Бегущая по мирам продолжение - 4

 * * *
 По дороге к машине Джем достал платок, утер лицо и шею. Солнце припекало достаточно сильно, ему стало душно и снова заболела голова, к тому же прибавилось ощущение голода. "Содержательное выдалось утречко!" - подумал он кисло, - " А ведь день еще только начался. Пожалуй, хватит на сегодня: перекушу, к адвокату - и спать"... Он надеялся, что на закуску остались только хорошие новости, но он ошибался. Позвонив из придорожного кафе в адвокатскую контору "Гутман и К", чтобы договориться о встрече, он с удивлением выяснил, что поверенный и не слыхивал о смерти клиента.
 - Но на телеграмме стояла ваша подпись! - возмутился он. - Вам не кажется, что дело пахнет скандалом?..
 Впервые за все утро он почувствовал себя человеком, которому позволено проявлять недовольство, и ощутил себя хозяином положения, а не мальчиком для битья.
 - Мы все выясним к завтрашнему утру! - подобострастно, но с достоинством заверил его адвокат.

 Пришлось удовольствоваться пока этим. Расплачиваясь по счету, он невесело ухмыльнулся про себя: "Если так и дальше пойдут дела, придется начать экономить".
 Остаток дня он потратил на то, чтобы выяснить, съехала ли с его квартиры прежняя пассия, с которой они решили расстаться - к обоюдному удовольствию - незадолго до его отъезда на Гвинею, и перевезти из гостиницы вещи.
 Покинутая возлюбленная по небрежности или в отместку оставила любовное гнездышко в ужасном состоянии. Можно было бы позвонить вниз консьержке и попросить, чтобы прислали кого-нибудь прибраться, но нежелание видеть еще чье-либо чужое лицо пересилило физическую усталость и он героически принялся за дело сам.
 Правда, добравшись до кухни, и заглянув в очередную кастрюльку, на дне которой, разлагаясь, пенилась зеленая гадость, достойная эпизодической роли в каком-нибудь «ужастике», он пожалел о своем решении. Но уборка помогла отключиться, забыть на время о неприятностях, и выходя вечером из дому, чтобы перекусить в какой-нибудь (дешевой!) забегаловке, он чувствовал себя вполне в норме. Но недолго: по противоположной стороне улицы, отделенной от него мостовой и узким сквериком, медленно, точно крадучись, проехал знакомый белый форд...
 * * *
 - ... Ваш дядя, по слухам, покинул город пять месяцев назад. Завещания, если таковое и существует, у нас нет. И, наконец, самое главное: нет пока и никаких доказательств его кончины. Через соответствующие органы вы можете начать его розыск; в случае отрицательного результата, он будет объявлен без вести пропавшим - и по истечении трех лет вы сможете вступить во владение наследством. - проговорив все это, адвокат, чье лицо помимо массивного носа украшала аккуратно подстриженная холеная бородка, оперся локтями о стол, сунул между зубами ноготь большого пальца руки, и выжидательно уставился на сидящего против него клиента.
 - Три года?! Но я не могу ждать так долго! - воскликнул Александер-младший.
 - Таков закон, - спокойно отвечал адвокат. - Вы можете, конечно, похлопотать о создании опекунского совета по управлению наследством, но его роль будет сводиться к тому, чтобы, по возможности, урезать ваши претензии на дядюшкины деньги. К тому же, вам еще придется доказывать, что вы непричастны к его исчезновению.
 - Вот как! - Александер нервно забарабанил пальцами по поверхности огромного черного стола из натурального дерева. - А как насчет телеграммы? Вы по-прежнему утверждаете, что это не ваших рук дело?..
 - Разумеется. Ни я, ни мои клерки - шутить не любим: мы дорожим своей репутацией. Вы же понимаете, что значит в наше время хорошее имя...
 Вместо ответа молодой человек молча сунул ему в руки измятый бланк телеграммы. Для такого короткого послания адвокат изучал его слишком долго. Клиент уже начал терять терпение, когда Гутман, наконец, оторвался от занюханного клочка бумаги и с некоторым торжеством в голосе про-изнес:
 - Телеграмма отправлена из нашего города…
 Он не сразу понял смысла этой фразы, а поняв, вспылил:
 - По-вашему, это чья-то злая шутка?! Розыгрыш?..
 - Я ничего не утверждаю, - адвокат дипломатично развел руками.
 - Черт! - Джем в волнении стукнул кулаком по столу. - Я примчался сюда, как идиот... Все бросил... Какому гребаному шутнику... - но заметил неодобрительный взгляд адвоката и, пересилив себя, умолк.
 - Получается, дядюшка вполне может оказаться живым?.. - спросил он спустя минуту.
 - Вас больше устраивает первоначальный вариант? - позволил себе хихикнуть Гутман.
 - Это неважно! - грубо отрезал он. - Но мне все это не нравится. И вообще: куда он в таком случае делся?
 - Обратитесь в полицию: розыск пропавших для них - привычное дело... Может, он и не пропадал вовсе. Живет себе где-нибудь спокойненько, подальше от надоедливых племянников... Ну, а у нас - не сыскное агентство, так что не обессудьте. Могу, правда, порекомендовать парочку толковых въедливых парней...
 - Не надо… - Джем поднялся с места. - И последний вопрос: он ни о чем таком не упоминал, когда оформлял договор дарения?..
 - Какой договор? - встрепенулся адвокат.
 - Договор дарения на свой дом…
 На лице адвоката появилось охотничье выражение, но поколдовав над клавишами компьютера, он с вежливым разочарованием ответил:
 - Ваш дядя не воспользовался нашими услугами.
 - Да? А вам это не кажется странным после того, как он пользовался ими столько лет?..
 Сплавив назойливого клиента, Гутман еще немного поразмышлял обо всем этом: "И почему, в самом деле, он не обратился ко мне? Интересно, кто помогал ему оформлять сделку... Надо будет разузнать и..." - тут он мстительно сощурился, - "...если что - заставить поделиться... Будут знать, как уводить чужих клиентов". Его размышления перебил телефонный звонок.
 - Слуша...
 Но ему не дали договорить:
 - Не забивай себе голову, Гутман, - тихий мурлыкающий голос в трубке, - иначе всплывет все твое дерьмо...
 * * *
 Я проснулась оттого, что отлежала себе руку. Мышцы свело просто нестерпимо. Охая, доползла до ванной, сунула руку под горячую воду. Судя по уличному шуму, был уже разгар дня. Руку понемногу отпустило, но чувствовала я себя прескверно: сон не прогнал накопившуюся застарелую усталость, нареванные с вечера глаза опухли и болели. Надо бы сделать холодные примочки... Вернувшись в комнату, удивилась было - отчего вокруг такой беспорядок? Но тут же все вспомнила... Время назначенной встречи давно прошло и вообще - пошли все к черту!
 Дрипсы, храпевшие в перевернутой вверх дном шляпе, закопошились, сонно потягиваясь и позевывая.
 - Эй, малявка! - хрюкнул Дрипс. - Ты уже сготовила нам завтрак? Можешь подать прямо в постель...
 Выбравшись из теплых объятий супруги, он неодобрительно огляделся и заметил:
 - Ты хорошая хозяйка: все прямо-таки блестит и переливается... И сама ты выглядишь прекрасно…
 - Только твоих колючек мне не хватало! - устало огрызнулась я, сдирая с себя многострадальный плащ.
 Одна из его пуговиц оторвалась и, упав, покатилась по полу.
Я, нагнувшись, бросилась за ней - запасных таких у меня больше не было - и в этот миг послышался легкий хлопок и в оконном стекле появилась пробоина.
 Инстинкт заставил меня остаться на полу, хотя я и не успела осознать, что случилось. В стене против окна темнело аккуратное круглое отверстие. Дрипс проворно подскочил и коготком выковырял оттуда маленький сплющенный кусочек металла. Облизнувшись, он отправил его в рот.
 - А мне? А мне? - захныкала разбуженная шумом Дрипзетта.
 - Ладно, - великодушно согласился Дрипс, - следующая пуля - твоя.
 Меня затопила ледяная волна страха. Боже мой, в меня - стреляли! Я боялась двинуться с места, вообще пошевелиться. Я чувствовала себя мухой под увеличительным стеклом, мне казалось, что я вся, как на ладони... Господи! Да ведь и телефон разбит - вот дура неловкая! Надо попробовать от соседей... или позвонить из кафе...
 Ползком я добралась до прихожей и выскочила наружу. За соседской дверью царила тишина, и я бегом ссыпалась по лестнице вниз. На такую безрассудность мои ножки отозвались дикой болью. Переваливаясь точно утка, я влетела в кафе. На улице шел дождь, и посетителей было мало. Никто, кажется, не обратил особого внимания на мой встрепанный вид. Меня выслушали деловито и с вниманием, а затем очень обыденный голос - мало что ли в городе стреляют и убивают? - велел ждать.
 - К вам сейчас подъедут. Заприте дверь и ни в коем случае не подходите к окнам.
 Казенный тон говорившего немного успокоил меня, и я решила вернуться домой. Может, стоило бы подождать здесь, но огромные - слишком огромные - окна кафе пугали меня: ведь они выходили на ту же сторону, что и мои. Убийца, скорее всего, стрелял из дома напротив - вдруг он меня заметит и тут?..
 Движимая примерно такими соображениями, я скользнула в подъезд и стала потихоньку подниматься. Меня тревожило то, чем обернется для моих ног недавний скоростной спуск, к тому же, я обнаружила, что второпях забыла ключи. О, если еще и дверь захлопнулась!.. Поэтому, несмотря на пережитый ужас, я так обрадовалась, когда увидела узенькую щель между входной дверью и косяком, что и не передать! И тут меня снова сковало льдом: там внутри кто-то был. Я слышала чьи-то осторожные шаги и мысленно благодарила судьбу за то, что на радостях не влетела с размаху в новую ловушку. У меня даже хватило духу заглянуть в щелку, но отсюда было видно только прихожую и часть гостиной - ковер на полу и половину того самого окна. Вдруг на фоне серого оконного прямоугольника возник размытый человеческий силуэт. Я резко отпрянула назад. Сердце заколотилось как бешеное, дыхание перехватило и
на ледяных одеревеневших ногах я развернулась и на цыпочках скользнула вниз по лестнице.
 Удивительно, но ко мне на какое-то время вернулась способность рассуждать: как мог тот человек оказаться в моей квартире?.. Ведь я никого не встретила, спускаясь звонить, лифта в доме не было, а вход в подъезд хорошо виден из кафе - он все время был у меня перед глазами, пока я разго-варивала с полицейским - туда точно никто не входил.
