А как петухи запоют! Рассказ

 А как петухи запоют!

Когда страна готовилась отметить 70-летие М. А. Шолохова, перед литературно-драматической редакцией ЦТ была поставлена, по сути, не выполнимая задача, попытаться снять говорящего писателя. А надо сказать, что во всех документальных фильмах Шолохов сам о себе ничего не рассказывал. Это делали авторы фильмов закадровым текстом. Молчавшего Шолохова снимали на берегу Дона, за письменным столом, в степи на охоте, а говорящим только на трибуне очередного съезда партии, и никому не доводилось снять Шолохова, который рассказывал бы о себе сам.
Спросите, почему? А потому, что Шолохов съёмочные бригады, приезжавшие к нему, прежде проверял на вшивость, накрывая обильный стол.
Корреспондент газеты «Правда» Юрий Борисович Лукин, редактор рассказа М. А. Шолохова «Судьба человека», когда рассказ публиковался в газете «Правда», рассказывал мне, что Шолохов многих проверял «на коньячок», присматриваясь к любителям халявы, а затем наглухо закрывал перед ними вороты своего дома.
 Покрутившись у шолоховского забора, съёмочные бригады уезжали несолоно хлебавши. Эту тайну поведала режиссеру Сереже Балатьеву дочь Михаила Александровича. После этого Сережа и вызвался найти пути-дрожки к писателю.
 Месяца три он настойчиво добивался встречи с ним, и Шолохов дважды назначал ему встречу, когда бывал в Москве, и дважды встречи эти срывались, пока наконец-то не появился в отделе литературы сияющий Балатьев с радостной новостью: Михаил Александрович дал согласие встретиться с ним завтра… в три часа ночи.
В три часа ночь?! Никто ему не поверил. Но встреча состоялась.
Приехав на Сивцев Вражек в три часа ночи, Балатьев с удивлением узнал от постового милиционера, который дежурил в подъезде, где у Шолохова была московская квартира, что писатель ждёт его. Дверь открыл сам Шолохов и, проводив на кухню, внимательно выслушал Балатьева. Договорились, что к нему поедут только три человека: Сережа Балатьев, редактор Илья Эстрин и оператор. Но и после этого никто не верил, что съёмка состоится. Но наступила весна, и от Шолохова пришла весточка, что он ждёт съёмочную бригаду в гости. Тут всё и завертелось колесом! Главный редактор литдрамы К. С. Кузаков, кстати, внебрачный сын Сталина, радостно доложил эту новость председателю Гостелерадио СССР С. Г. Лапину, но Лапину почему-то не понравилось, что к Шолохову поедут не проверенные и любимые им политобозреватели, а незнакомые ему люди. Кузакову пришлось объяснять, что такова воля нобелевского лауреата и члена ЦК КПСС. От председателя Кузаков вернулся в плохом настроении и, вызвав меня к себе, без энтузиазма потребовал готовить приказ на командировку.
-И вот вам книга, - сказал он, - из личной библиотеки Лапина. Попросите Балатьева, чтобы Шолохов надписал эту книгу. Вы понимаете, как надо надписать? – с заметным раздражением спросил он.
Я то понимал, но поймет ли Шолохов?
Бригада выехала в Вешенскую и через пять дней вернулась с отснятым материалом, который потом стал телевизионной передачей к 70-летию писателя.
Из их рассказов запомнились две занимательные истории: первая, створчатые двери открывались сами собой, как в сказке, когда навстречу к ним выходил Шолохов. В те годы даже в аэропортах двери толкали плечом, впихивая свои чемоданы. Тогда о фотоэлементах только в научно-популярных журналах можно было прочесть; вторая, при первой встрече Шолохов тут же всех пригласил к столу, выпить с ним коньячку, но они отказались, сказав, что прежде работа.
-Вот даже как? – удивился Шолохов. – Хитрые, бестии, хорошо подготовились! Ладно, молодцы. На мякине вас не проведёшь. Жду вас утром, а сейчас отдохните с дороги.
-В котором часу быть у вас? – уточнил Эстрин.
И получил в ответ:
-А как петухи запоют!
Петухи запели в начале четвертого. Шолохов их уже ждал.
-Всю ночь не спали? – улыбаясь, спросил он.
-Да нет, - смутился Балатьев, - мы в гостинице поинтересовались, в котором часу поют в Вешенской петухи, и на этот час поставили будильник.
Шолохов весело рассмеялся.
