Дива, Монах и Кошка

 Он брёл по улицам города. Быстрыми шагами, прочерчивая путь в никуда. Его глаза смотрели вниз, поэтому он не видел, где сейчас находится. Это было не важно. Важно было убежать оттого, что с ним произошло. Убежать не получалось. Ему казалось, что всё повторяется снова. Перед глазами вставали кадры из недавнего прошлого... как в старом кино. Медленно и четко. Он помнил каждый момент, ветер, запах, окрик. Он и сейчас чувствовал её страх. Надо идти быстрее, чтобы её страх не успел за ним. Но чем быстрее он шёл, тем четче всё происходило вновь.

 После нескольких часов его странной прогулки, он почувствовал, что не может больше идти, ноги не слушались, и пришлось сесть на скамейку, что на автобусной остановке. Только сейчас он заметил, что уже смеркается – значит, прошло уже много времени после...
 Всегда куда-то спешащие прохожие, обращали внимание на странного человека сидящего на остановке. Его дорогая на вид одежда была вся в пыли, красивое молодое лицо было бледно, на щеке лежала царапина с запекшейся кровью, глаза смотрели отрешенно, как у слепого, всё его тело тряслось, то ли от холода, то ли от страха...

 Одна старушка, словно не выдержав натиска своего любопытства, подошла к нему, спросила «Милок, скажи, автобуса давно не было?» Он не ответил. Старушка тряхнула его за плечо, и он как-будто проснулся после сна. «Слышишь?! Автобуса давно не было?... Не видал?» В ответ что-то похожее на хрип. Теперь он понял, что потерял и голос тоже. Хотя, голос – это самое малое, что он потерял. А старушка так и ушла, совершенно не понимая, кто этот парень, откуда он взялся, и давно ли не было ее автобуса...

 Он же продолжал сидеть на скамейке. Повернув голову, он случайно увидел лежащую рядом с ним книгу. «Наверное, кто-то забыл» промелькнуло в его голове. Он взял потрепанный томик в руки. Маленькая книжица, старая уже, переплёт весь выцвел.
«Die Volksmarchen, Sagen und Legenden der Krim» Magdeburg, 1911*
Он открыл книжку. Пожелтевшие страницы пахли осенью. «...manche alte Sagen knpfen sich an den Katzefels...»**

 Молодой человек пролистал вперед. Совершенно точно, он никогда не говорил на этом языке, но сейчас он не то, чтобы понимал, он чувствовал, все, что было написано. Готические литеры, собираясь в какую-то общую систему, выкладывали в его сознании мозаику смысла повествования:



...В те далекие времена, когда Южный берег был покрыт лесом, среди безлюдных скал Симеиза появился отшельник. Долго не знали, кто он. Однако людская молва все-таки принесла рассказы о его жизни. Много страшного было занесено в книгу дней этого человека.
 Беспощадный и жестокий воин, он долгие годы огнем и мечом опустошал многие страны, разорял города, жег селения, усевая свой путь десятками трупов беззащитных стариков, детей и женщин. Особенно много было на его совести девушек: их захватывал он и себе на утеху и для продажи в неволю.
 Ужасные видения долго мучили этого человека. Жертвы его злодеяний проносились перед ним чередой, взывая к возмездию.
 Решил искупить этот злодей вину перед своими жертвами. Разыскал он в скалах Симеиза пещеру и поселился в ней. Питался одними дикими плодами, лишь иногда позволял себе съесть немного рыбы, которую ловил в море. Надеялся изнурить себя постом так, чтобы не было сил даже вспоминать.