 Я остановилась прямо посреди улицы, задумавшись. Может, мне померещилось? (Ну-ну, не хочешь ли вернуться и проверить?...) И в этот миг точно ветерком обожгло висок. Я бестолково шарахнулась в сторону, но кто-то внутри меня еще не утерял остатков разума и ноги сами понесли меня прочь - нужно было только дотянуть до угла, там я буду вне досягаемости... Только до угла... Я уже слышала отдаленный вой полицейских сирен, потом все звуки куда-то пропали. Передо мной словно прокручивали замедленные кадры плохо снятого фильма - мутные фигуры прохожих, грязь из-под колес проплывающих мимо машин, мое отражение в витринах... Только до угла!.. Рядом находился оживленный перекресток, было много людей. Убийца медлил: видимо, ему мешали прохожие или он боялся себя обнаружить... Я свернула наконец за угол, какой-то мужчина отпрянул в сторону - перепугался, бедненький, моих диких глаз!
 Прислонившись к стене, я пыталась прийти в себя, сирены выли уже совсем рядом и тут случайная машина, взвизгнув тормозами, резко остановилась перед светофором. Этот звук точно хлыстом ударил по нервам и я окончательно потеряла контроль над собой. Совершенно обезумев от страха, я кинулась прочь.
 Было холодно, страшно... Помню нескончаемую ленту мокрых улиц... Откуда-то у меня появился зонт - длинный, черный, старомодный такой с загнутой крючком ручкой, я использовала его вместо трости, не догадываясь раскрыть. Где и как я умудрилась стянуть его?.. Потом я нырнула в под-земку. Шипя, подошел поезд, но я не села в него, а вместе с толпой ввалилась в вагон, уходящий в противоположном направлении. Денег, как и документов, у меня не было, но кондуктор, подумав, обошел меня стороной.
 На какой-то остановке я выскочила. Почему?.. Раз десять прочитав название станции, я попыталась сосредоточиться: что-то в этом было... Дайте же мне подумать... Ну, конечно! Здесь же непо-далеку живет Соня! Мы не были подругами, но в рабочее время относилась к друг другу неплохо, иногда в перерывах обедали вместе. Тут я еще очень вовремя вспомнила, что она задолжала мне стольник, так что совесть моя была чиста - предлог для визита имелся. Я понимала, что мое появление вовсе не будет для нее таким же приятным сюрпризом, как, например, рождественский подарок, но ведь и до Рождества еще далеко...
 Увидев меня, Соня удивилась куда меньше, чем я опасалась. Заявись к ней кто-нибудь другой в таком виде, она бы остолбенела, а так - это ведь всего лишь я, простая сумасшедшая...
 - Зря ты так широко распахиваешь двери. И вообще, сначала нужно сто раз прокричать "Кто там?", а потом уж открывать... - пробурчала я, вваливаясь в чистенькую, невероятно аккуратную прихожую.
 Это я ей вместо "здрасьте"... Хотя, в нее же не стреляли... И в отличие от меня у нее нет привычки влипать в дурные истории, только в любовные. Как-то ее даже застукала чужая жена в своей родной постели, представляете? Я бы умерла со стыда, а она - ничего, только царапины на мордашке долго гримировала и вздыхала: "Ах, какой был мужик! Просто сексопотам!.."
 - Тебя сбила машина? - своим детским голоском спросила она, безбожно растягивая гласные.
 - Нет, это просто сексуальный маньяк... - я надеялась, что такое объяснение больше придется ей по вкусу. Но она смотрела на меня с сомнением. - Ну, знаешь, есть такие, что западают на калек, уродов и вообще...
 - Кончай трепаться!.. - сердито сказала она и, поколебавшись, предложила мне воспользоваться ванной.
 Я по достоинству оценила ее героизм: лично я в свою ванную постороннего человека пустила бы только за большие деньги, уж слишком я брезглива. Горячий душ привел меня в чувство. Согревшись и смыв грязь, я снова почувствовала себя человеком, а не полуфабрикатом для безымянной могилы. Стоя под теплыми струями, я размышляла: говорить ли ей о том, что со мной случилось? Но решила, что не стоит.
 После душа Соня расщедрилась на ужин. За едой она болтала без умолку, обсуждая таинственное исчезновение нашего босса.
 - Ой, да ты же ничего не знаешь!..
 Разумеется, я ничего не знаю, а жаль - ведь, вероятней всего, в списке подозреваемых по этому делу я на первом месте... Причем, не только у полиции.
 -... Его не было в офисе дня два - еще до того как убили твоего красавчика. Амалия показала, что он звонил ей лично, дескать, приболел... Вдруг заявляется один тип в штатском, но удостоверение и все такое, - пропал, говорит… Ордер предъявил, рылся у него в кабинете, а потом, - тут она сделала свои огромные глазищи еще больше, - выясняется, что в полиции о нем и не слыхивали! Амалия-то разозлилась ужасно после обыска - такой он ей бардак учинил - позвонила в комиссариат, а они ей: "Мы никого к вам не посылали"... И самое интересное, что Б.Б действительно исчез! Они это выяснили, когда...э-э...
 В этом месте она замялась.
 - Когда хотели проверить мое алиби… - спокойно закончила я. - И что?
 - А ты его... не?.. - с надеждой спросила Соня. Аж заморгала и ротик приоткрыла от нетерпения. Держу пари: скажи я "да" - она завизжала бы от восторга: к Б.Б. у нее давняя неприязнь, поскольку он - ну, никак! - не поддавался ее чарам. Но я твердо и скромно ответила:
 - Нет…
 Зачем присваивать себе чужую славу? Тем более никто не знает, что с ним: сбежал себе куда-нибудь в жаркие края... Ее мысли тем временем перескочили на другую тему:
 - Слушай, тебе непременно надо обзавестись пушкой!
 - Зачем?
 - А если он снова нападет на тебя?..
 - Кто? - тупо спросила я, поскольку не успела переключиться.
 - Да маньяк же!..
 Она недовольно посмотрела на меня, подозревая подвох. Но тут ей пришлось отвлечься на телефонный звонок. Разговаривать она ушла в спальню. Прислушавшись на всякий случай, я различила лишь скупые односложные ответы. Вернувшись, она выглядела несколько смущенной.
 - Что-то не так?..
 - Понимаешь...э-э...
 - Свидание? - догадалась я.
 - Да! - обрадовано подтвердила Соня, - но... он должен прийти сюда и...
 - Я буду сидеть тихо, как мышка! - клятвенно пообещала я. - И даже подглядывать не стану.
 Она вспыхнула - вот уж не подозревала за ней подобной стыдливости! - но оказалось, что дело в другом:
 - Он женат, - таинственно сообщила Соня, - но боится не жены, а огласки. У него солидное положение, - многозначительно добавила она, - а эта стерва вполне может испортить ему карьеру. - И решительно закончила: - Так что даже и не спрашивай меня, кто он.
 Я и не спрашивала. Меня больше интересовало, что она собирается делать со мной - я уже намекнула ей, что домой мне пока не хотелось бы возвращаться. Выяснилось, что она планирует отправить меня к подруге. Срочно... Меньше всего мне хотелось покидать теплую уютную квартирку и снова скитаться где-то под дождем, но зато подвернулся удобный случай заявить о своей неплатежеспособности.
 - Да?.. - озадачилась Соня.
 Я знала, что она терпеть не может одалживать, и поэтому напомнила - а я терпеть не могу напоминать!
 - Ты мне должна.
 - Я помню! - обиделась Соня и, удалившись в спальню, вернулась с купюрой в руке. - Вот. Я дам тебе адрес и записку... Кстати, - обрадовалась она, - подруга может достать тебе пушку и недорого...
 * * *
 Такси плутало по узким грязным улицам, пока не заехало в совершенно обшарпанный и неприглядный район.
 - Это здесь, - буркнул таксист, ему явно не терпелось поскорее срулить отсюда.
 Он и ехать-то согласился, только выторговав какую-то совершенно несусветную плату.
 По заплеванной темной лестнице, нестерпимо вонявшей помойкой, мочой и кошками, ежеминутно спотыкаясь, я вскарабкалась на самый верх - разумеется, если уж мне сегодня не везло, то и пресловутая подруга должна была обитать на самом последнем этаже!
 Вместо звонка торчали оголенные электрические провода. Поколебавшись, я постучала. Никто и не подумал открывать. Я успела проклясть все на свете: эту чертову подругу, Соню, тех, кто за мной охотился, себя - разорилась бы лучше на гостиницу, и чего я сразу об этом не подумала? Когда я принялась перемывать косточки Сониному ухажеру - ведь это по его милости я торчу на этой гадкой лестнице, в этом паршивом районе, где теперь взять такси, чтобы выбраться отсюда и как вообще отсюда выбраться?! - в лицо мне ударил яркий свет. Я инстинктивно заслонилась рукой, но ничего страшного не произошло - просто мне наконец-то открыли. В дверях стояла невообразимо лохматая девица и по выражению ее лица нельзя было предположить, что меня ожидает теплый прием.
 - Чего тебе? - рявкнула она хриплым басом.
 - Луиза? - неуверенно предположила я.
 - Может быть… - неохотно согласилась она и тогда я протянула ей записку, запоздало сообразив, что не удосужилась поинтересоваться ее содержанием.
 Лохматая изучила записку вдоль и поперек и фыркнула, пожав плечами:
 - Ну, заходи... Кто только мне за все это заплатит?
 - У меня есть немного денег, - робко сказала я, протискиваясь в длинный узкий, почти не освещенный коридор.
 - Иди прямо до конца, - приказным тоном велела Лохматая, а сама пошла сзади, дыша мне в затылок, - для полного дискомфорта не хватало только ощущения пистолетного дула под лопаткой.
 Спотыкаясь о какие-то предметы, разбросанные на полу, я доковыляла до конца коридора, не переставая удивляться: откуда у чистюли и зазнайки Сони, которая не станет водиться абы с кем, могут быть такие знакомства?
 Лохматая распахнула передо мной дверь и мы оказались в захламленной комнатушке. В одном углу стояла детская кроватка, в которой разрывался от негодующего плача ребенок, рядом орал телевизор, напротив помещалась продавленная софа, несколько стульев, шифонер, еще что-то... Полы прикрывал донельзя вытертый ковер, усыпанный сигаретным пеплом, и повсюду были разбросаны всякие вещи: одежда, старые журналы, пустые пивные банки и прочий хлам.
 Теперь я сумела как следует разглядеть и хозяйку этого свинюшника: по виду в ней преобладали латиноамериканские "кровя", а над верхней губой откровенно топорщились усики. Она подтолкнула меня к софе и предложила:
 - Располагайся...
 Сама же подошла к кроватке, взяла младенца и сунула ему бутылочку.
 - Что у тебя с ногами? - бесцеремонно поинтересовалась она.
 - Попала в аварию…
 Я чувствовала себя смертельно уставшей и мне совершенно не хотелось такой роскоши как общение. Непреодолимо тянуло спать и я готова была отрубиться даже на этой, дурно пахнущей, замызганной софе.
 - Присмотри-ка за ним... - сказала Лохматая, засовывая ребенка обратно в кроватку, - Мне нужно отлучиться ненадолго. Никому не открывай! - и исчезла.