-Знаешь, - сказал мне Эстрин, - что-то мистическое в нем есть! Помнишь, летали с писателями на Саяно – Шушинскую ГЭС? Из котлована смотришь на ГЭС и, невольно, ощущаешь себя песчинкой перед этой космической махиной, как – будто и не люди всё это сделали! Вот так и с ним, смотришь на Шолохова и чувствуешь, какую то необъяснимую силу и мощь, а общается, будто мы с ним пуд соли съели, но глаза строгие, внимательные, радетельные. Рассказывает тихо-тихо, а все слышно. Слушает внимательно, не перебивает и не переспрашивает, а заговорит, даже слово вставить страшно. Ходит медленно, но нет ощущения, что ему трудно ходить. Мне даже показалось, что он знает, о чем мы думаем, о чем хотим спросить, слушая его, а потому часто возвращался и пояснял не понятое нами. Как рентгеном нас просвечивал! Знаешь, чтобы там не говорили и не писали, а «Тихий Дон» он написал!
«Тихий Дон» - великий роман, стоящий в одном ряду с мировыми шедеврами. Не споря и не вступая в дискуссию с теми, кто до сих пор не может угомониться, вопрошая, почему же автор ничего подобного не написал потом, напомню одну историю, рассказанную художником И. Э Грабарем.
Незадолго до кончины, великий русский художник В. А. Серов, написавший много прекрасных полотен, посетил вместе со своим другом И. Э. Грабарем Третьяковскую галерею и, остановившись перед своей небольшой картиной «Девушка, освещенная солнцем» пристально ее рассматривал и не говорил ни слова, потом махнул рукой и сказал… в пространство:
«-Написал вот эту вещь, а потом всю жизнь, как не пыжился, ничего уже не вышло, тут весь и выдохся».
А потом добавил:
«-И самому чудно, что это я сделал. Тогда я вроде как с ума спятил. Надо временами нет-нет и малость спятить. А то ничего не выйдет».
Когда съёмки были закончены, Шолохов спросил:
-Ну а теперь какие у вас планы?
-Снимем Вешенскую, Дон, станичников, если согласятся, - ответил Балатьев.
-До трёх управитесь? – спросил Шолохов.
-Надеюсь, - ответил Балатьев.
-Тогда в три жду вас, пообедаем вместе. Коньячку то выпьете? – хитро улыбнулся Шолохов.
-Теперь можно, Михаил Александрович.
Шолохов засмеялся.
-Михаил Александрович, а вы не подпишите нам книги? Мы книги из Москвы привезли, - уточнил Эстрин.
-Конечно, подпишу. Давайте ваши книги.
-Да мы не брали их на съёмку, они в гостинице остались.
-Ну, тогда завтра, а сегодня вместе пообедаем.
На следующий день, взяв с собой книги Шолохова, среди которых был и первый том восьми томного собрания сочинений М. А Шолохова из библиотеки председателя Гостелерадио СССР Сергея Георгиевича Лапина, отправились к Шолохову за автографами. Но к Шолохову их не пустили.
-Шолохов работает, - заявил им секретарь, дежуривший в проходной вместе с милиционером.
-Да нам только книги надписать, Михаил Александрович нам обещал, - заканючили они.
-Раз обещал, обязательно подпишет. Только закладочки со своими именами оставьте в книгах. Вам их вышлют, - и окошко в проходной закрылось.
Через неделю пришла посылка от Шолохова. Посылку в редакцию привез фельдъегерь в форме КГБ.
Взяв лапинский том, я поспешил к Кузакову. Не читая шолоховского автографа, он стал звонить председателю, договариваясь с ним о встрече. Лапин согласился встретиться в конце рабочего дня, когда он вернется из ЦК. Довольный Кузаков, положил телефонную трубку на рычаг аппарата, и, разорвав плотную бумагу бандероли, проштампованную крест на крест сургучовыми печатями, раскрыл обложку и … изменился в лице.
На первой странице тома рукой Шолохова было крупно написано: «Сергею Георгиевичу Лапину. Мих. Шолохов».
Ни тебе «Уважаемый», ни тебе «Дорогой», ни «Твой» и не «Ваш», а только «Мих. Шолохов». Так сказать, с коммунистическим приветом. И баста.
-Это очень плохо! Вы даже не представляете, как это плохо! – проговорил Кузаков и, вскочив из-за стола, стал быстро-быстро бегать по кабинету, не обращая на меня внимания. – Как я ему покажу? Как? Нет, прав Лапин, нельзя было посылать их к Шолохову! Зорину, Зорину надо было поехать к Шолохову!
Передача прошла в эфир только однажды, в день 70-летия Михаила Александровича Шолохова. Никогда больше в полном объёме, где Сережа Балатьев и Илья Эстрин беседуют с писателем, передача не повторялась. Потом видел фрагментами «говорящего Шолохова» в других фильмах, но Балатьева и Эстрина авторы этих фильмов вырезали, оставляя одного Шолохова, и никто и никогда не упоминал ребят, сумевшись впервые уговорить писателя порассуждать о жизни, глядя в глазок телевизионной камеры. Никто уже не смог повторить их «подвига».
Шолоховский коньячок, судя по всему, для многих оказался убойной силой!


 Владислав Муштаев

Дер. Рязанцы, пятница, 21 июля 2006 г.