Королева Ночи

I know the truth now,
 I know who you are,
 And I don't love you anymore…


 Я посмотрел вниз и моя голова закружилась. Сделав шаг назад, я поглубже вздохнул. Я всегда желал умереть красиво. Но мои мысли не давали мне покоя и времени на подготовку. Снова подойдя к краю крыши, я осторожно заглянул через все эти ухоженные балконы на землю. По той стороне улицы на велосипеде проехал мальчик – курьер с большой сумкой на плече, напиханной газетами. Я представил, как завтра утром все газеты будут пестреть заголовками вроде «Известный рок-певец Лаури Илонен покончил жизнь самоубийством. Наркотики или неразделенная любовь?»… Неразделенная любовь… К черту! Мне жить осталось считанные минуты, чего же я медлю? Интересно, а в стране объявят траур? О Боже, да кто я такой? Понимаю, Сибелиус – национальная гордость холодной Суоми. Его именем названы школы, театры, улицы… А мне даже памятник не поставят… Я не достоин даже любви женщины! Ну все, я пошел…
 Я вскинул голову, и то, что я увидел, заставило меня поставить занесенную было ногу обратно. Она! Она не дает мне покоя даже когда я уже решил навсегда попрощаться с ней! С огромного биллбоарда улыбалась Эйла. Просто Эйла. Это, видите ли, ее сценическое имя. Она спокойно дарит свою улыбку миллионам, вместо того, чтобы хоть раз улыбнуться так мне! Чертова певичка! Ну почему, почему я выбрал именно эту многоэтажку?! Я не хочу, чтобы она видела, как я, окинув родные Хелльсинки последним взглядом, ударюсь об асфальт, как моя кровь растечется по нему, как зеваки будут глазеть на меня, как меня погрузят в машину, как… Я со всей силы ударил ногой по трубе, проходящей по крыше, и рухнул без сил на грязный бетон.
 Я рыдал, рыдал так сильно, как маленький мальчик, разбивший коленку. Чем чаще я смотрел на эту богиню на рекламном щите, тем сильнее текли мои слезы. Сейчас я был слабым, изможденным погоней за любовью, уставшим от попыток, жалких попыток завоевания ее сердца.
 Я все-таки покинул ту крышу, и, затравленно озираясь на прохожих, добрел до дома. Но разве это можно назвать домом? Холодно, пусто, одиноко… Здесь все пропитано одиночеством. Эрика ушла от меня еще месяц назад, не выдержав этого безумия. Не понимаю, как она терпела меня так долго…
 Хм… Эрика… Наверное, я зло обошелся с ней. Но в моей голове не осталось места для мыслей о ней, а в сердце – для любви.
 Дойдя до ванны, я открыл кран с горячей водой. Может, утопиться? Кому вообще будет хуже от моей смерти? Но, наверное, группа распадется… Или найдут себя нового вокалиста. Или к черту группу, у нас же есть «Династия»! Я знаю, Паули с головой погрузится в работу на студии, у Ээро есть семья. Аки… Надо в предсмертной записке написать, чтоб женился на Эрике. Вместе они переживут мою смерть, если Эрику она вообще будет волновать. Наверное, она будет рада, что мир лишился такого фрика, как я. Она часто называла меня сумасшедшим. Она назвала меня так, когда я заставил ее квартиру первыми весенними ландышами, она назвала меня так, когда я в прямом эфире признался ей в любви… Я готов был умереть за нее, но со временем в моей жизни появилась Эйла…
 Ванна наполнилась, и я, погасив свет, с наслаждением погрузился в обжигающую воду. У меня еще было время все обдумать и я начал вспоминать, как начиналось это безумство.
