Красота на доверие

 КРАСОТА НА ДОВЕРИЕ

 

Я был в пути.

Было у меня такое время, период постоянного передвижения. Это произошло в поезде. Я ехал в купе СВ. один, и там было скучно. Я пошел прогуляться по вагонам и, наверное, нашел бы где-нибудь веселую компанию, если бы дорогу мне не преградил вагон-ресторан. Я сразу вспомнил, что еще не завтракал, а время было ужинать и подумал, что не плохо было бы подкрепиться для начала, благо и столиков свободных было предостаточно. Я сделал заказ и огляделся.

За соседними двумя столиками догуливала какая-то припозднившаяся компания. Народ разношерстный и разновозрастный, вероятно одна большая семья, во всех ее поколениях. Они громко разговаривали, или тихо перешептывались между собой, в то время когда кто то произносил длинный, витиеватый, сугубо семейный, основывающийся на намеках и недомолвках, понятных только в их семейном кругу, тост.

И вдруг, все разом стихло. Официант остановился ошеломленный и даже поезд казалось перестал раскачиваться. Все замерло на одно короткое мгновенье, может долю секунды, и взгляды их были устремлены на что то позади меня. Я повернулся, и тоже замер!

Фея! Первое, что пронеслось у меня в голове.

Именно такое невесомое создание, в платьице лёгко-воздушном как дуновение летнего ветерка. И это только спереди было платьицем, а сзади, всего несколько тесемочек перечеркивающих беззащитную спину и заканчивающихся легкой юбочкой, из тех, которые не скрывают, а подчеркивают прелесть форм. Она прошла вперед как по подиуму, только без этой развратно-вихляющей походки, а нормально. Там развернулась и пошла обратно. Подошла к соседним столикам и повернулась к ним лицом, ко мне, как в сказке про Бабу Ягу, своими тесемочками, с которых мой взгляд, не в силах задержаться, постоянно соскальзывал ниже.

И тут же сразу все опять зашумело, задинькало стаканами, завосхищалось. Она постояла так еще какое то время, достаточное, что бы насладиться мгновеньем произведенного эффекта и не став дожидаться детального обсуждения своего туалета, выпорхнула, или даже, растаяла как утренний сон, оставив в нас аромат зародившейся, несбыточной мечты.

За соседним столом восхищение перешло в обсуждение, затем в осуждение, пока не дошло до банального выяснения цены. А я думал о том, что красоту купить невозможно. Этот наряд был создан для нее, или она для него, не важно, но они так подходили друг другу, что иначе ее и представить себе было нельзя.

Наверное, поэтому, когда она вошла в новом наряде, тоже очень элегантном, стильном комбинезоне, я её сначала даже не узнал. Она опять прошлась мимо наших столиков, развернулась в конце вагона и подошла к двум соседним. Пощебетала что то им, повертела попой мне, форм которой почему то и комбинезон не скрадывал и опять упорхнула, не став дожидаться окончательных оценок своему наряду.

Оценки же, надо заметить, были самые разные и неожиданные, как в фигурном катании, когда выступит талантливая дебютантка.

- Я бы такое не одела ни за что! – Категорично заявила дама средних лет, и какой из двух нарядов она имела в виду было не понятно, потому как на неё, я такого размера даже не знаю, не налез бы ни один. Хотя, может, были какие то демонстрации до меня.

- А у меня аж дух захватило, когда она вошла,.. в этом! Сказал какой то парень простоватого вида и осёкся.

- Без ничего, ты имеешь в виду? – Съязвил басовитый голос, его жены, по-видимому. Дамы, в строгом кримпленовом платье с узорами не напоминающими ничего.

Минут двадцать еще продолжалось обсуждение, затем разговор опять засосала политика и неформальная лексика.

Она, больше не появлялась. Мне начинало становиться скучно, идти дальше не имело смысла. Так как ничего лучше я уже сегодня не увижу, а худшее меня больше не влекло, я решил вернуться в свой вагон.

Расплатившись, я, покачиваясь против такта покачивания вагона, направился к себе. Я вышел в тамбур и... Увидел её.

Она стояла и НЕ курила. Светлые локоны подчёркивали сосредоточенность лица. Видимо внутри шел спор с кем то. Спор, в котором она была уверенна в своей правоте, но аргументов подтверждающих это было явно не достаточно.

- Добрый вечер. – Попробовал оправдаться я за свое непрошенное вторжение в её личную жизнь.

