Лебедь Востока

I

Крохотные вертикальные штрихи возникли над линией горизонта. Я помедлил две-три секунды, чтобы удостовериться, что это – не обман зрения.

– Земля прямо по носу! – доложил я по возможности спокойнее, ни к кому конкретно не обращаясь.

Бинокли мгновенно нацелились на вырастающие из-за горизонта штришки. Вот они, Кокосовые острова…

Я-то ждал, что капитан выполнит свое обещание – бутылка коньяка тому, кто первым увидит острова. Эх, жаль, что не дождался, а напоминать было как-то неудобно.

Открыл эти одинокие острова посреди пустынного Индийского океана капитан Килинг, поэтому у них есть второе название – острова Килинг. Мы стали на якорь у входа в просторную лагуну. Группа окаймляющих ее островов образует коралловый атолл Южный Килинг, ближе всего к нам – остров Дирекшн, на котором находится телеграфно-телефонная станция. Ее небольшие домики под кокосовыми пальмами выглядят мирно и благодушно.

Милях в одиннадцати-двенадцати от атолла лежит одиночный остров Северный Килинг (Норт Килинг). На морскую навигационную карту у южной оконечности изображения острова нанесен значок, изображающий корабль, осевший на корму и с задранным над водой носом. Этим значком отмечается положение затонувшего судна с частями над водой. Здесь в первую мировую войну нашел конец немецкий рейдер – крейсер «Эмден».

II

Карл фон Мюллер, командир легкого крейсера «Эмден», стоял, как обычно, у правого лобового окна боевой рубки и вглядывался в мутную пелену. Скверная была погода. Крейсер испытывал неприятную порывистую смешанную качку – одновременно и бортовую, и килевую, которая плохо переносится даже бывалыми моряками. Налетали заряды дождя, видимость сразу резко падала – даже любимый цейссовский бинокль фрегаттен-капитана оказывался бесполезным. Мюллеру всегда казалось, что именно в такую погоду может повториться приступ перемежающейся лихорадки, малярии, которую он подцепил в годы службы в Германской Восточной Африке. И тогда придется уступить свое место на ходовом мостике старшему офицеру, фон Мюкке. Нет, конечно, Мюллер нисколько не сомневался в превосходных профессиональных качествах своего помощника, но так мучительно болезненна была мысль о том. что он, Мюллер, едва достигнув сорок одного года, уже должен будет потесниться и уступить место, доставшееся ему по праву многолетней безупречно честной службы. Он и так отставал от своих сверстников на два года, которые он провел по настоянию отца, прусского офицера старой закалки, в армейском училище, прежде чем убедил его разрешить перейти в военно-морской флот. Да и по службе Карл продвигался хоть и уверенно, но медленно по сравнению с иными флотскими офицерами, которые при всяком удобном случае демонстрировали начальству то свои боевые заслуги, то высокое происхождение. У фон Мюллера даже мысли такой не возникало – он просто старался безупречно исполнять свои обязанности, куда бы его ни послали – на невзрачную канонерскую лодку или на впечатляющий своей несокрушимой мощью броненосец, к пустынным берегам тропической Африки или в «домашнее» Северное море. И свое звание фрегаттен-капитана (что соответствует капитану 2-го ранга в российском флоте) он получил менее полугода назад, после блестящего прорыва на «Эмдене» по реке Янцзы под бешеным огнем китайских мятежников. За этот подвиг, в котором в полной мере проявились, казалось бы, несовместимые качества командира – азартность и хладнокровие, неукротимая решительность и точный расчет – Мюллер был награжден Прусским орденом Королевской Короны третьего класса, с мечами.
«Все-таки – война», – сама собой сложилась фраза в голове Мюллера. Почему – «все-таки»? Ведь к этому уже давно, вне всякого сомнения, шло дело. Все понимали это – уже тогда, когда в качестве хозяина «Эмден» радушно принимал в Циндао британский броненосный крейсер «Минотавр» под флагом командующего эскадрой вице-адмирала Джеррама. «Минотавр» ушел 16 июня , а командующий германским военно-морскими силами на Тихом океане вице-адмирал Шпее уже 20 июня вышел в море с эскадрой крейсеров, чтобы та не оказалась запертой в неизбежно превращающемся в ловушку Циндао.

Мюллер перебирал в памяти события последних дней. 29 июня в Сербии убит наследник австро-венгерского престола эрцгерцог Франц-Фердинанд. 8 июля был отменен приказ о готовившемся переходе «Эмдена» в Шанхай. Тягостные дни ожидания дальнейшего развития событий были прерваны ураганным штормом, 23 июля обрушившимся на корабль, когда он стоял на якорях на рейде Циндао. 28 июля Австро-Венгрия объявила войну Сербии. 29 июля получен приказ адмирала Шпее выйти в море и искать контакт с эскадрой крейсеров.
Вечером 31 июля «Эмден» вышел из Циндао и оставался в Желтом море в ожидании дальнейшего развертывания событий. Они не замедлили последовать: 2 августа в Германии объявлена мобилизация, и на следующий день в войну с Германией вступили Россия и Франция. «Значит, все-таки война», – еще раз мысленно повторил фон Мюллер. Со дня на день надо ожидать вступлением в войну связанной с ними «Тройственным согласием» – Антантой – Британской империи «Вот и недавний обмен любезностями с сэром Джерромом, – усмехнулся фрегаттен-капитан. – А что Япония? Япония еще молчит, но, несомненно, будучи связанной договором с Великобританией, она бросит свой военно-морской флот на чашу весов, и тогда судьба Циндао с его невеликой защитой будет решена».
Радист принес на мостик полученное от мощной радиостанции в Циндао сообщение немецкого консула в Японии: крейсера русской Сибирской флотилии «Аскольд» и «Жемчуг» находятся во Владивостоке, а в Нагасаки готовятся к отходу три парохода российского Добровольного флота.

Мюллер проигрывает ситуацию. Конечно, русские считают, что единственный остававшийся в Циндао опасный для них корабль, его «Эмден», будет обеспечивать уход из порта судов-угольщиков, так необходимых эскадре Шпее. Значит, пока есть возможность, нужно срочно выводить пароходы Доброфлота из японского, на сегодняшний день еще нейтрального, порта и отправлять их во Владивосток кратчайшим путем – через Корейский пролив, где они не должны встретить никаких опасностей. Первым пройдет тот пароход, который уже готов к плаванию, а там подойдут русские крейсера. А если так, то он, Мюллер, должен встретить русский пароход там, где он неизбежно появится. «Эмден» полным ходом следует в Японское море, чтобы занять позицию к северу от Корейского пролива. Торгово-пассажирский пароход – не иголка в стогу сена, и даже при такой плохой погоде проглядеть его вряд ли можно. Одно неизвестное осталось в этой задаче – местонахождение французских крейсеров «Дюпле» и «Монкальм», которых, возможно, сопровождают миноносцы. Совсем не исключено, что они могут следовать сюда же, к Корейскому проливу, из Владивостока. Впрочем, «Эмден» способен и вступить с ними в бой на равных, и уйти от них своим 23-узловым ходом.
Уже заполночь Мюллера сменил на мостике старший офицер, капитан-лейтенант Хельмут фон Мюкке. Хельмут был в скверном настроении: туман такой, что в кабельтове ничего не видно, так и проскочит этот находящийся неизвестно где русский пароход. А если он, к тому же, идет с выключенными ходовыми огнями, ночью его не разглядишь и при улучшении видимости, хоть сигнальщики-наблюдатели и глядят во все глаза.

Рассвет принес некоторое успокоение, особенно после того, как в разрыве тумана далеко к юго-западу на несколько минут приоткрылась серая громада северного из островов Цусима. Но потом туман снова сомкнулся, и все-таки изредка приподнимался, обнажая размытую линию горизонта.

Доклад сигнальщика рассеял задумчивость старшего офицера: «Вижу судно на горизонте!» Мгновенная реакция – подать сигнал боевой тревоги, вызвать командира на мостик. Мюллер поднялся в рубку с таким свежим лицом, как будто бы и не спал. Тут же отдал команду лечь на курс, ведущий к обнаруженному судну, увеличить ход до 19 узлов, приготовить к стрельбе носовые орудия. Было 8 часов утра.

Радист сообщил, что где-то совсем близко интенсивно заработал радиопередатчик. Наверное, это обнаруженный пароход просит о помощи. Мюллер приказал забить передачу, а встреченный пароход резко повернул влево, и из его трубы повалил густой дым. «Это – пакетбот, скорее всего, русский», – высказал свое мнение обер-лейтенант Лаутербах, призванный на службу из резерва и более двадцати лет проработавший на торговых судах. Он, конечно, знал наперечет все пароходы, курсирующие в Дальневосточном бассейне.

Русский пароход явно направлялся в сторону острова Цусима, намереваясь уйти в территориальные воды нейтральной Японии, в которых, по нормам международного права, его задержание и захват недопустимы. Мюллер приказал старшему артиллерийскому офицеру, капитан-лейтенанту Геде, дать два холостых выстрела. Пароход продолжал уходить, по-видимому, увеличивая скорость. Дальномерщик доложил: «Дистанция – 8 миль». Следующий выстрел был сделан боевым снарядом, но фонтан воды взметнулся далеко за кормой парохода. Это и неудивительно: дальность стрельбы 105-милллиметровых орудий крейсера составляла 9,5 – 10 тысяч метров, то есть была чуть более пяти миль. А расстояние до парохода сокращалось медленно. Один за другим, с интервалом в пять минут, звучали выстрелы, и снаряды падали все ближе и ближе к корме парохода, пока, наконец, десятый не взметнул фонтан у самой кормы. Пароход застопорил машину примерно в двух милях от «Эмдена» и короткими гудками призвал крейсер прекратить стрельбу.
«Приз, приз», – пронеслось на мостике от одного офицера к другому это ласкающее слух слово. Приз – это захваченное в ходе морской войны неприятельское торговое судно и его груз. Приз может быть захвачен только военным кораблем, который либо доставляет его в свой порт, либо вправе затопить его, приняв меры по сохранению жизни экипажа и пассажиров.
Вопроса о том, кто должен возглавить призовую партию, направляемую на остановленное судно, не возникало – конечно, это обер-лейтенант Юлиус Лаутербах, только что призванный из резерва. За годы службы на судах компании «Гамбург-Америка лайн» он превосходно изучил назначение и содержание всех документов, которые должны иметься на торговых судах, включая именуемые такими незнакомыми военным морякам словами, как «тайм-чартер» или «коносамент». На любых судах Лаутербах свободно ориентировался в расположении помещений, и не было уголка, где от него могли бы укрыть нежелательный для попадания в руки неприятеля груз. К тому же он говорил на всех, казалось бы, встречающихся на море языках, а некоторыми из них владел в совершенстве; например, на английском говорил, как природный янки – уроженец северных американских штатов.

В 9 часов 25 минут к борту парохода, на котором было написано его название – «Рязань», подошла шлюпка. Вместе с Лаутербахом на палубу парохода поднялись два офицера и двадцать вооруженных матросов. Обер-лейтенант обратился к капитану на немецком языке, но тот сделал вид, что не понимает, чем изрядно рассмешил добродушно настроенного германца: «Ты что же, забыл, как всего месяц назад мы с тобой в Циндао пили пиво в клубе? Тогда ты сносно говорил по-немецки. Предъяви-ка лучше судовые документы, да, пока мои люди опечатывают радиорубку и люки, пойдем составлять протокол об осмотре и захвате твоего судна».

III

Петр Петрович Аузан, капитан стоявшего в Нагасаки парохода «Рязань», получил от начальства приказание возможно скорее идти во Владивосток. Собрать большую часть пассажиров не составило труда, только одна женщина заставила побеспокоиться, явившись перед самым отходом. Из Нагасаки пароход отошел в 10 часов вечера 3 августа, имея на борту 80 пассажиров. Относительно возможности встречи с немецкими крейсерами или прикрытия своими кораблями ни агент Добровольного флота, ни российский консул в Нагасаки ничего определенного не сказали. Оставалось надеяться на отличные ходовые качества «Рязани», скорость которой обычно достигала 16 узлов, на своих неутомимых кочегаров, на хорошее качество угля да – больше всего – на удачу. Главное, когда только возможно, держаться в нейтральных водах, хотя очень-то прижиматься к берегу опасно: там мели, скалы, мелкие острова. Да и погода скверная, возможности сколько-нибудь точно определять свое местонахождение чрезвычайно ограничены. Тут еще жди в Корейском проливе встречи с мелкими рыбацкими судами, которые никаких правил судовождения не соблюдают.

Капитан приказал выключить палубное освещение и передать пассажирам запрещение выходить на верхнюю палубу. Для лучшей светомаскировки следовало бы выключить и ходовые огни, но Петр Петрович не мог позволить себе такое отступление от правил предупреждения столкновений судов: известно, что только пираты ходят без ходовых огней.

В четыре часа утра 4 июля на вахту, как положено, заступил «исправлявший должность» старшего помощника капитана Клайда. Часов в семь утра, когда дождь и туман ненадолго рассеялись, слева на траверзе открылась северная оконечность Цусимы; по карте, остров был пройден на расстоянии примерно пяти миль.

Ровно в 8.00, когда старпом только что сдал вахту третьему помощнику Петру Вильгельмовичу Мюллеру, впереди и справа на горизонте показался дымок. Не составило труда в бинокль, а почти сразу же и невооруженным глазом, определить, что это движется крейсер. Клайда тут же побежал за капитаном, который, поднявшись минуты через три на мостик, немедленно скомандовал: «Лево на борт!» и приказал лечь на курс, ведущий обратно, к острову. В машину было отдано приказание развить самый полный ход.

Минут через пять после поворота раздался первый выстрел.

