я хотел сказать: в прошлом), американскую актрису кино Норму Джин. Ту самую, более известную под псевдонимом Мэрилин Монро. Если читатель взглянет на фото актрисы в период пика её карьеры, то получит полное представление о совершенно обворожительной пани Хелене: те же пропорции тела, изящная походка, и, даже, заметно некоторое сходство в лице известной персоны с очаровательной пани, что безусловно раздражало великолепную Хелену. Думаю, что читатель уже представил, сколь обильным было внимание к девушке со стороны мужчин и всех встречных мужланов, с их слащавым сюсюканьем. Скажу по секрету, что именно потому никогда и не красилась она в блондинку, опасаясь приставаний назойливых почитателей Монро. Только прекрасные, чуть вьющиеся от природы, русые волосы отличали её от пергидролизной знаменитости, и делали её Хеленой Пясецкой, польской красавицей, а не какой-то там!…  Но даже такое, неполное, сходство многих не раз вводило в заблуждение по поводу характера и наклонностей пани Хелены. Досужие люди пытались узнать в ней черты той, другой женщины. Пани Хелена, конечно же, со временем научилась пользоваться своим сходством с известной личностью прошлого, но не настолько, чтобы потакать чисто мужскому интересу к ней, и потому ныне не на Мерседесе её возят, а трудится она в том же институте, где и её муж, пан Яцек.

    Думается мне, что теперь вы достаточно хорошо представили себе значимость для общества как самого Гения, так и его жены. Образы центральных персонажей, в дополнение к образу Сергея Нечаева, представленному мной ранее, преподнесены, и ничто более не препятствует нашему общему желанию приступить, наконец, к непосредственному повествованию.