21. Обрезание

Каждое утро перед работой я кормила Максима завтраком, отправляла его в садик и принималась за домашние дела. Еще с вечера у меня было напланировано, что мне нужно сделать: стирка, уборка, обед. Свекровь тоже что-то там себе планировала. Из разных комнат выходили мы утром на кухню и...
И тут начиналась игра под названием «Тяни-Толкай».
Я собираюсь стирать, но, еще не успев набрать в таз воды, вдруг замечаю, что свекровь волочит в одной руке швабру, тряпку и кружку со стиральным порошком, а в другой – полное ведро воды. При этом она кряхтит, громко вздыхает и призывает на помощь свою пятнадцать лет назад умершую маму. Плюнув в сердцах, я наскоро вытираю руки и иду на кухню – отнимать у старой больной женщины орудия труда.
Им-Однан послушно все это отдает, но не проходит и десяти минут, как до меня доносится двиганье железных ножек стула по каменным плитам пола – это свекровь надумала снимать с высоких окон шторы, чтобы немедля их стирать.
- Куда ты, амти! Не лезь, - пытаюсь я ее отговорить, спешно домывая пол на кухне. – Я потом тебе сниму или Султана дождемся, – он же высокий, ему это ничего не стоит.
Но им-Однан, послушно кивая головой, тут же начинает отцеплять шваброй крючки с карниза, мученически выдыхая:
- Да ничего, я уж как-нибудь...
И я, конечно, сразу же все бросаю и, как коза, лезу на высокое окно, чтобы сейчас же снять эти проклятые шторы. А свекровь, некоторое время за мной понаблюдав, вдруг воодушевленно сообщает:
- Ну, а я тогда пойду посуду в серванте перетру!

В общем, под конец я чувствовала себя совсем запутавшейся: моя стирка и обед стоят на очереди, а я, свято чтя законы нашего «совкового» воспитания, спешу помочь старой слабой женщине и вешаю на себя все новую работу по дому. А эта старая и слабая как-будто мне на зло никак не успокаивается и вместо того чтобы пойти и отдохнуть, выискивает себе еще что-то. Впрочем, выбор у меня был небольшой: или выбиваться из сил, пытаясь разгрузить неугомонную свекровь, или же мучаться угрызениями совести, слушая ее стоны и охи, а также жалобы на боль и усталость во всех частях тела по очереди. Поверьте, слушать было едва ли легче.

Поупражнявшись таким вот образом в терпеливости, после обеда я шла на работу. Работа мне все еще нравилась, но жизнь в Рамалла была очень дорогой, поэтому мои пол-ставки не оставляли никакой надежды ни помогать родителям материально, ни тем более, самой съездить в гости. Работая оба, мы с мужем едва сводили концы с концами. Я часто вспоминала свой упущенный шанс стать учителем – когда мы пошли-таки подавать заявление, оказалось, что на "мое" место уже взяли кого-то другого. Султан шутливо утешал меня тем, что это школа упустила свой шанс, не дождавшись меня.

Впрочем, учителем я все равно стала, правда – частным. В одно прекрасное утро, когда мы со свекровью в очередной раз выясняли, что первичней – мытье полов или стирка, в дверь квартиры кто-то требовательно позвонил.
- Пойди открой, - скомандовала им-Однан, направляясь за платком в свою комнату.
На пороге стояли двое, один из них – наш сосед сверху, абу-Халиль.
- Здрасьте. Ты ж немецкий знаешь? – с разгону в карьер начал сосед.
- Ну... в общем то... – ответила я.
- Я тебе тут ученика привел – научишь?

Так я стала учить, а заодно – и сама учиться, по крупицам собирая то, что когда-то неплохо знала. Учеником моим оказался инженер, работавший в местной немецкой компании. "Я-то на английском говорю, но с немцем-начальником в хороших отношениях, хотелось бы и по-немецки немного..." Я его прекрасно понимала; более того, у меня самой было то же желание. И по утрам мы с Наифом – так звали моего прилежного ученика - стали заниматься. Польза от этих уроков для меня была двойной: и в языковом плане, и в материальном. Но чуть ли не основным плюсом было то, что у меня почти не оставалось времени на утренние пререкания со свекровью. И как только я "официально" стала человеком занятым, атмосфера в доме заметно оздоровилась.