 Оставшись в одиночестве, я почувствовала себя крайне неуютно. В комнате было жарко, но меня временами пробирал озноб. Отчего-то было так нехорошо и тревожно! Чтобы отвлечься, я разглядывала комнатушку, но от этого стало еще хуже.
 Младенец в кровати снова разорался, я подошла к нему и попыталась успокоить, но он рассердился еще больше: стоял, держась за грядушку, и орал, покачиваясь на кривеньких ножках, возмущенный тем, что его бросили. Чужая, усталая и растерянная тетка ему явно не нравилась. Я взяла его на руки, он примолк, настороженно меня разглядывая. Сквозь штанишки я нащупала, что его подгузник раздулся от жидкости словно шар.
 - Сколько ж ты его таскаешь, маленький... - вслух подумала я, стаскивая с него это безобразие и в руке прикидывая на вес: пожалуй, если скинуть эту штуку в окно кому-нибудь на голову -
например, тому, кто в меня стрелял, - точно прибила бы!
 Поискав, и не найдя нового взамен, впрочем, мне и неудобно было рыться в чужих вещах, я надела на него штанишки и поставила в кровать, так как малый был тяжеловат. Он не замедлил высказать все, что обо мне подумал - стоял и орал, красный, потный... Орал и дул в штаны. Рядом на стуле была гора ползунков - на подгузники, видать, его мамаша не зарабатывала - и эта гора стремительно таяла. Я снова схватила его на руки и в этот момент вдруг увидела Соню.
 Ее показывали по телеку. Из-за этого крикуна я пропустила то, что говорили перед этим, а когда стала крутить ручку настройки этого древнего сундука, чтобы сделать погромче, звук и вовсе пропал почему-то. Энергично встряхнув вредного младенца пару раз, чтобы он заткнулся, я свободной рукой принялась тыкать во все кнопки подряд, а на экране между тем снова показали Соню, но не веселую, призывно улыбающуюся, а Соню - печальную, с застывшими глазами и некрасивой дыркой над левой бровью.
 Я была слишком зла на пропавший звук и на неутихающего крикуна, поэтому не сумела толком осмыслить увиденное, а тем временем изображение убитой - убитой?! - Сони пропало и на экране появилось фото другого человека. Оно было очень мне знакомо. Не отрывая взгляда от этого лица, я выпрямилась и, зажав младенца под мышкой, шарахнула по телевизору кулаком - от всей души, вложив в этот удар все, что накопилось во мне за эти двое суток. Многим вещам, как и людям, - я уже не раз убеждалась в этом - крутые меры помогают прийти в себя и телевизор, внезапно обретя дар речи, гаркнул во всю мочь. Но до меня не дошел смысл услышанного,потому что я вдруг узнала человека, чье фото показывали. Это была - я...
 Кадры замелькали дальше, пошел другой сюжет - было время ночных новостей, а я заковыляла по комнате, пытаясь укачать младенца и размышляя об увиденном. В голове был сплошной сумбур. Мысли неслись вскачь, цепляясь и откусывая друг дружке хвосты...
 Что случилось с Соней? Может, это был кто-то похожий?.. Какая ужасная рана... как бы я вы-глядела, если бы меня подстрелили сегодня днем?.. Почему показали мое фото?... считают меня пропавшей или убитой... Да заткнись ты, ради Бога!!!
 Послышались легкие уверенные шаги и вошла Луиза. Наконец-то!..
 Она взяла у меня младенца - он и не подумал заткнуться - и бесцеремонно сунула его в кровать, не обращая никакого внимания на его вопли.
 - Держи! - и в моей руке очутилось что-то холодное.
 Это был пистолет. Неприятно тяжелый, с тупым и холодным взглядом круглого черного зрачка.
 До этого я никогда не держала в руках оружия и теперь ощутила какое-то странное чувство - смесь страха, любопытства и гадливости. У меня в руке была нелепая по своей сути одноглазая штука, которая может у б и в а т ь и оттого весь мир вокруг терял свою ценность, приравниваясь по значимости к маленькому кусочку свинца. И еще вдруг подумалось: " Вот и кончились сны..." и от этой мысли я вздрогнула и поспешно положила пистолет на стол.
 - Пушка, конечно, старая, - не поняла моего жеста Лохматая, - но вовсе не такое барахло, как кажется на первый взгляд. Там пять патронов. Неплохо за такую цену...
 - Нет, - сказала я, - мне не нужно...
 Она длинно и грязно выругалась.
 - Не нравится - не бери, другого нету. Знала бы, - она снова добавила непечатное, - не моталась бы из-за тебя...Хотя, - тут она неожиданно смягчилась, - я бы тоже такое говно не взяла...
 Она занялась ребенком. Я прилегла на софу, стараясь не думать о том, насколько это гигиенично. Мне снова стало холодно. Черт, кажется, я простыла... Крикун угомонился и засопел. Лохматая разболтала в двух стаканах кофе, один предложила мне, но из брезгливости я отказалась. Она усе-лась за стол, прихлебывая из стакана и бесцеремонно меня разглядывая.
 - А ты - ничего... - заметила она. - У тебя есть парень? - она считала себя вправе интересоваться моей личной жизнью. - А то можем развлечься... - и подмигнула.
 - Спасибо, - пробормотала я, - но у меня не такие широкие взгляды…
 Ее последние слова совсем мне не понравились, особенно, если учесть, что она была на голову выше и гораздо шире в плечах. Она хмыкнула и переключила канал. Там как раз шли новости. Говорили о разгоне очередной студенческой демонстрации: на экране молодые накаченные "хаки" лупили дубинками своих более интеллектуально развитых сверстников, лилась кровь, горели пере-вернутые авто и разбитые витрины дорогих магазинов... Потом я услышала знакомое название, на экране возник другой репортер - не тот, что рассказывал о студентах.
 Этот говорил о "Фарма - Х". Я приподняла голову:
 - Сделай погромче!..
 Показали фото Б.Б, потом - Сержа, затем Соню - с этого момента я уже видела, очевидно, они повторяли тот же репортаж. И снова в конце показали мое фото. Но теперь-то я разобрала каждое словечко и все сводилось к тому, что, убив Сержа, - "вероятно, на почве ревности..." - как сказал ком-ментатор, - я же, по всей видимости, разделалась и с Б.Б, как с "нежелательным свидетелем"… Мотивы убийства моей коллеги - Сони - пока выясняются, но то, что здесь без меня не обошлось - было несомненно: меня видели выходящей из ее квартиры, а на месте преступления обнаружили массу моих отпечатков. Помимо убийства из чувственных побуждений упоминалась и другая версия: в "Фарма- Х", оказывается, не все было чисто - вскользь сказали что-то о наркотиках, но и тут приплели мое честное имя.
 Не веря своим ушам, я вскочила и переключила на «десятый» - там тоже в это время передают последние известия. Ассортимент событий был на редкость однообразен: где-то воевали, где-то бомбили, где-то бастовали, где-то шиковали... А вот и про меня... Господи, все это было настолько чудовищно и нелепо! Кто и зачем пытается нагромоздить вокруг меня такие горы лжи? Не забыли и о "психических отклонениях"...
 Из ступора меня вывело легкое движение позади. Я резко обернулась. Луиза, мастерившая перед этим у зеркала новую прическу, - прежняя, видать, была недостаточно впечатляющей - бросила свое занятие и лицо ее не предвещало ничего хорошего.
 - Зачем же ты убила ее? - ласково спросила она.
 Так, наверное, в дурдоме опытная медсестра увещевает опасного больного: зачем оторвал дяде-доктору голову - ай-я-яй! Она укоризненно покачала головой и сделала шажок вперед. Я проследила направление ее взгляда и поняла, чего она хочет. Мы кинулись одновременно, но я была ближе и первая схватила его. Пистолет...
 Она замерла.
 - Успокойся, - ее голос был по-прежнему ровным и мягким. (А то тетя сделает тебе бо-бо!) - Я не выдам тебя. Положи пистолет...
 - Послушай, - сказала я, - все это - одно большое недоразумение! Я никого не убивала...
 До сегодняшней ночи. Потому что, пока я говорила, она прыгнула на меня и повалила, и когда мы вырывали друг у друга пистолет, он вдруг выстрелил и она затихла.
 Онемев от ужаса, я оттолкнула от себя ее мертвое тело…
 Сколько я смотрела на нее, ожидая, что она вот-вот очнется, - не знаю... Из забытья меня вывел детский плач.
 - Сейчас-сейчас, маленький!..
 Я поднялась с пола. Надо покормить его. Тогда он замолчит. Замолчит... Замолчит!! Потому что я больше не в силах слышать это!..
 - Заткнись!! - заорала я.
 Он вздрогнул и заревел еще громче, переходя на визг. Тогда я постаралась взять себя в руки.
 - Тише, мой маленький! Тише, мой хороший... - ласково уговаривала я его, между тем, как доста-вала из холодильника банку со смесью, кипятила воду, разводила порошок, остужала... Все это я делала машинально, точно кто-то другой управлял мною.
 -Тише-тише... ти-ше-е-тишшее! - напевая, я всунула ему бутылочку.
 Пока он ел, я разглядывала крохотные пальчики, жадно хватавшие бутылку. У моего сынишки были точь-в-точь такие же... Господи, да о чем я говорю?! Он сосал и настороженно косил на меня темным зареванным глазом. Мертвая Луиза лежала совсем рядом. На ее лице застыло выражение угрюмого удивления, точно она никак не могла понять, что произошло и как вообще это могло слу-читься?
 Я же понимала еще меньше, чем она, но для нее хотя бы на все вопросы уже был получен ответ. К сожалению, не самый удачный...

