Позднее счастье

У Алексея Петровича был сегодня удачный день – он получил пенсию. И хотя каждая копеечка была рассчитана, но все же в этот день можно было позволить себе немного лишнего. Например, кусочек настоящей «Докторской», нежной и ароматной, рассыпчатое печенье и настоящее сливочное масло а не все эти новомодные «рамы», отдающие столярным клеем. Алексей Петрович намазывал масло на печенье, чаевничал за просмотром вечерних новостей и потихоньку рассуждал о том, как меняются с возрастом критерии счастья.
В молодости для счастья нужны были страсти: счастливая любовь, приключение, успех. Счастья нужно было добиваться, хотя предвкушение его было всегда. Ты молод, хорош собой, здоров и удачлив. И для полного счастья нужна самая малость, например, расположение симпатичной брюнеточки из соседнего двора.
В зрелом возрасте для счастья нужна была стабильность. Успешная карьера, жилье не хуже, чем у других, надежная жена, послушные дети. Все шло по накатанной колее, и счастье было таким тихим, спокойным. Эту тихую гавань хотелось сберечь, поэтому, когда Алексей Петрович лет в сорок вдруг влюбился словно мальчишка в новую сослуживицу Валентину, он задушил в себе это сложное и противоречивое чувство, хотя это было ох как нелегко. Когда о романе стало известно многим, Алексей Петрович должен был принять верное решение. Он его принял, а после словно юнец расплакался у друга на даче, приведя товарища этим в полнейшее изумление (все считали его суровым как скала).
- Зачем мне это, Ваня, скажи?! За что? Ведь я итак довольно счастливо жил. Ну на кой мне эта проклятая любовь? Ты же знаешь, у меня все всегда под контролем было.
- Действительно, на кой? – соглашался Ваня. – Ходил бы как все налево, да и никаких проблем.
- Да не могу я так, понимаешь? Я ведь до женского пола не охоч был, и надо же этой Вальке к нам в отдел на работу прийти! Конечно, можно было бы отношения продолжить, но не хочу я все ломать, беспокойно это слишком, да и нечестно. Мы ведь с Антониной родные люди, как я могу ее обмануть?
Ваня, старинный друг, только разводил руками. Ему были не понятны душевные терзания Алексея Петровича. Подумаешь, роман! Все через это проходят, и ничего.
Алесей Петрович тогда сменил работу, и каленым железом выжигал из себя ненужную любовь к Валентине. Супруга Антонина все понимала, до нее дошли слухи. И не трогала его по пустякам, берегла. Шутка ли, солидному человеку мучаться от любви! Эту болезнь они преодолели вместе. Она – тактом и молчаливой заботой, он – душевными муками и твердостью характера.
Антонина вообще была человеком деликатным. Она и умерла в один день, жалуясь вечером на сердце, и не проснувшись утром, как будто не хотела доставлять лишних хлопот. Алексей Петрович погоревал, да и свыкся с одиноким житьем. А теперь уж он научился радоваться даже вкусному печенью, как, впрочем, и прогулкам в парке, тому, что поутру ничего не болит и прочим приятным мелочам, очарование которых доступно не каждому человеку.
Алексей Петрович всегда был человеком думающим. Ему не удалось после школы получить высшего образования, мать растила его одна, и ей надо было помогать. Но по кирпичикам, упорством и трудом, он-таки добился своего. Вечерняя школа, техникум, потом работа и заочное обучение. Он по праву гордился собой.
На работе Алексея Петровича, казалось, тоже ценили. Но едва стукнул пенсионный возраст, спровадили на пенсию. Алексей Петрович не хотел, сопротивлялся до последнего, пока ему ноый директор, молодой и ушлый, не объяснил, что он не вписывается в стремительно молодеющий коллектив. Наставники теперь были не в почете. Ценилась настырность, умение манипулировать людьми и приспосабливаться под обстоятельства, престижный диплом, а не реальные знания, способность с полуслова понимать начальство – в общем, все то, чего скромному инженеру не хватало. А меняться было поздно, да и не к чему.
Он и сыновей своих учил к тому, что главное – думать о своих поступках и планировать жизнь надолго вперед. Но все напрасно. Вроде воспитывали их в любви и согласии, убеждая собственным примером, но сыновья выросли совсем не такими, как хотелось. Старший Андрей пошел служить в армию, и не мудрствуя лукаво, решил остаться военным. Теперь он мотался по всей стране, не имея нормального дома, семьи, перекати-поле, любил выпить и сделался настоящим солдафоном. Отец считал, что Андрей пошел по пути наименьшего сопротивления, ему просто было лень учиться. А ведь такая светлая голова! Алексей Петрович когда-то мечтал, что сын пойдет по его стопам и станет инженером. Но не сбылось.