 Это был обычный летний фестиваль в пригороде Хельсинки. В концертную программу третьего, последнего фестивального дня входили Oomph!, Rasmus и Эйла. Я был вне себя от злости - какой-то пиголице поручили закрывать фестиваль! Я был вдвойне зол из-за того, что, начиная с мая, мне все уши прожжужали про нее. Вся заслуга этой Эйлы сводилась к победе на «Евровидении», однако она уже была гордостью Финляндии, и ей бы уж точно открыли памятник посмертно (но о чем это я?). Она выиграла жалкий конкурс для домохозяек с нудной попсовой песенкой «Queen of the night», которую я имел честь прослушать уже на следующий день после победы у Аки на мобильнике. Казалось, никто не понимал, что ей просто нечего делать на финской сцене. На мои неуверенные реплики по этому поводу Ээро, Мартин и Майк в один голос заявили «Ты ее не видел!». «Да что я там не видел!» - возразил я, посмотрел на сцену и потерял дар речи. Первой мыслью было «Помни, у тебя есть Эрика! У тебя есть Эрика!». Второй мысли не было вовсе. Как и третьей и четвертой. Вместе с потерей речи у меня пропала способность соображать. Я, как завороженный, пялился из-за кулис на сцену, где разворачивалось потрясающее действо. «Королева ночи» пела ровным грудным голосом, восседая на руках у танцоров, а ее платье, черное шелковое платье, было растянуто по всему периметру сцены.
Мишура искусственна,
Свет яркий плавит грим,
Днем своя монархия,
Я же - Королева ночи, - пела она, но созерцание ее лица заменяло мне понимание текста песни.
 В толпе зрителей творилось что-то невообразимое. Похоже, за месяц своей известности она сумела заработать целую армию поклонников. Как бы я хотел оказаться там, чтобы она смотрела на меня, пела мне, чтобы я мог
 лучше рассмотреть ее! Я слышал, как ребята посмеиваются за моей спиной на такую реакцию человека, еще минуту назад говорившего «Rasmus – forever, Эйла – must die!». Но ничто не могло нарушить очарования моей первой встречи с Эйлой.
Сердце мое екнуло и укатилось вниз, когда я увидел, что, исполнив свой номер и получив бурю оваций, Эйла направилась именно в ту сторону, где стоял я. Она прошла мимо меня, словно не заметив, а ее «слуги», покорно несшие за ней длинные мотки черого шелка, даже отпихнули меня в сторону. Все, что я успел, это преданно

 заглянуть ей в глаза, перед тем, как она скрылась из вида, получая по пути кучу поздравлений от всех, кого встречала.
 В тот вечер я не ночевал дома. До того, как покинуть площадку фестиваля, Аки сказал мне: «Проходя мимо Мартина, она спросила, указывая на тебя, что там за фанат пробрался за кулисы… Чувак, ты попал…» - были его последние слова, определившие исход вечера для меня. Я позвонил Эрике и сказал, что у нас обычная after-party, а сам поехал в самый занюханный бар Хельсинки и напился до того, что еле на ногах стоял.
 Да, это была страсть, я запал, как подросток, но разве не может страсть перерости в лихорадку, внутренним огнем выжигая мне сердце?
 Вода давно остыла, но я нуждался в том, чтобы вспомнить, как все было. Без этого не наступит порядок в моей голове, а мне обязательно надо разложить все по полочкам. Переводя взгляд с бритвы на синие кафельные стены, я стал воскрешать в памяти последующие события.
 …Еще неделю я просил каждого, кто попадался мне на пути, познакомить меня с Эйлой. В ответ мне или смущенно и непонимающе улыбались, или говорили что-то вроде «мы не знакомы». Эта неделя была сущей пыткой для меня. Как и для Эрики. Она не понимала, что со мной творится, спрашивала, интересовалась моим состоянием, но это беспокойство только выводило меня из себя. На студии ничего не получалось, я все время думал о «королеве ночи», хотя для меня она была уже богиней. Если бы кто-нибудь заглянул в мой рюкзак (слава Богу, все знают, что я этого не люблю), они бы удивились, обнаружив там целую кипу журналов и газет про Эйлу. Благодаря СМИ я знал всю ее подноготную, смело афишируемую прессой. У меня лишь не получалось познакомиться с ней. Но вскоре, когда паранойя моя достигла высшей точки, мне выпал случай увидеть Эйлу лично на одной из вечеринок, устраиваемой финским филиалом международного музыкального обозревателя.