 Наверное, глупо было оставаться здесь, ведь я даже не знала: может ли сюда кто-нибудь прийти, жила ли она одна?.. Но я была настолько измотана, что, когда ребенок, наевшись, задремал у меня на руках - легла на софу, положив его рядом с собой, и... уснула. В конце концов живые люди пред-ставляли для меня теперь куда большую опасность, чем мертвая женщина. И еще: подозреваю, что в тот момент, подсознательно, я даже хотела, чтобы меня застукали.
 * * *
 ...В приемной комиссариата Джем долго заполнял какие-то бесчисленные бланки, потом дожидал-ся, пока худой оператор в форме сержанта загонит данные в компьютер. "Язвенник..." - подумал он, глядя, как сержант с озабоченно-страдальческим видом бегает пальцами по клавиатуре.
 - Та-ак, - пробормотал наконец полицейский, - вот и его код, а вот и номер карточки социального страхования... Вы хотите проверить сведения об умерших за последний месяц?
 - Нет, за полугодие...
 - Только в городе или в целом по стране?
 - По всей стране - я получил информацию, что мой родственник собирался уехать.
 Сержант взглянул недовольно и буркнул:
 - Тогда придется подождать…
 Он вышел в прокуренный коридор, выкурил одну за другой несколько сигарет.
 - На него ничего нет, - сообщил оператор.
 - А если... - эта мысль гвоздем засела у него в голове еще со вчерашнего дня, -...если среди не-опознанных трупов?..
 - По всей стране? - уныло спросил сержант.
 - Неужели это так трудно? - ядовито поинтересовался Александер.
 Можно подумать этому доходяге каждый раз приходится самому просачиваться в информацион-ное поле, разъяв бренную плоть на тысячи битов!
 - Ладно, - сдался полицейский, - я введу его генокод и свяжусь с Общим банком регистрации умерших...
 Спустя четверть часа он отрицательно покачал головой.
 - Они не могли ошибиться?..
 - Никогда! - оскорбился сержант. - Все случаи смерти строго фиксируются: даже если находят со-вершенно разложившийся труп или какие-то останки - фрагменты костей, например, то все равно определить генокод, а по нему - идентифицировать личность умершего не составляет никакого труда. Значит, ваш родственник либо жив, либо его... гм.. труп еще никому не попался на глаза.
 - Но он мог выехать заграницу?..
 - Это можно проверить, - заявил сержант, похоже, он начинал входить в азарт, - а заодно устано-вить его последнее местонахождение: где он останавливался или пользовался кредитными карточ-ками... брал машину напрокат... в поликлинику там.. Но вы будете должны Сети кругленькую сум-му - для частных лиц информация по отслеживанию передвижения граждан является платной… - предупредил он.
 - Разве вы - частное лицо? - удивился проситель.
 - Я-то - нет, а вот вы - да. Официальное дело еще не заведено, значит, это ваша личная инициати-ва. Я и так иду вам навстречу, поскольку все вот эти наши изыски уже являются несанкционирован-ным вторжением в личную жизнь субъекта...
 - Валяйте! - перебил словоохотливого полицейского Александер: платить он все равно никому ничего не собирался.
 Заплатит дядюшка, если он жив, а если - нет... что ж, он сумеет распорядиться его деньгами.
 Оператор колдовал над консолью с полчаса, потом удивленно развел руками:
 - Пять месяцев назад ваш родственник приобрел билет авиакомпании " Аэростар" на рейс N 167 , но на регистрацию не явился. Больше на него никакой информации. Абсолютно.
 - Но человеку ведь надо что-то есть, пить, одевать... У него был ряд хронических заболеваний! Он мог, конечно, все время пользоваться наличкой, но в больницах ведь обязаны фиксировать
всех своих пациентов!..
 - Говорю вам - на него ни-че-го нет. - устало отрезал сержант, - Словно этого человека и не суще-ствует вовсе.
 - А можно ли изменить генокод?..
 - Только на бумаге, - снисходительно улыбнулся сержант, - но при первой же серьезной проверке это выплывет наружу. Во всяком случае легально покинуть страну под чужим именем вам не удаст-ся.
 - А нелегально?..
 - У него были причины скрываться?
 Александер смутился:
 - Н-не знаю... Не думаю. - Помолчав, он спохватился: - А деньги? Он снимал деньги со счета?
 - Вы меня за дурака держите? Я проверил абсолютно все!

 Таким образом, очередная попытка выяснить все обстоятельства ничего не дала. Дело прини-мало запутанный оборот. Собственно, вариантов-то было всего ничего - или вздорный старик ловко спрятал концы в воду или... или его действительно пристукнули. Но так или иначе, а все это вызывало много вопросов. Уж лучше бы дядюшка оказался живым - занять при случае быстрее, чем ждать три года наследства. Но, с другой стороны, заманчиво стать обладателем состояния...
 * * *
 На следующий день он получил из комиссариата уведомление, что по делу начато официальное расследование. Один из его знакомых, узнав об этом, заметил, что ему, скорее всего, придется долго ждать у моря погоды: если не обнаружиться ничего интересного, дело закроют и объявят дядюшку пропавшим без вести, но на это потребуется год, а то и больше. Поразмыслив и прибавив к этому сроку уже упомянутые три года, Джем Александер справедливо решил, что не может столько ждать, и добился приема у "высокого начальства" - общение с младшим офицерским составом его не удовлетворило.

