Мы есть

Моим друзьям и хорошим знакомым,


Неуловимое настроение. Не хватает лишь легкого блюза. Сыпет снег, ты сидишь, привычно забравшись с ногами в кресло, и неторопливо потягиваешь кофе. Приглушенно горит торшер. Когда точно все это началось, понять сложно, да и нужно ли? И в который раз обрываешь себя на полумысли.

Ты чему-то улыбаешься. Грациозно через спинку кресла тянешься к шнурку выключателя, дергаешь, и комната преображается. Мебель становится похожей на сказочных исполинов – она вытягивается вверх, становясь скалами и упираясь в потолок, а вместо ковра на полу разливается море с далеким закатным солнцем. Довольная этим волшебством смотришь на меня и чуть-чуть улыбаешься.

Рыжий от фонарей снег засыпает деревья. Легкие и невесомые они танцуют сказочный танец под скрипку ветра. Смотрю на тебя и думаю о многих вещах сразу. Деревья за окном стали похожими на нас самих. Они вытянулись, набравшись сил от родной земли, и продолжают расти, мечтая о небе. Ты чуть покачиваешь головой – в такт какой-то мелодии внутри сердца.

Вот чашка с кофе опустела, и ты ставишь ее на пол, и снова неотрывно смотришь в окно. Хочешь запечатлеть все это, чтобы суметь забрать с собой. Мне же хочется просто смотреть на тебя, впитывая облик и жесты, чтобы потом не ощущать одиночества.

Кто-то шумит на лестничной клетке ключами. Сказка исчезает, и привычность мира опускается в душу. Ты резко с досадой оборачиваешься в сторону коридора, прищуривая глаза, становясь похожей на кошку, и замираешь.

Щелчок замка…

Качаешь головой, торопливо подходишь и опускаешься передо мной на корточки. В глазах печаль и любовь, помноженные на вечность. Молчишь. Время растягивается в этот момент, и я тону в твоих глазах.

Еще щелчок…

Выпрямляешься, не оборачиваясь, но неохотно, подходишь к висящему зеркалу и исчезаешь. Секундой позже открывается дверь, зажинается свет, и вот я уже слышу цокот каблуков по паркету:
- Коленька, мы вернулись. Скучал? – мать треплет меня по щеке, а я вдыхаю морозный холод, притаившийся на ее шубе, и смотрю на пока еще не растаявшие снежинки. Привычно молчу в ответ. После аварии речь, как и тело, отказались слушать меня. Мать уныло вздыхает и выходит.

Прикрываю глаза, слушая, как в коридоре разговаривают родители. Мать вдруг прерывается на середине фразы и снова торопливо заходит в комнату.
- Что это такое? – и, не скрывая паники указывает на пол, где рядом с торшером стоит твоя чашка, с нарисованными листочками бамбука. Мать пораженно берет ее в руки, вертит, глядя как внутри перетекают оставшиеся капли уже холодного кофе. – Чья чашка?!! Снова помада и тот же рисунок! Я с ума сойду! Что творится здесь? – и вопросительно смотрит на меня, словно втайне надеясь, что сейчас я рассмеюсь, вскочу и буду танцевать. В дверях настороженно замер и наблюдает за всем отец. – Ты кому-то оставлял тогда свои ключи? Кто приходит к тебе?!

Мысленно улыбаюсь и закрываю глаза. Как тебе объяснить, что у меня бывает мой лучший друг, что он поддерживает и что он прощает, не смотря на произошедшее? Да, мы говорим на языке тишины, но так ли это странно? Главное - все понимаем. Мы есть друг у друга. Есть по-настоящему.

Мать еще некоторое время в нерешительности стоит напротив, а потом выходит, тихо притворяя дверь. Возможно, однажды у меня появится шанс рассказать о том, что потерял и отыскал в этом мире. А сейчас квартира наполнена звуками блюза, льющегося в сознание из прошлого. Мы есть. Это главное.

31 июля 2006