Роженицы

Окна больничной палаты выходили на ту дальнюю часть Измайловского парка, которая имела счастье не попасть под ножи газонокосилок и торчала зеленой и кудлатой травой даже теперь, в сентябре, когда уже вся облагороженная часть полевицы выглядела трижды реанимированной старухой.

- Да мне здесь скучно, у меня корни отросли, запиши меня к мастеру на понедельник, - кричала Валерия вниз подружке, свесившись наполовину из раскрытого окна и показывая лежащим на кроватях роженицам оголенные мячики беленьких ягодиц.

- Господи, ребенка спокойно бросает, а про парикмахерскую волнуется, - простонала Марина, родившая вчера поздно вечером трехкилограммовую девочку. – Мы когда дочку похоронили, то сами чуть с ней не скончались. Муж через неделю в психиатричку попал. Два месяца его лечили.

- А что случилось с вашим ребенком? – Спросила Марину новенькая женщина, только что привезенная нянечкой в палату и прилежно удерживающая между ногами бутылку со льдом.

- Волной унесло в море. Три годика ей было. Мы с мужем отдыхать ехали, хотели ребенка свекрови оставить, но не получилось. Ну, с собой и взяли. Она с песочком возилась на краю пляжа, а мы с друзьями в карты играли рядом, в двух шагах. Только была тут, и нету. Смыло ребенка одним махом. Тельце через неделю нашли под Алуштой.

- Какое горе, - в испуге пролепетала новенькая, – спаси и сохрани.
 
- Жуткое горе. Два года уже прошло, а мы даже в речку войти не можем. Теперь, вот, дочку дождались, слава Господу. Психолог сказал, что должно легче стать. – Тяжело вздохнула Марина и покачала головой. – Ты первого родила?

- Нет, у меня сыну четыре годика.
 
- Без разрывов обошлось?

- Вроде бы нормально все. Только матка слабо сокращается.

- Не боись, сократится. Бутылку держи хорошо, не засыпай, и еще льду попроси у нянечки, положи сверху на живот.

- Ой, забыла рассказать тебе, Скворцова купила в ЦУМе такие сапоги, зажмуришься. Серая кожа с розовой бижутерией на голенище. Представляешь? Восемь штук отвалила. – Громко докладывала последние новости Леркина подружка.

- Мне не до сапог. Я щас только об одном думаю, чтоб отсюда выйти. У меня уже сил нету. – Разгоралась Валерия желанием выбраться на свободу.

- Ты кормишь его? – Спрашивал ее снизу бодрый девичий голосок.

- Сразу отказалась. Привыкнуть боюсь. Говорят, как покормишь, так и застрянешь в пеленках, еще сниться будет по ночам. Принеси мне свитер белый, а то я в одной футболке сюда заехала.

- Вот сучки, - опять поругалась на девок Марина, - мальчонок без матери лежит, ртом сосок в воздухе ищет, а им хрен по деревне. Они про шмотки базарят. Курвы!

Вошел педиатр, и женские голоса примолкли.

- Как девочку назовете? – Спросил он сразу же у новенькой.

- Машей. С ней все нормально?

- Все хорошо. Все в порядке. Значит, Маша нынче родилась, манекенщица. – Зачем – то добавил врач нелепую приставку к имени малышки и, облокотившись на подоконник рядом с Лерой, принялся просвещать рожениц, - дорогие мои женщины, если вы хотите иметь здоровых детей, старайтесь не прибегать к абортам до родов. Дело вот в чем. Делая аборты, вы полностью нарушаете ту неповторимую среду, в которой будете позже вынашивать ребенка. Возможно, вам придется столкнуться с детской аллергией или с нарушением баланса бактерий у малыша, и вы будете активно ругать загрязненный окружающий воздух, забыв о том, что годом раньше полностью выскребли все лоно своей матки. Приходите рожать к нам еще и еще, милости просим, но помните о страшных последствиях абортов между родами. Посмотрите на Нину, которая рожает у нас в третий раз за шесть лет и ни какой патологии, ни у нее, ни у ее новорожденных детей. Почему? Потому что она та женщина, которая рожает. Ей тридцать два года и у нее трое абсолютно здоровых сыновей.