А по вечерам у нас по-прежнему часто бывали гости: родственники, соседи, друзья семьи. Однажды разговор зашел об исламе и иностранцах. Вдруг, без всякой видимой связи, Нуга спросила:
- А когда вы Максиму обрезание делать собираетесь? Большой уже, скоро – три.
Неопытная в таких делах, я конечно побаивалась, хоть ничего против обрезания в принципе не имела. В местном климате даже христиане – а в Рамалла их очень много – "обрезали" своих детей. Я привычно ответила Нуге что-то неопределенно-положительное и скоро об этом забыла. Следующий день был для Султана выходным. Каково же было мое удивление, когда, уже провожая меня на работу, муж как бы невзначай сообщил:
- Кстати, Ляль, мы с Нугой сделаем Максу обрезание.
- Как?! – я решила, что ослышалась.
- Ну не мы, конечно. Мы его сегодня в поликлинику отведем.
- Как – сегодня? – всплеснула я руками от неожиданности. – Султан, почему же ты мне раньше ничего не сказал? Я ведь на работу идти должна!
- Вот иди и работай. Не волнуйся, Нуга знает одного гинеколога - очень опытный врач. Он и роды у нее принимал, и всем ее мальчишкам обрезание делал. Так что ты за Максима не бойся.

Хорошенькое дело, не бойся! На работе я только и думала, что о сыне. Как он там сейчас? Я понятия не имела, как делают обрезание, но догадывалась, что операция эта не из самых приятных. Не проработав и пару часов, я пошла к "своему" адвокату отпрашиваться. Узнав причину, он меня сразу же отпустил и даже поздравил. А у меня душа болела за ребенка.

Еще с порога я услышала громкие рыдания. Стоя возле им-Однан, мой Максим плакал, и бабушка его успокаивала, похлопывая по плечу. Надет на нем был традиционный балахон до пят – летний подарок Самира.
- Ма-мочка Ле-на-а! - он заковылял мне навстречу, широко раставляя трясущиеся негнущиеся колени. – Доктор Валид... вава!
Как мне его было жалко!
- Сыночек, - обняла я его, пряча мокрые от выступивших слез глаза. – Тебе очень больно?
- Ничего, не переживай - мы ему только что дали обезболивающее. Поспит, проснется – все пройдет, - ободряюще улыбнулась мне Нуга. Я сама никогда "обрезанных" детей не видела, поэтому решила довериться золовке – у нее своих трое, опыт есть.

И правда, через час Максим проснулся и совершенно спокойно уселся на коврик играть с новой машинкой, которую я купила ему по дороге с работы. Ходил он все такой же раскорякой, но больше не плакал и ни на что не жаловался. К этому времени уже все его дядья, прознав про обрезание, собрались у нас. Поздравляли, шутили. Кто-то из них принес сладости – отмечать.
- Вот видишь, - ободряюще улыбнулся мне Однан, - ты зря боялась.
- Угу. Будем надеяться.
Заживало все, однако, довольно долго. Ежедневно меняя повязку, целую неделю я не видела никакого улучшения. Все вокруг меня успокаивали, мол, до свадьбы заживет. Но я решила не дожидаться свадьбы и отправилась с Максимом к врачу.
На этот раз Султан был на работе, и сопровождать меня вызвался Однан.

Частная клиника старого известного врача-гинеколога поразила меня до глубины души. Первый этаж, раскрытые настежь окна и двери, что давало вожможность воздуху циркулировать, а заодно и кошкам – дефилировать по коридору. Из-за нехватки места в отделении, в коридоре стояло несколько кроватей, на которых лежали дожидавшиеся своего часа роженицы. Тут же расхаживали их взволнованные мужья.