 - Что вы от нас хотите? - раздраженно заявил ему какой-то «высокий чин». - Если был бы в этом деле состав преступления, а то - банальная житейская история...
 - Но как вы можете знать? - настаивал заявитель. - Вдруг что-то выяснится по ходу следствия?
 - У нас десятки подобных дел в производстве! Почему я должен сунуть ваше вперед остальных? За те двадцать лет, что ваш дядя провел на свободе, он ни разу не был замечен ни в чем предосуди-тельном... Вы чем-то удивлены?
 - Мягко сказано! - воскликнул молодой человек. - За что он был осужден? Я вообще не знал об этом...
 - Я не справочное бюро! - сварливо заметил чин. - Поинтересуйтесь в соответствующем отделе. И - до свиданья!..
 * * *
 В отделе информации ему наконец-то повезло. Сначала какой-то малый с нашивками лейтенан-та заявил:
 - Мы не имеем права давать вам подобную информацию - этот человек полностью реабилитиро-ван и судимость с него снята. Закон гарантирует охрану прав личности, и в частности то, что никто не может просто ради удовольствия копаться в вашем прошлом, если вы этого не хотите...
 Александер повнимательнее пригляделся к плутоватым глазкам лейтенанта и едва заметно, но выразительно потер большим пальцем о два соседних. Лейтенант не менее выразительно быстрень-ко указал глазами куда-то в потолок и в угол.
 * * *
 Несколько раз Джем приходил в бар на углу, что против районного комиссариата. Они ни о чем не договаривались, но тем не менее Лейтенант появился там как-то. Пока он заказывал себе кофе, Александер, словно невзначай, встал рядом и вытащил пачку сигарет. Захлопал себя по карманам, но полицейский уже протягивал ему коробок со спичками.
 - Спасибо, дружище, - отозвался он, рассеянно вертя в руках коробок. - Спички! - как это старо...
 - И потому - модно… - заметил плут.
 Вытаскивая спичку, он заметил между тонкими деревянными палочками такого же цвета, скру-ченный в трубочку, листок бумаги. Закурив, он, словно в забывчивости, сунул коробок в карман.
 - Кстати, - вполголоса проговорил Лейтенант, ловким движением пряча заработанную купюру. - Я разузнал еще кое-что... - и он лениво облокотился на стойку, разглядывая входящих молодых де-вушек.
 - Что же?
 - Я бы, парень, на твоем месте вообще не суетился: у твоего дядюшки, оказывается, есть дочурка. Прямая наследница...
 