 В тот вечер я поругался с Эрикой. Это была наша первая крупная ссора в череде последующих скандалов. Она не могла понять, почему я не беру ее с собой на вечеринку, а я не мог придумать объяснения лучше, чем «Это самая скучная вечеринка, на которую меня когда-либо приглашали». «Желаю хорошо отдохнуть», - сказала Эрика, схватила сумочку и, громко хлопнув дверью, ушла. Затем через минуту вернулась, церемонно сняла с вешалки плащ и, бросив «На улице холодно», снова ушла, снова хлопнув дверью.
 Приехав на место, я сразу заметил Эйлу. Наверное, потому что вокруг нее было больше всего народа. Увидев, сколько щеголей за ней увиваются, я немного упал духом. Тут ко мне подошел Аки, и, протягивая бокал с шампанским, сказал:
 - Лу, у тебя на счету золотые и платиновые альбомы, куча наград, признание по всему миру… ну… и к тому же толпы фанаток. А ты сохнешь вот уже уйму времени по этой однодневке. А как же Эрика? Ты не понимаешь, как она будет страдать, когда узнает? Ты ж ее любил!!!
 Тогда я ответил что-то вроде «Аки, иди к черту, когда я расстанусь с Эрикой, можешь забрать ее себе!». В ответ Аки лишь угрюмо покачал головой, мол, ты ничего не понимаешь, идиот… бла, бла, бла…
 Я стоял с бокалом, принесенным Аки, и не знал, что делать. Я еще раз посмотрел на Эйлу, ощутил давно привычный толчок в сердце, и направился к ней. Я мужчина или нет, в самом деле?
 Как ни странно, она стояла одна. Я тихо подошел сзади и протянул ей бокал шампанского через плечо. Она взяла бокал и медленно повернулась. Оказалось, что ее глаза были и правда голубые. Макияжа почти не было, лишь на веках мерцали блестки. Я улыбнулся ей. Но она продолжала хранить серьезное лицо, что немного смутило меня.
 - Здравствуй, Эйла. Меня зовут Лаури, я солист группы Rasmus… - решил я начать наш разговор.
 - Хм, мне все равно, - сказала она, медленно растягивая слова. Если честно, я не ожидал такого «приема». Сейчас, оглядываясь назад, я понимаю, как все это безнадежно глупо, сколько ошибок я наделал из-за Эйлы… И сейчас вот собираюсь совершить еще одну. К тому времени бритва уже перекочевала в мои руки, и я медленно крутил ее в руках. Лезвие холодно блестело в лучах заходящего солнца, пробивавшихся через небольшое слуховое окошко у потолка.
 - Уже привыкла к знаменитости? – я не покидал попытки вызвать ее дружелюбие.
 - Мне и не привыкать. Я наслаждаюсь этим. А вашу группу знают за пределами Финляндии?
 Я поперхнулся шампанским. Она что, издевается?
 - Я думаю, если ты хочешь влиться в шоу-бизнес, тебе следует выучить название “The Rasmus”, - хотя это и было немного самонадеянно, я решил разговаривать с ней ее тоном.
 - Не разговаривай со мной, как с неопытным новичком! Мне рукоплещут тысячи!


 - Пожалуй, тебе стоит написать еще одну песню, и тогда, может, тебя не забудут до следующего «Евровидения»! – мне было больно произносить такие дерзкие слова в ее адрес, я бы с большей охотой расцеловал ее упрямо поджатые губки, но ее отношение ко мне немного выбило меня из колеи.
 Она хмыкнула, и развернулась, чтобы уйти.
