Шуркина аляска

 (Памяти Г. Владимова)

 - Шура, ты – баклан! - кричал с порога каюты своему приятелю Вовчик Лемако. Настолько зло и искренне, что основания, видимо, у него были.
 
 - Сколько дней уже, как мы из рейса, а ты еще на берег не выполз ни разу! Сколько можно квасить?! Пока все «мани» не пропьешь? Ты глянь на себя, в чем ты ходишь! В робе, как богодул! Ты и ко мне на именины в кабак в фуфайке попрешься?! Так тебя туда швейцар хер пустит!

 Нетрезвый Шура вяло отнекивался со шконки. Ну, подумаешь, опять наскочили кореша, пришлось проставиться. Всего-то на две бутылки дал, потом, правда, еще на две. В рейс ведь сходили удачно. Пока ловили камбалу на стол народный, отсортировали себе крабца. Тут же в цеху сварили в бочке. Всего-то делов: сунуть в кадушку шланг с парьем из машинного отделения. Наломали крабьих лап. Остальные мареманы ленились, а они чистили мясо своей компанией, ходили после ужина как на подвахту. Получилось что-то около полутонны крабового мяса, которое ушлый Вовчик в первый же день толкнул на берегу по шесть «рупий» за кило. Хоть и пришлось поделиться с кепом да ревизором, хороший приработок получился к Шуркиной зарплате рефрижераторного машиниста, считай, что еще вполовину столько же. А шмотки, они не убегут. Вот завтра же Шура не на вахте. Поедет в город и купит себе «аляску», не хуже, чем у «чифа» [куртка «аляска» - на синтепоне, с капюшоном, отороченным искусственным мехом, - отличительный признак и «визитная карточка» моряков «загран-заплыва», заходивших в Сингапур; «чиф» - старший помощник капитана – М.Р.]. Вова в досаде саданул дверью, чуть филенка не вылетела. А Шура поворочался еще немного и заснул.

 Проснулся рефмашинист затемно, под бодрый голос старпома из динамика судовой трансляции. Работы особенной на «пароходе» у него во время стоянки не было: мороженую камбалу уже сгрузили в рыбпорту, а агрегаты в провизионках [имеются в виду провизионные кладовые – М.Р.] работали без проблем, как и бытовые холодильники комсостава. Дергали, правда, стоять вахту у трапа, так как матросы почти все списались. Но сегодня не его очередь. Тем не менее, исчезнуть с парохода желательно пораньше, пока не пришел из дому «дед» [«дед» - старший механик – М.Р.], и не нашел какую-нибудь работу. А главное, пока не набежали снова кореша. Начнут клянчить похмелиться, а потом еще и сам с ними выпей, иначе залупятся. И не пожрать толком. И кто это завел, что на пароход закуску покупать – только лишние «мани» тратить, мол, на камбузе всегда есть чего «зачифанить». Вот и приходилось Шуре глотать водку то под вчерашние макароны, то под застывший айсбергом на тарелке порошковый омлет. Какая тут печень выдержит! А если увяжутся с ним за курткой, раскрутят на всю зарплату, и до лабаза не дойдешь. Нет, сначала купить, потом обмывать! Шура быстренько поднялся со шконки, плеснул себе в лицо холоднющей водой из крана. Потом поморщился и все же, превозмогая судороги в деснах, почистил зубы. А то запашок после вчерашнего, как с продавщицами общаться? Хорошо бы еще побриться, подумал он. Но ни новых лезвий, ни одеколона. Пузырек «Русского леса» выжрали еще в первые дни рейса, а купить новый он так пока и не собрался. «Ничего, вот завалю куртец, - подумал реф, - зайду в парикмахерскую, пусть меня парикмахерша побреет. Вот тогда Вовка поп...здит еще». Шура накинул легкую защитного цвета курточку на вязаный свитер и вышмыгнул из каюты.