Механики, машинисты, кочегары делали все, чтобы добиться максимальной скорости. Последующий подсчет показал, что «Рязань» уходила от погони со скоростью 18,5 узла, в то время как на ходовых испытаниях ей удалось достичь лишь немногим более 16 узлов. Но когда от разрывов стал сотрясаться корпус и вода окатила кормовую палубу, капитан был вынужден поставить машинный телеграф на «стоп». Стал ясно различим поднятый на крейсере германский флаг.
Прибывший на шлюпке обер-лейтенант Лаутербах приказал капитану спустить российский флаг и поднять германский – по морскому протоколу, в знак смены национальной принадлежности судна. Но по протоколу не получилось. Петр Петрович сказал, что германского флага у него нет, а, что касается русского флага, то, если им нужно, пусть они сами его и спускают. Лаутербах за германским флагом послал на крейсер шлюпку, а, когда та прибыла, предложил капитану вести судно в Циндао. Окончательно выведенный из себя Аузан, не удостоив немца ответом, повернулся и ушел к каюту. Впрочем, невежливость капитана ничуть не смутила обер-лейтенанта; он подумал, что случись с ним такое, когда он сам был капитаном на судах «Гамбург-Америка лайн», он, должно быть, поступил бы так же. Лаутербах расставил посты на ходовом мостике, в машинном отделении, у радиорубки и, вызвав второго помощника капитана Гирта Теодора Гейнсберга и третьего помощника Петра Мюллера, приказал им вести судно. Его распоряжения на немецком языке были без перевода понятны этим штурманам, остзейским немцам по происхождению, а совпадение фамилии третьего помощника с фамилией командира крейсера стало предметом беззлобных шуток офицеров призовой команды.

Карл фон Мюллер повел свой крейсер и конвоируемую им «Рязань» в Циндао не самым коротким путем, через Западный проход Корейского пролива, а через Восточный проход. По-видимому, он надеялся перехватить там второй русский пароход, «Симбирск», который, по сообщению немецкого консула в Японии, тоже должен был выйти во Владивосток из Нагасаки. Но предположение не подтвердилось; наверное, выход «Симбирска» после получения известия о захвате «Рязани» был отложен.

Вид Лаутербаха источал жизнелюбие, даже русским матросам, которые несли вахту на мостике, несмотря на трагизм ситуации, был чем-то симпатичен этот атлетического сложения чужой офицер, чувствовавший себя на их судне как дома. Он даже как бы между прочим проболтался, что крейсера «Лейпциг» и «Нюрнберг» курсируют в Корейском проливе («Вот как? – подумал Аузан, которому передали эти слова. – А агент Доброфлота в Нагасаки сообщил, что, по надежным данным, эти крейсера где-то чуть ли не в Мексике!»).
 
Когда подходили к острову Чеджудо, с крейсера просигналили: «Приготовить к спуску все шлюпки». Вот тебе и «Лейпциг» с «Нюрнбергом». Потом уменьшили ход, пошли переменными курсами, даже описали циркуляцию – замкнутую кривую, наподобие окружности. Значит, впереди обнаружены какие-то неприятельские корабли. Но какие? Радисты «Эмдена» поймали сигналы ведущихся где-то поблизости радиопереговоров. Кто бы это мог быть? Может быть, французская эскадра? Чужой радиообмен оборвался так же внезапно, как и начался, и Мюллер успокоился: либо французы испугались встречи, либо, скорее всего, это были корабли еще нейтральной Японии, которая выжидает подходящего момента для вступления в войну.

Для военного коменданта Циндао прибытие захваченного парохода было как снег на голову. Что делать с этими многочисленными русскими? Сначала их поместили в пустой пакгауз и до вечера продержали там под охраной. Русских надо было чем-то кормить, а неизвестно, по какой статье провести расходы. В конце концов, интендант базы разрешил выдать из неприкосновенного запаса черный хлеб, упакованный в пергаментную бумагу. К вечеру 6 августа пленников перевели в здание столовой китайской школы, а утром следующего дня капитана и старшего помощника доставили к следователю спешно сформированного призового суда, который должен был установить законность захвата «Рязани». Им прочитали переведенное на русский язык заявление фон Мюллера, в котором указывалось, что «Рязань» была остановлена и задержана в открытом море. Разумеется, и Аузан, и Клайда протестовали, заявив, что в момент захвата они уже находились в территориальных водах нейтральной Японии. Но, разумеется, их протест не был принят во внимание судом захватившей их судно стороны.

Немцы хотели поскорее избавиться от экипажа и пассажиров русского парохода, которые вовсе были не нужны в ожидавшей осаду военно-морской базе. Соблюдая нормы Гаагской конвенции 1907 года, они уже 8 августа отправили их поездом во Владивосток, взяв с каждого подписку о неучастии в войне против Германии и ее союзников.
 
«Рязань» ждала совсем иная участь. Это судно, построенное в Германии всего пять лет назад, имело подпалубные подкрепления, рассчитанные на установку артиллерийских орудий в случае войны. В Циндао в доке ремонтировалась старенькая тихоходная канонерка «Корморан». Ее восемь 105-миллиметровых орудий и два мощных прожектора были установлены на бывшую «Рязань», которая вместе с ними получила от канонерки и название и вошла в строй германского кайзеровского флота как вспомогательный крейсер «Корморан».

Работы по переоборудованию нового «Корморана», комплектованию его экипажа, погрузке боеприпасов, угля и снабжения проводились в бешеном темпе. Экипаж укомплектовали моряками, снятыми с находившихся в Циндао канонерских лодок, да еще добавили 11 «новогвинейских черных боев», да взяли четырех китайцев-прачек, – всего более двух с половиной сотен человек! Уже 10 августа корабль оставил Циндао и направился на встречу с эскадрой адмирала Шпее. В дальнейшем никаких боевых успехов «Корморан» не имел, а экипаж его вырос до 353 человек за счет снятой с канонерской лодки «Планет» ее команды. В середине декабря 1914 года, когда уже два месяца не было возможности получить топливо от вспомогательных судов-угольщиков, а все его запасы были подчистую израсходованы, командир буквально на последних крохах горючего материала, которые можно было еще кинуть в топки котлов, привел «Корморан» на остров Гуам, принадлежащий еще не вступившим в войну Соединенным Штатам Америки. Корабль был там интернирован, и более двух лет экипаж изнывал от бесцельной стоянки в порту нейтральной страны, пока США не вступили в войну. 7 апреля 1917 года командиру корабля был предъявлен ультиматум с требованием о сдаче. Корветтен-капитан Цукшвердт отказался принять требования ультиматума. Корабль был затоплен по его приказу, а высадившийся на берег экипаж попал в плен.

IV

Приведя в свой порт захваченное русское судно, «Эмден» лихорадочно готовился к дальнему плаванию. Запас угля пополнился на тысячу тонн, цистерны заполнены до отказа пресной водой, получен полный комплект боеприпасов, продовольствие, расходные материалы. В ночь на 7 августа «Эмден» покинул Циндао, экипаж его увеличился на 40 человек за счет матросов, снятых с канонерских лодок. «Ничего, – думал Мюллер, – эти люди не будут лишними, потребуется перегружать уголь с судов обеспечения. Если бы знать, сколько раз еще придется перегружать!» Война, которая только что началась, обещает стать затяжной. На огромных пространствах Тихого океана разбросаны владения Германии, составляющие ее островную империю: Марианские, Маршалловы и Каролинские острова, Фиджи, архипелаг Бисмарка, немецкая часть Самоа, Земля кайзера Вильгельма на Новой Гвинее... Совершенно очевидно, что в ходе войны германским военно-морским силам не удастся удерживать под своей властью эти многочисленные колонии, даже отдельные базы, особенно после неизбежного вступления в войну Японии. Какова же в этих условиях может быть роль тихоокеанского военного флота Германии? Мюллер хорошо представлял себе, что объем германских транспортных перевозок в Дальневосточном бассейне несоизмеримо мал по сравнению с перевозками Великобритании, обеспечивающими связь метрополии с Индией, Малайей, Австралией, Новой Зеландии. Растянутость морских путей, по которым осуществляются эти перевозки – вот ахиллесова пята Британской империи, вот где могут наиболее эффективно действовать быстроходные крейсера, такие, как его «Эмден».

Конечно, хотя «Эмден» вступил в состав германского военно-морского флота менее пяти лет назад, его уже нельзя считать наиболее современным кораблем своего класса. На новейших крейсерах устанавливаются не паровые машины, как на «Эмдене», а паровые турбины, что позволяет им развивать более высокую скорость. И по вооружению «Эмден» со своими десятью 105-миллиметровыми пушками уступает английским крейсерам с их шестидюймовками, дальность стрельбы которых побольше. Да и 100-миллиметровая броня боевой рубки не может считаться надежной защитой от них, а бронирование палубы так еще почти в два раза тоньше.

И все-таки «Эмден» был прекрасен с его удлиненным, как бы стремящимся вперед корпусом, выгнутым, как у клиперов былых времен, форштевнем, двумя высокими мачтами и тремя стройными трубами. Грозно ожидали команды торпедные аппараты – по одному на каждый борт, к которым были припасены пять самоходных мин – торпед. А там, внизу, под палубой, топки двенадцати паровых котлов жадно пожирали порции угля, забрасываемые в них мускулистыми кочегарами, обнаженными по пояс. Кочегары то и дело жадно пили теплую воду из больших медных чайников, подвешенных в каждом котельном отделении, и вытирали пот повязанными на шею косынками.

Построенный на данцигской верфи, «Эмден» был окрашен в обычный для северных морей серый цвет. Но с прибытием на Дальний Восток он был перекрашен в чистый белый цвет, свойственный завсегдатаям тропических широт. Мюкке стоило большого труда поддерживать сияющую белизну, когда частицы копоти, выносившейся с дымом из трех высоких труб, оседали на палубе, стволах орудий, чехлах шлюпок, а при погрузке угля весь корабль покрывался въедливой черной пылью. Подгоняемые грубоватыми шутками старшего офицера и хлесткими окриками боцманов, матросы на малых и больших приборках без конца драили, протирали швабрами, скатывали из шлангов все, что было окрашено, начищали до зеркального блеска медяшку. Никто и никогда не видел со стороны никаких грязных пятен или разводьев на белоснежных бортах крейсера, и любой член экипажа – от находящегося на недоступной высоте своего положения командира до помощника кочегара, подвозившего на тачке уголь к топкам да удалявшего шлак, – гордился прилипшим к его кораблю прозвищем – «Лебедь Востока».
 
Германский генеральный штаб хорошо понимал уязвимость Циндао – главной базы кайзеровского флота на Дальнем Востоке, и по его указанию еще раньше, чем ее покинул «Эмден», из нее вышли находившиеся там вспомогательные крейсера и суда обеспечения – «угольщики» и направились на соединение с тяжелыми крейсерами фон Шпее. По данным разведки, британская эскадра адмирала Джеррама находилась в районе Гонконга, и надо было спешить, пока англичане не опомнились. Уже 8 августа «Эмден» догнал пароход «Маркоманния», нагруженный углем, и вооруженный пассажирский лайнер «Принц Эйтель Фридрих», а на следующий день вместе с лайнером оставил позади японские острова Рюкю и вышел в открытый океан. Пронесло! Япония все еще не вступила в войну, и 12 августа «Эмден» соединился с эскадрой адмирала Шпее, находившейся у острова Паган на Марианских островах.

Внушительный вид башенных орудий тяжелых крейсеров «Шарнхорст» и «Гнейзенау» не добавил Мюллеру оптимизма. У него уже прочно сложилась иная концепция войны на море, которую он не преминет высказать адмиралу на предстоящей встрече.

V

Командующий Тихоокеанской эскадрой вице-адмирал граф Максимилиан фон Шпее в тот же день собрал капитанов на борту тяжелого крейсера «Шарнхорст». Прибыли командиры крейсеров «Шарнхорст», «Гнейзенау», «Нюрнберг», лайнера «Принц Эйтель Фридрих»; Мюллер старался не показать волнения, когда собравшиеся всячески старались продемонстрировать восхищение его дерзким захватом русского судна – первой победой германского флота в войне на Тихом океане.
Поздравления мгновенно оборвались, когда адмирал жестом предложил присутствующим занять места за столом. Адмирал говорил медленно и невыразительно; ситуация была предельно ясна собравшимся офицерам, и фон Шпее понимал, что он не скажет им ничего нового, такого, чего они не знали бы заранее. Их встреча – как сверка часов перед началом операции, уточнение каких-то важных, но все-таки второстепенных деталей.

Имперский Адмирал-штаб предписывал, по возможности, прорываться в Германию, поступая по обстоятельствам. А обстоятельства таковы, что боевая деятельность эскадры всецело зависит от возможности пополнять запасы угля, огромное количество которого пожирают корабли, в особенности тяжелые крейсера. В сложившейся обстановке целесообразно перевести флот в юго-восточную часть Тихого океана, где удастся пополнять запасы и производить техническое обслуживание кораблей в портах нейтрального, но дружественного Чили. Это позволит держать в напряжении морские силы Британии и ее союзников самим фактом существования нашего флота («fleet in being», – сказал адмирал по-английски). Затем, при благоприятной оперативной обстановке, действия нашей эскадры будут перенесены в Атлантический океан, где открывается простор для действий на важнейших коммуникациях противника.

«Конечно, адмирал прав, – думал Мюллер, – но во всем ли он прав? «Fleet in being» буквально означает «флот в том, чтобы быть», то есть быть силой, которая, отвлекая на себя неприятеля, избегает решающего действия. Но разве не должна эта тактика сочетаться с другой – «флот в том, чтобы действовать». («Fleet in opereiting» или «fleet in acting», – попытался он подобрать наиболее подходящий эквивалент на английском языке)».

«Да, вопросы снабжения углем чрезвычайно важны для эскадры,– начал свое выступление Мюллер, – Но если эскадра уйдет к Южной Америке, найдет ли она достаточно достойных целей? А Индийский океан, через который англичане осуществляют свои транспортные связи, тогда можно будет считать внутренним озером Великобритании. Но легкий крейсер, такой, как «Эмден», действуя на неприятельских коммуникациях, может снабжаться углем с захваченных судов, нанося чувствительные удары там, где их меньше всего ждут».

Мюллер попросил у адмирала разрешения действовать в Индийском океане в одиночку. Неожиданно это предложение поддержал начальник адмиральского штаба капитан цур зее Филитц. Фон Шпее ничем не выказал свое отношение к идее Мюллера, но пообещал обдумать ее и сообщить свое решение. А пока – всей эскадре готовиться к походу. Выход назначен на завтра.