 - Эй, подожди! – я придержал ее за руку. Я помню те ощущения, я впервые коснулся ее! Но она грациозно вырвалась, сказав, что ее ждут, и скрылась, надменно ухмыльнувшись напоследок. Дольше я не стал задерживаться там.
 А вот дальше и началось то, что привело меня на крышу того дома, что заставило меня взять в руки лезвие. С той вечеринки до сегодняшнего дня прошло всего три с половиной месяца, но очень многое произошло за это время. Как назло, я виделся с Эйлой почти каждый день. Но и ночью она не давала мне покоя, являясь в снах или даже наяву, когда меня мучила бессоница. Иногда я просыпался от того, что Эрика плакала. Я ни разу не обнял ее,

пытаясь успокоить, я просто притворялся спящим. Иногда она спрашивала меня, почему я перестал желать ее, но те редкие ночи, которые я дарил ей, она воспринимала не как одолжение, а как слабое, но доказательство еще не совсем остывших чувств.
 Сейчас я спрашиваю себя, как мог променять я пылкую и любящую меня девушку на бездушную и надменную, хоть и божественную, но, по сути, такую же земную, Эйлу?
 После нашего знакомства прошел месяц, а финская нация не хотела забывать свою героиню. В нашей тусовке (нашей – то есть среди музыкантов) стали с восхищением поговаривать, что Эйла записывает дебютный альбом. Каждый раз, когда я слышал что-нибудь вроде «Вчера мне Эйла сказала…», меня охватывала дрожь негодования. Потому что она по-прежнему меня игнорировала. Я не мог понять, чем так не нравлюсь ей. Может, ей доставляло удовольствие издеваться над всеми, кто любил ее? В таком случае, она уже заслужила звание «Заслуженная садистка Финляндии», ведь ее любили все…
 Я резко вылез из ванны, расплескав воду. Меня вдруг пронзила мысль: я ведь скоро умру (и в этом была какая-то обреченность), значит, всем человеческим можно пренебречь. Тут же пришел на ум фильм «Достучаться до небес». Но в моем случае было больше цинизма, я знаю, что похож на тряпку, но иного выхода не вижу. Правда, меня коробило от мысли, что так же мучаются десятки мужчин, знающие Эйлу, а я привык быть единственным. Меня тошнило от самого себя.
 Вдруг я осознал всю глобальность своего поступка. Не могу представить: если бы я спрыгнул с крыши, у меня бы уже не было возможности думать об этом! А я так и не познакомился с Бьорк, у меня нет детей, я не видел родителей два месяца, я не попрощался с Ханной. Нет, надо прекращать это, пока я не передумал.
 Наскоро обмотавшись полотенцем, я открыл аптечку, где лежали мои антидепрессанты и снотворное. Даже не глядя на этикетки, я сгреб все содержимое шкафчика в руку.
 Почему-то я решил пойти в свою спальню. Уже совсем стемнело, по пути к кровати я все время спотыкался о мебель.
 Включив свет, я осмотрелся. Там, в дальнем углу, я хранил свои награды. Каждый раз, ложась спать, я бросал на них взгляд и удостоверялся, что все это не зря, не зря я потратил всю свою жизнь, посвящая ее группе. Но с появлением Эйлы оказалось, что зря. Зачем мне все эти позолоченные статуэтки, все эти платиновые диски и признание, если это не может оценить любимая женщина?! Я подошел к полкам, чтобы в последний раз окинуть взглядом свои заслуги. На статуэтках лежал толстый слой пыли. Я провел по одной из них пальцем, и в засверкавшей поверхности увидел ухмыляющееся лицо Эйлы. Я отпрянул от наград, наткнувшись на кресло. Нет, я просто хочу спокойно провести предсмертные минуты!!! Я уже сполна познал, что такое – быть отверженным!