Когда мы, наконец, попали в кабинет "доктора Валида", там еще было полно народу; зачем он нам сказал "войдите" так и осталось для меня загадкой. За столом напротив врача какая то тетка нервно терла и без того красные глаза, ее муж угрюмо и безучастно смотрел в стену напротив. Еще одна пара – он и беременная она – о чем-то перешептывались, сидя на стульях в углу.
- Ну, и что тут у нас? – повернулся к нам врач, широко улыбаясь.
- Да вот, мы пришли тебе показать... - начала я.
- Ну что ж, показывайте!
Я опешила от такой быстрой реакции. Но Однан уже подводил к врачу упиравшегося Максима. Не успел тот поднять ребенку длинное арабское платье, как невидимая дверь прямо за спиной доктора отворилась, и в нее просунулась чья-то голова:
- Так что купить, папа?
- Купи, - он повернулся к нам и пояснил с интимной улыбкой: моя дочь. У нас сегодня званный обед, - и продолжал, как ни в чем не бывало: - Купи сметаны, хлеба... и что там еще? Спроси сама у мамы и скажи ей, что я занят.
По-видимому, за дверью начиналась жилая половина. Я с нетерпением дожидалась окончания беседы. Максимка со все еще приподнятым подолом стоял возле врача. Через приоткрытую дверь прошмыгнула тощая рыжая кошка.

Наконец врач освободился.
- Ну, и что тут у нас? – повторил он, отвлеченно улыбаясь.
- Да вот, посмотри, никак не заживает, - пояснила я.
- Да все тут нормально, ты не переживай! - бесшабашно махнул рукой доктор. - До свадьбы заживет.
- А может быть, смазывать нужно чем-нибудь? – все не унималась я. – Мне соседка подсказала конопляное масло – не повредит это?
- Нет, конопляное масло – это хорошо, - уверенно закивал Валид Кадер; при этом глаза его искрились веселостью. Он, похоже, потешался, увидев неосведомленную и взволнованную по такому обыденному поводу иностранку. – Да, и фалафель тоже хорошо. А вот шаварма – еще лучше! – закончил он свою дурацкую шутку и сам ей громко рассмеялся.

...Домой я шла злая, ругая доктора Валида клоуном и мясником по очереди.
- Ну разве ж это врач? – призывала я в свидетели шагавшего рядом Однана. – Мы же не в цирк пришли, в конце концов, а лечиться!
- Не обижайся, - снисходительно улыбался Однан. – Он доктор опытный, если шутит, значит, все там идет хорошо.
- А что за поликлиника? – снова вспоминала я. – Кровати у него в коридоре, кошки разные шляются...
- Так у них сейчас ремонт идет. Наверху окна меняют и внизу пристройку делают...
- Ну разве можно так работать? Черте что, честное слово! Закрывать больницу нужно, когда ремонт!
- А рожать тогда где будут? Женщине ведь не скажешь: "Подожди с родами, пока достроим!"
- Лучше уж под забором рожать, чем в таком дурдоме! – зло отрезала я. – Что, мало в Рамалла больниц и роддомов? Полно. А такие забегаловки вообще позакрывать надо. Частная клиника! Одно название.
И при мысли, что моему ребенку тут не так давно делали обрезание, мне стало нехорошо.

Однан предложил зайти в супермаркет и купить что-нибудь Максиму. Пока он расплачивался, перебрасываясь с продавцом репликами о политике, я рассматривала приправы на полке. Рядом стояла какая-то светловолосая иностранка лет тридцати.
- Could you help me?* (Вы не могли бы мне помочь? – англ.) – спросила она, протягивая мне одну из баночек.
- Sorry, I can't read Arabic*, - ответила я. (Извините, я не умею читать на арабском. – англ.)
Мы незаметно разговорились. Беата оказалась немкой, учившейся в местном университете. Самию - одну из дочерей Однана, студентку - Беата тоже знала.
Так мы с ней познакомились. Забегая чуть вперед хочу сказать, что позже мы часто встречались на устраиваемых племянницей "девичниках". И постепенно удобная для меня смесь арабского, английского и немецкого в наших с ней разговорах все больше склонялась в сторону последнего. К моей огромной радости.

...Как и обещал шутник-доктор, скоро у Максима все действительно зажило. Но еще довольно долго, купаясь в ванной, сын ни с того ни с сего вдруг восклицал:
 - Ну и свинья же этот Валид Кадер!
- Какой еще Валид Кадер? – подыгрывала я, зараннее зная ответ. И слышала неизменное:
 - Ну доктор же, который мне обрезание делал!


(КОНЕЦ ПЕРВОЙ ЧАСТИ)