VI

Наутро к «Эмдену» поспешил адмиральский катер. В переданном секретном пакете содержалось приказание адмирала отправляться по его сигналу в самостоятельное плавание для ведения крейсерских операций в Индийском океане. Значит, доводы фон Мюллера признаны справедливыми. Но пока это надлежит сохранять в строжайшей тайне. Утром 13 августа эскадра покинула стоянку у острова Паган и двинулась на восток. Тяжело переваливаясь с борта на борт, в левой колонне шли крейсера. В правой колонне, возглавляемой «Принцем Эйтель Фридрихом», двигались суда обеспечения. Эскадренная скорость была небольшой – всего 10 узлов, по скорости самого тихоходного угольщика. Эскадра шла куда-то к востоку, пункт назначения и маршрут не были никому известны, кроме нескольких командиров.

На следующий день на мачте флагманского корабля взвился условленный сигнал. Мюллер физически ощутил, как с души свалилась не оставлявшая его до последнего момента тяжесть неопределенности. Он приказал сигнальщику передать флагману прожектором сообщение, открытым текстом: «Благодарю Ваше Превосходительство за оказанное мне доверие. Я желаю крейсерской эскадре счастливого плавания». Сигнальщик прочитал в ответных всплесках света: «Желаю удачи». Впрочем, Мюллер и без доклада сигнальщика прочел прощальное пожелание адмирала. Он приказал сигнальщику поднять сигнал: «Я изменяю свой курс вправо» и отдал команду рулевому. Из беспорядочно разбросанного скопления судов, которое еще вчера было стройной правой колонной, вслед за «Эмденом» изменила свой курс «Маркоманния» – самый вместительный и самый быстроходный из всех угольщиков. Мюллер еще раз с благодарностью обратился в душе к адмиралу и поймал себя на назойливой мысли: «Кому из нас суждено продержаться дольше?» Что он никогда больше не увидится с фон Шпее, он знал уже совершенно точно.
Крейсерская эскадра, зайдя для приемки угля с сопровождавших ее пароходов на остров Пасхи, прошла в берегам Южной Америки и 1 ноября возле чилийского мыса Коронель выиграла сражение с англичанами, потопив их броненосные крейсера «Гуд Хоуп» и «Монмут». Корабли фон Шпее вышли в Атлантический океан. Прежде чем идти в Германию, Шпее решил без предварительной разведки уничтожить британскую радиостанцию на расположенных в Южной Атлантике безлюдных Фольклендских островах, не подозревая, что там находится мощная британская эскадра. В жестоком бою 8 декабря 1914 года были потоплены четыре германских крейсера, и сам вице-адмирал Максимилиан фон Шпее погиб.

VII

Мюллер вел свой корабль в пустынных, редко посещаемых судами местах. С «Маркоманнией» было условлено о месте и времени встречи, и она шла как бы сама по себе, что уменьшало вероятность обнаружения «Эмдена» неприятелем. Обычный путь из Тихого океана в Индийский вел через Сингапурский и Малаккский пролив, но для немецкого крейсера этот путь был совершенно исключен; проливы полностью находились в руках Великобритании, и через них не то что крейсер – муха бы не проскочила. Вряд ли лучше был бы путь через Южно-Китайское море, наверняка контролируемое эскадрой адмирала Джеррама, и Зондский пролив, через воды голландских владений. Хотя Нидерланды сохраняли нейтралитет, но о проходе крейсера через пролив тут же стало бы известно противнику, который поспешил бы принять надлежащие меры. То ли дело плавание в океане и столь же безлюдном Филиппинском море, где и день, и второй, и третий ни одного встречного судна, ни одного дымка на горизонте.

Между тем жизнь для команды «Эмдена» отнюдь не казалась отдыхом. Офицеры и унтер-офицеры под руководством старшего артиллериста Эриха Геде обучали весь личный состав, включая машинистов и кочегаров, умению обращаться с орудиями – подносить снаряды, заряжать, прицеливаться и выполнять команды по корректировке стрельбы. Мюллер требовал от офицеров добиться от всех членов команды умения выполнять обязанности любого номера орудийной прислуги, чтобы обеспечить полную взаимозаменяемость в случае боевых потерь.
А на верхней палубе матросы по указаниям и под руководством старшего офицера фон Мюкке делали что-то, не совсем им самим понятное: они сооружали из досок, фанеры и парусины какую-то продолговатую цилиндрическую удлиненную конструкцию, Мюкке требовал то поставить эту конструкцию на попа, то аккуратно положить на палубу и закрепить.

И, сверх того, в любое время дня и ночи командир, никого не предупредив, приказывал подать сигнал учебной боевой тревоги и с секундомером в руках следил, как исполняются его вводные.

19 августа подошли к островку Ангор в архипелаге Палау, и уж тут досталось матросским спинам: с подоспевшей «Маркоманнии» корзинами перегружали уголь, и унтер-офицеры подгоняли: «Скорее! Скорее!», а сигнальщики до рези в глазах всматривались в горизонт, радисты напряженно вслушивались в шумы эфира: всего несколько дней назад в двух с половиной сотнях миль отсюда, на острове Яп, англичане разгромили немецкую радиостанцию и потопили четыре парохода-угольщика, неосмотрительно посланных сюда адмиралом фон Шпее безо всякой защиты.

А дальше – путь на юго-запад, чтобы спрятаться в нейтральных водах, среди островов Голландской Ост-Индии, да еще пройти не кратчайшим путем к Индийскому океану, а обходным, через экзотические моря Моллукское и Банда, так, чтобы сбить с толку противника, если он проведает о местонахождении «Эмдена».
24 августа – снова перегрузка угля с «Маркоманнии», снова в нейтральных водах, но в этот раз у португальского Восточного Тимора. Хоть тут и почти что рядом британский доминион – Австралия, но кому придет в голову искать здесь немецкий крейсер?

Однако до поры, до времени все-таки следует поостеречься, и Мюллер опять повел крейсер по внутренним морям Ост-Индии – морю Флорес, морю Бали, повстречавшись на пути с голландским броненосцем береговой обороны «Тромп», офицеры и команда которого с любопытством разглядывали неизвестно как попавший сюда красивый белый корабль под германским флагом. На подходе к проливу Ломбок – выходу в Индийский океан между островами Ломбок и Бали – Мюллер приказал поставить и закрепить ту самую странную цилиндрическую конструкцию. Даже со сравнительно небольшого расстояния крейсер теперь выглядел как четырехтрубный, а всем было известно, что на бассейне действует единственный четырехтрубный крейсер – английский «Ярмут».

И вот, наконец, пройдена цепочка небольших островов вдоль южного побережья Явы, за которыми так удобно было прятаться в нейтральных водах. У самого севера этой цепочки – у острова Симёлуэ – снова погрузка угля с «Маркоманнии». 5 сентября подошло голландское посыльное судно с грозным приказом – немедленно покинуть нейтральные воды, так как, по международным нормам, затраты времени в них на пополнение запасов топлива не должны превышать 24 часов. «А иначе ваш крейсер будет интернирован», – гордо заявил голландский офицер. Мюллер, скрывая усмешку, взглянул вниз, где у борта крейсера приютился посыльный корабль.

«Вот и закончились мирные дни, – с грустью подумал Мюллер. – Пора приниматься за настоящее дело».

VIII

Пошел второй месяц после захвата русского парохода, а больше никаких призов, никаких боевых столкновений. Молодых офицеров, рвущихся в бой, раздражает невозмутимость командира, который ни с кем не делится планами, но его уверенное поведение успокаивает наиболее горячую молодежь. А рядовые моряки делают свое обычное дело: проворачивают механизмы, штивают уголь, швыряют порции черного корма в огнедышащие жерла топок, зорко следят за горизонтом в установленных секторах наблюдения.

Мюллер не сомневался, что, несмотря на все принятые меры предосторожности, командованию флотом стран Антанты, к которым теперь присоединилась и Япония, скорее всего, уже известно о выходе «Эмдена» в Индийский океан. И теперь стратеги Британского Адмиралтейства гадают, где им прежде всего следует ждать удара. С их точки зрения – бесспорно, справедливой – германский крейсер скорее всего выйдет на охоту на подходах к Малаккскому проливу, где наиболее высока интенсивность судоходства и вероятнее всего судно с военными грузами может оказаться добычей рейдера. Другой вероятный опасный район – к югу от острова Цейлон, огибая который, суда проходят и с запада на восток, и с востока на запад. «Да, конечно, именно там нас и ждут, – рассуждал сам с собой фон Мюллер. – Значит, нам следует пойти туда, где нас ждут меньше всего». И он ведет крейсер в Бенгальский залив, продвигаясь к его вершине на наибольшем удалении от берегов, там, где никаких судов не встретится и можно дойти незамеченным до подходов к самой Калькутте – крупнейшему порту в восточной Индии.

До Калькутты, однако, не дошли. 9 сентября, приблизившись к морскому пути, проходящему параллельно западному берегу Бенгальского залива, заметили пароход, который застопорил ход после двух предупредительных выстрелов. Призовую партию возглавил, конечно же, обер-лейтенант Лаутербах. Остановленное судно оказалось греческим пароходом «Понтопорос», перевозившим индийский уголь для английского флота. Судно нейтрального государства не подлежало захвату, но перевозимый на нем груз, по нормам международного морского права, считался военной контрабандой. Груз подлежал реквизиции и мог использоваться для собственных нужд «Эмдена»; «Понтопорос», на борту которого остался Лаутербах, покорно последовал за крейсером.
Чем ближе к вершине Бенгальского залива, тем светлее становилась вода. Физически ощущалось, как выросла влажность воздуха. Мюллеру подумал, что так тяжело жара с высокой влажностью переносилась только в Камеруне, где он побывал еще молодым офицером. В каюте, даже с раскрытым настежь иллюминатором, нечем дышать, а каково там, в машинных и особенно в котельных отделениях? Уже не раз оттуда на верхнюю палубу выносили моряка, упавшего в обмороке, и обливали его ведром забортной воды – такой же теплой, казалось, не отводящей жар от перегревшегося тела, а добавлявшей его. Мюллер приказал сократить продолжительность вахт кочегарам и машинистам, понимая, что эта мера сама по себе не так уж и поможет. Сам он плохо спал эту ночь, как когда-то в Камеруне, тяжелое забытье вместо сна не приносило отдыха, ночь не навевала живительной прохлады, поэтому он еще до рассвета поднялся на мостик и вместе с вахтенными вглядывался вдаль, где белесый горизонт сливался с таким же белесым небом.
Возникший из пространства пароход раздваивался в мареве, его высокий черный корпус, белые надстройки, мачты и труба зеркально отражались в лениво покачивающейся глади воды, только белый бурун под носом парохода нарушал строгую симметрию яви и ее перевернутого изображения. Нетрудно было определить, что пароход идет без груза, в балласте, и уже скоро можно было разглядеть в бинокль какие-то необычные сооружения на всей его верхней палубе – от носа до кормы. На его флагштоке был поднят флаг вспомогательного судна военно-морского флота Великобритании, а на борту скоро удалось прочитать название – «Индус».

По холостому выстрелу пароход послушно остановился. Высадившаяся призовая партия выяснила, что сооружения на палубе были стойлами для лошадей, которые этот пароход должен был принять в Калькутте и доставить в Бомбей для нужд индийской кавалерии. С «Индуса» было выгружено продовольствие и снабжение, среди которого очень кстати для команды «Эмдена» пришлась партия туалетного мыла – при отходе из Циндао в спешке мыло забыли получить.
Экипаж «Индуса» был пересажен на «Маркоманнию», а сам пароход был затоплен с немалым трудом – опыта не хватало. Сначала были открыты кингстоны, но вода поступала внутрь корпуса медленно. Шесть снарядов было выпущено в район ватерлинии, но все-таки прошло еще немало времени, пока пустой пароход, заваливаясь на правый борт, пошел носом под воду.

Захват крупнотоннажного английского парохода «Лоувен» прошел по отработанной схеме. Экипаж пересажен на «Маркоманнию», а пароход ушел под воду после нескольких выстрелов из орудий крейсера.

Вечером того же дня Мюллер обсуждал с офицерами возможности осложнить использование главного морского порта Индии – Калькутты. Конечно, речь не могла идти о том, чтобы разрушить портовые сооружения, находящиеся почти в полутора сотнях километров вверх по реке Хугли, одному из рукавов великого Ганга. Но подход к устью осуществляется через узкий и извилистый фарватер, положение которого постоянно изменяется из-за обильных наносов, выносимых рекой. А что, если уничтожить знаки навигационного ограждения фарватера, обеспечивающие безопасный проход судов? Размышления были прерваны сообщением вахтенного офицера: обнаружены ходовые огни неизвестного судна. Сигналы, поданные прожектором, заставили английский пароход «Кабинга» послушно остановился. Прибывший на его борт командир досмотровой партии сообщил: пароход везет джут – материал, используемый при изготовлении ковров, мебельных и упаковочных тканей; груз принадлежит не участвующим в войне Соединенным Штатам Америки. На «Кабингу» было передано приказание присоединиться к следующим за крейсером «Маркоманнии» и «Понтопоросу».

Ближе к вечеру 12 сентября остановлен английский пароход «Киллинг» с грузом угля. Вести его за собой? Но «эскадра», сопровождающая «Эмден», и так слишком громоздка, с каждым новым ее участником возрастает вероятность обнаружения крейсера, а запасы угля на обозримое будущее достаточны. Команда «Киллинга» переправлена на «Кабингу», а сам пароход потоплен всего двумя выстрелами из пушки. Научились все-таки артиллеристы наносить смертельные удары, не тратя лишних снарядов!

Еще «Киллинг» не ушел под воду, как был обнаружен и остановлен большой грузовой пароход с неуместным в сложившейся обстановке названием «Дипломат». Он направлялся из Калькутты в Англию и был загружен семью тысячами тонн зерна и других грузов, в том числе вез тридцать тысяч цибиков великолепного цейлонского чая. Жалко было губить такой товар, но не отпускать же восвояси судно с ценным грузом. Артиллерийские снаряды для поражения крупнотоннажного судна малоэффективны, и Мюллер направил на задержанный пароход минного офицера с десятью матросами, которые разместили подрывные заряды. Трюма были плотно загружены, и заряды пришлось установить выше ватерлинии. Они вырвали кусок борта, и «Дипломат» пошел ко дну, оставив на воде плавающие, как клецки в супе, ящики с чаем.

