Голос полей

Не так резко
дай мне привыкнуть
я знаю я со всем соглашусь
ты мне ближе с каждым мгновением боли
ужаса твоего мрака
так лучше проще роднее
я уже чувствую этот холод в сердце
я уже вижу огни твоего города
эти застывшие деревья теперь мне снятся
каждую ночь
я знаю я найду себя в каждом вздохе
твои холодные руки, бледный лоб
с каждым мгновением боли
и навеки
не вернуться назад
я привыкну ко всему только не так
не так скоро
дай мне минуту этой боли
я обещаю
подожди меня

- Люди должны быть красивые, толстые и веселые.
- Ты окарикатурила счастье, только и всего. Окарикатурить можно все.
- Ну, попробуй.
Они говорили о вечно страдающих идеалистах и уравновешенно счастливых реалистах; Алиса была на стороне первых и нападала на врага, как могла.
Иосиф неспеша поднял глаза от газеты, спокойный взгляд его упал на окно.
- Посмотри на ту сторону улицы.
Алиса подошла к нему и взглянула в окно; на той стороне дождливой улицы на тротуаре сидела грязная, оборванная, самого жалкого вида собака и смотрела в туманную даль. Задумчивый и отрешенный собачий вид выглядел очень смешно. У Алисы какая-то тень прошла по лицу; она быстро отвернулась.
- Почему собака?! – сказала она мрачно.
- Если уж мы говорим о чем-то непостижимо высоком, я не думаю, что человек слишком много в этом понимает и может понять за свою жизнь. Но это только карикатура; я говорил тебе – она не может иметь значения, - добавил Иосиф, слегка оглянувшись и бросив на Алису внимательный взгляд, который видимо объяснялся мрачностью ее голоса, возможно, говорившей об обиде.
- Хорошо; но карикатура только подчеркивает отрицательные стороны. Если счастье идеально, на него нельзя сделать карикатуры.
- Ты сказала, что люди должны быть красивые, толстые и веселые. Это смешно звучит, но лишено смысла; я не понимаю, что в этом плохого.
- Да, ты прав, как всегда, - улыбнулась Алиса. – «Смех – понятие отвлеченное, - говорит порядочный человек. – Оно совершенно не влияет на действительные предметы, точно так же, как цвет гребешка не влияет на ваши чудесные волосы, моя милая».
Иосиф посмотрел слегка удивленно и вдруг расхохотался.
- Да ведь это мои слова. Откуда ты взяла эти подрастковые рассуждения?
- Мы читали их в прошлом году, я запомнила с тех пор. «Порядочный человек любит веселиться и кушать, плохо переносит скуку и не понимает отчаяния, искренне (потому что порядочный человек всегда искренен в душе) почитая его самым ужасным, что только может случиться с человеком. При этом, если человек порядочный слегка трус (а это обстоятельство ничуть не вредит порядочности), он чуть не больше всего на свете, а, может, и больше всего боится когда-нибудь подвергнуться отчаянию, о чем он вам искренно (ибо человек порядочный не всегда искренен только в душе) расскажет».
- Феноменальная память.
- Как у тебя.
- Не думаю.
- Зря! Если я попрошу тебя процитировать на память любое из стихотворений Гюго, ты сейчас же мне расскажешь, - с жаром возразила Алиса; даже щеки ее вспыхнули.
- Но я читал их не два и не три раза. Впрочем, это все равно.
- Вот и всегда ты махаешь на себя рукой.
- Это в какой-то степени спасает меня от эгоизма.
- …Налить тебе чая?
- Да, пожалуйста.
- Что нового в мире? – весело спросила Алиса у читавшего газету Иосифа.
- В наш город пришли какие-то нищие вроде бродячих артистов. Горожан предупреждают быть осторожнее.
- Разве они уж что-то сделали плохое?
- Пока нет.
- Чай готов, мой милый Осип; извольте откушать.
Иосиф отложил газету и улыбнулся. Алиса подошла к нему и поцеловала его русые волосы.
 