 На дворе, между тем, оказалось весьма морозно, и Шура, проскочив вдоль железнодорожных путей до Калининской переправы, занырнул в только что открывшуюся «пельмешку», погреться. Здесь для моряков и портовых рабочих с восьми утра кипели в огромной кастрюле пельмени, парил разведенный из концентрата куриный бульон, отсвечивала серебряным боком баночная селедочка с луком, вызывая своим привлекательным видом обильное слюноотделение. Можно выпить чаю, кофе, да и бутылку взять не проблема. Шура почувствовал, как желудок, давненько не едавший горячего, заурчал и заворочался в брюхе. «А что, - подумалось, - вот действительно, сейчас пельмешек вмазать, тогда и за покупками ехать веселее».

 - Мне двойную со сметаной и уксусом, - заказал он, двигая по железной решетке коричневый пластмассовый поднос, - и еще селедочку.

 - Бутылку брать будешь? – сердито поинтересовалась кассирша, - Или на биче сидишь?

 - А то! – отозвался Шура, хотя секунду назад еще и не помышлял о выпивке, - Две!

 - Ну-ну, - буркнула тетка и потащила две водочные бутылки из какой-то коробки у себя под ногами, - два червонца за все.

 «Лучше бы, конечно, пива, - подумал Шура, относя поднос на дальний столик в углу, - Да где его возьмешь зимой». Он сорвал «бескозырку» с одной из бутылок, оставив вторую в кармане курточки. Вытряхнул из взятого с раздачи граненного стакана дольку лимона (стаканы предназначались под чай), налил «соточку». Под горячие пельмени водка пошла чудесно. А еще повозить вилкой селедочный бочок в масле, чтобы луку налипло побольше, и туда его, вслед. Тут уж можно и вторую наливать.

 Поев пельменей, рыбак мигом согрелся и раздобрел. Мелькнула мысль вернуться на пароход, но «реф» отогнал ее. Завтра вахту стоять, не вырвешься. А там скоро выходные, и Вовчик устраивает «гудеж» в кабаке по поводу двадцатипятилетия. Считай, первый юбилей! Шура вспомнил свой такой же день рождения, который пришелся на полугодовой рейс в Берингово море. Скворчащий на сковороде палтус, креветки горой – только из трала, кореша развели выделенный вторым механиком спирт. Девахи, дневальная и пекариха, смеются и щиплются на диване. Эх, хорошее было время. Шурик налил себе еще водки – третий тост за рыбаков, за свой СРТМ, в общем, за тех, кто в море!
 
 За дверью шашлычки снова дохнул в лицо морозом северный ветер. Шура покосился на толпу, ждавшую автобус, и, махнув рукой, остановил «мотор».
 
 - Куда везти? - неприветливо спросил водитель, средних лет «таксер» в меховой жилетке поверх байковой рубашки.
 
 - Да, отец, куртку хочу купить, - проговорил Шура, плюхаясь рядом на переднее сиденье, - поехали, што ли, на Луговую на рынок, потом, если не купим, в ГУМ, или на Вторую речку.

 Моряка смутила неприветливость водителя, хотелось преодолеть ее, сломать возникшую между ними преграду, улучшить человеку настроение. Ведь он же, Шура, не «бич» какой-нибудь. Он из моря пришел, где четыре месяца горбатился. Пусть же теперь вокруг будет праздник. Водила между тем осторожно подруливал, направляя «Волгу» с шашечками вниз, по скользкой заледеневшей дороге к стадиону Тихоокеанского флота. На сидящего рядом рыбака он даже и не смотрел.

 - А знаешь что, отец? – вдруг спросил Шура, - а давай-ка с тобой водочки выпьем!

 Таксист повернулся и взглянул на моряка хитро и оценивающе.

 - А что ж не выпить, если угощаешь, - усмехнулся он, - только обожди, сейчас закуси возьмем!