А на горизонте снова видны дымы из пароходных труб. Остановленный один из двух замеченных пароходов оказался итальянским «Лоредано». Италия еще не участвовала в войне, но ее симпатии были скорее на стороне Антанты, и командир досмотровой партии, самый именитый офицер «Эмдена» принц Франц-Иосиф фон Гогенцоллерн, уловил неискренность в обещании итальянского капитана никому не сообщать о встрече с германским рейдером. Опасения фон Гогенцоллерна передались и Мюллеру; нельзя без конца дразнить удачу, пора уходить из этого района. Взять людей, скопившихся с задержанных судов, итальянец отказался, ссылаясь на нехватку провизии. Пока «Лоредано» не скрылся из виду, «Эмден» демонстративно выдерживал курс, совсем не совпадающий с намеченным для дальнейшего следования.

IX

Но как же уходить, когда добыча сама идет в руки. Не успел скрыться за горизонтом «Лоредано», как показался новый приз – идущий в балласте английский пароход «Треббоч». Заложенная взрывчатка сделала свое дело.

Обилие пленников стало ощутимой обузой. Мюллер приказал пересадить всех людей, снятых с задержанных и потопленных судов, на «Кабингу» и в тот же день, 14 сентября, сняв с нее призовую команду, разрешил следовать, куда капитану заблагорассудится. Растроганный капитан оставил фон Мюллеру письмо, в котором благодарил его за гуманное отношение с ним, его семьей и командой. Бенгальский залив стал свидетелем редчайшего в истории войн зрелища: узники немецкого крейсера троекратным «ура» прощались с благородным противником. Впрочем, с каждого из них была взята подписка о неучастии в войне против Германии и ее союзников.

И снова пришлось задержаться. Нельзя же было пренебречь «Кланом Мэтенсоном» с его строптивым капитаном-шотландцем, который пытался спасти свое судно бегством, подавал гудки и запускал ракеты, чтобы привлечь внимание кого-нибудь, кто мог бы придти на помощь, пока разрыв снаряда впереди по курсу не заставил его застопорить машину. Даже в этой, не очень подходящей для демаршей ситуации он обиделся, когда его пароход назвали английским. «Нет, британский!» – настаивал капитан. Груз парохода впечатлял: локомотивы, автомобили, запасные части к ним. Тяжело загруженный «Клан Мэтенсон» быстро ушел под воду.

Радисты «Эмдена» поймали передачу радио Мадраса, из которого стало ясно, что итальянский капитан не сдержал обещания и сообщил о местонахождении немецкого рейдера на линии Коломбо – Калькутта. Мюллер предполагал, что выход британских судов их Калькутты был задержан; его догадки были верны – предупрежденный встретившимся итальянцем прекрасный новый пароход «Сити оф Рангун» с ценными грузами повернул обратно.

На отпущенной «Кабинге» починили выведенный из строя радиотелеграфный аппарат и также вступили в радиопереговоры с Калькуттой, тем самым выдав местонахождение «Эмдена». И в то же время, прибыв в Калькутту, вчерашние узники повсюду заявляли о рыцарстве и благородстве германского капитана, так милосердно с ними обошедшегося.

А адмирал Джеррам, находившийся в Сингапуре, отправил на поимку «Эмдена» пять кораблей своей эскадры по тем направлениям, где, как он считал, крейсер скорее всего может появиться. И в этот же самую ночь, с 15 на 16 сентября, Мюллер, просчитавший возможную реакцию неприятеля на свои действия, принял решение направиться к Андаманским островам. Более трех сотен островов, окруженных коралловыми рифами, могли бы представить собой надежное укрытие для корабля, спрятавшегося в одном из многочисленных проливов и проливчиков между ними. Там противник и будет искать крейсер. А «Эмден» направится южнее, где его появления вовсе не будут ждать.

16 сентября на крейсер перегружено 450 тонн угля с «Понтопороса». К погрузке были привлечены даже члены экипажа потопленного «Клана Мэтенсона», согласившиеся поработать за плату. После этого на «Понтопоросе» были оставлены унтер-офицер и 14 матросов с крейсера, и он отправлен в автономное плавание – до встречи в условленном месте.

X

У Мюллера созрел новый замысел, по дерзости, пожалуй, превосходящий уже осуществленные. Хотя, если разобраться, хитрости особой в нем не было – так, заурядная двухходовка. Но война – не игра в шахматы, и порой в ней простейшее решение оказывается самым фантастическим.

Из переговоров береговых станций было понятно, что где-то поблизости находится британский броненосный крейсер «Хэмпшир», которому наверняка была поставлена задача найти и уничтожить «Эмден». Поэтому первый ход Мюллера заключался в том, чтобы дать обнаружить свое присутствие в восточной части Бенгальского залива, для чего «Эмден» направился к берегу Бирмы, выйдя на подходы к ее главному городу – Рангуну. Боевых успехов там не было, задержан лишь пароход «Дувр» под флагом нейтральной страны – Норвегии. Конечно, он отпущен после досмотра и, более того, на него передан экипаж потопленного «Клана Мэтенсона». Как и ранее, «Эмден» демонстрировал обманный курс, и только когда «Дувр» скрылся из виду, «Эмден» круто повернул на курс, ведущий к противоположному берегу залива, к крупному английскому порту Мадрас в южной Индии. Это был второй ход.

Расчет Мюллера был верен. Хотя дальновидный капитан 1 ранга Грант, командир «Хэмпшира», осуществлявший руководство направленными на поимку «Эмдена» кораблями союзников, предполагал, что «Лебедь Востока» может внезапно появиться там, где его совсем не ожидали, он получил приказ командования следовать в бирманский порт. А находящийся в Мадрасе британский гарнизон не предвидел никакой опасности. Город и порт были ярко освещены, тяжелые береговые орудия не были подготовлены к стрельбе, не велось даже элементарного наблюдения за подходами к порту. 22 сентября около 21 часа «Эмден» включил прожектора и беспрепятственно вошел в гавань. В 21.30 крейсер, осветив цели – нефтяные баки компании «Бирма Ойл», дал залп из орудий правого борта. Снаряды ушли с перелетом, хотя один из них разбил находящееся в укреплении орудие. Второй залп – недолет, а третьим баки были подожжены. Истратив тридцать снарядов, «Эмден» перенес огонь на город. Береговые орудия, наконец, открыли беспорядочную стрельбу, но в 22.00 прожектора «Эмдена» были выключены и крейсер, развернувшись, вышел из гавани и растаял во мраке тропической ночи.

Дерзкая атака фон Мюллера нанесла не такой уж большой материальный ущерб – уничтожено два бака с горючим, но ее психологическое воздействие было огромно. До нее считалось, что Индия бесконечно далека от фронтов мировой войны, от Марны, где были отброшены от Парижа германские армии, от Мазурских болот, в которых нашла гибель армия русского генерала Самсонова, а оказалось, что война здесь, что от нее нигде нельзя спрятаться.

XI

Мюллер снова делает неожиданный шаг. Конечно, Джеррам ждет, что «Эмден» будет уходить от предполагаемой погони туда, где наименее вероятно его обнаружение – в открытый океан, подальше от морских дорог. А он, наоборот, пойдет в район интенсивного судоходства – к острову Цейлон, мало того, выйдет прямо в район порта Тринкомали на северо-востоке острова и пойдет дальше вдоль берега, чтобы, обогнув половину острова, нанести удар по важнейшему морскому порту – Коломбо.

Попутно 25 сентября остановлен английский пароход «Кинг Луд», следующий в балласте. Команда переправлена на «Маркоманнию», заложены подрывные патроны, пароход взорван. В тот же день остановлен и отпущен после досмотра танкер под флагом нейтральной Норвегии.

Атака на Коломбо не получилась. Лучи прожекторов с берега прощупывали подходы к порту, подойти незамеченным, как это было в Мадрасе, не удастся. Но не удалось одно, удастся другое: из порта вышел ярко освещенный большой пароход. Миль пятьдесят «Эмден» скрытно следовал за ним, пока не подал сигнал «Остановиться немедленно», подкрепленный холостым выстрелом. Задержанный оказался английским пароходом «Таймерик», груз – четыре тысячи тонн сахара. Мюллер хотел использовать этот пароход как «плавучую тюрьму» – для размещения на нем экипажей захваченных судов, но строптивость его капитана заставила отказаться от гуманного намерения.

Захват неприятельских судов, еще недавно возбуждавший всеобщий интерес членов экипажа, стал обыденным, даже рутинным делом. Свободные от вахт и дежурств моряки уже не вылезали на верхнюю палубу, чтобы поглазеть, как тонет захваченный корабль. А названия судов-призов не мог перечислить на память даже старший офицер, который вел строгий учет обнаруженного на них имущества. Один лишь Лаутербах помнил их и мог назвать наизусть – еще бы, ведь многие из потопленных судов он знал по своей службе в торговом флоте, что называется, «в лицо». Когда следующей ночью был встречен ярко освещенный лайнер под датским флагом, Лаутербах пытался убедить фрегаттен-капитана, что это судно знакомо ему, оно принадлежит английской судоходной компании. Мюллер то ли отнесся без внимания к его уверениям, то ли не хотел осложнять свое положение хлопотливой возней с пассажирами и экипажем многолюдного судна, но ничего не предпринял, чтобы задержать этот пароход. Да и южная оконечность полуострова Индостан, где-то рядом с которой ищут немецкий крейсер корабли неприятеля, совсем не то, что Цусимский пролив, от которого до Циндао было рукой подать
26 сентября – захвачен английский пароход «Грифивейл», в балласте. Высаженная на него призовая команда обеспечивает следование за «Эмденом».
Мюллер увел крейсер к островку Миникой, вблизи от которого проходят морские пути из Красного моря в Коломбо и обратно из Коломбо. За крейсером следовала «Маркоманния», а пароход «Понтопорос» был отправлен к западному берегу острова Суматра – для будущего свидания.

27 сентября – исключительно удачный день. Остановлен английский пароход «Бьюреск», следовавший с грузом превосходного кардиффского угля – шесть с половиной тысяч тонн – из Южного Уэльса в Сингапур. Уголь предназначался, конечно, для крейсеров адмирала Джеррама, а попал в руки его неуловимого противника. На «Бьюреск» высажена немецкая команда, возглавляемая лейтенантом Клоппером; новоявленный угольщик следует за «Эмденом».
Захвачен и потоплен английский пароход «Рибера», следовавший в балласте. Он еще не успел скрыться под водой, как его участь разделил пароход «Фоул», шедший также без груза.

Остановлен почтовый пароход «Диосия» под голландским флагом. Досмотровая группа убедилась, что документы на нем в порядке, военной контрабанды в трюмах нет, и пакетбот был отпущен. Вместе с ним отпущен «Грифивейл», на который пересажены команды всех захваченных судов – от «Кинг Луд» до «Фоул». 29 октября «Грифивейл» встал на якорь на внутреннем рейде порта Коломбо, и на берег высадились две с лишним сотни моряков, благодарных судьбе и Мюллеру за то, что остались живы…

«Эмден» тем временем ушел на юг, к Мальдивским островам, где перегрузил уголь, мазут и пресную воду с «Маркономаннии», после чего верная спутница крейсера взяла курс на Суматру, на рандеву с «Понтопоросом». Ей не суждено больше встретиться с «Лебедем Востока»; спустя две недели и «Маркоманния», и «Понтопорос» будут захвачены английским легким крейсером «Ярмут». «Маркоманния» будет потоплена, а «Понтопорос» уведен в британский порт Пенанг.

XII

Корабли, как и люди, устают от длительного плавания. Подводная часть корпуса обрастает водорослями и ракушками, что особенно интенсивно происходит в тропических водах, а из-за этого крейсер теряет одно из важнейших своих боевых качеств – скорость. Нужно чистить колосники, перебирать механизмы двигателей, а для этого необходимо несколько дней покоя и безопасности. Но где найдешь покой в бурлящем котле мировой войны?..

Мюллер тщательно изучает карту Индийского океана, листает лоции – книги с описанием побережий, укрытий и якорных мест. Кажется, вот, нашел, есть такое место.

Архипелаг Чагос в самой середине океана удален и от Индии, и от африканского побережья, и от всех морских путей. Радиостанции на нем, судя по справочнику, нет, а лоция подсказывает, что туда за пальмовым маслом заходит доставляющая снабжение парусная шхуна лишь дважды в год. Лагуна на Диего-Гарсиа, самом южном из островов, словно специально создана для базирования военно-морского флота и проведения в ней ремонтных работ. Всё так, всё хорошо, если… Если только на Диего-Гарсиа не установлена радиостанция, если там не ждет в засаде неприятельский корабль, если… Ну нет, должно и в этот раз повезти.
Но фантастическая действительность превосходит самые оптимистические предположения. Когда «Эмден» входил в лагуну с командой, занявшей места по боевому расписанию, ничего, напоминающего враждебное или хотя бы настороженное отношение к нему местных жителей, на берегу не было заметно. Катер, доставивший Мюллера и небольшую группу сопровождающих его моряков, приветливо встретил на причале губернатор острова, прежде всего осведомившийся о здоровье германского императора, родственника и сердечного друга английского короля. Островитяне ничего не знали о том, что уже третий месяц идет мировая война!
Мюллер не стал вводить губернатора и жителей острова в курс мировой политики, а сослался на то, что его крейсер, совершающий учебное кругосветное плавание, потрепали штормы и он нуждается в проведении некоторых восстановительных работ.
Для частичной очистки корпуса от обрастаний крейсер был выведен на мелководье, где перекачкой жидкого балласта корабль был накренен сначала на один борт, а потом на другой. Матросы счищали скребками бороду водорослей, отбивали твердые, как каменные, наросты ракушек. Хватало работы и механикам, и кочегарам, и артиллеристам. Заодно починили двигатель мотобота, принадлежащего владельцу здешней плантации кокосовых пальм.