 Последней каплей стало известие о том, что у Эйлы роман с ее же продюсером. Я узнал об этом вчера…
 Итак, меня бросила Эрика, отвергла Эйла, парни из группы сошлись на мнении, что я сошел с ума из-за какой-то нимфетки, мне стало наплевать на группу. А Эйла записывает альбом, крутит роман с продюсером (очень уважаемым человеком, между прочим), купается во всеобщем внимании, и, к тому же, стала лицом косметической компании Nivea. Ее победа очевидна. Я же сломлен, держу в дрожащих руках свою смерть и никак не могу распрощаться с этим чертовым миром.
 Красная, розовая, белая, опять белая… Я сходил на кухню за водкой и теперь, сидя на кровати, перебирал в руках таблетки. Ну вот, в общем-то, и все. На том свете, я, может быть, напишу книгу о том, как решиться на самоубийство. А пока… Судорожным движением руки я запихнул таблетки в рот. Таким же судорожным движением залил их водкой. Все…
 Я лег на подушки, ожидая смерти. Кстати, я так и не оставил записки. У меня был весь вечер на то, чтобы все обдумать, а я забыл о такой простой вещи, как предсмертная записка. Хотя… к черту! Все и так поймут, что было причиной…
 Через десять минут меня одолела скука. Я вспомнил, как так же ждала своей смерти и Вероника в книге Пауло Коэльо. Но у меня не было газет, которые я мог почитать, а книг – тем более. Я хотел было встать, чтобы пройтись по комнате, но стоило мне ступить на пол, как живот пронзила острая боль. Я, согнувшись пополам, упал обратно на кровать. Перед глазами все плыло, мысли путались. В голове проносились странные видения. Лица всех моих знакомых выстроились в хоровод и наперебой твердили мне, что я не достоин Эйлы… Тут же появилась и она сама, у меня на виду целуясь со своим продюсером. Она смеялась, тыкала в меня пальцем и шептала что-то своему бойфренду, а он лишь злобно хихикал, глядя на мои мучения. Потом я увидел Эрику. Я тут же вспомнил, как «пообещал» ее Аки. Нет, я не могу умереть, не извинившись перед ней! Кажется, я начал что-то бормотать, не понимая, что Эрики рядом нет, но она тут же возникла, говоря, что по-прежнему любит меня. Я протягивал к ней руки, умолял о прощении, но теперь она молчала. Ее улыбающееся лицо сменилось заплаканным и взволнованным, она трясла меня за плечо. Трясла за плечо? Я собрал все свои силы, чтобы сфокусировать взгляд, и лицо Эрики возникло на удивление четко. Ее глаза были последним, что я увидел перед тем, как провалился в темноту.
 Впрочем, темнота скоро сменилась режущим и слепящим светом. Я умер? Я хотел вздохнуть, но лишь немного воздуха ворвалось в мои легкие с шипящим свистом. Трубка, из моего рта торчала трубка! Интересно, кто-нибудь есть рядом? Я попытался помахать рукой, но рука была словно налита свинцом, а тело будто сковано железными
обручами. В уши ворвался какой-то шум, который начал преобразовываться в слова. Я узнал голос Эрики. Значит,
 я еще жив?! Эта мысль тяжелым грузом навалилась на меня. Я не планировал такой возможности. Что же теперь?
 Я силился открыть глаза, чтобы понять, что происходит, но приподнять веки оказалось непосильной задачей. Снова поднялся шум, на этот раз намного ближе. Свет стал сильнее. Кажется, мне что-то вкололи в руку. Но где же Эрика? Я слышал ее голос! Я хотел произнести ее имя, позвать ее, но мне опять помешала трубка. И снова эта мерзкая темнота обволокла меня.

 И снова свет. На этот раз я открыл глаза без проблем. Непривычно было видеть вокруг себя все это – стены, тумбочку, стулья… Я как бы уже пережил собственную смерть, и с трудом воспринимал свое воскрешение. Но непривычней всего было видеть… Эрику, сидевшую возле меня и державшую за руку. Я так долго ее не видел…
 Она ответила на мое пробуждение каким-то неопределнным всхлипом. Она улыбалась, но из ее глаз показались слезы.