Военных, впрочем, он уважал, но тех, прежней закалки. А нынешние ему казались недостаточно серьезными и слабоватыми профессионально. А еще Алексей Петрович с Антониной мечтали о внуках. А девицы теперь не очень-то жаловали военных. Кому хочется мотаться по гарнизонам да копейки считать!
Младший же вообще давно пропал. Они сильно повздорили, когда Сашка провалил вступительные экзамены в институт, а после заявил, что сделал это специально. Высшее образование, говорил сын, ему ни к чему. А ведь у Сашки был настоящий талант. Он разбирался в технике как бог. Любую, самую сложную вещь, он мог починить, модернизировать, реанимировать. Выброшенный соседями телевизор он вернул буквально с того света, после чего к парню зачастили соседи и знакомые. У всех что-то ломалось, и безотказный Сашка день и ночь ремонтировал утюги, приемники, телевизоры. Когда Сашка устроил бунт на корабле, Алексей Петрович, не терпящий от детей непокорства, в сердцах выпалил: «Тунеядец мне не нужен! Живи тогда, как знаешь!» С тех пор он видел сына лишь однажды, на похоронах матери. Тот приехал, повзрослевший и мрачный, отдал отцу пачку денег, молча обнял и снова пропал. Даже не поговорил с отцом, впрочем, и отец ему едва пару слов сказал. Сашка давно живет в столице, исправно присылает поздравления к праздникам и иногда скупые письма. Но сам не приезжает, а отец и не зовет. Характер у обоих! А ведь прошло уже целых восемь лет…
Алексей Петрович допил чай и пошел проверить почтовый ящик. В ящике лежало письмо. Оно было от Сашки. Дрожащими от волнения руками, Алексей Петрович открыл конверт: кроме письма там лежала пластиковая карта. Недоумевая, что все это означает, он принялся читать.
«Здравствуй, отец! Я на тебя давно не сержусь, даже тебе благодарен. Не выстави ты меня тогда из дома, кто знает, что бы из меня вышло. Думаю, что и ты меня простил за то, что не оправдал твоих надежд. Сейчас же, хочу тебе сообщить, у меня своя фирма. Занимаюсь, по-прежнему, железками, правда, теперь компьютерными. В последнее время дела мои пошли настолько хорошо, что появилась возможность тебе помочь. Как ты живешь, я знаю. Родственники и друзья мне подробно рассказывают. На карте, которую я отправил, денег столько, что тебе не придется больше считать копейки до пенсии. Еще я купил тебе в пригороде домик. Знаю, что вы с мамой давно мечтали об этом, но так и не получилось. Жаль, что она не дожила. Как пользоваться картой тебе объяснит мой знакомый, который принесет документы на дом. Обнимаю тебя. Саша.»
Алексей Петрович так разволновался, что открыл сервант и налил себе стопочку. Выпил, закусил остатками «Докторской» и принялся осмысливать произошедшее. «А я-то думал, дурак старый, что Сашка и думать об отце забыл! А он ведь, надо же, в люди выбился! Да еще и отцу помог, хотя отец-то его, шпанца совсем, из дома выгнал. Ну сынок, удивил!» От волнения Алексей Петрович уснул только под утро, а утром, впервые в жизни, проспал, и проснулся только к обеду. Едва он выпил чаю, как раздался звонок в дверь и обещанный Сашкин знакомый принес документы на дом и подробно объяснил, как пользоваться пластиковой картой. Он предложил подвезти Алексея Петровича к новому дому, но тот отказался. Ни к чему здесь были посторонние.
Оказавшись обладателем приличной суммы денег, Алексей Петрович первым делом решил поставить памятник Антонине. Он отправился на кладбище, и долго не мог найти могилу. Оказалось, что он просто ее не узнал: новая оградка, солидный мраморный памятник, свежевысаженные цветы… -- Сашка позаботился и об этом.
Тогда Алексей Петрович решил, наконец, взглянуть на свой новый дом. Он сел в электричку, поехал за город и по дороге все думал: угадал ли Сашка, о чем именно мечтали они с Антониной.
Все оказалось еще лучше, чем он мог представить. Дом был совсем рядом со станцией, извилистая тропинка вела к густому, неизгаженному туристами лесу, а чуть в стороне было удивительно чистое озеро. Сам дом оказался чудо как хорош: деревянный, небольшой и аккуратный, с маленькой мансардой, с резными ставнями. Внутри была добротная деревянная мебель, стол, кресло-качалка и даже посуда и постельное белье – живи не хочу. А во дворе красовалась банька и ажурная беседка. Алексей Петрович вдруг вспомнил, как Сашка еще маленьким любил устраивать сюрпризы, продумывая в деталях каждую мелочь. «Старый я дурак! – вдруг подумал он. – Если бы Сашка сам не сделал первый шаг, так и умер бы в одиночестве. И из-за чего? Далось мне это высшее образование! Главное, чтобы человеком вырос хорошим, а не подлецом».