Мюллер просматривал газеты, взятые на захваченных судах. Они сообщали о переполохе, который поднялся в Мадрасе после его обстрела «Эмденом». Материальный ущерб оказался меньше ожидавшегося – сгорело пять тысяч тонн топлива, да в порту был поврежден один пароход. Насчет человеческих жертв в газетах был разнобой: одна сообщала, что при обстреле погибло пять человек и двенадцать было ранено, а другая – что убитых не было, а раненых было двадцать шесть.
Фамилия самого Мюллера не раз упоминалась в газетах, то с восторгом, то с негодованием. Карл не мог даже сам для себя оценить, следует ли сравнение его с дьяволом расценивать как похвалу или как проклятие. Он нашел сравнение своего крейсера с Летучим Голландцем и одновременно с «Алабамой» – английским крейсером, потопившим 70 судов северян во время гражданской войны в США.
Мюллер узнал, что для охоты на «Эмден» адмиралом Джеррамом выделены «Хэмпшир» и «Ярмут», а также японский крейсер «Чикума». Уходя к Мальдивским островам, Мюллер лишь на несколько часов разминулся с «Хэмпширом», а атака на Мадрас была удачной еще и потому, что командир крейсера «Чикума», получивший приказ прикрывать этот порт, не поспешил с выходом из Коломбо, по-видимому, сочтя предположение о налете «Эмдена» неправдоподобным. Еще семь кораблей Великобритании и ее союзников были задействованы для прикрытия морских коммуникаций от возможных атак немецкого рейдера.

Но наивысшее доказательство популярности своего крейсера Мюллер нашел в рекламной публикации, которую поместила одна калькуттская газета после захвата еще первого приза в Бенгальском заливе:
«Нет сомнения, что немецкий крейсер «Эмден» знал, что «Индус» перевозил 150 ящиков знаменитого мыла «Элизиум» Северо-западной мыльной компании, и это послужило причиной погони за ним. Люди на «Эмдене» и их одежда теперь стали чистыми и сладкими благодаря мылу «Элизиум». Пользуйтесь им и вы!»

XIII

Британское Адмиралтейство предпринимало безуспешные меры, чтобы поймать немецкий крейсер или, по крайней мере, уберечь торговые суда Англии и ее союзников от встречи с ним. Капитанам было рекомендовано на маршрутах Красное море – Коломбо и Коломбо – Сингапур идти в стороне от обычных морских путей, а в Бенгальском заливе судоходство вообще на время было приостановлено. Еще более опасаясь того, что «Эмден» может переключиться на нарушение воинских перевозок из Индии и Австралии на Ближний Восток и во Францию, британское командование вынуждено было распылять свои силы, выделяя боевые корабли для сопровождения и охраны в Индийском океане своих транспортов с войсками.
29 сентября, когда «Эмден» принимал уголь с «Маркоманнии» у Мальдивских островов, Уинстон Черчилль, первый лорд Адмиралтейства (иначе говоря, морской министр), писал главнокомандующему королевским флотом: «Бегство «Эмдена» из Бенгальского залива является наиболее неудовлетворительным, и я не понимаю, на каких принципах действия четырех крейсеров «Хэмпшир», «Ярмут», «Дюпле» и «Чикума» были организованы. Судя по карте, они, кажется, работают совершенно разобщенно и с полным отсутствием руководства». Два дня спустя Черчилль в еще более резкой форме выражает свое недовольство: «Я хочу указать вам совершенно ясно, что раздражение, вызванное неопределенной затяжкой с захватом «Эмдена», наносит огромный ущерб репутации Адмиралтейства».

В поисках «Эмдена» вспомогательный крейсер «Эмпресс оф Эйша» 12 октября прибыл к острову Диего-Гарсиа, и его командир с удивлением узнал, что германский крейсер покинул этот остров двое суток назад, завершив текущий ремонт и перегрузив уголь с «Бьюрекса». Еще более велико было удивление губернатора и жителей острова, когда они наконец-то узнали, что Великобритания находится в состоянии войны с Германией, под флагом которой плавает столь радушно встреченный ими крейсер.

XIV

Внешне невозмутимый, Мюллер не раз задумывался о мотивах, которые движут его поступками и поведением. Нет, он не испытывал неприязни, а тем более ненависти к своему противнику, так уж получилось, независимо от его воли или желания, что он со своим «Эмденом» оказался участником трагического противостояния великих европейских держав. Он всю свою жизнь готовился к войне на море, и, раз уж она развязалась, он должен делать свое дело хорошо и побуждать свою команду так же хорошо делать ее дело. Он меньше всего гнался за славой, но, что скрывать, оценки его успеха, которые давали прочитанные местные газеты и, должно быть, не только они, были ему приятны, потому что эти оценки он честно заслужил. Мюллер знал себе цену, но также осознавал, что в его успехе есть элемент везения, и трезво понимал, что когда-нибудь наверняка может не повезти. В этой войне он будет побеждать так долго, как только сможет, а потом либо его настигнет возмездие от торжествующего противника, либо, если боезапас кончится раньше, чем закончится война, он будет со своим кораблем интернирован в каком-нибудь порту Голландской Ост-Индии. «Прав был кайзер, что не объявил войну Голландии, – по крайней мере, будет где укрыться», – подумал Мюллер. Эта мысль показалась ему забавной; разве мог он тогда предвидеть, что кайзер Вильгельм сам когда-то найдет убежище в нейтральной Голландии.

По предположениям фон Мюллера, возглавлявший охоту на его крейсер капитан 1 ранга Грант на «Хэмпшире» и приданные ему корабли должны были в поисках «Эмдена» спуститься к югу, именно туда, где он только что побывал. Так оно и было в действительности, однако Мюллер, даже не имея никаких подтверждений своей гипотезе, прошел на север, туда, где он промышлял до ухода на архипелаг Чагос. Возле самого северного из Мальдивских островов был перегружен уголь с «Бьюреска», а затем «Эмден» вышел в район Коломбо, где за пять дней – с 15 по 19 октября захвачено семь призов – семь английских судов.
Пароход «Клан Грант» среди прочего груза вез пишущие машинки. Пока решали, не пригодятся ли на что-нибудь эти модные продукты технического прогресса, из-за горизонта выползло какое-то странное сооружение – не замаскированный ли это боевой корабль противника? Но вскоре стало ясно, что это всего-навсего дноуглубитель-землесос, по имени «Понрабелла». Чтобы пустить его ко дну, хватило трех снарядов, а следом в объятия Нептуна отправился и «Клан Грант» с его «Ундервудами».

Тем временем был остановлен пароход «Бенмор» с так необходимыми для военных нужд грузами – автомобилями, мотоциклами. Установлены подрывные патроны, потоплен.

На следующий день остановлен и досмотрен испанский пакетбот. Военной контрабанды на нем не обнаружено, судно под флагом не участвующей в войне страны отпущено. И тут же предупредительным выстрелом остановлено новейшее крупнотоннажное судно – пароход «Тройлус». В своем первом рейсе он вез в Японию груз стратегического сырья – десять тысяч тонн меди, каучука и цинка. Разобравшись в грузовых документах, Лаутербах присвистнул: стоимость груза заметно переваливала за миллион фунтов стерлингов. Такая добыча «Эмдену» еще не попадалась. Однако на борту «Тройлуса» обер-лейтенанта ждал еще один сюрприз: его радостно приветствовала одна из пассажирок, узнавшая в нем недавнего капитана пассажирского парохода, на борту которого она до войны совершала путешествие.

Пароход «Сент Эгберт» перевозил груз сахара, принадлежащий не участвующему в войне государству – Соединенным Штатам Америки. Согласно Гаагской конвенции, его следовало отпустить, и Мюллер принял решение пересадить на него все экипажи и пассажиров с захваченных судов. А, в общем-то, 18 октября было днем, пожалуй, наибольшего везения за все время рейдерства: второй захваченный в этот день пароход, «Эксфорд», вез шесть тысяч тонн первоклассного угля, так необходимого для продолжения плавания.

А на следующий день захвачен пароход «Чилкана».

После того как этот пароход был потоплен, подошла очередь «Тройлуса». Его уничтожали артиллерийским огнем. Мюллеру, как никогда ранее, было больно смотреть, как погибает совершенное творение разума и рук человеческих, и он после второго выстрела поручил Мюкке командовать обстрелом и спустился в свою каюту. Он сидел, положив на письменный стол стиснутые кулаки, и каждый из последующих десяти выстрелов гулко отзывался в его не привыкшей к сантиментам душе. Когда Мюллер вновь поднялся на мостик, поблизости были видны лишь два угольщика да «Сент Эберт». Мюллер приказал ускорить перевозку пленников на этот пароход, что в условиях открытого моря было довольно хлопотным делом. Когда пересадка была закончена, сигнальщик передал «добро» своего командира на отход.

XV

Пароход «Сент Эгберт» пришел в индийский порт Кочин 20 октября, имея на борту 374 человека с захваченных шести английских пароходов, общий тоннаж которых составлял 33 тысячи тонн.

И Уинстон Черчилль в Лондоне, и адмирал Джеррам в Джорджтауне, и капитан 1 ранга Грант на «Хэмпшире» чувствовали себя так, как будто бы каждый из них публично получил пощечину от неприятельского фрегаттен-капитана, который со своим «Эмденом», не имея никаких разведывательных данных, ускользал от преследования, чтобы снова появиться в совершенно неожиданном месте. Мировая пресса подливала масла в огонь, отмечая, к тому же, безукоризненное следование Мюллером законам и обычаям войны и его джентльменское поведение по отношению к побежденным.

Британское Адмиралтейство дало указание торговым судам двигаться в районе возможных действий «Эмдена» на удалении от обычных морских путей и не зажигать по ночам предписанные правилами ходовые огни. Благодаря этой мере удалось избежать еще больших потерь, но действительное местонахождение «Эмдена» по-прежнему оставалось непредсказуемым.

Грант, узнав о том, что «Эмден» побывал на острове Диего-Гарсиа, немедленно повернул на север, намереваясь вместе с «Эмпресс оф Эйша» осмотреть район Мальдивских островов. А Мюллер уже решил покинуть район своих успешных действий и пошел в противоположном направлении. Следовавшие с ним угольщики не могли развить ход больший, чем 9 – 9,5 узлов. Благодаря этому обстоятельству «Эмден» разминулся с кораблями Гранта на пересекающихся курсах; в момент их наименьшего сближения пошел дождь, резко упала видимость, и крейсера разошлись в каких-то десяти милях, так и не заметив друг друга.
Мюллер зрительно представлял себе, как адмирал Джеррам стоит в своем штабе у большого стола, на котором расстелена карта Индийского океана, и взвешивает варианты возможных действий «Эмдена»:

«Понятно, что в районе вблизи Коломбо, где им задержано несколько английских судов, немецкий крейсер не может остаться: Мюллер сообразит, что, кроме «Хэмпшира» и «Эмпресс оф Айша», туда будут посланы и другие крейсера, например, «Аскольд», «Чикума» или «Дюпле». Значит, он будет уходить – но куда? Конвои, идущие из Австралии в Красное море, надежно охраняются, против них одиночному крейсеру нечего делать. Охрана направления Калькутта – Коломбо также усилена, туда Мюллер больше не сунется. И потом, нельзя забывать, что он привязан к своим тихоходным угольщикам. Так что скорее всего он пойдет к Голландской Индии, где можно продолжительное время безнаказанно укрываться в нейтральных водах. Конечно, для него соблазнителен Малаккский пролив, где проходит столько судов Великобритании и ее союзников. Но заниматься задержанием и досмотром торговых судов там, практически на виду у береговых наблюдателей, там, где выход из пролива легко будет перекрыт кораблями из Пенанга или Сингапура, – нет, ну конечно, нет».

«А значит, – говорит уже сам себе Мюллер, – именно там и должен быть нанесен удар. Пенанг – это как раз то место, где меньше всего ожидают появление моего крейсера. Чтобы вовсе сбить противника с толку, нужно применить новую тактику – не гоняться в открытом море за гражданскими судами, а в молниеносном налете ворваться в гавань».

Пенанг – это небольшой остров, километров тридцать в длину, отделенный от полуострова Малакка нешироким проливом. На острове расположен город Джорджтаун, в котором находится штаб адмирала Джеррама. Напротив острова, на малаккском берегу, находится бухта Пенанг, а на берегу бухты – порт и город того же названия. От капитанов захваченных судов известно, что Пенанг используется англичанами и их союзниками как база для ремонта и пополнения запасов, там всегда находится несколько боевых кораблей. «Может быть, – подумал Мюллер, – как раз там и находится французский броненосный крейсер «Дюпле», о местонахождении которого никто ничего путного не мог сообщить».

Войти в порт можно только через северный проход пролива, так как южный – мелководен. Да и безопасный фарватер в северном проходе неширок – всего каких-то тысяча метров. И выходить обратно придется через тот же северный проход («Если доведется выходить», – подумал Мюллер, и тут же суеверно прогнал эту мысль). Пенанг – это не незащищенный Мадрас. Там, конечно, задача будет посложнее. Нужно тщательно подготовиться и сделать все, чтобы противник ничего не узнал о нашем местонахождении».

Мюллер приказал пригласить в штурманскую рубку обер-лейтенанта Лаутербаха, не раз заходившего на своем «пассажире» в гавань Пенанга, чтобы обсудить с ним детали задуманной операции. Лаутербах порекомендовал входить в пролив на полной воде – при наибольшей высоте прилива, так легче будет избежать мелей, которых там множество. А еще он посоветовал при входе в пролив поднять британский военно-морской флаг. Мюллер недовольно поморщился: до сих пор мы не прибегали к обману, действовали с открытым забралом. Лаутербах возразил: это не обман, а военная хитрость. Гаагская конвенция запрещает незаконно пользоваться флагом невоюющего или нейтрального государства, а насчет флага противника там ничего не сказано. Мюллер неохотно согласился.

XVI

 «Эмден» ушел с большой океанской дороги и отворачивал подальше в сторону всякий раз, когда на горизонте показывался какой-нибудь дымок. 21 октября «Эксфорд» был отправлен в автономное плавание к назначенному месту встречи севернее Кокосовых островов.

26 октября «Эмден» подошел к Никобарским островам и на укрытом от посторонних глаз превосходном рейде у острова Нанкаури перегрузил уголь с сопровождавшего его «Бьюреска». Оттуда угольщик был отправлен в направлении острова Симёлуэ, что вблизи Суматры.

Вечером 27 октября Мюллер собирает в кают-компании офицеров и ставит перед ними задачи в связи с предстоящим налетом на Пенанг: «Мы не знаем, с чем мы там встретимся, цели придется определять по обстановке, необходимо обеспечить предельную собранность команды, быть готовыми к любой неожиданности. Я верю в вашу инициативность и вашу верность долгу».
Юлиус Лаутербах занимает место на мостике рядом с вахтенным офицером – ему выполнять роль лоцмана. Установлена четвертая, фальшивая, труба, на гафеле поднят британский военно-морской флаг, выключены ходовые огни, корабль полностью затемнен, из внутренних помещений наружу не проникает ни лучика света.

