Врач. гл 1

Часть третья.
Врач.

1.
- Здравствуйте! Вы наше спасение. - встретила меня заведующая, - У нас совсем работать некому.
Маленький кабинет в типовой поликлинике старой застройки вмещал диван, стол и сейф с облупившейся краской. Сама заведующая занимала значительную часть свободного пространства неотъемлемой частью интерьера.
Такое многообещающее вступление мне очень понравилось.
Бюджетная система только-только начинала испытывать нехватку рабочей силы. Молодые доктора подавались на хлебные места сразу после окончания института, но здравоохранение спасали пенсионеры, закаленные помпезной идеологией о своем предназначении, замешанной на мизерной пенсии, трудоголизме и ощущением своей ненужности в мире, где разносчик корзин в универсаме получал в месяц больше опытного врача.
Так или иначе, но устроится на неотложную без пятилетнего стажа на участке или без протекции считалось еще большой удачей.
Поэтому я, не долго думая, написала заявление.
Валентина Ивановна, так звали мою будущую начальницу, поспешно, будто бы опасаясь, что я убегу, повела меня к главному врачу для окончательного улаживания формальностей.
В приемной сидел уютный невысокий человек лет сорока. Внимательные серые глаза его светились грустной насмешкой, маленькие ухоженные руки постоянно находились в движении, как бы дирижируя своей речью или словами собеседника. Из кармана тщательно отутюженной черной рубашки с расстегнутой верхней пуговицей, торчал корешок затертого блокнота.
- Сергей Петрович, пришел устраиваться новый доктор. Врачебного стажа нет еще, но работала фельдшером в Н-ском районе. – заведующая обернулась ко мне, - Евгения Георгиевна, это – наш главный врач, товарищ Закатин
- Ну, что же… Объяснять, значит, ничего не надо, - Зактин поморщился на «товарища»
- Да. Знаю. - я оторвалась от рассматривания внушительной папки для приказов с крупной надписью «ПОД СУКНО», лежащей перед Сергеем Петровичем.
- Ну, и прекрасно. Учебу по специальности «скорая помощь» мы вам дадим, но больше никаких привилегий у врачей нет. Пока, по крайней мере… Ну, что же… в добрый путь, доктор.
Оформление бумаг не заняло много времени. Через пару дней я вышла на смену.

Вся станция располагалась в двух комнатках и коридорчике.
В одной клетушке лепились друг к другу пару диванов, телевизор, стол, стулья, раковина и плита. За стенкой диспетчер подчинялся необходимости лавировать между шкафчиками с лекарствами, компьютером, чемоданами и телефоном. Опасность травмы возрастала, впрочем, только когда требовалось передать вызов врачу или выйти по нужде. Все остальное время дотянуться до самого необходимого можно было, не сходя с кресла в центре комнатенки.
В тот день в диспетчерской заправляла сухонькая вздорная Инна Иннокентьевна, которую я сразу окрестила старушкой процентщицей за колючую подозрительность, сквозившую в каждом жесте. Она придирчиво осмотрела подписи в журналах, словно мои закорючки стояли под семизначными числами в швейцарском банке, а не под графой «сильнодействующие и наркотические средства».
Получив, наконец, заветную коробочку, я открыла ярко оранжевую крышку. Все необходимое находилось на месте, только ампула промедола едва виднелась под толстым слоем ваты.
- Нечего ее трогать!!! – сварливый голос Инны Иннокентьевны содержал столько истеричных нот, что я чуть не выронила укладку.
- Вы зачем доктора пугаете? Откуда ей знать, что ампула пустая? – заведующая, бесшумно материализовавшаяся рядом, поспешила прояснить ситуацию. – Понимаете, Женя, промедол давно разбили, новый выписать – целая проблема, а потому ампулу прячем под ватой, чтобы проверочные комиссии не цеплялись.
Будничный тон Валентины Ивановны сразу меня успокоил.
И правда, во времена, когда любой наркотик при желании доставался круглосуточно в течение четверти часа, а на использованные шприцы в подъездах обращалось внимания не больше, чем на брошенные окурки, из-за одной ампулы наркотического обезболивающего врач мог получить кучу неприятностей, как главный распространитель дури.
Такого же мнения, кстати, придерживались и сами наркоманы, подкарауливая докторов в темных подъездах.
Воображение услужливо нарисовало мне физиономию торчка, обнаружившего над моим хладным телом, вместо искомого, разбитое стекло.
Хмыкнув, я закрыла коробочку и сунула ее в чемодан.
Второй врач смены Елена Аркадьевна Кушакова сразу усадила меня пить чай, пользуясь отсутствием вызовов.
Дежурство обещало быть спокойным. Ветер загонял в окно тополиный пух, белые хлопья проникали всюду; подчиняясь сквознякам, они образовывали на полу маленькие смерчи, рассыпающиеся при столкновении с мебелью.