 Прошли годы. В конце концов, люди забывали прошлое отшельника. Новое поколение знало его как человека чистой жизни. В народе прослыл он мудрым. Пастухам, которые встречали иногда отшельника, казалось, что вокруг его головы светилось сияние, а это они считали знаком необычайной праведности человека.
 Редко подходили люди к пещере отшельника. Не любил он людей: напоминали они ему о прошлом.
 За долгие годы одиночества многое из своей прошлой жизни старик, наконец, и сам забыл. Забыл и стал считать, что он всегда был праведником, что никогда никаких преступлений не совершал и никакого раскаяния перед людьми испытывать не должен. Проникся он гордостью великой и все чаще смотрел на людей, как на существа низкие, порочные, не ровня ему, праведнику.
 -Где же справедливость?! – возмущались черти. – Этот грабитель, насильник и убийца считает себя святым? Да он же наш человек! Мы его живо на чистую воду выведем.
 Начали черти искать какую-нибудь старую склонность в старике. Не могли найти: далеко спрятал тот свою былую алчность, жестокость, развращенность. Долго обдумывали, как же подступить к его душе. И придумали.
 Обернулся дьявол кошкой. В ненасытную ночь стал царапаться в дверь пещеры отшельника и жалобно мяукать. Сжалился старик, пустил кошку в тепло.
 И прижилась кошка в пещере. Днем спала, по ночам охотилась, а по вечерам у огня мурлыкала свои песни. Рисовали эти песни отшельнику картины тихой жизни очага, в кругу детей и близких. Разъярился старик. В его ожесточенном сердце никогда раньше не было места для таких человеческих радостей, ненавистны были они ему и теперь. Схватил старец кошку за хвост и вышвырнул из пещеры…
 Засмеялся дьявол от удовольствия: заставил-таки отшельника показать свою истинную душу.
 Обернулся дьявол красивой девушкой. И когда однажды старик закинул сеть в море, чтобы наловить рыбы, дьявол юркнул в нее. Вытащил отшельник сеть на берег, а в ней девушка, едва прикрытая остатками одежды. Лежит с закрытыми глазами, свежа, обольстительна. Изумился такому диву старик, кинулся к девушке, стал приводить ее в чувство.
 Вздохнула красавица, приоткрыла глаза, ласково посмотрела на отшельника. Улыбнулся он девушке, присел возле нее. Хотел расспросить, кто она и как попала в сети. А девушка вскинула руки на его плечи и крепко поцеловала в губы. Проснулось в отшельнике прошлое. Жадно привлек он красавицу к себе.
Засмеялось чертячье племя от удовольствия. Громом прокатился над побережьем этот злорадный смех.
 Но не стерпели добрые силы мира надругательства над тем, что свято для рода человеческого: над семейным очагом и чистой любовью. Не могли больше терпеть обман, который сеял отшельник. И в наказание превратили всех троих в камень…

 И с той поры стоит у моря скала Дива, не спускает глаз с нее скала Монах, а за ними, словно сторожит их, гора Кошка... .



 Её длинные пальцы с аккуратным маникюром, вцепились мертвой хваткой в руль. Машина мчалась по пустой дороге. Огромные кошачьи глаза, обрамленные густыми черными ресницами, наполнились слезами, отчего лицо её было ещё прекраснее, но она не давала себе разреветься – слишком не хотелось ей себя жалеть. Её знобило. Такой ужасной ночи у неё не было никогда в жизни. Как такое могло случиться с ней, она не понимала. Пыталась понять, но не могла. После долгих разборок в отделе ДПС, её признали невиновной. Было много свидетелей произошедшего. Хоть и была ночь, на этой улице было много народу. Как сказали в милиции, ей крупно повезло. Повезло... Повезло, что она сбила человека? Или повезло, что он умер сразу, не дождавшись скорой? Этот сумасшедший выскочил прямо под колёса её машины...Она даже не успела...не успела...

 Машина остановилась у храма. После того, как её отпустили из милиции, она села за руль и поехала в один храм в Подмосковье. Она накинула на голову шарф, и только собралась выйти из машины, увидела маленькую книжку на сидении рядом с собой. Она взяла её с места аварии. Он, наверное, держал книгу в руках, когда... Она до сих пор её не рассмотрела. Страницы старой выцветшей книги пахли осенью. Почему-то открыла на середине…
 
 ...И с той поры стоит у моря скала Дива, не спускает глаз с нее скала Монах, а за ними, словно сторожит их, гора Кошка...


* (нем.: «Сказки, сказания и легенды Крыма» Магдебург, 1911)
** (нем.: много древних легенд связано со скалой Кошка)