 В половину третьего ночи открылся огонь маяка Муко на крайнем северо-восточном мысе острова. Что ж, огни маяков не выключены, это облегчает задачу. Через полчаса «Эмден» огибает мыс и идет к северному проходу. В самом начале пятого налетел тропический ливень, видимость резко упала, но дождь быстро прекратился – так же внезапно, как и начался. Слева открылись немногочисленные огни спящего Джорджтауна. Где же там штаб-квартира адмирала Джеррама? Нет, не видно, не разобрать.

У входа на фарватер – небольшое суденышко, должно быть, сторожевой катер. На нем замигала частая дробь морзянки. Сигнальщик читает сочетания точек и тире: «Крейсер «Ярмут», вход разрешен». Так, значит, военная хитрость сработала.

04.30 – поворот на фарватер, ведущий в гавань. Открылись створные огни, которые показывают безопасный путь. Начало светать, и можно уже разглядеть силуэты кораблей, стоящих у причалов и на рейде. Среди непримечательной мелочи вырисовывается трехтрубный силуэт большого корабля.

Фон Мюллер увеличивает ход до семнадцати, затем до двадцати узлов. «Эмден» сближается с большим кораблем, оставляя его по правому борту. Да, конечно, это русский крейсер «Жемчуг». «Восемь 120-миллиметровых орудий, три торпедных аппарата», – вспоминает фрегаттен-капитан, приказывая спустить британский «Юнион Джек» и поднять флаг кайзеровского флота. На палубе стоящего на якорях «Жемчуга» никого не видно, там явно не обращают внимания на несущийся к нему крейсер.

В 5 часов 18 минут «Эмден» открыл беглый огонь из всех орудий правого борта и одновременно выпустил торпеду – в упор, с дистанции каких-нибудь двух кабельтов. Торпеда взорвалась в районе машинного отделения крейсера, и корабль стал быстро оседать на корму. Было видно, что снаряды пробивают тонкую броню русского крейсера и разрываются внутри корабля. На верхнюю палубу «Жемчуга» выскакивали застигнутые врасплох люди, они беспомощно метались туда и сюда, кто-то копошился у орудий, а «Эмден», прошедший вглубь гавани, развернулся на обратный курс и открыл огонь из пушек левого борта. На «Жемчуге» была открыта стрельба из носового орудия, но выстрелы были не прицельны и снаряды рвались далеко в порту; было видно, что один снаряд попал в какое-то стоящее там судно. Когда «Жемчуг» оказался на траверзе немецкого крейсера, была выпущена вторая торпеда, которая пошла под боевую рубку. Взрыв был ужасающей силы: по-видимому, сдетонировал боезапас «Жемчуга». Крейсер разломился на две части, быстро ушедшие под воду, на поверхности которой барахтались пытающиеся спастись люди.

Мюллер намеревался еще обстрелять притулившуюся к причалу канонерскую лодку, но пришлось переключить внимание на оказавшийся на пути корабль, на первый взгляд похожий на миноносец. Выстрел из носового орудия, по-видимому, повредил обшивку его корпуса в районе ватерлинии, потому что кораблик стал медленно оседать, а в бинокль было видно, как в отчаянии выскочили на палубу люди. Увы, фон Мюллер ошибся, это был вовсе не миноносец, а всего лишь разъездной катер, вышедший из Джорджтауна, и на его кормовом флагштоке был поднят флаг торгового судна.

Погони за собой на «Змдене» не обнаружили. Зато слева по курсу показался большой пароход, – возможно, вспомогательный крейсер. «Эмден», изменив курс, поспешил навстречу. Опять ошибка: это не крейсер, а транспорт «Глентуррет», следующий с военными грузами из Иокогамы и Гонконга. По сигналу с «Эмдена» «Глентуррет» застопорил машину, и Мюллер был готов отправить к нему шлюпку с призовой партией, когда был замечен миноносец, приближающийся на высокой скорости. Перегнувшись через обвес ходового мостика, вахтенный офицер прокричал в рупор: «На «Глентуррете»! Можете следовать куда угодно! Наш капитан просит передать губернатору в Джорджтауне свои извинения за обстрел безоружного катера! И наши сожаления за то, что мы не смогли спасать людей с русского крейсера!»

Приближающийся миноносец «Муске» под французским флагом, назначенный нести дозорную службу у северного прохода, имел хилое артиллерийское вооружение: одну 47-миллиметровую пушку да одну 65-миллиметровую. Но у него есть другое опаснейшее оружие – торпеды. Он не преминул им воспользоваться. Но выпущенная торпеда прошла мимо цели, а «Эмден» уже третьим залпом накрыл цель. На миноносце был разбит мостик, снесены мачта и первая труба, повреждены котлы, и он остановился в облаке пара, вырывавшегося из пробитого трубопровода. Через семь минут с «Муске» было покончено.

Спустив шлюпку, немецкие моряки подобрали из воды 36 человек из 76 членов экипажа «Муске». Двенадцать из них были ранены, и вскоре трое скончались. Их тела были преданы морю по морским обычаям с отданием воинских почестей. У Мюллера появилась новая, неведомая ранее забота – содержание военнопленных. На допросах от них удалось узнать об участи «Маркоманнии» и «Понтопороса», а также и о кораблях, которые противостояли «Лебедю Востока» в Пенанге.

XVII

К приходу «Эмдена» в Пенанге находились три французских миноносца: «Муске», «Фронде» и «Пистоле», а также старенькая канонерская лодка «ДИбервилль». Канонерская лодка и «Фронде» ремонтировали котлы и перебирали машины. Ремонтирующемуся «Пистоле» была назначена часовая готовность, а «Муске» нес дозорную службу а северного входа в пролив. Крейсер «Дюпле», вопреки предположениям Мюллера, находился совсем в другом месте, в западной части Индийского океана.
 
«Жемчуг», легкий крейсер Сибирской флотилии, участвовавший еще в русско-японской войне, был прикомандирован к англо-французской эскадре и обеспечивал конвоирование военных транспортов и торговых судов. Его последним заданием был осмотр Андаманских и Никобарских островов в поисках германских угольщиков. Ничего не обнаружив, «Жемчуг» 26 октября возвратился в Пенанг. Требовалось произвести чистку котлов, выполнить текущий ремонт механизмов, пополнить запасы угля, воды и продовольствия. Предполагалось, что крейсер пробудет в Пенанге одну неделю; он был поставлен на два якоря, так, чтобы все орудия одного борта были обращены ко входу в гавань. Но то ли способ постановки на два якоря был выбран неудачный, то ли слишком большая была оставлена слабина якорных цепей, но крейсер утром 28 октября развернуло течением так, что на вход в гавань были направлены только два носовых орудия.

Командир крейсера, участник еще Цусимского сражения капитан 2 ранга барон Черкасов получил предупреждение от адмирала Джеррама о необходимости усиленных мер безопасности во время стоянки в порту. Такое же предупреждение передал от коменданта порта выделенный для связи английский офицер. Однако, как нарочно, все было сделано как раз наоборот. Не была выставлена усиленная вахта, наблюдение за внешней обстановкой вообще не велось. Торпедные аппараты не были изготовлены к действию, пушки крейсера не были заряжены, а снаряды оставлены только у двух орудий.

Вечером 27 октября командир крейсера съехал на берег. Сведения о причинах, побудивших опытного офицера оставить свой корабль, несмотря на требование адмирала соблюдать наивысшую предосторожность, противоречивы. Одни историки ограничиваются лаконичным сообщением о том, что барон Черкасов снял номер в гостинице. Другие приводят трогательный мотив безответственного поведения. Цитирую дословно: «Барон Черкасов вечером 14(27) октября съехал на берег к жене, которую очень любил и давно не видел. Счастливый муж снял в гостинице номер и покинул корабль, оставив его на старшего офицера». Любовь, конечно, великая сила, но что-то плохо верится, что в разгар войны можно было, переодолев немалые трудности, добраться из Владивостока в малайскую дыру…
Английский историк видит ситуацию в не столь романтическом свете: «Барон Черкасов сошел на берег этой ночью, чтобы посетить возлюбленную». «Возлюбленная» – это довольно приблизительный перевод английского выражения «lady-friend» («дама-дружок», «дама-подружка»)…

Залпы орудий «Эмдена» и взрыв торпеды были совершенно неожиданны для команды русского крейсера, большая часть которой спала. Кто мог, выскакивал наверх. А снаряды рвались прямо в жилых помещениях. Не была даже объявлена боевая тревога. Кормовое орудие, у которого лежала половина заготовленных снарядов, было повреждено сорванной взрывом шлюпкой. Корма быстро погружалась в воду. Старший артиллерийский офицер подбежал к носовому орудию, матросы пытались подтаскивать к нему снаряды. Он сделал три выстрела, снаряды пошли с большим перелетом, а один из них, как потом выяснилось, попал в стоявшее у причала судно.

Взрыв второй торпеды довершил полное уничтожение крейсера.

Ни один из стоявших в гавани кораблей и не попытался открыть огонь по германскому крейсеру. Казалось, что на «ДИбервилле» и «Фронде» больше всего были озабочены тем, чтобы на «Эмдене» не обратили на них никакого внимания.
Только «Пистоле», хоть на нем и не был завершен ремонт, стал экстренно поднимать пары и через час снялся в погоню за крейсером, набрав скорость до 20 узлов.

Когда подобрали из воды выживших после гибели «Жемчуга», оказалось, что из 340 членов экипажа крейсера было убито 88 и ранено 143.

XVIII

Похоже, что память о событиях тех давних времен и их главных участниках – русском крейсере «Жемчуг» и немецком крейсере, прозванном «Лебедем Востока», в современном Пенанге странным образом воплотилась в его неофициальном, но широко известном названии – «Жемчужина Востока».

Рекламные агентства взахлеб описывают прелести этого популярнейшего ныне в мире курорта:
«…Пенанг – знаменитый остров, вдоль побережья которого расположен ряд курортных отелей, баров, дискотек, ресторанов и кафе. Здесь готовят лучшие в Малайзии блюда из морских продуктов. Храмы острова Пенанг охраняются ЮНЕСКО как архитектурные памятники.

…Пляжи Пенанга представляют собой райскую идиллию спокойствия и тишины – золотистый песок, чистая голубая вода, маленькие пещеры, отгороженные от внешнего мира огромными валунами…

Символом Пенанга можно назвать Пенангский мост, протянувшийся на 13,5 км… Он официально признан третьим по протяженности мостом в мире…»

«…Удивительным образом Пенанг соединяет старину и современность: древние храмы, колониальные особняки и рикши соседствуют с виллами, небоскребами и самыми последними моделями машин…»

«…В феврале проводится фестиваль Чеп Гох Лих, когда местные невесты бросают в море апельсины, которые должны выловить суженые…»

И прочее, прочее, прочее.

Об одном только крайне редко упоминают рекламные проспекты: о том, что на здешнем европейском кладбище лежат моряки с русского крейсера «Жемчуг». А с чего бы им упоминать, когда даже у себя на родине эти ни в чем не виноватые моряки были на многие десятилетия начисто забыты. И не стоит ссылаться на прокатившиеся по России войны, революции, репрессии, перестройки и всякое такое. Нет ничего хуже, чем неуважение к памяти предков, да, к тому же, зарытых в землю в дальней дали от родных мест.

XIX

Тропический ливень, возникший, как всегда, внезапно, скрыл немецкий крейсер от шустрого миноносца, на чем погоня и закончилась. Мюллер, проведший бессонную ночь, потерял счет времени, не сходя с ходового мостика. У него перед внутренним взором уже в который раз непрошено возникала одна и та же картина: рваные дыры в борту русского крейсера, через которые были видны мечущиеся в огне люди, новые разрывы снарядов и новые дыры и, наконец, ужасный взрыв, поглотившее находящийся почти рядом корабль месиво огня, дыма, взметнувшейся воды, из которого вылетали куски чего-то металлического, и наконец, пустота на месте только что стоявшего тут крейсера, и люди в воде – кто барахтался, а кто безвольно лежал вниз лицом.

Мюллеру вспомнились прочитанные когда-то строчки:

«Он идет по свету, изрыгая смерть,
Низвергая троны, сокрушая твердь.
Зарева вулканов освещают мрак,
Города и замки слышат тяжкий шаг.

Красные собаки спущены с цепей,
Затевают пляску тысячи чертей,
Кровь течет потоком, трупам нет числа,
В камышах прибрежных мертвые тела…»

Вахтенный офицер не понял, чему так невесело усмехнулся капитан, а задавать подобные вопросы на флоте было не принято.

Потеря «Маркоманнии» и «Понтопороса» поставила Мюллера, пожалуй, в самое трудное положение за все время войны. Вся надежда оставалась на «Бьюреск» и «Эксфорд», на рандеву с которыми направлялся «Эмден».

