Начало первого

Начало первого.

Огромное спасибо Костяну Новикову за вдохновение.

Дождь не просто накрапывал, а по-настоящему лил. Это были не капли воды, а непрерывные струйки-нити, тянувшиеся от неба к земле. Они соединяли хмурые тучи, скрывшие за собой последние отблески солнца на горизонте, с асфальтом, выдыхавшим накопившееся за день тепло. Единственным звуком, жившим в июньском воздухе этого вечера, был беспрестанный шум льющейся на тротуары и проезжую часть воды. С улиц исчезли все люди, теперь они наблюдали за стихией из своих квартир, сидя в тепле, которое ещё днём казалось чрезмерным, а тут вдруг стало таким приятным.
Илья любил летний дождь. От него он всегда чувствовал себя как-то особенно – словно возвышенно, легко. Ему нравилось, когда прохладные капли падали на горячую кожу, недавно принявшую свежую дозу солнечных лучей и ещё чуть потемневшую. В июне дождь всегда налетал внезапно, но, как правило, заканчивался так же быстро и неожиданно. Такой ливень, как в этот вечер, всё же был редкостью. Илья с удовольствием принял тот факт, что домой идти придётся пешком. В кармане мок одинокий полтинник, которого явно не хватало на такси.
Настроение у парня было замечательным. Нет, даже больше: Илья был счастлив. Такое счастье бывает только в юности: ты идёшь куда-то и улыбаешься оттого, что тебе неудержимо хорошо. Хорошо настолько, что настроение улучшается буквально от любой мелочи. Ты поднимаешь взгляд на небо и видишь облако необычной формы, едва заметно плывущее неизвестно куда, и радуешься: как же чудесно, что это облако есть, здесь, сейчас! Ты наслаждаешься самой ходьбой, каждый шаг даётся с невероятной лёгкостью, из-за чего хочется чуть ли не подпрыгивать. Даже прохожие, такие хмурые и суетливые, радуют тебя своим присутствием. Но и когда их вокруг нет, как этим вечером, ты радуешься – потому что можешь идти один, полностью погружённый в себя, в мысли, от которых становится теплее, от которых твоё лицо вновь и вновь украшает улыбка.
Так Илья и шёл, улыбаясь самому себе и позволяя мыслям беспорядочно вертеться в голове. Он был счастлив и ловил этот момент, упивался им насколько возможно. Он смаковал своё состояние, бывшее взрывоопасной смесью влюблённости, уверенности в себе, беззаботности и жизнерадостности. Каких-то пятнадцать минут назад Илья попрощался с Аней, девушкой, которую за месяц знакомства полюбил так, как не любил до этого никого. За эту четверть часа он не успел ещё соскучиться по ней, пока только переживал сегодняшнюю встречу заново, отчего ощущение счастья было особенно острым и реальным. Это счастье ещё жило в настоящем времени, не успев перейти в область воспоминаний, что делало его глубже и непреодолимее.
Казалось, дождь становился только сильнее. Сквозь стену воды едва удавалось различить дорогу и повороты, ориентироваться можно было лишь по жёлтым пятнам окон многоэтажек. Одежды на себе Илья попросту не чувствовал, настолько он промок. До дома идти оставалось минимум полчаса… Справа, возле тротуара, стояло такси, вдруг показавшееся юноше таким желанным, этаким недостающим фрагментом в мозаике его нынешнего состояния. Рядом, на небольшом железном заборчике, сидел какой-то мужчина – видимо, водитель такси, - тщетно пытавшийся зажечь спичку и закурить.
- Молодой человек, - окликнул он, - у вас спички сухой не найдётся?
- У меня зажигалка, - ответил Илья, останавливаясь возле этого человека и опуская руку в карман. Протянул таксисту зажигалку.
- Спасибо, - поблагодарил тот, впервые подняв глаза на парня. Илья невольно содрогнулся, встретившись с незнакомцем взглядом. Эти глаза… Они были словно прозрачные. Выцветшие и неподвижные, как будто стеклянные и… Совершенно сухие. Они не имели решительно никакого цвета, только большие чёрные зрачки пронзали Илью насквозь. То были глаза, полные глубочайшего страдания, это нельзя было не заметить… Илья отвёл взгляд.
Мужчина с третьей попытки поджёг сигарету, отдал парню зажигалку и немного неожиданно произнёс:
- Я не знаю, как тебя зовут и кто ты. Это не имеет значения… Я вижу, что ты сейчас в прекрасном настроении, не знаю, почему ты идёшь пешком в такой ливень… Можно тебя попросить? Посиди со мной несколько минут. Мне ничего не нужно, ничего, просто послушай, пожалуйста… У тебя всё хорошо, это прекрасно… Я рад, что встретил именно тебя…
Человек говорил очень путано, через силу, то и дело нервно затягиваясь и глядя в одну точку прямо перед собой. Илья секунду поколебался, всё ещё под впечатлением он удивительных глаз, но всё-таки сел рядом на мокрую железку. Он смотрел на мужчину, но тот молчал. Так продолжалось довольно долго – и, наконец, мужчина начал говорить. Говорил он чуть слышно, его голос тонул в шуме дождя, и Илье пришлось серьёзно напрячь слух, чтобы уловить каждую фразу.
- Завтра мне исполнится 56. Пятьдесят шесть… Нет, это не старость, вовсе. Но уже совсем не молодость. В таком возрасте не бывает лёгкости, лёгкости в чём бы то ни было – в отношении к окружающему, в собственных мыслях, в собственных шагах, в конце концов… Переступив через середину жизни, ты начинаешь делать всё как будто через силу… Заставляешь себя просыпаться утром и засыпать вечером. Ты начинаешь заставлять себя жить, иначе не выдержишь, опустишься…