Уезжать из дома не хотелось. Но вместе с деньгами вдруг появилось множество планов. Алексей Петрович уже и забыл, когда ему так хотелось нарушить привычный порядок вещей.
Для начала он отправился к верному другу Ивану. В последнее время виделись они не часто. Ивана так же спровадили на пенсию, и бедолага стал без конца лечиться. Он ставил себе все новые диагнозы, фанатично лечился, впрочем, дряхлея при этом на глазах.
- Собирайся, Ванька, -- с порога скомандовал Алексей Петрович. – Везу тебя лечить!
Толком ничего не объяснив, Алексей Петрович покидал нехитрые Ванькины пожитки в баул, и отвез того в свой новый загородный дом.
Об Иване тысячу лет уже никто не заботился, он тихо покорился натиску старого друга, а через неделю уже забыл свои диагнозы, ходил за грибами и на рыбалку, чинил невесть откуда взявшиеся сети и даже познакомился с одинокой соседкой того же возраста. Женским вниманием оба друга были неизбалованы. Ивана супруга оставила лет десять назад. Детей у них не было. Так и жил он с тех пор бобылем, один как перст. А Алексей Петрович был занят осмысливанием прошлого и каждодневной борьбой за выживание. Не до амуров, знаете ли, нынешнему пенсионеру, всю жизнь выживающему на инженерскую зарплату и заслужившему еще более смехотворную пенсию.
В жизни Алексея Петровича была, как он всем говорил, одна женщина – Антонина, его жена. Но где-то в области сердца, казалось, навсегда осталась дыра. Как будто жизненные потери выжгли в нем эту страшную, ничем не восполнимую пустоту. Первая потеря – его греховная любовь, Валентина. Эту боль он заставил утихнуть, но иногда нет-нет, да возникнет противная мыслишка: а что, если бы тогда?... Вторая потеря – непутевые сыновья, сделавшие все не так, как тщательно планировал их отец, поплывшие против течения. И третья потеря – Антонина, самый верный и преданный друг. Даже тогда, когда он в сердцах выгнал младшего, она не пошла против него, хотя ночами плакала в подушку и бегала к сыну на междугородные переговоры. Так и во всем Антонина ему не перечила. Разве мог он оставить ее, влюбившись в неприлично зрелом возрасте? Да и как делить с трудом нажитое имущество? Как людям-то в глаза потом смотреть?
Почему-то он все беспокойно перебирал свое прошлое именно сейчас, когда оделся-обулся, вставил новые зубы, избавился, накручивая километры по лесу, от дряхлого животика. Деревенские соседки всерьез заглядывались на двух одиноких пенсионеров. Иван завел нежную дружбу с той самой, его первой деревенской симпатией. А Алексей Петрович был задумчив и словно не замечал любопытных женских взглядов, хотя смотрели на зажиточного старичка с интересом и довольно моложавые женщины.
Однажды он уехал в город и пропал на неделю. Иван заволновался, и хотел уж ехать искать. Как вдруг Алексей Петрович приехал, да не один, а приятной дамой.
- Ванька, это моя Валентина. Та самая. Она, ты знаешь, так ведь замуж и не вышла. Меня ждала!
Валентина, тихая и улыбчивая, смущенно подала ладошку. Иван пожал ее и, не сдержавшись, воскликнул:
- Ну вы, ребята, даете!
Свадьбу сыграли по-семейному тихо. Алексей Петрович с Валентиной не хотели никакой свадьбы, да Иван от счастья будто взбесился и развел такую бурную деятельность! Он сам отбил телеграмму сыновьям, организовал стол и нейтрализовал деревенских завистниц. Они сначала очень косо смотрели на приезжую, но услышав историю Алексея Петровича и Валентины и утерев набежавшие слезы, тут же с ней подружились.
Андрей и Сашка в полном изумлении прибыли на свадьбу и долго не знали, как подступиться к такому незнакомому отцу. За столом, после тостов «за молодых», Алексей Петрович, подняв бокал произнес:
- Я хочу выпить за своих сыновей. Я самый счастливый отец в мире!
Впервые за всю свою длинную жизнь он похвалил своих близких. И стало так хорошо, что дыра в сердце, кажется, стала зарастать…