* * *
 Вернувшись домой, он заперся в ванной, включил воду и достал спичечный коробок. На листке бумаги ничего не было.
 - Вот гаденыш! - он не любил оказываться в дураках, но на сей раз у него было хоть какое-то утешение: он расплатился с жуликом фальшивой банкнотой.
 Завернувшись в свежее махровое полотенце, он вышел из ванной. Прямо против него в кресле спиной к окну сидел незнакомый человек. Сидел и молча наблюдал за его реакцией на свое появ-ление. Насладившись произведенным эффектом, незнакомец негромко сказал, указывая на другое кресло:
 - Садись. Пообщаемся. И учти: шутки кончились...
 * * *
 ...Что-то проворно двигалось по моему лицу. Я резко взмахнула рукой, одновременно открывая глаза и вскакивая. Здоровенный откормленный тараканище барахтался на спине прямо у кровати. Меня передернуло от омерзения:
 - Ах ты, гадость...
 Я двинулась вперед, ища чем бы его задавить, и босой ногой коснулась чего-то холодного... Вскрикнув от внезапно нахлынувшего ужаса, я отскочила в сторону. На улице еще стояла ночь. Под потолком горела голая пыльная лампочка, в углу шипел экран так и не выключенного телевизо-ра. И это мертвое тело, распростертое на полу... Как все нелепо, ненужно, театрально - точно против моей воли разыгрывался некий фарс - непонятный и страшный. Но зачем же здесь я?!
 Мне вдруг стало казаться, что труп лежит совсем не так, как раньше и от этого сделалось так жут-ко... Может, она только ранена?..
 - Луиза...- негромко позвала я, пугаясь собственного голоса, - он был совсем чужим.
 На цыпочках я приблизилась к ней и протянула руку, чтобы пощупать пульс на шее; для этого нужно было убрать густые пряди волос, закрывавшие ее плечи, шею и часть лица, но едва я ощутила их прикосновение, как меня охватила дрожь... Нет! Прочь отсюда! Я выскочила в темный холодный коридор. Вдалеке над входной дверью синел тусклый огонек. Нужно только проскочить по этому длинному коридору, а там еще эта проклятая вонючая лестница... Из темноты
ко мне потянулись черные щупальца, за дверью, в желтой от электрического света душной комнате, пошатываясь, медленно поднимался окровавленный труп, а на улице притаился убийца...
 И тут тихо и жалобно захныкал ребенок... Я совсем забыла про него!
 Все наваждения разом исчезли и, поколебавшись, я вернулась назад. Вполне вероятно, что Луизу обнаружат уже сегодня. Ну, а если через - неделю? Через месяц? Я не могла оставить здесь малы-ша.
 Мальчишка лежал на пузе и сонно таращил глазенки. Труп был на своем месте и не собирался предпринимать никаких решительных действий.
 Первым делом я обулась - и куда же это ты побежала-то босиком? Рядом с моими туфлями валялся злополучный пистолет. Машинально я подобрала его и сунула за пазуху. Нашла какую-то объемистую сумку, напихала туда ползунков, кофточек и прочего детского барахла, что нашлось в шка-фу. Одела ребенка потеплее. Сделала пару бутылочек молочной смеси, завернула их в шерстяной шарф, чтобы не сразу остыли, и тоже сунула в сумку.
 На вешалке у двери висела куртка, я одела ее. В кармане куртки обнаружилось немного мелочи и ключи, похоже, от машины. Взяв Малыша и сумку, я вышла в коридор - он уже не казался таким страшным; неприятным - да, но больше не пугал. Дошла до половины и услышала тихий звук - кто-то копался в замке входной двери...
 Я замерла. Сердце, тяжело и громко стукнув, дернулось вверх, едва не выскочив, а потом ухнуло куда-то вниз. В изнеможении я прислонилась к стене: вот и все. Но стена вдруг подалась назад и, едва удержавшись на ногах, я провалилась в пустоту.
 Из огромного окна падал синий свет луны и там было не так темно, как в коридоре. Я успела разглядеть что-то вроде треножника и еще там был длинный стол.
 Мои пальцы скользнули по деревянной крашеной поверхности: мне посчастливилось прислониться к какой-то двери. Нащупала щеколду, но после лихорадочных усилий так и не смогла ее за-крыть - ведь у меня оставалась свободной только одна рука. Глаза мои успели привыкнуть к по-лутьме и я юркнула куда-то вроде встроенного шкафа; там было пусто, пахло мышами и пылью. И затаила дыханье - по коридору кто-то шел...
 Успел ли он заметить мою возню? Только бы ребенок не запищал! Я прижала его головенку к своему плечу, ероша мягкие волосенки, и что-то беззвучно зашептала в крохотное ушко. Малыш сопел, а мне этот звук казался громче всех труб Иерихона! Шаги проследовали дальше - к т о й комнате. Человек шел крадучись, еле слышно, но мои нервы были просто оголены и я кожей чувствовала эти почти невесомые звуки. Потом сделалось тихо, эта тишина тянулась невыносимо долго. У меня затекли руки, но я не смела шевельнуться... Неизвестный вошел т у д а.
 Он пробыл там долго, двигался, не таясь. Что-то искал? Малыш задремал. По моим рукам потек-ло теплое. Только этого нам и не хватало... Я снова застыла в напряжении - неизвестный вышел из той комнаты. Я услышала, как он открывает другие двери - очевидно, здесь были еще помещения, - и похолодела: он явно намеревался осмотреть всю эту вонючую дыру!
 Рука сама скользнула за пазуху и пальцы обняли нагретую рукоять пистолета. Ожидание стало нестерпимым. Скорей бы все кончилось! Когда он войдет сюда - я не выдержу: выскочу и закричу! Но я осталась на месте, лишь почти перестала дышать, когда дверь тихонько скрипнула.
 Шаги проследовали вглубь комнаты, остановились, потом что-то несколько раз глухо звякнуло, будто чем-то задевали по металлической поверхности, что-то щелкнуло и сквозь щели пробился зеленоватый свет...
 Сколько это длилось? Может час, а может - несколько минут. Время исчезло...
 ... Сдох он там, что ли?..
 Я уже совсем было решилась глянуть в щелку, как вдруг раздался такой звук, словно он откуда-то спрыгнул. Зеленый свет погас, шаги проследовали мимо - в коридор. Неуверенные шаги, точно шел лунатик или пьяный. Вот он прошел по коридору... хлопнула входная дверь...
 Подождав еще немного, я вылезла наружу. Утирая пот, огляделась. Стол был высокий и металли-ческий. На нем вполне мог уместиться человек. Он что, ложился сюда? Я поставила на пол свой баул и, осторожно уложив на него ребенка, подошла к столу. Треножник, стоявший рядом, венчала круглая трехглазая лампа. Видно, ее-то он и включал... Бред какой-то... Впрочем, не бредовее, чем все предыдущее.
 У меня не было желания чего-то там трогать, и я осторожно выглянула в коридор. После всего - еще и красться по темной лестнице! Нет, уж - увольте!... Глупо, но мне мерещилось, будто тот, кто бродил здесь и грелся под странной лампой на столе, пригодном разве для разделки покойников - точно-точно! - подкарауливает меня где-нибудь рядом.
 Занимался рассвет. Я переодела Малыша, покормила его. Окно открылось легко. Рядом шла ржа-вая железная лестница со множеством пролетов - такие площадки из прутьев - и один пролет находился прямо под окном. Я скинула на него сумку, вылезла сама, сняла с подоконника Малыша. Руки покрылись холодным потом, стали вялые, скользкие...
 И вот мы начали спускаться. Многих ступенек не было, и перила кое-где отсутствовали. Внизу, на земле, прямо под лестницей стояли мусорные баки. Вряд ли их вывозили хоть раз за последние десять лет. Если упаду - прямо туда. Хорошенький будет конец...
 Железные ступеньки кончились примерно на высоте моего роста от земли. Сбросила вниз сумку, но ступенька была слишком узка, чтобы положить на нее ребенка. Я сомневалась, что он будет спокойно сидеть и дожидаться, пока я слезу. Пришлось снять куртку и привязать его к перилам в си-дячем положении. Получилось это у меня не сразу. Оставшись в одиночестве, младенец с готовно-стью заревел. Я повисла на руках и спрыгнула наземь... О, мои ноги!.. Но
все же сумела встать, с трудом развязала рукава куртки, и живой орущий комочек свалился мне прямо на руки.
 Из мусорного бака показалась всклокоченная седая голова:
 - Чего разорались, сукины дети! - приглядевшись, она добавила более благожелательно: - Куда собралась? По району облава, легавые все оцепили...
 Облава?! В голове промелькнули обрывки вчерашних "Новостей": неужели ищут меня?
 -...опять боевики из "ультра" зашевелились, - пояснила голова, - вчера перестрелки были по городу, в центре рвануло... А это вроде Луизин сопляк? - вдруг прищурилась голова. - А чего это он с тобой? - и начала вылезать из бака.
 - Угомонись, золотце! - посоветовала я и показала "пушку".
 Соня была права: иногда неплохо иметь под рукой что-то еще, кроме зубов и ногтей... Утро было влажным и хмурым, но мне так легко дышалось после мрака и духоты ночного плена, что я даже почувствовала прилив сил - и никакой бродяжка не должен мешать мне упиваться свободой!
 Голова оценила мое превосходство в силе:
 - Ладно-ладно!.. Хочешь, выведу тебя из оцепления? За пару монет... Я тут такие закоулочки знаю!
 - Не нужно... - холодно отозвалась я, вешая сумку на плечо и успокаивая ребенка.
 Краем глаза я заметила, что бродяга осторожно вылезает наружу, скаля щербатый рот. Я снова, на всякий случай, продемонстрировала пистолет.
 - Тише, мой маленький!..
 Грязная рука выудила из лохмотьев нож. Я не выдержала и побежала. Эта тварь расхохоталась и поспешила за мной:
 - Не торопись, цыпочка! Я сегодня славно пообедаю, а твоего зассыху оставлю на десерт!
 Я убегала по грязным мрачным улицам - местами здесь даже не было асфальта. Дома вокруг зияли выбитыми стеклами и развороченными дырами подъездов, на их стенах расплывались огромные язвы. Очевидно, они все были предназначены на снос, но у городских властей руки не доходили, а может, они боялись потревожить это огромное осиное гнездо, ведь по всем признакам - то огонек в окошке, то пьяный голос, то паруса старенького белья - трущобы были населены. Но навстречу - к счастью или к сожаленью - не попалось ни одного человека: был тот предутренний час, когда по-рядочные люди еще спят, а вся сволочь уже отправилась на покой.
 Мерзкое созданье в развевающихся лохмотьях открыто преследовало меня и, когда я оглядывалась, вызывающе щерилось, понимая, что у меня не хватит духу выстрелить... Оно было настолько безобразным и каким-то бесформенным, что я даже не могла понять, мужчина это или женщина? Голос у него был визгливый, тонкий, и во всей фигуре было что-то бабье, но не станет ведь женщина так себя вести? Впрочем, мне было не до размышлений: бродяжка, урча и подвывая, прибавил ходу, и вот нас уже разделяло шагов десять, не больше, - я затылком ощущала его дыхание. Чувство реальности куда-то ушло: темные мрачные дома, пустынная улица, чужое надсадное дыхание за спиной, звук моих собственных шагов - все вдруг показалось декорациями, сном, из которого нуж-но вырваться... И я сделала рывок и, свернув, налетела на патрульную машину.
 Рядом с машиной стояло с десяток людей в желтых мундирах и еще несколько, но в "хаки", с автоматами наперевес.
 Резкий окрик:
 - Стоять!..
 Я застыла, как вкопанная:
 - Помогите! Меня преследуют!..
 Бродяжка вывернулся из темной кишки проулка, сияя в предвкушении поживы. Но он оказался шустрым малым и тут же, оценив обстановку, мгновенно кинулся обратно.
 - За ним!.. - и двое с автоматами, грохоча коваными ботинками, радостно кинулись вдогонку.
 Короткая автоматная очередь заставила меня вздрогнуть: Боже!.. Потом - одиночный выстрел... и те двое шагом вернулись обратно. Довольные... Они даже не стали разбираться! Прихлопнули - и все. Неужели это в порядке вещей? Или... или что-то происходит в этом мире, а я до сих пор ничего не замечала?..
 Чужой голос вывел меня из оцепенения:
 - Ваше имя?.. Что вы здесь делаете?.. - высокий офицер глядел на меня злобно и подозрительно - наверное, ему пришлось несколько раз повторить свой вопрос.
 Я хотела соврать наобум, но вовремя заметила в его руке плоскую, размером с книгу, штучку с зеленоватым экраном и рядом кнопок: скажу, а он тут же и проверит. Я запаниковала.
 - Документы!.. - рявкнул он, теряя терпение.
 - Документы остались в машине, - пролепетала я, в доказательство тряся ключами, что так кстати завалялись в кармане Луизиной куртки. - У меня сломалась машина, я хотела найти кого-нибудь, чтобы помогли починить или подвезли... А этот тип увязался за мной... - и я очень натурально всхлипнула, благо и притворяться особо не надо было, а тут и Малыш заплакал - и офицер чуть смягчился.
 - Где вы оставили свою машину?..
 - Не знаю... - я беспомощно пожала плечами, - я совершенно не знаю этот район. Мы живем в пригороде... а он погнался за мной и я запуталась... Я еду к матери...
 - Сумку на землю!.. - мои причитания его раздражали.
 Один из его подручных живо осмотрел содержимое сумки, а я мысленно молилась, чтобы там случайно не оказалось Луизиных вещичек - наркотиков, например... И тут меня точно током ударило - пистолет!.. Я - погибла...
 Но они не стали меня обыскивать. Нелогично, правда?..
 - Где живет ваша мать? - спросил полицейский и его пальцы хищно замерли над клавиатурой.
 Я вспомнила одну женщину из дома напротив: мы несколько раз сиживали с ней за одним столиком в соседнем кафе и почему-то разговорились и завязали легкое знакомство. Кажется, она была учительницей... вдова... и у нее была взрослая дочь и внук - они жили где-то в предместье. Я знала ее адрес, потому что как-то брала у нее книгу... Имела ли я право подставлять другого человека?.. Не знаю... Но других вариантов не было.
 Получив ответ, офицер удовлетворенно закивал:
 - Да, все совпадает. Я пошлю с вами человека - разобраться с машиной… - и подозвал худого парня с усиками.
 У того были очень неприятные глаза и слишком тонкие губы.
 - Идем… - сказал он.
 Машину мы, конечно, не нашли.
 - Можешь распрощаться со своей развалюхой! - радостно сказал он. - Здесь от нее останутся рожки да ножки…
 Я не сильно переживала из-за "потери" имущества, все мое внимание было сосредоточено на том, чтобы хромать, как можно незаметнее.
 Я надеялась, что теперь он отвяжется от меня, но мы вернулись назад и он распахнул передо мной дверцу служебного автомобиля. Отказ неминуемо вызвал бы подозрения, и он повез меня туда, откуда все и началось.
 * * *
 Дальше - хуже. Он вылез у подъезда вместе со мной и поднялся наверх:
 - Ну?..
 Я в нерешительности замешкалась.