Шум машин смешивался с шелестом деревьев. Утренняя прохлада уже отступила, а дневной жаре не удавалось так просто пробраться за кирпичные стены.
Лето – рай педиатров. В самых тяжелых районах нагрузки снижаются настолько, что половину врачей отправляют в отпуск, остальным – грех жаловаться.
Телевизор чуть слышно лопотал новости, кулинарные изыски, казалось, не убывали, хотя дышать от переедания с каждой минутой становилось все труднее.
- Мы так вам рады, Женя, - резюмировала мою краткую медицинскую биографию Кушакова, - прямо напасть какая-то на нашу станцию. Если бы не вы, пришлось бы мне одной отдуваться за весь район.
- Будем вместе отдуваться, - согласилась я, отмахиваясь от клочка пуха, в нерешительности зависшего между кончиком моего носа и в очередной раз наполненной кружкой, - Фельдшеров у вас не водится совсем?
- Нет. Да и где их размещать? Сами тесно. Все с утра ждут, когда заведующая домой уйдет, чтобы в ее кабинете расположиться. Если что-то непонятное или тяжелый ребенок, вы меня зовите. Тут мы друг другу помогаем. Вот, кстати, и вызов вам поступает.

Из диспетчерской слышалось каждое слово. Спустя минуту, Инна Иннокентьевна решила слить нам на головы избытки желчи, ворвавшись в общую комнату ошпаренной фурией, размахивая историей болезни.
- Нет! Совсем эти черные обнаглели! Понаехали, гады!! Полисов нет, участковые их не обслуживают, а мы для всех бесплатные! Дышать от них нечем, скоро все будем по-ихнему плясать! Сталина на них надо. Мы их, сволочей, лечим, а они нас режут!
Высохшую фигурку ломало от ненависти, будто вокруг нее столпились все приезжие из азиатских стран с целью отнять давно потерянную девичью честь.
Я молча подошла и ловко изъяла карточку из мелькавших передо мною рук.
Судя по жалобам, обозначенным на лицевой стороны ФИБа (формализированной истории болезни), меня ждал двухмесячный задыхающийся малыш.
Труднопроизносимая фамилия была еще более трудночитаемой из-за крючкообразного корявого почерка.
Никем неподдерживаемый монолог старухи процентщицы, между тем, захлебывался, превращаясь в заикающееся бормотание и, наконец, оборвался.
Чуть не плюнув, она скрылась в своей комнатушке, а передо мной предстал благоухающий «шипром» ловелас не первой свежести, судя по масляному взгляду из-под очков и похабной улыбочке сорокалетнего баловня судьбы. Высокий лоб с залысинами, впрочем, выдавал несомненные умственные способности, направленные в данный момент на приготовление завтрака. Две сардельки на дне ковшика, ходившего ходуном в похмельных лапах, были водружены на плиту.
- Сережа, я прослежу и сниму, когда будет готово, а пока с новым доктором съездите. – Елена Аркадьевна обаятельно улыбнулась.
- С такой девчонкой… Хоть на край света, - растягивая слова расплылся тот, нахально ущипнув меня пониже спины.
В следующий момент мои пальцы довольно плотно сомкнулись в месте соединения штанин его джинс.
- Край – не край, а личный конец света обеспечить могу. - спокойно пообещала я, с удовольствием наблюдая бесконечное изумление водителя, сменившееся уважением, когда я убрала руку, - Меня зовут Евгения Георгиевна. Можно просто – Женя.
- Можно - просто Серж… - выговорил Сережа.
Сдавленный кашель Кушаковой, которой чай попал не в то горло, завершил инцидент.
Наладив, таким образом, взаимоотношения, мы с шофером вышли на улицу.
Покинув пределы поликлиники, я пожалела, что не облилась водой. Воздух разогрелся настолько, что над асфальтом стал видимым. Горячие потоки искажали предметы, перед которыми поднимались вверх.
Вся выпитая жидкость немедленно выступила на лбу и спине, стекая липкими струйками.
«Волга» казалась раскаленной консервной банкой, тушенкой в которой выпало стать нам.
Опустив стекло до предела, я захлопнула дверь не раньше водителя.
- Куда катим, доктор? – по-деловому спросил меня Серж.
Этот незатейливый, в общем, вопрос сработал кодом. Не болезненно, но ощутимо в сознании моем что-то навсегда изменилось.
Так, вероятно, мог бы чувствовать себя новенький автомобиль, впервые выехавший на шоссе – не набором трудноизготовляемых и долгособираемых частей, а единым механизмом, поломка любой детали которого может привести к аварии.
Мягкое сиденье с подголовником, возможность вытянуть вперед ноги, полный обзор через лобовое стекло – все, чему я так завидовала – стало моим по праву. Иное же – чувство ответственности за принимаемые решения, которым предстоит следовать не только мне – было совершенно новым и неожиданным, впрочем, не пугающим.
