Без лица

[.]
Сидя, молча, не стараясь, погружаясь во влажные глубины сознания. Под окном пытается расцвести белое дерево цветов. Собираюсь на завтрак: сильнее, страшнее, в голове все темнее и непрозрачнее. Влажные глубины выходят из берегов, наполняются доверху, выплескиваются из стакана. Какой-то скрипящий треск, как будто ножом по стеклу. Оказывается, с таким звуком вскрывают человеческий череп по линии роста волос ножовкой. Стакан разлетается на кусочки, на его содержимом так легко поскользнуться и упасть на осколки лицом вниз. Что-то вонзилось в затылок.

[..]
Мы заходили с тыла, осторожно, крадучись, стараясь не спугнуть. Зря старались – чувства нашей жертвы были притуплены. Какая из смертей настала первой – теперь уже определить сложно: на полу нашли разбитый стакан, лужу крови и искромсанную кожу с лица жертвы. В соседней комнате без всяких следов перетаскивания лежало тело, запястье правой руки было пристегнуто наручниками к щиколотке левой ноги. Слипшиеся кровью волосы. Изящные ухоженные ступни. Ни одного синяка.

[...]
Я лежала на полу и чувствовала, что они заглядывают в мой мозг как бы сквозь меня. Собирают с пола осколки стекла в пакетик, в другой пакет – какой-то маленький металлический предмет, явно слишком тяжелый для своего размера. Все аккуратно упаковывают (наверное, улики) и уносят. На меня накинули какую-то белую тряпку и завернули в непрозрачный пакет. Чччерт… не видно мне облаков, и даже цветущего дерева под окнами. Они хладнокровные, даже циничные, теперь вот заставляют меня смотреть через ткань на какую-то черноту. И так меня, без лица, со взломанным черепом и вытекшими мозгами, несут в направлении, противоположном направлению моего рождения. Даже пациентов на каталке в больнице вывозят головой вперед…

[....]
Я повертел в руках этот лоскут некогда живой кожи, понюхал его и просмотрел на свет. Пинцетом выщипал пару волосков из левой брови. Она была вся правильная, ни миллиметра в сторону, плавно огибала веко и заканчивалась ровно на линии, проведенной от уголка носа через внешний уголок глаза. Резкими движениями я начал выщипывать волосы из середины брови, пока она не стала похожа на две дольки пунктирной линии. Затем на большую тарелку я высыпал соль, положил на нее эту кожаную маску и накрыл другой такой же тарелкой, развел в тазике квасцы с глицерином и вышел на балкон курить. Она была красивая. Пламя зажигалки опалило мне нос и погасло. Я щелкнул пальцем еще раз, выскочило пламя размером с ладонь. Пришлось отдернуться. Запахло палеными волосами. В зеркале я уже не увидел у себя левой брови, а ресницы на левом глазу были аккуратно опалены.