Все, кроме новенькой, посмотрели на курносенькую Нину, выглядевшую вполне счастливой и довольной мамашей, хотя казалось, что она была несколько полноватой для женщины своего возраста.
 
- Я вот всем говорила, что аборты опасно делать, а мне подруги советовали пойти на аборт, - бойко встряла Лера в беседу педиатра с новоявленными мамашами. – Скажите, а растяжки на животе разгладятся?

- Они станут менее заметными со временем. – Ответил педиатр.

- А то замуж выйду, а муж скажет мне, что я уже рожала. – Высказала Лера тревогу за свое предстоящее счастье.

Педиатр не стал задерживаться специально, чтобы обидеть Леру укоризненной речью и заторопился к выходу, уступив женщинам возможность сделать это вместо него.

- Набирайтесь сил, не устраивайте, пожалуйста, сквозняков в палате и обмывайте грудь кипяченой и прохладной водой. Сегодня я дежурю, а потому навещу вас вечерком, после ужина.

- А можно мне моему мальчику имя дать? – Затараторила Лера вслед уходящему доктору. – Я хочу его Костиком назвать, как моего парня звали. На память.

- Ему без вас дадут имя, - суховато кашлянул пожилой мужчина в белом халате и удалился, аккуратно прикрыв за собой шторку из марли, украшавшую дверь палаты.

- За такими детьми очереди тысячные стоят, а она, видите ли, имя хочет дать ребеночку, - тут же возмутилась Нина, мать троих здоровеньких сыновей. – Кому нужна память о твоем долбоебе Костике?

- Мы с ним, между прочим, встречались целый год. Он учится здесь, в энергетическом, на пятом курсе уже.

- Встречались год и сироту произвели на свет, – не сдавалась расхваленная доктором Нина.
 
- Почему же сироту? – Не понимала Лера упрека. – У него ж будет приемная мать. А куда мне его девать прикажите, если я сама в студенческой общаге живу? Маме отвезти? Она даже не знала про мою беременность. Ничего, найдутся родители. Есть же люди, что сами родить не могут. Я передачу видела, как таким, как я, тысячи долларов платят за роды.
 
- Родители то для него найдутся. – Сетовала Нина за судьбу малыша. - Только по крови он твой родной ребенок так и останется, и за тобой тосковать будет, сам того не понимая. Так после войны было, когда многих сирот усыновили, а они не могли до слез смеяться, как смеются дети у своих родителей.

- Что вы войну сюда приплетаете. Я уже устала находиться с вами в палате. Мне каждый день дают новые бумаги подписывать, как будто я убила кого.- Захныкала носом Лера.

- А ты как думала, что тебе орден дадут?? Это тебе не пакет с мусором в помойный ящик бросить, ребенка оставляешь. Тут полный твой отказ нужен, поэтому и оформляют так долго. Другие люди всю душу в твоего ребеночка вложат, вырастят мальчика, а ты нагуляешься со своими сраными Костиками и придешь требовать у них своего сына назад. – Зло разъясняла Нина сиротскую политику недоумевающей Лере.

Новенькая женщина в разговоры не вступала и лежала много часов с закрытыми глазами, старательно прижимая к себе ледяную тару, время от времени подносимую нянечкой.
 
- Ты че насупилась, родимая? Градусник ставила? – Встревожено дотронулась старушка до ее живота. – Сокращается, вишь? Не горюнься, а то температура подскочит. Ты не московская что ль? Чево никто не проведывает тебя? Где мужик то?

- Служит. – Обмолвилась новенькая женщина одним только словом.

В палате зашушукались, позабыв на время о беспутной отказнице Лере, и стали шепотом сочувствовать молчаливой бабенке, что не захотела подняться с постели даже к обеду.