- Н-ский проспект 14.
- Да его же сносить собирались, - удивился водитель, - расселили даже.
Пожав плечами, я сунула ему под нос каракули диспетчера.
- Может, эта старая маразматичка что-то напутала? – не унимался Серж, трогаясь с места, - Мне-то что – это тебе вокруг дома бегать.
Ехали не долго.
Трехэтажный домишко, построенный еще пленными немцами, действительно выглядел нежилым. Бегать вокруг дома не пришлось. Одна парадная зияла прохладным темным проемом, перед которым лежала снятая с петель деревянная дверь.
Кривые ступеньки лестницы, грозившие переломать ноги при неосторожном шаге, вели на самый верх к единственной не расселенной квартире.
На пороге стояла невысокая женщина в платке и в черном платье до пола. Точеные черты лица, едва тронутые увяданием, выдавали арабское происхождение. Она смотрела на меня снизу вверх, растерянно улыбаясь, жестами приглашая войти.
Просторная комната с голыми стенами удивляла чистотой. На трех кроватях спали дети разного возраста; самый младший – Саид – лежал на столе у окна, готовый к осмотру.
С первого взгляда было видно, что без госпитализации не обойтись. Выдох давался малышу с трудом, удушливый кашель не мог изгнать из легких мешающую дыханию слизь.
- Давно так? – спросила я, прокручивая в голове схему дальнейших действий.
- Да, - последовал не очень уверенный ответ.
- А чего раньше не вызывали?
- Нет…
- Что: «нет»?
- Не понимаю… - мать беспомощно развела руками.
Мне захотелось повторить ее движение.
Телефон оказался отключен, тяжеленный мобильник заблокирован и кода никто не знал.
Жестами попросив тарелку для ампул, я начала набирать необходимые лекарства.
Выполнить свою непосредственную работу оказалось самым простым.
Далее предстояло каким-то образом объяснить мамке необходимость ехать в больницу, оставив остальных детей дома.
Пока женщина успокаивала обиженного болючим уколом Саида, я присела на край кровати, случайно задев лежащего под пуховым одеялом мальчишку лет семи. Он заворочался, застонав, приоткрыл воспаленные веки, посмотрел сквозь меня и снова впал в забытье. Его лихорадило.
Мать, тем временем, принесла пузырек жаропонижающего сиропа, помогающего только самым маленьким, да и то не всегда.
Пришлось ставить старшему градусник и снова открыть чемодан.
Пополнив тарелку еще тремя ампулами, я убедилась, что термометр сломан. Ртуть, переливаясь блестящей полоской, заполнила всю шкалу. Перемеривать было нечем.
Женщина помогла мне перевернуть ребенка, гладя его по голове и воркуя по-своему. Тот повиновался беспрекословно и вяло, лишь слабо вскрикнув на укол.
Между тем, зашевелились два оставшихся отпрыска трех и пяти лет.
Увидев незнакомого человека, они не покинули своих мест, лишь смотрели исподлобья, выслушивая объяснения матери.
Время шло. Младшему лучше не становилось, но и ухудшения не наблюдалось.
Старший потихоньку приходил в себя, и вместе с осмысленностью во взгляде нарастала инстинктивная враждебность. Мне стало жаль этого волчонка; я улыбнулась и, не надеясь на что-либо вразумительное, спросила:
- Как зовут-то тебя, скажешь?
- Аслан, - вдруг ясно ответил тот.
- О, так ты меня понимаешь! Тогда скажи маме, надо брата твоего в больницу везти.
Мальчишка посмотрел с сомнением, но затараторил что-то.
Мать поспешно ответила.
- Дядя приехать скоро, - последовал перевод.
- Это хорошо, - обрадовалась я, но разговор продолжить не успела.
На пороге комнаты возникли два араба – один постарше, кряжистый невысокий и улыбчивый, другой, молодой – лет тридцати – сухопарый и насупленный.
Я кивнула им.
- Здавстуйте… Дэвушка… Доктор…помоги, да? Это племянник наш, слушай. Отэц их убили. Я за нэго. Что скажешь – все сделаем!
Кряжистый очень старался быть понятым, усиленно жестикулируя, а сухопарый намертво врос в дверной проем.
- Саида точно в больницу придется везти, капельницу ставить.
- Дэвушка… Доктор! Ну сама подумай, да, какая больница?! Мать по-русски не говорит, документов нэт никаких. Давай я тебе заплачу, только скажи!
- Не, не пойдет, - с сожалением отказалась я, - вы мне деньги дадите, а ребенок задохнется совсем. Оно мне надо?
- Ладно, да… - неохотно сдался кряжистый, видимо лучше всего убежденный в моей правоте отказом от мзды. - Точно дома никак?
- Точнее не бывает. Собирайтесь. И дайте мне телефон, если есть.