Мюллер предполагал, что штаб адмирала Джеррама разгадал его тактику – появляться там, где его меньше всего ожидают. По этой логике, он должен был уйти от района Никобарских островов к западу, где и будут сосредоточены основные силы англичан и их союзников. А он поступит как раз наоборот – уйдет на юго-восток, двинувшись параллельно побережью острова Суматра.
30 октября остановлен английский пароход «Ньюберн» с грузом соли, принадлежавшим, как ни странно, германскому предпринимателю. Война войной, а торговля торговлей. На борт «Ньюберна» были пересажены французы с миноносца «Муске» (у Мюкке гора с плеч свалилась – нужны ему были еще и заботы о пленных!). Капитан парохода, идущего в Сингапур, обязался доставить их в нейтральный порт Сабанг – на острове Ве у северного побережья Суматры, где им предстоит прожить на положении интернированных до конца войны.
Встреча с «Бьюреском», который ожидал крейсер в назначенном месте, сняла часть напряжения со всех членов экипажа, хоть и не посвященных в замыслы командира, но не менее него ощущавших тревожность ситуации. Угольщик последовал за «Эмденом», и через двое суток в более-менее укрытом от морского волнения месте вблизи голландского порта Паданг началась перегрузка угля. Вскоре был замечен следовавший со стороны Паданга парусный вельбот, направлявшийся к «Эмдену». Поднявшийся на борт крейсера капитан голландской армии поднялся на мостик, чтобы лично удостовериться в том, что крейсер находится за пределами территориальных вод его государства. Фон Мюллер заверил решительно настроенного офицера, что ни в коем случае не допустит нарушения нейтралитета его страны, и пытался расспросить его о новостях, но капитан мало что знал.
3 и 4 ноября «Эмден» демонстративно удерживался в районе Зондского пролива. Его, бесспорно, должны были заметить и наблюдатели с Явы и Суматры, и моряки с проходящих судов, и это было необходимо Мюллеру, чтобы адмирал Джеррам и капитан Грант поломали голову, пытаясь угадать дальнейший маршрут навязшего у них в зубах немецкого рейдера. Может быть, он наконец удалится из зоны их ответственности в Индийском океане, может быть, уйдет куда-нибудь к острову Тимор, откуда он начал свой дерзкий набег, а, может быть, вообще отправится к острову Пасхи, а оттуда – к берегам Чили, а там уж есть кому с ним разобраться.
Так думал фрегаттен-капитан фон Мюллер, не знавший, что уже который день газеты разных стран – и союзников, и противников, и вовсе не участвующих в войне – обсуждают его смелый (наглый, отчаянный, бесподобный) налет на Пенанг. Он не знал, что кайзер за его подвиги наградил его двумя Железными Крестами – первого и второго класса – и что он должен был назвать фамилии пятидесяти своих моряков, которые получат дарованные кайзером Железные Кресты.

XX

7 ноября «Эмден» вышел в условленное место встречи с «Эксфордом», но никого там не обнаружил. Сутки прошли в напряженном ожидании. Сигнальщики смотрели во все глаза, радисты вслушивались в попискивание приемников радиотелеграфа – может быть, удастся поймать какое-нибудь сообщение, проливающее свет на участь «Эксфорда». Нет, «Эксфорд» ни разу не был упомянут в перехваченных радиопереговорах неприятельских станций. Появление угольщика принесло лишь незначительное облегчение: ему пришлось уклоняться от встречи с британским конвоем, который проходил поблизости. Значит, и «Эмдену» в этих местах может грозить подобная нежелательная встреча.

У Мюллера созрел новый план, еще более исполненный риска: перенести свои действия в противоположную часть Индийского океана, туда, где сходятся морские пути, ведущие в Аденский залив и Красное море. Чтобы обеспечить там снабжение своего крейсера углем, он принимает решение направить в район острова Сокотра, расположенного в Аравийском море, у входа в Аденский залив, пароход «Эксфорд», командование которому поручил неунывающему обер-лейтенанту Юлиусу Лаутербаху. План фон Мюллера – в высшей степени авантюрный, а Лаутербах как раз тот человек, у которого склонность к авантюрам заложена в крови.

А пока что «Эмден» в сопровождении «Бьюреска» направился к Кокосовым островам, находящимся всего-то милях в сорока к югу. Прежде чем исчезнуть из поля зрения адмирала Джеррама, чтобы потом появиться в совершенно новом районе, Мюллер устроит здесь такой тарарам, что неприятелю мало не покажется.

XXI

На острове Дирекшн в группе Кокосовых островов расположена станция Восточной телеграфной компании, где сходятся подводные кабели, идущие к острову Маврикия на юго-западе Индийского океана, к Батавии в Нидерландской Индии (и оттуда – на Сингапур), к Перту в Западной Австралии. Там же находится и мощная радиостанция. Мюллер позже писал: «Помимо прямого урона, который неприятель понесет из-за уничтожения этой кабельной и радиостанции и разрыва сообщения между Австралией и Европой, я надеялся создать у него впечатление, что «Эмден» намеревается атаковать судоходство у восточных и южных берегов Австралии. Это могло отвлечь из Индийского океана некоторые английские крейсера, охотившиеся за мной, прежде чем я пойду к Сокотре и маршруту между Аденом и Бомбеем».
9 ноября рано утром «Эмден» вошел на рейд Порт Рефьюдж вблизи острова Дирекшн и встал там на якорь. На двух шлюпках, которые буксировал паровой катер, к берегу направился вооруженный десант, возглавляемый капитан-лейтенантом фон Мюкке, старшим офицером крейсера. С ним было еще два офицера и 48 матросов и унтер-офицеров. Вот уже три месяца у них под ногами была лишь зыбкая палуба, и предстоящая высадка на покрытый пальмами коралловый атолл расценивалась участниками десанта как приятная развлекательная прогулка, возможность хоть часок – другой походить по твердой земле в награду за усердие в боевых трудах.
Никто не ждал серьезного сопротивления, да его и не было. Суперинтендант – директор станции – лично встретил шлюпки у причальчика и заявил командиру десанта, что люди на станции не имеют возможности сопротивляться и надеются на гуманное к ним отношение.

Десантники, у которых были с собой кувалды, топоры, динамитные шашки, действовали быстро и уверенно. Вдребезги разбит распределительный щит, искалечена динамо-машина, взрывом подорвана радиомачта, приемо-передающая аппаратура ударами кувалды превращена в груду сплющенного металла и битого стекла. Сложнее было с телеграфным кабелем: никто толком не знал, как повредить его так, чтобы связь по нему возможно дольше не могла быть восстановлена. Мюкке выловил один многожильный кабель, и матросы, не имея подходящего инструмента, с трудом его перерезали. Пришлось порядком повозиться, эта работа заняла больше двух часов.

Звук сирены крейсера был понят Мюкке как сигнал «Возвращаться немедленно». Однако не успела его команда разместиться по шлюпкам, как «Эмден», снявшись с якоря, покинул рейд и направился в ту сторону, где на горизонте был виден дым какого-то корабля. Попытка угнаться за крейсером на буксире у тихоходного катера была безнадежна, и Мюкке приказал повернуть обратно. А со стороны быстро уходящего «Эмдена» стал слышен грохот залпов и видны разрывы снарядов.

XXII

Нападение «Эмдена» на Кокосовые острова не было таким уж неожиданным для адмирала Джеррама. Трудно было рассчитывать на то, что «Эмден», находясь, по-видимому, в прилегающем к ним районе, упустит возможность навредить англичанам, разрушив стратегически важный узел связи. Но Джеррам не располагал достаточными силами, чтобы постоянно держать на островах один из крейсеров, которые так необходимы для сопровождения конвоев из Австралии. Однако он не преминул напомнить суперкоменданту Фарранту о необходимости немедленно сообщить имеющимися в его распоряжении средствами, если поблизости появится немецкий рейдер. Фаррант предпринял и свои собственные меры на случай нападения, надежно припрятав запасное оборудование станции.
Радиопереговоры «Эмдена» со своим угольщиком «Бьюреском» были замечены на станции и заставили насторожиться. Четырехтрубный корабль, движущийся к островам, был замечен на Дирекшн 9 ноября в 5.50 утра. На запрос о позывных корабль не дал никакого ответа. Радиостанция острова передавала сообщение о неизвестном корабле, а затем, когда «Эмден» входил на рейд, с берега разглядели, что одна из его труб – фальшивая. Сообщение о приходе опознанного немецкого крейсера, адресованное английскому крейсеру «Минотавр», немедленно пошло в эфир. Чтобы забить передачу, радиостанции крейсера и «Бьюреска» излучали помехи на большой мощности, тем самым еще более обнаруживая себя.
Когда «Эмден» спускал на воду шлюпки, сообщение пошло и по надежным кабельным линиям связи и немедленно было доставлено в штаб адмирала Джеррама.
Хотя на «Эмдене» и была установлена фальшивая труба, чтобы затруднить его опознание, тем не менее, Мюллер отлично понимал, что на станции Восточной телеграфной компании его непременно опознают и успеют сообщить кораблям союзников о его приходе. Переданный с острова Дирекшн сигнал бедствия был принят на крейсере «Минотавр», следовавшем к мысу Доброй Надежды. «Минотавр» немедленно стал передавать сообщение всем кораблям, и радисты «Эмдена», которые прослушивали эфир, приняли сигнал «Минотавра», хотя текст его радиограммы они расшифровать не смогли. По интенсивности принятого сигнала можно было судить, что передатчик, отправивший сообщение, находился милях в двухстах. Роковая ошибка Мюллера заключалась в том, что он полагал, что ведущий передачу корабль и направится на перехват «Эмдена» и, следовательно, у немецкого крейсера вполне достаточно времени, чтобы скрыться от противника.
Между тем, тревожное сообщение, продублированное «Минотавром», было принято на австралийском крейсере «Мельбурн», который вместе с австралийским же легким крейсером «Сидней» и японским линейным крейсером «Ибуки» сопровождал войсковой конвой. Корабли конвоя находились всего в 53 милях от Кокосовых островов. Командир японского крейсера упрашивал командовавшего конвоем командира «Мельбурна» капитана 1 ранга Мортимера Сильвера направить к «Эмдену» его корабль, но Сильвер остановил свой выбор на быстроходном «Сиднее».

На австралийском крейсере «Сидней», которым командовал капитан 1 ранга Джон Глоссоп, приказание Сильвера немедленно оставить конвой и следовать полным ходом к Кокосовым островам было получено в 07.00. «Сидней» немедленно взял курс на острова, подняв пары, развил скорость 20 узлов. В 09.15 прямо по носу показалась земля, и почти сразу же – дым идущего навстречу «Эмдена».

XXIII

Около 9 часов утра Мюллер получил доклад – «дым на горизонте» Это сообщение не вызвало тревоги, так как ожидался подход «Бьюреска» с углем. Поднявшийся на мачту лейтенант подтвердил, что видит судно с одной трубой и двумя мачтами – конечно, это «Бьюреск». Но спустя несколько минут, в 09.12, лейтенант доложил, что еще видит быстро идущий к острову корабль с четырьмя трубами и двумя наклонными мачтами. Не было сомнений – это крейсер. Мюллер подал команду экстренно сниматься с якоря и одновременно сиреной известил фон Мюкке о необходимости срочно возвращаться на корабль. Но стремительное приближение чужого крейсера не оставило ни минуты времени на ожидание возвращения десанта. Чтобы получить свободу маневрирования, нужно было немедленно уходить с рейда. В 09.30 «Эмден» покинул рейд и пошел навстречу австралийскому крейсеру. Корабли сходились на параллельных курсах, и в 09.45, когда дистанция между ними сократилась до 47 кабельтов, «Эмден» первым открыл огонь.

Артиллерийская дуэль началась удачно для «Эмдена». «Сидней» был накрыт уже вторым залпом, которым был разбит носовой дальномер, а третий залп вывел из строя кормовой пост управления. Австралийский крейсер, неточно определив дистанцию, сначала давал одни перелеты, и только на двенадцатом залпе в «Эмден» попал первый снаряд.

Но ситуация быстро изменилась. Увеличив дистанцию, «Сидней» получил неоспоримое преимущество: его шестидюймовые орудия долбили по «Эмдену», причиняя страшные разрушения, а снаряды немецкого крейсера, попадая в цель на излете, не могли нанести большого вреда. К тому же, на большой дистанции «Эмден» не мог использовать торпеды. В 10.50, видя безнадежное положение своего корабля, Мюллер принимает решение выбросить его на прибрежные камни острова Норт Килинг. Но до острова еще целых пять миль, и надо протащить почти неуправляемый корабль эти пять миль под непрерывным огнем противника. Крейсер продолжает вести огонь из уцелевших орудий правого борта, а «Сидней» выпускает торпеду, которая прошла мимо.

Мюллер позже вспоминал: «К 10.45 верхний мостик «Эмдена» был уничтожен, средняя и задняя трубы сбиты, фок-мачта была за бортом. Я хотел совершить вторую попытку торпедной атаки, но не смог передать приказ «Правая — стоп». Наши машины могли развить только 19 узлов, так как два котла прекратили работу. Через несколько минут после 11.00 наш огонь прекратился, и я отвернул от «Сиднея». Вскоре после этого мне сообщили, что торпедный отсек пришлось оставить, так как его заливало через подводную пробоину. Так как у меня не оставалось шансов нанести дальнейшие повреждения своему противнику, я решил выбросить свой поврежденный корабль на наветренный берег острова Норт Килинг, а не приносить в бессмысленную жертву жизни тех, кто уцелел».

В 11.20 «Эмден» выбросился на прибрежный риф.

«Сидней» круто развернулся и ушел на север, предоставив изувеченный немецкий крейсер его участи. Он покинул место боя, чтобы перехватить подозрительный пароход, маячивший на горизонте. Это был превращенный в угольщика «Бьюреск», которым командовал лейтенант Клоппер. В 12.10 «Сидней» выстрелом прямо по курсу парохода заставил его остановиться и спустил на воду шлюпку с абордажной партией. Но к этому времени «Бьюреск» уже набирал вовнутрь воду, так как по приказу Клоппера были открыты днищевые кингстоны и поломаны их клапана, чтобы пароход не достался англичанам. Сняв немецкую команду и находившихся на борту «Бьюрекса» пленных, «Сидней» возвратился к месту выброски «Эмдена» на рифы только к 16 часам. Когда он приблизился, на нем был поднят флажный сигнал – вопрос командиру «Эмдена»: сдается ли он? «Эмден», на гафеле которого был поднят германский военно-морской флаг, ничего не ответил. Не последовало ответа и на повторный запрос. Прогремели два залпа, после которых Мюллер послал сигнальщика спустить со стеньги флаг и поднять белое полотнище. Он приказывает уничтожить все, что может оказаться хоть сколько-нибудь полезным противнику. Брошены в топку секретные коды, полетели за борт замки от орудий, разбиты радиопередатчики. Уцелевшие моряки пытаются оказать хоть какую-то помощь многочисленным раненым. Несколько человек вплавь отправляются на остров – до берега всего сотни три метров, но плавание среди рифов в полосе прибоя смертельно опасно.

«Сидней» спустил на воду две шлюпки. Немецкие матросы, оказавшиеся в воде, цеплялись за обнесенные по их бортам спасательные леера и, подтягиваясь, тяжело переваливались через планширь и плюхались внутрь шлюпок.
Было резонно предполагать, что австралийский крейсер снимет людей с корабля, поднявшего белый флаг, как велят законы и обычаи морской войны. Однако он снова набрал скорость и удалился на юг. Мюллер понимал, что он пошел к острову Дирекшн, чтобы захватить десантную группу фон Мюкке, но это не могло оправдать его постыдное поведение: ведь немецкие моряки с острова никуда не могут деться, их можно было бы забрать и после находящихся в безнадежном положении людей на «Эмдене».