 - Лаури… Лаури… - она без конца повторяла мое имя, пока рыдания в конец не завладели ею, и она не уткнулась в одеяло, лежавшее на кровати.
 - Это ты тогда была?..
 Она закивала головой, еле справляясь со слезами.
 - Я знала, что ты способен на это, Лаури, я так люблю тебя, что тут же почувствовала твою боль… - после каждого слова она всхлипывала, глаза ее стали красными, губы дрожали. – Зачем, зачем ты так со мной? Ты бы мог жить, просто жить, жить для того, чтобы я знала, что ты где-то рядом. Пусть с Эйлой, - при упоминании ее имени я вздрогнул, - но жить! Как же ты не понимаешь, что вслед за тобой отправилась бы и я?
 И тут мне стало так совестно… За то, что я не думал об этом, за свой поступок… Как я мог думать об Эрике так цинично? Я просто был не в силах представить, что можно страдать так, как страдала она.
 Я хотел погладить Эрику по голове, но мне помешала… Эйла, ворвавшаяся в палату. Она на миг остановилась у двери. Я пристально смотрел ей в глаза, не испытывая ровным счетом никаких чувств. Разве что сердце забилось чуть быстрее. Совсем чуть-чуть.
 - Извини, я хочу поговорить с ним наедине, - тихо сказала Эйла, обращаясь к Эрике. Эрика прерывисто вздохнула от негодования, но я прервал готовый выплеснуться из нее поток слов:
 - Эрика, прошу… - слабым голосом сказал я. Лишь бы она поняла!
 Эрика чуть крепче сжала мою руку, и вышла из палаты, не глядя на Эйлу. Стоило двери закрыться за ней, как Эйла подбежала ко мне и тут же тихо заплакала. Пару раз она открывала рот, чтобы сказать что-то, но лишь хватала воздух. Наконец, она рухнула на стул и, не глядя мне в глаза, сказала:
 - Лаури… Прости, прости меня… Я не думала, что так выйдет… Я лишь хотела проучить тебя…
 При этих словах я сделал непонимающее лицо. Проучить меня? О чем она? Видя мое удивление, она продолжила:
 - Три года назад я тоже так мучалась, как и ты. И тоже хотела покончить с собой. Ты спросишь, из-за чего? Вернее, из-за кого? Из-за тебя, Лаури Илонен, вокалиста группы The Rasmus, только что выпустившей своего гиганта Dead Letters. Стоило мне тебя увидеть с экрана телевизора, как я тут же влюбилась обычной фанатичной любовью, как и тысячи девчонок по всему миру. Мне было тогда всего семнадцать, я еще никого не любила, и всю энергию тратила на твою группу.
 Она глубоко вздохнула, а я пытался понять, к чему она ведет. Уже ей сказанное вызвало у меня легкий шок, но я чувствовал, что дальше будет только любопытней. Странно, пока она мне все это рассказывала, я совершенно забыл, что люблю ее. Или любил?
 Она продолжала:
 - Мой отец был довольно обеспеченным человеком, и давал мне кучу денег на мои нужды. Но моей единственной нуждой стал ты. Поэтому я не пропускала не единого вашего концерта в пределах южной части Финляндии и Швеции. Каждый раз после концерта я фотографировалась с тобой, а придя домой, думала, вспомнишь ли ты меня или нет. Как-то раз я подарила тебе дорогой кожаный браслет, а в коробочку с ним вложила письмо, в котором все тебе рассказала. Я даже оставила там свой телефон и адрес, в надежде, что когда-нибудь услышу твой голос, зовущий меня на свидание. Но прошло полгода, а ты не писал и не звонил. И тогда я впала в депрессию. Апогеем моего состояния стала попытка перерезать себе вены. Но меня спасли, так же, как и тебя. Выйдя из больницы, я осознала одну, как ни странно, вполне очевидную вещь: ты никогда не обратишь внимания на фанатку. Их у тебя тысячи. К тому же, они все на одно лицо, лицо, которого ты никогда не запомнишь. И тогда в моей голове сложился маленький план по твоему завоеванию. Это случилось так внезапно, что дальше пришлось действовать по наитию.