 «Мотор» тормознул у площади Луговой, водила вышел, унеся с собой ключи, но скоро вернулся. Приволок в бумажном кульке горячих пирожков с мясом.

 - Ты не беспокойся, отец, - проговорил Шура, - я деньги тебе за «чифан» отдам!

 - Да я не беспокоюсь, - ответил таксист, загоняя машину во двор ближайшей пятиэтажки и глуша двигатель, - наливай уж. Стаканы - там, в бардачке.
 
 Действительно, открыв пластиковую дверку, пассажир обнаружил раскладной пластиковый стаканчик и еще металлический цилиндр без ручки, видимо, крышку от китайского термоса. Разлил последнее из водочной бутылки, наполнил оба.

 - Ну, будем, отец!

 Разломив беляш, Шура вдохнул горячий мясной пар. Нет, все удачно у него складывается. Сейчас он подружится с этим неприветливым мужиком. А у «таксеров» такие связи! Поедут в любой магазин, хоть в «Альбатрос». Такую курточку оторвут, на пароходе все ахнут. Денег у Шуры хватит еще – и чтоб купить, и чтобы обмыть покупку по-человечески.

 - Я, отец, на крабе четыре месяца отх...ярил, - решил рассказать «реф», откупоривая вторую бутылку.

 Надо ж показать собутыльнику, что не пустой человечек рядом с ним сидит, водку кушает, а настоящий промысловый мареман, которому все только первоклассное подавай, – Его там, на Зэ-Ка [сленговое название Западной Камчатки – М.Р.], как грязи. Порядок идет – в каждой ловушке сидят, паучары. И крабец отменный, вот такие панцири! – Шура состыковал большие пальцы рук, а остальные расположил параллельно друг другу, даже расширил чутка, – А клешни, что твои ножницы! На базу бегали сдавать. Наелись его, конешно, до рыгачки. Даже судовой кабыздох уже жрать перестал. Все, бл..., креветку выпрашивал. Соображает, тварь. А от краба такой, знаешь, стояк! К базе идем на сдачу, уже все чешемся. Обработчицы, свободные от вахты, уже вдоль борта стоят, выбирай любую.

 Водила покачивал головой, слушая, но водку, как пассажир, до дна не пил, только пригубливал. Шура не залупался, действительно, человеку еще ж машину вести.

 - Теперь вот зима, надо бы приодеться, а то, бл..., скелет простужу. Есть у тебя блат где-нибудь в магазине? Мне бы куртец клевый, вроде «Аляски», с капюшоном, на молнии чтоб. Я не поскуплюсь, и девкам-продавщицам на шампанское дам, и тебя коньяком угощу! Обмоем!!

 Водила вроде как призадумался.

 - Наливай давай, я прикину пока!

 Рыбак снова стал наливать, но рука уже дрогнула, расплескал слегка. Водила зашипел: «Гаишники учуют, аккуратней, бл...» Но Шура искренне так сказал: «Не серчай, отец, давай за дружбу!» Посмеялся «таксер», поехали, мол, корефан. Есть одна мысль, только надо перезвонить. Выехали снова на дорогу, свернули на улицу Ивановскую – в центр. На Гайдамаке таксист к автомату сходил, звонил куда-то. Пассажир пока вздремнул, склонившись головой на боковое стекло. Снова заурчал мотор – поехали. Мелькнула за окном центральная площадь, подкова бетонного мола у Спортивной набережной. «Никак взаправду в «Альбатрос» едем, - обрадовался Шурка, - А может, в «Парус» свернем».

 - Эй, приехали!

 Шура глянул в окно: «Волга» остановилась в закутке возле небольшого магазинчика. «Промтовары» написано краской на жестяной вывеске.

 - Выходи, - говорит водила, - пойдем твой куртец мерить.

 А Шуру что-то так разморило, не подняться.

 - Слышь, - говорит, - отец, сходи сам. Я тебе доверяю. «Аляску», 48-ой размер.

