Пахан идет

Было жаркое краснодарское лето. Обычно в такое время мы рвались на посты, разбросанные по черноморскому побережью; а кто оставался в части, при штабе, спасался, обливаясь водой из колонки у автомобильной эстакады, что за техскладом.

Точно помню, была суббота. Потому, что был ПХД, т.е. Парко-Хозяйственный день, который мы, «старики», провели кто на крыше овощехранилища, кто на бомбоубежище. Славно провели, с чачей, с девчонками, с гитарой. Молодец старшина – не нагрянул с проверкой, как обычно.

Я, с удовольствием обмылся под колонкой и, перекинув полотенце через плечо, пошел в казарму. У меня было великолепное настроение – еще бы, еду в Туапсе, оформлять ленинскую комнату.

Вдруг, дверь казармы с выстрелом распахнулась и из нее, в полете минуя довольно таки высокое крыльцо, вылетел Саша – тот самый всеми не любимый мл. сержант, который ходил сутулясь, что бы видно было лычки на его погонах. Ужас сковал его лицо, цвета бледной поганки; теряя прикроватные тапочки, он пролетел мимо меня так, что сырое полотенце на моем плече, взвилось от потоков воздуха и со шлепком опустилось на спину.

Пока я смотрел на грязные Сашины пятки, раздался еще один выстрел двери – бедная дверь, зимой она здорово спасает нас от холода,– и на крыльце появился Гия (кто не знает, скажу – веселый наивный грузин, мой друг и брат по крови). Его лицо, как мухомор – господи! сегодня, что грибной день! – красное, в невероятных пятнах, перекошенное от бешенства. Гия вмиг осмотрел поле боя и вихрем пронесся мимо меня, в погоню за Сашей – полотенце вновь поднялось и с более сильным шлепком, опустилось на мою спину…

Здесь позволю себе «историко-географическое» отступление: в нашей небольшой части все объекты располагались компактно – окна столовой, кухни, казармы и штаба выходили на крохотный овал плаца. С другой стороны находился гараж на пять боксов; в них четыре машины. Между плацем и гаражом стоял, словно памятник, старый огромный военный тягач; стоял он там, по не уточненным данным, еще с Гражданской войны; сам Деникин, по тем же данным, тщетно пытался запустить его.

Но, как известно, технический прогресс не стоит на месте: еще за два года до моего призыва, наше командование, на свою голову, поставило боевую задачу и какой-то «Кулибин» запустил движок. Тягач пару раз проехал по плацу; продавил асфальт; проломил проходящую под ним сливную трубу, – что потом доставляло немало хлопот старшине, – и стал на место, гордо выставив свою тупую морду в сторону штаба.

С тех пор тягач стал объектом солдатских фотосессий – все последующие призывы, и мы в том числе, в разных ракурсах и позах фотографировались на нем.
Памятью о боевой доблести злополучного тягача остался пролом. Заделанный кирпичом, он, как бельмо на глазу, рыжел на краю плаца – к большому неудовольствию старшины и претензиям повара: слив-то из кухни не работал.

И вот картина: кирпичи, уложенные в проломе по уровню асфальта; скрепленные временем, дождем и снегом; плотно утоптанные и отполированные тысячами пар солдатских сапог; с легкостью выдираются цепкими пальцами грузина и один за другим отправляются в сторону Саши. Тот зигзагами (этому нас не учили!), мелкими перебежками (этому тем более!) метался в районе гаража.

Те эпитеты и определения, которые неслись из уст Гии, я не буду повторять. Скажу лишь, что он обвинял Сашу в неправильной сексуальной ориентации, – это меня не удивило! Что тот якобы обижал братьев наших меньших – вот это да, кого, Жучку? Сказал, что у него плохая мама – господи! Гия, ты знаком с его мамой? Потом добавил, что совершит с ним половой акт в извращенной форме – фу-у, брат! зачем тебе нужна эта, слюнявая мерзость – тебя так любят веселые краснодарские девчонки! Когда словарный запас иссяк; закончились кирпичи; Гия перешел в рукопашную. Саша уходил по всем правилам тактического боя, – не зря прошел школу сержантов!

Чтобы остановить грузина (носорог, чистый носорог!) я ринулся вперед; не из-за Саши – плевать мне на него! Ослепленный яростью Гия безрассуден, наделает дел и привет, тюрьма, из-за этого дерьма (неплохая рифма), жалко – хороший парень.

Знаю, грузин был на грани безумия; знаю, что одним ударом мог вбить меня в плац. Но почему-то верил, он сам не раз говорил,– в каком бы состоянии ни был, поднять на меня руку не сможет.

- Биджо, что случилось? – я стал между ними.
- Отойды, армян! – он в ярости всегда называл меня «армян».
- Ты же меня знаешь: я не отойду, пока не объяснишь!
- Отойды, гаварю! убью эту бл...!
- Ну, убьешь – сядешь! дальше, что?
- Нэ сяду, за этава пи... не пасадят!
- Именно за таких пи... и сажают, биджо! говори, в чем дело?
- Брат, – ага, «брат», значит, успокаивается, – прэдстав! Эта бл... выходыт из казармы, талкает меня плечом, гаварит: «Отойды, синок, твой пахан идет»!

Да-а, было о чем задуматься: «Что его так взбесило? То, что толкнул плечом? чепуха – хоть и был на полгода старше призывом, это никогда его не трогало; в крайнем случае, мог просто дать пинка. «Сынок»? тоже, мы не раз называли грузина «сынок» или «швило» – ноль эмоции. «Твой пахан»? что в этом обидного, все равно, что «твой отец». Эх, Гия, брат, почему у тебя все так сложно?»
Я отвел упирающегося грузина в курилку, посадил на лавку.

- Что тебе, – спрашиваю, – так не понравилось?
- Как, что?! он гаварит: «Сынок, твой пахан идет»!
«Ага, – думаю, – так и есть – удар плечом, исключается».
- Ну, и что тут такого, чтобы так злиться?
- Давид, нэ панимаешь?! он сказал: «Твой пахан идет»!
«Так, и «сынок» – прочь!» – продолжаю мыслить.
- Ну, и что? – говорю.
- Брат, «твой пахан!.. паха-ан!», понымаешь?!

Вспоминая случай с «Буйвалом», я понял, что, и это слово он воспринимает, как-то, по-своему; но не стал торопить события:
- Неа, не понимаю!
- Э-э, ти знаешь, что такое «пахан»?!
- Биджо, – пытаюсь втолковать, – «пахан», на нормальном пацанском языке, значит отец, родитель; «паханы» – родители!
- Давид, какие радытэли? ты ничего нэ знаешь!
- Ладно, хорошо! по-твоему, что значит «пахан»?
- Пахан – это тот, кто с твоей матэрью живет!..

Вот так! Это у него на родине или отчимов, или тех, кто наставляет рога отцу, называют «паханами». Теперь представьте, что значит для грузина оскорбление в адрес матери. Да Саша должен был поить меня до конца жизни! Хотя спасал я не его, а своего наивного друга, которого любил и очень хотел бы сейчас повидать!..


31.01.2005г.