- Не шумите, - попросила я, - мама, верно, еще спит...
 Я тянула время, надеясь, что он уйдет, но вместо того он сам нажал кнопку звонка - долго, властно - как человек, перед которым должны открываться любые двери.
 Нам открыли почти сразу.
 Женщина с осунувшимся лицом, в морщинках которого пряталась тревога, молча взглянула на него, потом - быстро - на меня и снова на него. Она ничего не сказала, лишь вопросительно дрогнули ее брови.
 - Мама, - торопливо пробормотала я, - прости, что мы тебя разбудили... да?... но так получилось...
 У этой женщины было железное самообладание. Она приобняла меня за плечи - конечно, она меня узнала, я прочла это в ее взгляде - и, приглашая нас с Малышом пройти, в то же время преграждала дорогу офицеру.
 - Что вам угодно?.. - спросила она тоном, в котором к почтительности примешивалась здравая доля недовольства - чуть-чуть, ровно сколько нужно.
 - Мадам Жанна Д.? - осведомился он.
 Похоже, его ничем нельзя было прошибить.
 - Да?..
 - А это ваша дочь... Анна? - он был очень вежлив, гад!..
 "Анна"! Он ведь проверял меня снова! Сейчас она согласится с ним и...
 Но женщина оказалась умнее - или ощутила как дрогнули под ее ладонью плечи незваной гостьи? Она взглянула на него очень холодно и поправила с недоумением:
 - Евгения. Моя дочь Евгения.
 - Значит, все правильно, - он взял под козырек. - Прошу прощения! - и горохом ссыпался по лестнице вниз.
 * * *
 Она закрыла дверь и повернулась ко мне.
 Давно на меня не смотрели такие глаза. У нее они были карие, усталые, с красными прожилками и очень... очень человеческие глаза.
 - Вы не беспокойтесь, - пробормотала я. - Мы сейчас уйдем. Понимаете... словом, извините, что я назвалась вашей дочерью. Я не имела права впутывать вас, но у меня не было другого выхода... Они при мне застрелили человека... - я вдруг почувствовала, что не могу говорить: к горлу подкатился комок, я готова была зареветь... - Я живу в доме напротив, - зачем-то напомнила я, точно этого было вполне достаточно для подобного вторжения.
 В зеркале на стене я увидела свое отражение: полоумные глаза, растрепавшиеся, давно нечесаные, волосы... несвежая одежда, а в довершение всего - огромный баул через плечо. Бродячая цыганка, да и только! Из тех, что стаями слетаются на вокзалы, рынки и прочие людные места, перекликаясь грубыми гортанными голосами, - и мне стало неловко и смешно. И стыдно...
 - Я сейчас уйду... Простите.
 - Глупости! - строго сказала она. - Никуда ты в таком состоянии не пойдешь. На тебе же лица нет!..
 Она вдруг приложила узкую прохладную ладонь к моему лбу и ахнула:
 - Да у тебя жар! И ребенок... Ведь на улице дождь! Вот что: прими-ка ванну, а я искупаю его и покормлю. И вызову доктора…
 - Но у меня нет ни денег, ни документов и... - тут я посмотрела ей прямо в глаза, - у меня очень серьезные недоразумения с полицией. Очень...
 Мне не хотелось вдаваться в подробности, и я надеялась, что она не узнала меня на том фото, что показывали по телевидению. Дело в том, что я на редкость нефотогенична. На своих фотографиях я совершенно не похожа на себя - в жизни я гораздо интереснее и вообще не такая.( Это тебе так кажется, душечка...) Серж говорил, что все оттого, что у меня очень мягкие, словно размытые черты лица. Он несколько раз брался рисовать мой портрет, но так и не довел дело до конца....
 Но она не желала ничего слушать:
 - Никуда ты не пойдешь - и покончим на этом!
 - Но они могут прийти за вами, если проверят все как следует!..
 - Они в конце концов придут за всеми нами… - ответила она и решительно забрала ребенка у меня из рук. - Дочь я предупрежу и никто ничего не узнает.

 Когда я раздевалась, у меня выпал пистолет. Я испуганно оглянулась на нее. Она спокойно сказала:
 - Лучше бы тебе избавиться от него. Такие игрушки до добра не доведут...
 Но я не последовала ее совету, о чем не раз потом пожалела.
 Позже я сидела на диване, укутанная шерстяным пледом и пила чай с кизиловым вареньем и вод-кой. Малыш - чистенький, розовый, сытый - копошился рядом.
 Оказалось, что учительница знала Сержа.
 - Я преподаю в Художественном училище, - говорила она, держа тонкими пальцами изящную фарфоровую чашечку. - Кстати, подарок выпускников прошлого года... - она кивнула на чайный сервиз, стоявший на столике - Их собственная ручная работа. Какие талантливые были ребята! - она помолчала. - Но, к сожалению, искусство в чистом виде никому не нужно. В наши дни оно пре-вратилось лишь в один из способов делать деньги, а халтуру - и творить и продавать легче... Ваш друг тоже был талантлив.
 - В самом деле?..
 - Да, но ему не хватало самого главного: огня... Одержимости... Если бы в нем было побольше жизни, одухотворенности... Но он был слишком... - она замялась, - слишком прагматичным...
 - Слишком корыстным… - поправила я.
 - Пожалуй, - согласилась она. - Кстати, - тут она лукаво улыбнулась, - я наблюдала за вами, и меня всегда удивляло: вы были такие разные: он - очень приземленный, а вы производите впечатление человека, парящего в небесах... Что вы находили в нем?..
 - Он был моим якорем…
Она снова улыбнулась:
 - Вы и вправду очень романтичная натура...
 - Нет. Я обыкновенная сумасшедшая.
 Она поднялась, выключила радио, которое в течение вот уже нескольких часов передавало то чьи-то пламенные речи, то военные марши прошлых лат, и включила телевизор. "... К столице подтягиваются правительственные войска..." - и с экрана на нас обрушилась мощь бронетанковой техники.
 - Нам что, объявили войну? - удивилась я, но судя по ее лицу, она приняла мое удивление за глупую и неуместную шутку.
 Шутку, которая, как мне показалось, очень глубоко ее задела: глаза Учительницы стали отчужденными и неприязненными - всего лишь на короткий миг - но этого было достаточно, чтобы почувствовать, что я каким-то образом разрушила хрупкий мостик, возникший было между нами.
 Она долго молчала, напряженно всматриваясь в ту бредятину, что вываливали нам на голову телекомментаторы.
 - Генералы рвутся к власти... - тихо и хрипло сказала она.
 Я попыталась исправить положение:
 - Но, может, в этом нет ничего плохого? Неужели вы думаете, что людей опять будут сгонять на стадионы... - и осеклась под ее взглядом.
 Помолчав, я промямлила:
 - Вообще-то, я давно не читаю газет и не слежу за событиями...
 - Разумеется, - сухо ответила она, - так гораздо легче и - проще.

 Вечером приехала ее дочь - высокая красивая женщина с такими же, как у матери карими глазами. Только выражение этих глаз было иным - жестким и требовательным.
 Мне дали чашку с каким-то лекарственным пойлом и я провалилась в забытье.
 * * *
 ... Это был маленький, невероятно уютный, отель в горах. Его стены украшали ветвистые оленьи рога, старинные щиты и скрещенные алебарды. Под потолком на толстых цепях висели массивные светильники, стилизованные под старину. В огромных каминах пылал, шумно треща, огонь. Здесь подавали отличнейший кофе, а на кухне на очаге румянились на вертелах целые туши и дразнящий аромат жарящегося мяса и специй щекотал ноздри. По утрам восходящее солнце раскрашивало синие верхушки гор в немыслимые оттенки розового и лилового и снег на лапах огромных елей вспы-хивал фиолетовыми огоньками.

 - ...Ты все-таки должна хоть разок спуститься с горы, - увещевала Королева.
 На ней был разноцветный пушистый свитер и черные лыжные брючки.
 - Не смеши! - я зарылась поглубже в одеяла и простыни, пахнущие лавандой и горной свежестью.
 - Это - приказ! - притворно нахмурилась она. - Или ты осмелишься ослушаться Ее Королевское Величество?..
 - Но...
 - Никаких "но"! Иначе велю отрубить тебе голову...