***
Прекрасный странник с голосом полей. Звон, нежность и печаль. Его светлые волосы, мягкие волосы, полевые цветы на ее раскрытом окне. Алиса просыпалась и видела пустой подоконник и свободные поля с ветром по пустым сторонам света. Она спрашивала себя всякий раз: зачем ее окно выходит в поля? Утро пятнами на шелке штор; белое платье. Алиса стояла у окна, рассеянно собирая свои непослушные волосы, горевшие в утреннем свете, как вдруг кто-то постучал в ее дверь.
- Кто это?
- Ты опаздываешь к завтраку. Мама послала за тобой.
Она в последний раз взглянула в поля; потом на часы – да, действительно проспала.
Иосиф стоял у дверей и ждал ее. Алиса почти ничего не могла разглядеть в темном коридоре после своей сверкающей спальни. Он взял ее руку и поцеловал ее. Алиса улыбнулась, покраснела и быстрей прошла мимо, спускаясь по лестнице.
- Осип, я давно хотела тебе сказать – почему-то остановились часы в моей комнате; может быть, ты знаешь, что делать?
- Пригласите часовщика, мама, - улыбнулась Алиса, садясь за стол.
- Попробуем обойтись без часовщика; зачем утруждать хороших людей, - ответил Иосиф.
- Но у тебя работа, - робко заметила Алиса. Она смотрела на него, улыбаясь, и думала, что на него всегда можно положиться во всем начиная с ремонта часов. Она вспомнила, как он когда-то не спал почти всю ночь, подготавливая нужную информацию для ее экзамена. «Ах, мне нужно собрать столько сведений!» – сказала она тогда. «Что ж, соберем», - ответил он спокойно. Она сдала экзамен на отлично.
- Будь осторожней на улице, - сказал ей вслед Иосиф.
- А что такое? Ах, да – артисты! – расхохоталась Алиса.
Иосиф спокойно улыбнулся.
- И все-таки будь осторожней.
- Ах, Юзеф! А что, если меня убьют?
- Не совсем подходящая тема для шуток, - отозвался Иосиф, не поднимая головы.
- А, Осип, не слушай ее. Иди, иди; да слушай, что тебе говорят умные люди, - прогоняла мама.
- Умные люди! Ну, прощайте, умные люди! – хохотала Алиса, убегая по саду.
Было прелестное солнечное и ветреное утро. Алиса уже возвращалась домой, когда вдруг увидела на дороге группу странно, плохо одетых людей, которых она раньше никогда не видела в городе. Она закусила губку, проходя мимо них, но вдруг на мгновение приостановилась и звонко воскликнула:
- Здравствуйте!
О чем-то говорящие промеж собой люди повернулись к Алисе, и среди них вдруг мелькнуло молодое лицо юноши, который теперь поднял голову, и из-за черных кудрей открылись голубые глаза, устремленные на Алису с тихой и пристальной внимательностью, производившей впечатление нежности. Алиса несколько мгновений смотрела на него, как будто окаменев.
- Здравствуйте, красавица, - отозвался один их мужчин, добродушно и лукаво улыбаясь.
Алиса вздрогнула, быстро взглянула на него и побежала прочь; за ее спиной раздался смех и резкий, презрительный молодой голос: «Молчать!», - после которого смех прекратился и послышались какие-то хриплые ругательства, которых Алиса уже не разобрала.

***
Алиса не могла поверить своим глазам: на ее распахнутом окне лежали цветы. Она подбежала и взяла их в руки. Поля были так же пусты. Это были дикие полевые цветы, но странные, каких Алиса никогда не видела.
- Ты закрываешь на ночь окно? – спросила мама. – А то ведь, пожалуй, так и не догадалась закрывать.
- Нет…
- Как можно, Алиса! – встревоженно отозвался Иосиф, видимо досадуя на себя за то, что сам не подумал об этом. – Я совсем забыл.
- Почему же вы так боитесь этих бродяг? Ведь они не сделали ничего плохого.
- С них станется, - отозвалась мама.
- Я согласен с вами обеими, но все-таки осторожность никогда не лишняя, Алиса. Я очень тебя прошу: пожалуйста, закрывай окно. Я думаю, они скоро уйдут из города.
Алиса хотела было что-то сказать, но промолчала. Она не закрыла окно; но она не могла уснуть всю ночь; стало светать, когда она наконец закрыла глаза, как вдруг ее разбудил какой-то звук. Было уже светло, бледный утренний свет лился по полям, но солнце еще не восходило; в комнату проникал холод туманного утра. Алиса приподнялась на кровати и, посмотрев на окно, ничего не увидела; она встала, но не успела дойти до окна, как увидела тонкую бледную руку с букетом, очевидно без труда дотянувшуюся до высокого окна; Алиса быстро положила на нее свою и, выглянув из окна, встретилась с неподвижным, тихим и властным взглядом юноши. Он слегка улыбнулся, осторожно освободил свою руку и, отойдя от окна, пошел по терявшейся среди травы дороже в поля. Алиса смотрела ему вслед, боясь пошевельнутся.