- Может, он бросил ее? Такое бывает, когда бабы беременные ходят. Мужики сволочи, ненавижу их. Она девочку Машу ему родила на четыре кило, а он своим членом в другом месте орудует. – Шепнула Марина своей соседке по койке Нине.

- Палец у нее на правой руке, смотри, под кольцом долго был. Не загорел еще. Может, недавно только поругались? Бабенка чистая, домашняя, лет двадцать восемь ей на вид. – Подключилась к перешептыванию многодетная Нина.

- Она мне сказала, что сынишке четыре года. – Доложила Марина.

- Вот, мужики козлы, рожай им после этого. Убила бы, гадов. То, я смотрю, она глаза открывать не хочет. С восьми утра лежит так.

- Ой, ну когда меня уже выпустят? – Взвыла Лера, сидя вместе с пятками на широком подоконнике и внимательно вглядываясь в заросший угол Измайловского парка. – Вон, народ гуляет, не могу я больше здесь находиться, на улицу хочу.
 
- Покорми ребенка хоть раз, - обратила на нее внимание Нина, - пусть подкрепиться напоследок материнским молочком.

- Нет, нет и нет. Привыкну и буду потом его лицо вспоминать. – Замотала в знак протеста головой Лера, цепляясь волосами за облезшую оконную раму.

- Галчонок, Галчонок! – Звал на улице высокий мужской голос.

- Вот разорался, козел, как будто в лесу заблудился, - легонько поругалась Лера, - погоны большие, а кричит, как маленький. Смехота, да и только, гляньте, с букетом роз пляшет вприпрыжку, жену ищет.

- Дай, посмотрю, - не выдержали Марина с Ниной и заковыляли к окну.
 
- Это меня, - улыбнулась новенькая и открыла глаза, – скажите, что я здесь. Сейчас подойду.

- Здесь она, здесь, ждите, - уже прокричала Лера военному мужчине и добавила грустно, но от души, - везет же некоторым.

- Как моя дочка себя чувствует? – Громко интересовался мужчина у женщин, которых видел первый раз в жизни в проеме больничного окна.

- Все живы и все здоровы, спасибочко, не волнуйтесь, дяденька, - отвечала ему Лера, дурачась, как невоспитанная малолетка.

- Чего ты так громко кричишь, - тут же поругала мужа новенькая, - женщины отдыхают.

- Так я подумал, что день на улице. – Смутился отец четырехлетнего сына и новорожденной девочки Маши. – Спасибо тебе, Галчонок, за дочку. Молоко есть?

- Есть, не шуми так. Я тебе сейчас записку сброшу.

Новенькая взяла листок бумаги на тумбочке и написала: «Я хочу взять еще и мальчика. Он родился от здоровой, но очень молодой мамы, она отказалась от него и ему нужна наша семья. Как ты смотришь на это? Ничего не говори мне сейчас, просто махни в ответ головой, на тебя в упор смотрит его мама». Потом новенькая свернула записку в трубочку, протиснулась между двумя женщинами к подоконнику и швырнула записку на улицу.

- Купи все, что я перечислила в записке, - крикнула она вдогонку легкой бумажке, - еще позвони всем родным. Нас выпишут дней через пять.

Военный муж внимательно изучил записку, которая успела развернуться на лету в воздухе, поднял серьезные глаза на жену и совсем бесхитростно доложил ей:

- Все понял, любимая, иду к главному врачу.

- Поторопись, а то рабочий день уже заканчивается.

- Че он у главного то забыл? – Сощурилась Лера на отблески раскрасневшегося заката. - Знакомые они что ли?

- Да, - ответила новенькая женщина, укладываясь на кровать и прижимая лед поближе к животу, - вместе с парашютом в горах прыгали.

- Ничего себе! - Удивилась Лера.

- Ничего для себя, - тихонько поправила новенькая Леру и спокойно прикрыла глаза, продолжая восстанавливать силы и размышлять о чем – то своем.