 - Хрусты-то есть? – ухмыльнулся водила.

 - А то!

 Шура протянул таксисту не начатую пачку зеленых трешек.

 - Вот, тут как раз.
 
 - На «Аляску» маловато будет, - хмыкнул таксер, - да и накатали мы с тобой на пару червонцев минимум. Мне ж тебя назад еще везти.
 
 - Будь спок, отец – обиделся Шура, нашаривая в карманах рассыпные банкноты.

 - Вот тебе еще пару полтинников. И еще – коньяк там купи, сразу обмоем. А потом меня на Видовую кинешь, мы там с корешами еще погудим!

 Водила хлопнул дверцей и ушел в магазин. Шура снова склонился головой в стекло и отрубился.

 Очнулся он оттого, что кто-то сильно тряс его за плечо.

 - Вставай, приехали! – бесцеремонно разбудил Шуру таксист.

 Действительно, машина остановилась у длинной деревянной лестницы, ведущей вниз, к причалам базы флота. Видя, что пассажир не пришел еще в себя и туго соображает, где он, таксист обошел машину, открыл дверцу и выволок рефмашиниста на улицу. Тот стал, опираясь руками на крышу «Волги».

 - Куртка где, отец? – с трудом проговорил рыбак.

 - На вот, держи, - таксист сунул Шуре что-то, завернутое в тонкую оберточную бумагу, отчего тому пришлось отпустить одну руку и взять сверток подмышку.

 - А размер мой? 48?

 - Так намерь, - хохотнул водила, - давай подержу.

 Он отобрал у Шуры сверток назад, рванул бумагу, которую тут же подхватил северный ветер. На свет явилась светло-бежевая куртка, на пуговицах, с капюшоном искусственного меха, разделяемым надвое металлической молнией в широкий воротник. Моряк скинул свою тонкую «робу» и, поддерживаемый водилой, натянул обновку на свитер. Таксист похлопал его по спине и застегнул пуговицы.

 - Как на тебя шили! Носи, не кашляй.

 - Гляди сюда, – сказал он другим тоном и показал Шуре свернутые в трубочку деньги, - кладу тебе в карман, что осталось. Завтра поправишь здоровье. Я свое взял, как ты обещал – за дорогу, на коньяк и на шампанское, так что мы квиты. Без обид. Ну, бывай! Курточку свою возьми.

 Он снял с капота Шуркину одежку и перебросил ему через плечо. После отвернулся, сел за руль. Посигналил – руку, мол, сними с машины. «Волга» выдохнула из выхлопной трубы сизый дымок и укатила.

 Шура шатнулся и шагнул к лестнице. Ухватился за поручень. Ух, крутой же тут трап на Видовой. Да еще досок всяких набито вдоль и поперек, чтоб не развалился окончательно. Народу здесь много шастает. Не только рыбаки, а и сухопутные: на электричку, с электрички. Станция «Мыс Чуркин». И у армии здесь склады, солдатики бегают. Шура пытался спускаться вдоль поручня, придерживаясь за него одной рукой. Но здесь нанесло снега, который под ветром застыл ледышками. Ноги скользили и не слушались. Надо бы шагнуть туда, где на широких ступеньках в середке протоптана тропа. Моряк собрался с силами, отпустил брус перил и шагнул влево. Шаг получился неверным, на ребро ступеньки. Нога соскочила. Рыбак взмахнул руками, упал на спину и поехал вниз. Защитная курточка осталась на ступеньках, зацепившись рукавом за гвоздь. Уже у самой платформы парня перевернуло, и он достал настил лицом. Нос противно хрустнул и налился теплой кровью. Капли заструились сквозь прижатые ладони по лицу, срываясь вниз, на брюки и куртку.
 