Глоссоп повел свой корабль к острову Дирекшн, но прибыл туда поздним вечером и не решился высаживать людей на берег, поскольку короткие тропические сумерки быстро переходили в непроглядную ночь. Когда утром он высадил людей на берег, выяснилось, что немцев на острове уже нет: они захватили старенькую шхуну и ушли на ней в неизвестном направлении. Взяв с острова врача, «Сидней» снова пошел к «Эмдену».

Без малого сутки провели на разрушенном крейсере немецкие моряки. Без воды и медицинской помощи умирали раненые. Сдавали нервы у выживших. Вид, в котором Мюллер появился на изувеченной палубе, изумил матросов: он был, как всегда, чисто выбрит, накрахмаленный воротничок подпирал подбородок. Командир, обходя оставшихся в живых, был немногословен, призывая еще потерпеть; помощь непременно придет.

XXIV

Австралийский крейсер вернулся только к 13 часам следующего дня, 10 ноября. От его борта отошел катер, на котором отправился к «Эмдену» офицер, доставивший Мюллеру послание, составленное по всем правилам военно-дипломатического этикета:

 «Сэр, я имею честь потребовать от вас сдать свой корабль мне во имя человечности. Чтобы показать, как высоко я уважаю вашу смелость, осмелюсь напомнить ситуацию. Вы на берегу, три трубы и мачта сбиты, большинство орудий выведено из строя. Вы не можете покинуть остров, а мой корабль цел. В случае вашей капитуляции, которую я считаю не позором для вас, а несчастьем, я постараюсь сделать все возможное для ваших больных и раненых и помещу их в госпиталь. Имею честь оставаться Вашим покорным слугой, Джон К.Т. Глоссоп, капитан 1 ранга».

Мюллеру не оставалось ничего делать, кроме как принять требование Глоссопа. Он попросил возможно скорее снять с крейсера, состояние которого австралийский офицер нашел неописуемым, раненых и больных, а также пообещал, что члены его команды будут соблюдать дисциплину на борту «Сиднея».

Эвакуация немецких моряков – теперь военнопленных – оказалась нелегким делом и заняла два часа.

Карл фон Мюллер покинул борт побежденного в бою «Лебедя Востока» последним. По традиции еще рыцарских времен он протянул Глоссопу, поцеловав, свою саблю, но командир «Сиднея» столь же картинно отказался принять ее, сказав о своем уважении к воинским заслугам фрегаттен-капитана.

Осталось снять с острова переплывших на него членов экипажа «Эмдена», но это была еще более трудная задача. «Сидней» подошел к подветренному берегу острова, где прибой был не так яростен, но до наступления темноты не успел снять находившихся на суше моряков. Операция возобновилась 11 ноября с рассветом, и спустя несколько часов, в 10.35 «Сидней» отошел от острова курсом на Коломбо.

Мюллер, приглашенный Глоссопом в кают-компанию, хотел было отказаться, но потом подумал, что это сочли бы проявлением слабости. А он и в самом деле чувствовал себя плохо. В продолжение всего рейдерства он глушил приступы малярии то лошадиными дозами хинина, то железным усилием воли. А теперь как будто бы что-то сломалось внутри и невозможно было скрыть ни мертвенной желтизны лица, ни лихорадочного блеска в глазах.

Глоссоп, в котором было что-то от дотошного бухгалтера, предложил подвести баланс. Ну что же, баланс так баланс.

На одну чашку весов легли 670 выстрелов, которые произвел «Сидней» из своих восьми 152-миллиметровых орудий. Оценивая количество попаданий, собеседники сошлись на выражении «много». Мюллер, успевший подсчитать потери, хотя и не ручаясь за точность, признал, что на его крейсере убито семь офицеров и сто восемь матросов; в плен попали одиннадцать офицеров, девять унтер-офицеров и сто девяносто один матрос, из которых три офицера и пятьдесят три матроса были ранены.

А на другую чашу весов легли 1500 снарядов, выпущенных «Эмденом» из его десяти 105-миллиметровых пушек. Капитан Глоссоп, не очень-то скрывая торжество, сообщил, что ущерб причинил едва ли каждый сотый снаряд. Австралийский крейсер потерял четырех человек убитыми, четырех тяжело ранеными и четырех ранеными легко.

Мюллер из вежливости ничего не добавил, но Глоссоп прочитал в его воспаленных глазах перечень побед, одержанных «Лебедем Востока» в течение трех месяцев:

захвачено и потоплено 15 пароходов;
один пароход захвачен и отведен в порт;
два парохода захвачены и превращены во вспомогательные суда;
захвачены и отпущены с пленными четыре парохода;
груз одного парохода реквизирован, а сам пароход использовался как вспомогательное судно;
потоплены крейсер и миноносец;
уничтожено 330 000 галлонов топлива в порту Мадрас;
десяток британских, французских, российских, японских кораблей безуспешно гонялись за «Эмденом» по океану, расходуя топливо, удерживая экипажи в состоянии предельной напряженности, отвлекаясь от решения других важнейших задач, которые выдвигала перед ними война.

Капитану Глоссопу ничего не оставалось, как согласиться.
12 ноября все пленные, кроме нескольких тяжело раненых и четырех скончавшихся от ран моряков, были переданы на вспомогательный крейсер «Эмпресс оф Раша», переоборудованный из пассажирского судна.

XXV

Капитан-лейтенант фон Мюкке, возвратившийся на остров Дирекшн после неудачной попытки догнать свой крейсер, действовал быстро и энергично. Собрав островитян, он объявил остров германским владением, а их самих – военнопленными. На случай высадки противника матросы вырыли вблизи причальчика окопы и установили там пулеметы. К вечеру стало ясно, что «Эмден» наверняка не вернется, так как звуки его выстрелов безнадежно прекратились.

У причальчика стояла старая баркентина «Айеша» с командой из трех человек, которая раньше перевозила копру в Батавию, но, когда на смену ей пришел маленький пароходик, больше не выходила в море и, неухоженная, доживала свой век. Англичане – то ли искренне, то ли лицемеря – отговаривали решительного немецкого офицера от намерения пуститься в путь на этой дряхлой посудине всего тридцати метров в длину. Тем более, что обычно на ней размещалось не более двенадцати человек.

«Каравеллы Колумба были едва ли больших размеров, – рассуждал Мюкке, – а что до тесноты, то как-нибудь разместимся. С питьевой водой, конечно, будут проблемы, ну да, авось, тропические дожди выручат. Что до управления парусами, то мне ли, одному из лучших рулевых Кильской регаты, не управиться с ними?»
До наступления темноты паровой катер вывел из лагуны «Айешу», на борту которой немецкие моряки сидели чуть ли не друг на друге. Подняты паруса; слежавшаяся парусина местами так прогнила, что ее можно было проткнуть пальцем. Не в лучшем состоянии был и бегучий такелаж. Понятно, что с таким парусным вооружением далеко не уйдешь. Извлеченные из трюма запасные полотнища и тросы оказались в лучшем состоянии; не теряя времени, по одному сменили паруса на всех трех мачтах, шкоты, фалы, брасы и прочие концы, которые сухопутные люди называют «веревками». Хуже было с течью в трюме, откуда непрерывно, днем и ночью откачивали воду паршивеньким ручным насосом.

Ожидавшиеся капитан-лейтенантом дожди не преминули пойти, и на баркентине от них некуда было спрятаться; места под шлюпками считались привилегированными, так как туда дождевая вода попадала, по крайней мере, сбоку, а не лила прямо на голову.

На «Айеше» была лишь мелкомасштабная карта и не было ни мореходных таблиц, ни секстана, так что Мюкке и его офицерам пришлось напрячь память и восстановить все свои знания навигации и астрономии, чтобы хотя бы приблизительно определять свое местоположение и не промахнуться мимо большущего острова Суматра, куда они рассчитывали придти.

Желанный берег показался через две недели плавания, 23 ноября. «Айеша» вышла к Суматре меньше чем в сотне миль от порта Паданг. Командир патрульного голландского броненосца дал облезлой баркентине, на которой был поднят захваченный с парового катера германский военно-морской флаг, разрешение на заход в порт. Но не более, чем на 48 часов, как требует Гаагская конвенция от военных кораблей, заходящих при чрезвычайных обстоятельствах в нейтральный порт.

«Айеша» покинула Паданг 29 ноября, в ее команде добавилось еще два человека – это были офицеры запаса, моряки со стоявших в Паданге немецких торговых судов. Они тоже хотели попасть в Аравию, чтобы воевать с противниками Германии, хотя ни они, ни другие члены экипажа баркентины не имели никакого представления о том, как на этом ветхом суденышке через весь океан добраться до Аравии.
Две с лишним недели «Айеша» болталась в океане, по приказам командира изменяя курс то в одну, то в другую сторону. Она явно не продвигалась в сторону Аравии, а фон Мюкке ни с кем не делился своими замыслами.
14 декабря на горизонте показался пароход. Мюкке, подняв над головой ракетницу, одну за другой запустил несколько ракет, пока на пароходе не ответили тем же. Это был немецкий пароход «Хойзинг» – один из тех, что стояли в Паданге во время кратковременной стоянки там баркентины. Мюкке тайно встречался с его капитаном и условился о встрече в океане.
Перейти на борт «Хойзинга» удалось только через два дня – раньше не позволила погода. А пароход под таким названием вскоре исчез. Зато появился пароход «Шениц» под итальянским флагом, на корме которого был указан порт приписки Генуя. Этот незамысловатый обман позволил старой калоше, не привлекающей ничьего внимания, пройти Аравийское море и войти в Аденский залив, а затем через неширокий Баб-эль-Мандебский пролив в Красное море.
Высадившись в йеменском порту Ходейда, отряд моряков с «Лебедя Востока» на верблюдах – кораблях пустыни добрался до дружественной Турции и прибыл, в конце концов, в Константинополь.

Германский адмирал Сушон, командовавший турецким военно-морским флотом, не мог поверить себе, когда в июне 1915 года из шеренги выстроившихся перед окнами его резиденции моряков прусским военным шагом вышел подтянутый капитан-лейтенат с обгоревшими веками и потрескавшимися губами и доложил: «Ваше высокопревосходительство, экипаж крейсера «Эмден» в ваше распоряжение прибыл!»

XXVI

Обер-лейтенант Лаутербах на «Эксфорде» так и не дождался «Эмдена» в районе острова Сокотра. Возможно, на этот случай у него был оговорен с Мюллером запасной вариант; иначе трудно объяснить, зачем он отправился снова в восточную часть Индийского океана. 11 декабря 1914 года в районе вблизи порта Паданг, где неполных две недели назад побывал Мюкке на «Айеше», «Эксфорд» был задержан вспомогательным крейсером «Эмпресс оф Джапан». Попавшая в плен немецкая команда была доставлена в Сингапур, где Юлиуса поместили в тюрьму. Пребывание за решеткой было недолгим – Лаутербах бежал! Никто не опознал в смуглом арабе белокурого немца, за поимку которого была назначена награда в 500 фунтов. А он, раздобыв паспорта нейтральных стран – Дании и Швеции, отправился на Филиппины. Здесь, украв документы американского сержанта, под его именем прибыл в Нагасаки. Но японская полиция была осведомлена о наглом беглеце, награда за поимку которого назначена уже в иенах. Сержант – невелика шишка, его и полицейский может остановить и потребовать предъявить документы. Надо было обзавестись чином повыше, и Лаутербах превратился в американского полковника Джонсона.

Вальяжный полковник отправился на пассажирском пароходе в Соединенные Штаты и оказался в давно ему знакомом Сан-Франциско. На поезде Лаутербах пересек американский материк с запада на восток и в нью-йоркском порту завербовался кочегаром на датский пароход. Фортуна хранила предприимчивого авантюриста: вблизи Великобритании пароход был задержан английским вспомогательным крейсером и целых пять суток на нем шел обыск в поисках военной контрабанды. На липовые документы чумазого кочегара англичане не обратили внимания, и вскоре пароход ошвартовался в норвежском порту Осло. Переправиться оттуда в Данию не составляло труда, и в Копенгагене обер-лейтенант Лаутербах предстал перед изумленным германским военно-морским атташе.

XXVII

Фрегаттен-капитан Карл фон Мюллер до конца войны оставался в плену на острове Мальта. Он часто болел, в 1923 году скончался при очередном приступе малярии.
В честь капитана Мюллера и его крейсера в Германии отчеканено несколько медалей, за которыми гоняются коллекционеры.

На форштевне нового крейсера «Эмден», построенном взамен погибшего, в знак особых заслуг его предшественника был укреплен Железный Крест.
Водолазы сняли с погибшего крейсера два орудия, одно из которых доставлено в Канберру и установлено там в парке. Еще достали ящик с монетами – мексиканскими долларами. Чтобы увековечить победу австралийского крейсера, на реверсе каждой монеты, там, где изображение герба непричастной к событиям Мексики, вычеканили надпись: ««Сидней» – «Эмден», 6 ноября 1914 года». Почему там поставлена именно эта дата, сейчас и не дознаться.
Монеты были розданы австралийским морякам вроде памятных медалей.
В 1956 году, меньше чем за год до того, как мне посчастливилось побывать на Кокосовых островах, останки сидящего на камнях крейсера были разметаны тропическим штормом.

Командир российского крейсера «Жемчуг» барон Черкасов и старший офицер Кулибин предстали перед военным судом во Владивостоке. За непринятие должных мер, следствием чего явилась гибель людей и корабля, оба офицера были лишены званий, наград и дворянских титулов и осуждены – Черкасов – на 3 года, а Кулибин – на 1 года тюремного заключения. По случаю войны они были направлены искупать вину на фронт.

Черкасов, разжалованный в матросы 2 статьи, воевал на Кавказском фронте и за проявленную в боях храбрость был награжден солдатским «Георгием». После Февральской революции 1917 года он был восстановлен в звании капитана 2 ранга. Он умер во Франции в 1942 году и похоронен на парижском кладбище Сент-Женевьев-де-Буа.