***
«Роса на его холодных пальцах, цветы с запахом тумана; он всегда приносит запах земли; застывшие слезы в стеклянных серых глазах с голубым оттенком. Холодное утро открывает эти веки, но не может со светом дать тепло невосходящего солнца, и, когда ложь оставляет его сознание, он вечно видит перед собой холодное поле. Он слишком рано проснулся. Он всегда уходит на восток, оставляя в моих руках дикие цветы, и, когда прекрасное солнце заливает поля, эти поля пусты и бессмысленны без него. Солнце стало моей грустной памятью. Я знаю, я смогу привыкнуть к его мраку, только бы он подождал и дал мне эту минуту боли; с каждой минутой ужаса и боли он мне ближе, и навеки…». Алиса закрыла тетрадь и взглянула в окно на солнечные поля, но вдруг открыла опять и написала еще только одно слово: «Йозеф».
- Ты давно не играла.
- Да?…
- Нет настроения?
Алиса посмотрела на Иосифа; он улыбнулся ей в ответ; он видимо хотел, чтобы она сыграла.
- Что тебе сыграть? – спросила Алиса, сев за фортепьяно и рассеянно листая нотную тетрадь.
- Если тебе не хочется – оставь; пойдем, прогуляемся в саду; теперь солнце, - сказал Иосиф, подойдя к Алисе и положив руку на ее руку, которой она держала тетрадь. Алиса освободила свою руку, но вдруг быстро подняла голову и улыбнулась.
- Отчего же? Ты не говоришь, а я жду, - сказала она оживленно.
- Сыграй, что хочешь.
Алиса немного подумала, но вдруг бросила в сторону нотную тетрадь и, встряхнув локонами, начала играть «К Элизе». Казалось, никогда эта соната не была исполнена такого веселья, такой изящной, кокетливой, женственной грации. Локоны били Алису по раскрасневшимся щекам, когда она резко оборачивалась, чтобы посмотреть на Иосифа. Как хороша она была в эту минуту! Все ее лицо сверкало и жило какой-то новой, как будто только что открывшейся жизнью, ее пальцы играли быстро и легко, споря с белизной клавиш и покоряя ее своей призрачной бледностью; румянец на бледном лице был исполнен лихорадочного огня и нежной прелести. Иосиф смотрел в удивлении, слегка облокотившись о спинку дивана. Но вдруг словно что-то сорвалось; звуки, которые только что казались веселыми, наполнились невыразимой грустью, мрачным отчаянием, ужасом, страшным трагизмом; Алиса ударяла по клавишам со всей силой внезапного порыва. Сколько муки было в этих звуках! Иосиф смотрел, как пораженный, еще не понимая, что происходит, как вдруг Алиса бросила играть и, закрыв руками лицо, зарыдала. Иосиф быстро подошел к ней и, опустившись рядом с ней на колени, положил руку ей на плечо.
- Ах, да! Йозеф! – воскликнула Алиса и, обняв его, спрятала лицо на его плече.
- Что-то случилось? Ты мне расскажешь?
- Нет, нет, ничего, все уже прошло. Все хорошо, у нас все будет хорошо, правда?
- Разумеется.

 ***
Нет, это не было ее сном. Прекрасный странник – и этот нищий. Светлые волосы – и эти черные локоны. Звонкий, нежный голос полей – и эти резкие, холодные тона. Голубые лепестки – и эти дикие, неизвестные цветы.
- Йозеф, я хочу тебе сказать…
- Да? Ты что-то сказала?
- Йозеф, я… я не выйду за тебя замуж.
- Что это значит?
Она молчала. Иосиф подошел к ней и посмотрел в ее лицо; она тихо опустила глаза.
- Ты можешь мне объяснить?
Он говорил почти спокойно.
- Я встретила другого… человека, - с трудом выговорила Алиса. – Но не все ли равно! Йозеф, я не люблю тебя! Все эти глупые слова, все время одни и те же! Уходи; мама приглашала тебя только на неделю, не так ли? Ведь твой дом уже готов? – добавила она, стараясь говорить спокойно. Он не отвечал; она быстро подняла на него измученные глаза, с болью сознавая, что говорит ужасно, грубо, жестоко.
Пристальный, тяжелый взгляд его был страшен той мукой, которая читалась в нем. Он приподнял слегка наклоненную голову и мрачно сказал твердым и четким голосом:
- Значит, эта дверь – все, что осталось от нашей жизни?
- Нет. Я буду помнить тебя… всегда.
- Феноменальная память, - с искривленной усмешкой пробормотал он то, что когда-то уже говорил ей.
- Как у тебя, - едва проговорила Алиса с дрожью слез в голосе.
- Не думаю.
Алиса посмотрела с жалким удивлением на его холодное лицо, но вдруг резко сказала:
- Вот как! Так в чем же дело?
- Прости, я сказал глупость.
- Я задела твое самолюбие! Вот в чем все дело!
- Ты знаешь, что это не так. Хватит, Алиса; поругались – и хватит. Всё это страшные пустяки. Пойдем в гостиную, здесь холодно, - сказал он устало и спокойно.
Алиса посмотрела с ужасным удивлением, вдруг сорвалась с места и бросилась прочь.

***
Взволнованная мама увидела за дверью оборванного мальчишку лет десяти. Он протянул ей конверт и улыбнулся. Мама развернула конверт дрожащими руками. Алиса неровными строчками просила ее не беспокоиться и писала, что она счастлива. «Обручальные кольца пришлось сделать из моей цепочки, - добавляла она, - это очень мило на наших руках, дорогая мама; ты не представляешь, как это хорошо».
- Но это… это возмутительно! Их должны развести! Я этого добьюсь, я знаю… - воскликнула мама дрожавшим голосом.
Йозеф долго утешал и успокаивал ее и наконец уговорил оставить свои замыслы насчет развода. Он так и не переехал в свой отремонтированный дом, оставшись вместе с мамой Алисы, как верный друг и утешитель.