 Но голов здесь не рубили - и вот мы летим по крутому склону, ветер свистит в ушах, и в стороны летят снежные брызги...
 - Смотри! - она указала лыжной палкой в сторону.
 - Маяк? Откуда он здесь?..
 Она пожала плечами:
 - Земля не всегда бывает круглой. Хочешь, заберемся наверх?.. Я тебе кое-что покажу...
 Оставляя на снегу следы-"елочки" мы взобрались на холм к подножию маяка. Я оглянулась - горы остались далеко-далеко позади синими тучами у горизонта...
 Она сняла лыжи.
 - Давай поднимемся...
 Пощипывал морозец, с моря дул пронизывающий ветер. Мы медленно поднимались по обледенелым ступеням, а вокруг - куда ни посмотри - было царство сосулек, искрящихся серебром под лучами невысокого бледно-желтого солнца. Оно стыло над белесым морем в белом небе, а внизу у скалы глухо ворочались черные волны.
 - Смотри! - снова сказала она.
 Поодаль, на Черных камнях я вдруг увидела разбитый корабль. Его мачты и остатки парусов сковало льдом и они ослепительно сверкали. Причудливые нагромождения льда украшали и палубу и полусгнившие борта, а корпус ниже ватерлинии порос водорослями и ракушками. Этот корабль вовсе не был похож на корабль Морехода, но у меня тоскливо сжалось сердце, и сверкающее ледяное королевство вдруг стало чужим, и я ощутила, как воющий ветер и зимнее
солнце превращают в лед мою душу.
 - Это пиратский корабль… - сказала Королева, искоса поглядывая на меня. - Он когда-то разбился здесь в бурю, а пираты спаслись и основали наш Город…
 - Город?..
 - Ну, конечно! - она засмеялась. - Разве ты не знаешь, что все самые счастливые города на свете начинают пираты?.. И маяк тоже построили они...
 - Но раньше я не видела этого корабля...
 - Это придумал твой сын.
 У меня внезапно закружилась голова и я вцепилась в обледеневшие поручни.
 - Он - жив?!
 - Почему бы ему не жить?..
 Я почувствовала, что задыхаюсь.
 - А... Мореход?
 Она поскучнела и отвернулась.
 - Он уплыл. Он уплыл искать тебя - так говорили, а другие говорили, что он не смог простить твоего предательства.
 - Но...
 - Пойми, - устало сказала она, - я - всего лишь Королева. Символ - не больше... Я храню этот мир от зла, но я не могу придумывать и творить - на это способны немногие. Я могу лишь принимать чужие дары и беречь их... Не я пряду нити чужих судеб и не я сплетаю их воедино!
 Она обняла меня за плечи и на мгновение прижалась щекой к моему лицу, а в душе моей звучали строки:

 …Бог создал звезды, голубую даль,
 Но превзошел себя, создав печаль...

 Сказавший это - давно умер, и кости его истлели, и рот забился землей, но мне вдруг подумалось, что и он, так же как я, бродит иногда по улицам этого Города, что раскинулся у студеного моря...
 - Я хочу увидеть своего сына!
 - Что ж, велю оседлать лошадей...

 Заснеженный Город встретил нас зеркальными витринами, цветными огоньками, прячущимися в кронах деревьев, и зажженными из-за ранних сумерек фонарями. Белоснежные лошади под черными седлами взрывали копытами снег. Почти на каждом углу стояли маленькие елочки, принарядившиеся золотыми и серебряными шарами, фонариками и блестящей мишурой, а в иных местах красо-вались подсвеченные луной и огнями ледяные скульптуры - забавные гномы, драконы, замки...
 - Скоро Рождество, - небрежно пояснила Королева, - нам так хочется. Почему бы нет? Время - штука относительная...
 Мы проезжали мимо парка, откуда слышалась музыка, смех и веселые голоса.
 - Вон он! - она схватила меня за плечо рукой в кожаной перчатке, мы остановились, и сквозь деревья я увидела ребятишек, катающихся на коньках.
 Я сразу узнала его...

 На Сторожевых башнях ударили пушки и вслед зазвонили колокола Собора, отмеряя девять ударов.
 - ... Я могу забрать его с собой? - в моем голосе дрожала безумная надежда и - о, чудо! - она вдруг ответила:
 - Можешь... - и нахмурилась. - Можешь, - сердито повторила она, спустя несколько минут. - Забери его в свой мир и пусть он продаст свою душу за мертвые хрустящие бумажки или станет рабом нескончаемого конвейера! Забери - и там его научат убивать и пошлют на очередную бессмысленную войну... Да! Забери его!..
 - Но с кем же я его оставлю?!
 - С ней…
 Я увидела, как мой мальчик - мой! - радостно бросился к какой-то женщине. Она обняла его, поцеловала, он что-то взахлеб стал ей рассказывать, и они смеялись...
 - Кто это? - жгучая ревность заставила снова сжаться мое бедное сердце.
 - Это - ты… - она пожала плечами. - Ну, скажи! Скажи, что "так не бывает"! И все же это - ты. Часть тебя... Возможно, самая лучшая. Придуманная им... Так что можешь не беспокоиться понапрасну! - она весело хлопнула по лошадиной шее. - А когда он вырастет, я сделаю его принцем...
 - Не надо! - поспешно возразила я.
В моем воображении при слове "принц" всегда почему-то возникает хлипкое тонконогое существо с крохотной короной на голове и прозрачными крылышками за спиной.
 - Ну, хорошо, - милостиво согласилась Королева, - он будет мореходом, как его отец - и откроет для меня новые земли...
 Женщина и мальчик тем временем растворились в ночных огнях.
 Я вдруг услышала жалобное мяуканье: на снегу, прижимаясь к фонарному столбу, сидел котенок и порхающие снежинки цеплялись за его шубку. Я спешилась, взяла его в руки - он тут же благодарно заурчал - и сунула за пазуху.
 - Бедненький! Замерз совсем... Послушай, - я ухватилась за поводья ее лошади, - скажи мне только одно... Скажи, это - не сон? Ну, скажи!
 Но Королева взглянула на меня надменно и холодно и сказала:
 - Надо вызвать вертолет. У них есть пара "невидимок" - пусть заберут ее на базу...
 - Что?! - и в лицо мне ударили ветер и снег.
 Разом надвинулась иссиня-черная беспросветная ночь, закружило-понесло в небо, утыканное мелкими колючими звездочками, и я вдруг очнулась в теплой, полутемной комнате, заботливо укутанная пледом.
 * * *
 Со стен на меня смотрели фотографии в рамочках, из глубин старинного секретера выглядывали зыбкие робкие сгустки сонных сумерек. Из-за полуприкрытой двери доносились приглушенные го-лоса:
 - ...а если это провокация? Полицейский приводит в твой дом непонятно кого и ты так легко заглатываешь наживку!... поставить под угрозу наших ребят... там ведь есть и твои ученики...
 Это говорила дочь, мать что-то ей возражала, но я не могла разобрать ее слов - мешало сопенье спящего Малыша.
 Что-то зацарапало мне грудь, и из-под пледа выбралась маленькая изящная киска и ткнулась мне в ухо холодным носом. И тут я отчетливо разобрала:
 - ... они сделают ей сканирование и все станет ясно...
- Но это бесчеловечная процедура!
 - Мы не можем т а к рисковать!..
 Мою голову вдруг пронзила дикая острая боль, точно изнутри ткнули в висок концом острой раскаленной проволоки. Я отчетливо увидела край какой-то крыши, серебристые антенны, зеленые барашки деревьев внизу и проплывающие над головой облака - и чьи-то руки, судорожно, в последнем усилии, цепляющиеся за этот край...
 Боль исчезла, унеся странное видение, и оставила тупой ноющий отзвук - как эхо...
 ...Сканирование?!
 Память упорно не желала отдавать свои тайны, но я и так чувствовала исходящую от этого слова страшную, непонятную угрозу.
 С бешено бьющимся сердцем я встала, оделась; меня пошатывало и тошнило. Сумка и часть детских вещей лежали на стуле у окна. Я запихала все обратно, завернула Малыша в плед. Котенок с беззвучным мявканьем соскочил на пол и потянулся, зевая... Меня пытаются втянуть в какие-то новые интриги, снова навесить несуществующую вину! Не выйдет, господа!.. Если я и согласна, что признать за собой, так только гибель Луизы, но - но! - и в этом случае лишь косвенно, потому что - клянусь! - я не знаю, чья рука нажала на курок! Не знаю!..
 В комнату вошли. Я резко обернулась и в руке моей оказался этот чертов пистолет.
 - Назад!..
 - Подожди… - спокойно сказала Учительница.
 - Я сказала - назад! - истерично выкрикнула я - Не трогайте меня! Я сейчас уйду и - оставьте меня в покое!... Вы, идейные!..
 Я взяла на руки Малыша.
 - Куда ты пойдешь с ребенком, на ночь глядя?..
 - От вас подальше!..
 Огрызаясь, я не забывала про пистолет, молясь, как бы он не выстрелил: у меня было ощущение, что эта гадина - живая и палит, когда ей вздумается. Впрочем, это просто снова начала подниматься температура.
 - Я не желаю, чтобы копались в моих мозгах! - выкрикнула я, видя, что появилась Евгения и встала рядом с матерью.
 Тогда я двинулась напролом. Нехотя, они уступили мне дорогу и я ушла, унося в душе злость, обиду и неясное мне самой разочарование.
 Теперь я так и не узнаю, чей это был котенок - ее или...
 * * *
 Евгению и ее мать арестуют тремя неделями позже нашей встречи - по стандартному обвинению в подрывной деятельности и антиправительственной пропаганде. Их след затеряется в водовороте черных, крученных дней - я узнаю об этом случайно, много лет спустя, и до конца дней моих буду терзаться вопросом: не винили ли они в том свою странную гостью? Бог и я - мы оба - знаем, что я непричастна к этому, но почему-то чувство вины не оставляет меня и в мыслях своих я надеюсь, что когда-нибудь встречу кого-то из них и сумею все объяснить. Но это будет позже…
 * * *
 А пока я блуждала по улицам, погибая от жара и голода, и ребенок у меня на руках плакал все реже... Иногда нам подавали милостыню, и сквозь мутный бессвязный поток мыслей я удивлялась, что на улицах, оказывается, столько нищих и бездомных - разве они были раньше? И мне не было стыдно, что я отношусь к их числу... Да не оскудеет рука дающего!..
 
продожение следует...