Он сделал паузу, затянулся и выбросил докуренную сигарету в лужу. По его щекам текла вода, а с кончика носа норовила свалиться вниз крупная капля, но этот человек как будто не замечал ничего. Он был весь в себе, и с кирпичной стеной он, наверное, мог бы говорить так же, как с Ильёй.
- Моего старшего сына звали Игорем. Когда он погиб в Чечне, в 94-ом, ему было всего двадцать три. Это на тридцать три года меньше, чем мне сейчас, и тем не менее с тобой разговариваю именно я, а не он. Он был очень дорог мне. Да нет, глупо даже такое произносить: как ребёнок может быть не дорог? Первое время я никак не мог привыкнуть говорить об Игоре в прошедшем времени, язык просто не поворачивался… Это по-настоящему тяжело. И больно, но… Но ты бессилен. Ты ничего сделать не можешь. И от этого ещё хуже… У него осталась годовалая дочь, и я делал всё, чтобы помочь ей и её матери. Работал сутками напролёт, и всё для них, только не для себя…
Мужчина вновь остановился, чтобы перевести дух. Его глаза по-прежнему не двигались, глядя куда-то в пустоту. Дождь ударялся по его рубашке и брюкам с очень специфическим звуком – так же звучала бы мокрая губка, в которую вы продолжаете брызгать водой. Одежда на Илье явно потяжелела, да и неприятно прилипала к коже.
- Моя жена, Анна, умерла при родах. Ещё первые роды прошли с осложнениями, и врачи не советовали нам заводить второго ребёнка. Но мы рискнули… Так за одну ночь, через пять лет после появления Игоря, я потерял одного очень дорогого мне человека и приобрёл другого... Своего второго сына я назвал Мишей, потому что так хотела Анна, хотя мне и не слишком нравилось это имя… Тогда, в ту ночь, мне хотелось бросить всё, или провалиться сквозь землю, или… Или открыть глаза и проснуться…
Я пришёл домой, где меня ждала мама, следившая за Игорем… Я не сказал ничего, а упал на кровать и зарыдал. Боже, это были мои первые слёзы за много лет, я просто не знал, как остановиться, и плакал, плакал, пока у меня не осталось ни капли слёз… О Господи, если бы я знал тогда, сколько ещё слёз ждёт меня впереди! Я плакал в 92-ом, когда умерла мама, я рыдал и не находил себе места два года спустя, когда погиб Игорь…
Всю жизнь я менял работу за работой, нигде не задерживался надолго, потому что нигде не получал достаточно… Ведь на мне висели три внучки: Игорева и две Мишиных. Миша воевал там же, где и его брат. Грозный, Гудермес, Ачхой-Мартан… Всем знакомы эти названия, но мне они особенно близки…
Мужчина, так и не представившийся, говорил исключительно хорошо. Он не сбивался, выражался правильно, не прыгал с мысли на мысль. Первоначальное волнение почти ушло, он лишь изредка останавливался, чтобы сделать один-другой глубокий вдох. Прикурить больше не просил.
- Вчера вечером звонили из Грозного. Миши больше нет. Их колонна подорвалась на мине неподалёку от границы с Ингушетией. Ему едва исполнилось тридцать, несколько недель назад ему дали майора… Его жена на седьмом месяце. У них будет мальчик. У меня будет внук…
Илья не знал, чем заполнить повисшую тяжёлую паузу. Да и не стоило её чем-то заполнять. Этому человеку со стеклянным взглядом, отражавшим всю боль его непредсказуемой жизни, не нужны были слова. Ему уже ничего не было нужно… Илья чувствовал это.
Они очень долго сидели молча. Дождь не утихал. Всё меньше окон в домах оставались жёлтыми…
- Ты домой шёл? – спросил мужчина.
- Да, - тихо и коротко отреагировал Илья.
- Где живёшь-то?
- На Кирова, полчаса ходьбы.
- Садись в машину, подвезу. Да садись, ничего не надо. Не надо мне денег твоих.
Илье было неловко, но желание оказаться, наконец, в сухом и тёплом месте возобладало. Он сел в «Волгу», и они тронулись. Ехали медленно, крайне медленно. Но Илья и не думал торопить водителя. Настроение юноши стало очень странным… Он словно перестал быть самим собой. Илья не знал, что изменилось после разговора с этим человеком, но от прежнего ощущения сиюминутного счастья в его голове не осталось ничего…
- Где тебя высадить?
- Да здесь прямо, вот мой дом.
Машина остановилась.
- Возьмите, - сказал Илья, доставая из кармана мокрую, сложенную вчетверо пятидесятирублёвую бумажку.
- Не надо, что ты, - произнёс мужчина и повернулся к Илье. Их взгляды встретились во второй раз. Эти глаза… Они были способны бросить в дрожь, настолько нереально выглядели. Пустые, выплаканные глаза… Илья и на этот раз отвёл взгляд первым… - Спасибо… За то, что выслушал.
- Это вам спасибо, - ответил Илья, бросил мятый полтинник на панель под лобовым стеклом и вышел из «Волги».
У входа в подъезд, спрятавшись от дождя под козырьком, Илья посмотрел на часы. Начало первого… Сегодня его недавнему собеседнику пятьдесят шесть. Илье семнадцать. Завтра вечером он позвонит Ане, они встретятся где-нибудь в центре и прекрасно проведут время. Если, конечно, прекратится этот безумный дождь…

2006. Июль, 20 – 21.