 Я любила петь с детства. Это сыграло важную роль. Отец нанял мне преподавателя по вокалу, и через четыре месяца я пела, как профессионалка. Следующим шагом была внешность. Чтобы придать лицу божественную красоту, мне пришлось подправить нос и сделать губы более пухлыми. Мне казалось, что этого достаточно, чтобы обратить на себя внимание. Отец занялся моей раскруткой. Знаешь, «Евровидение» подвернулось внезапно. Но это только все ускорило. «Королева ночи» стала моим ключом к твоему сердцу. Но тут мне показалось, что вот так вот сдаться было бы глупым. И я решила тебя немного помучить, заставить чувствовать то же, что и я три года назад. Но это зашло слишком далеко. Мне кажется, что я заигралась… Прости… - тихо сказала она, и слезы ее потекли сильнее.
 - А твой продюсер? Ты бросилась к нему в постель тоже из-за меня? – зло сказал я, приходя в себя после услышанного.
 - Мой продюсер? Лаури, прессе просто необходимо было найти мне бойфренда! Это все фарс! – казалось, она искренне удивлена. – Тебе надо было подождать совсем чуть-чуть, и я бы была твоей. Лаури, это единственное, чего я хочу в жизни! Я уже хотела рассказать все тебе, как ты…ты…
 Повисла тишина. Наконец, я собрался с мыслями.
 - Эйла, ты…ты выбрала неверный путь… - сказал я, и Эйла подняла на меня заплаканные глаза. – По сути, ты осталась такой же фанаткой, только сумасшедствия в тебе больше. Я понимаю тебя, и не сужу, но… Но я влюбился в Эйлу – королеву ночи, а не в мою семнадцатилетнюю поклонницу. Боюсь, твой план не сработал. Я благодарен тебе за то, что ты рассказала. Но, Эйла… Прости, мы никогда не будем вместе. Все это слишком жестоко, я знаю… Прости, - выдохнул я. Я и правда так чувствовал. Теперь, когда я узнал истинное лицо Эйлы, все стало на свои места. И теперь я больше не чувствовал к ней любви. Лишь сожаление и жалость к ее подростковой эксцентричности.
 - Я знала, что так будет, - медленно сказала она. И сказала она это как-то обреченно. – Спасибо, что выслушал.
 Она встала и направилась к двери. Взявшись за дверную ручку, она повернулась ко мне.
 - Я буду всегда любить тебя… - она шмыгнула носом и скрылась за дверью, тихонько притворив ее за собой.


 Казалось, я все переосмыслил после того случая. Сейчас я с Эрикой, я просто не мог расстаться с ней. Я безумно ее люблю и безумно ей благодарен за то, что она понимала меня, понимала всегда. Она простила меня во имя нашей любви, и сейчас мы снова вместе. Я восхищаюсь ее выдержкой, широтой ее души. А вчера я предложил ей стать моей женой, и она, конечно же, согласилась. Теперь я хорошо представляю наше будущее. С такой-то женой…
 Через месяц у нас релиз нового альбома. Все идет своим чередом: гастроли, студия, дом. Ничто больше не может нарушить спокойное течение моей жизни. Даже кто-то вроде Эйлы. Которая, кстати, все-таки записала свой дебютный альбом. «Первый и последний» - как она сказала в одном из интервью. Я уверен, через полгода о ней забудут. Но я никогда не забуду ее. Без нее я бы никогда не пережил того, что сейчас является огромной частью моего жизненного опыта. Я буду каждый раз содрогаться при имени Эйла, и всю жизнь хранить в памяти ее последние слова «Я буду всегда любить тебя»…


*** КОНЕЦ***