 Рыбак сел у платформы, опершись на нее спиной. Мимо прошли какие-то работяги, глянули на него и отвернулись. Эх, шел бы кто-нибудь с парохода! Надо бы Вовчика позвать, мелькнула мысль. Как на грех, к причалам никто не шел. Шура снова собрался и стал подниматься, опираясь ладонями о бетонную стенку. Пошел, шатаясь через рельсы. Хоть бы электрички не было или товарняка в рыбный порт!

 Дальше дорога вела через узкий просвет между бетонным забором базы и проволочным ограждением военного склада. Рыбаки это место не любили, называли «раздевалкой». Не одного подгулявшего маремана ограбила здесь распоясавшаяся шпана. Зайдут с двух концов – бежать некуда, как в трубе. Вот и Шуре не повезло. Он остановился передохнуть, опершись о бетонный забор, и тут же услыхал от ворот военного склада:

 - Бич! Гляди, Серега, какой балдющий бич! Ну, них...ра, нагулялся, дай и другим погулять. Ну-ка, подь сюды!

 Шура остался стоять у забора, но они уже сами подходили к нему: стриженые, в одинаковых бушлатах защитного цвета и серых форменных шапках.

 - Слышь, богодул, давай «бабками» делись.

 - Нет-ту у меня, - рыбак все никак не мог отпустить забор.

 - А вот мы сейчас поглядим!

 Тот, что шел спереди, схватил за воротник куртки и сильно дернул. Верхние пуговицы так и отлетели в стороны. Рыбак отшатнулся и, пытаясь сохранить равновесие, протянул руку вперед. Но грабитель истолковал его движение по-своему.

 - Гляди, Серый, он еще и брыкается!

 Кулак с хрустом врезался в Шуркину скулу, лязгнули зубы. Пьяный рыбак не удержался на ногах и упал на спину, после чего получил еще несколько ощутимых ударов ногами. Наклонившийся боец быстро обшарил карманы упавшего и свистнул напарнику – пошли, не ровен час, принесет кого-нибудь. А Шура перевернулся на живот и попытался сплюнуть тягучую кровь, натекшую в рот и горло. Под забор нанесло немного снега, и моряк все набирал его ладонью, пытаясь протереть лицо, руки, подержать у саднящей скулы. Через какое-то время он снова поднялся, переставляя ладони по ближайшему столбу, и продолжил свой путь к причалу.

 * * *
 
 - Ну, Шура, ты хуже баклана! - кричал на него утром Вовчик, - Где твоя куртка, Шура? Где «мани»?
 
 Действительно, лежащая на полу у вешалки серо-бежевая тряпка, залитая спереди кровью, а сзади пропоротая в нескольких местах ржавым железом, на куртку походила мало.

 - Них...я, - зло визжал Шура из шконки, - я ее отстираю! Классная же куртка! Я за нее знаешь сколько отвалил!

 - Знаю, - сплюнул Вовка в открытый иллюминатор, - тут этикетка есть. «Куртка меховая, ПО «Дальодежда», цена 120 рублей». Только ты хрен ее отстираешь и зашьешь. Отдай вон механикам на ветошь. И когда ты научишься башкой думать, Шура?

 Вовчик повернулся к столу, затем снова к другу, протянул стакан.

 - На, выпей, я от вахты тебя отмазал. Макарон вот пожуй, кандей сварил вчера. Придешь в себя, поедем со мной за шмотками. «Мани»-то остались? Чего молчишь? Ой, баклан! Ладно, что-нибудь придумаем, после рейса отдашь.

 Шура выпил протянутую водку и занюхал рукавом рубашки, которую, оказывается, не снял. Провел языком изнутри по зубам – вроде целы. Вздохнул. Да, ерунда получилась. Но ничего, что их жалеть, эти потерянные рубли. Заработаю еще. Главное, такой кореш, как Вовка, рядом. Свежая алкогольная волна толкнула рыбака в уставший мозг, и он, повернувшись к переборке, мерно засопел. Старпом по трансляции объявил начало рабочего дня. Лемако посмотрел на кореша, качнул головой, пошел «вахтить».