осенняя мелодия

Как много лет назад я и сейчас с испугом смотрела на эти руки, сдерживая необъяснимое желание дотронуться до тонкого шрама, между мизинцем и безымянным пальцами, доходящим до самой косточки на запястье левой руки.

А тогда, тринадцатилетней девочкой, я случайно попала в развеселую компанию художников и музыкантов. Осторожно пробравшись в темную пустую комнату, я спряталась на окне, по левую строну от загадочного инструмента. К вечеру, когда народ после застольного пиршества перебрался в большую комнату с белым роялем, я, вздрогнув, проснулась. Проснулась не от шума, а от тишины, от той секундной тишины, которая часто предвещает сильные физические или душевные потрясения. Я открыла глаза в испуге и в этот момент грянула музыка, она была всюду, музыка была всем. Она не плакала и не смеялась, она была жизнью и смертью, радостью и тревогой. Обреченностью и победой. Все человеческие грехи и вся ангельская добродетель сплелись в мелодию, от которой щемило сердце, а перед глазами начинали плыть круги.
Мне не было видно того, кто играл, кроме его левой руки, с длинными аккуратными пальцами. С белой, почти прозрачной кожей, ровными гладкими чуть розовыми ногтями, четкой голубоватой сеткой вен и тонким шрамом, между мизинцем и безымянным пальцами, доходящим до самой косточки на запястье левой руки.

Он стал называть меня «моей маленькой поклонницей», а я зачаровано смотрела на Него и молчала. Каждый день после школы, я, забывая про все на свете, прибегала в этот дом. Чуть приоткрывая дверь, я протискивалась, словно призрак, в комнату с большим белым роялем, и неизменно устраивалась на окне, за тяжелыми бархатными портьерами. Он всегда играл. Когда бы я ни появлялась, Он всегда был за роялем. Иногда я не дыша, стараясь не издавать никаких звуков, осторожно отодвигала зеленую плотно-пыльную ткань и наблюдала за Его руками, плавно летающими над клавишами, словно большие волшебные белые бабочки. Но как только бабочки превращались в мечущихся коршунов, я сжималась в комочек и, дрожа от страха, закрывала глаза, ожидая скорой смерти.
Несколько раз Он брал футляр, в футляр осторожно складывал скрипку, и смычок и мы шли в парк под листопад теплой юной осени. С тех пор скрипка и осень, осень и скрипка и Его длинные, красивые пальцы, невесомо водящие смычком по тонким струнам. Звуки и тихие листья смешивались в моем сознании, и я уносилась в неизвестную страну к неизвестным ощущениям, которые никогда больше не повторялись.

С зимой пришел снег и первая тяжелая простуда.
Я сидела у окна и смотрела на падающие снежинки, крупными хлопьями кружившиеся в безветренном заоконном мире. Глаза слипались, и вместо снежинок я видела то желтые листья, то Его руку с тонким шрамом, между мизинцем и безымянным пальцами, доходящим до самой косточки на запястье. Много, много рук они падали бесконечно долго растворясь в темноте, в которую я падала вместе с ними.

С первыми теплыми лучами, мне было позволено выходить на улицу, и я с дрожащими то ли от слабости, то ли от страха, коленками поднималась на крыльцо вожделенного дома.
Дом, как и прежде, пах старостью и загадками, все осталось, но и чего-то не хватало. Серая кошка недоверчиво посмотрела на меня и ушла на кухню, а я, приоткрыв большую дверь, услышала звенящую тишину без музыки, без привычного потока мелодии. Я услышала чужие, ужасные звуки, я услышала смех, женский смех, смех легкого кокетства с тонкими ниточками иронии и чего-то еще, мне пока неизвестного и недоступного.
Девушка сидела на рояле, я увидела ее обнаженную смуглую спину. Он целовал ее шею, чуть касаясь талии, рукой. Моей рукой, левой рукой с тонким шрамом, между мизинцем и безымянным пальцами, доходящим до самой косточки на запястье.

Я долго брела по весенним лужам по пустому городу. Мимо проносились машины и пробегали люди, а я слышала смех и видела спину девушки, смуглую спину девушки на белом рояле.

Очнувшись я не поняла где я и зачем тут оказалась. Я узнала эту мелодию с первых же нот. Сердце предательски дернулось и забилось белой бабочкой попавшей на раскаленную лампу. Подняв глаза, от чашки с горячим напитком, я увидела руки, руки с длинными белыми пальцами.
Пыльные портьеры, белый рояль, круги перед глазами и мелодия, наполняющая светом и жизнью. Я вернулась в далекое детство и как тогда, как много лет назад сейчас я с испугом смотрела на эти руки.
Музыкант, на мгновенье, взглянул на меня и, словно пытаясь, что-то или кого-то вспомнить, поднес к глазам левую руку с тонким шрамом, между мизинцем и безымянным пальцами, доходящим до самой косточки на запястье.
Мелодия прервалась, а я осторожно прикрыв за собой дверь, ушла по улице, к осени, к падающим безмолвным листьям…