- А вам то, что с этого? – Кольнула она меня булавкой приготовленной для неизвестного оппонента.

- С мужем поругались? – Бездарно, но проверенно надёжно, стал я пробивать почву.

- Он дурак! – Безапелляционно вынесла она вердикт.

- А вы разойдитесь. – Обиделся я за мужа.

- А что потом?

Потеряв почву, она выглядела трогательно удручённой.

- Выйдите замуж за умного. – Добивал я.

- А где они есть – умные? – Сказала она с такой безнадёжностью, что я даже растерялся и сморозил первую подвернувшуюся на язык глупость.

- Вот я, например.

- А вы возьмёте?

 В глазах пылали огни, ненависти и – надежды. Не берусь судить какой из них пылал сильнее, но я струсил. Виду конечно не подал.

- Да я с удовольствием, но у нас, к сожалению судят за двоеженство.

 

Как опытный ловелас я знал и часто использовал этот прием. Замужние женщины, почему то испытывают больше доверия к женатым мужчинам. Может, они думают, что муж и мужчина это не одно и то же? Невероятно но факт, как только я признавался женщине что я женат, разговоры становились до того непринуждённо откровенными, что, как правило и приводило к заветной цели. Никогда не понимал тех мужчин, которые в командировке снимают обручальное кольцо. Сам я женат почти никогда не был.

Но времена меняются, и этот дешёвый трюк я уже давно не использую. Сейчас понравившейся женщине я говорю, по секрету, что я голубой. Дальше остаётся, только молча подчинятся пока она тебя не наставит на путь истинный. А уж какое умение при этом проявляет сердобольная женщина... Не рассказывайте только голубым, а то враз окраску сменят. Но я отвлёкся...

 

Она мне ответила, но что?!!

Всю жизнь я мечтал услышать такой ответ, а когда услышал, оказался не готов к нему. Да и кто готов, скажите мне, к осуществлению своей мечты?

Она сказала:

- А на ночь?..

Понятно. Она поругалась с мужем.., да и есть ли еще этот воображаемый муж? В общем, девушка в отчаянии и как джентльмен, я должен ей помочь. Но как? Взять её на ночь в жёны? Тоже мне джентльмен. А с другой стороны, оставлять её в таком состоянии?.. Сейчас появится какой-нибудь неджентльмен еще больше чем я,.. и что тогда?

- Ну что ж, идёмте. – Почти без перерыва, непререкаемым врачебным тоном предложил я и пошёл к своему купе не оглядываясь. Отодвинул дверь, повернулся – стоит! Пропустил вперед, зашел, задвинул дверь.

Она прошла, села за столик и стала смотреть в тёмное окно на проплывающие вдали огоньки. Они как светлячки покачивались за окном, манили своей неприкаянностью. И во взгляде её отражалась такая же неприкаянность и отрешённость.

- Я сделаю вам чаю.

- Не нужно.

- Тогда, может быть, вина?

- Он не понимает... – Продолжила она начатый в тамбуре, а может и раньше, диалог, то ли с воображаемым оппонентом, то ли уже со мной.

Мне показалось,.. вернее я почувствовал, что предметом спора послужил этот изумительно преображающий её, наряд в котором я увидел её впервые, и невольно принял роль оппонента:

- Это трудно понять.

- Но почему?! Ведь это же красиво!

- Да, но это красиво на Вас.

- Но я ведь не собираюсь никого соблазнять!

- Но ведь они соблазняются. – Непреднамеренно я почему-то убрал себя из списка соблазняемых.

- И, какой же выход? Отказаться?

Я представил себе, что не было этой феи в воздушном сарафане спереди кажущимся платьем, а был только хмурый вагон ресторан с галдящей толпой в ничего не подчёркивающих, однотипных кримпленовых нарядах, и мне стало грустно.

Разлив вино в чайные стаканы, я сел и молча уставился в окно. Мне не хотелось отказываться от этого сказочного виденья, которое наполнило желанием и вдохновением это пасмурный день, и вместе с тем мне было понятным настроение её мужа в то время когда она вдохновляла и наполняла желанием это безумный мир. Что я мог ответить?

Дверь с грохотом отодвинулась, на пороге стоял он! Её муж. И хотя он был лет на тридцать, по меньшей мере, старше, я понял, это не отец, это именно он – муж. Он был высок, дороден и как все интеллигенты в таких ситуациях, растерян.

- Пошли. – Тут не было вопроса, но и не слышалось той категоричности присущей обычно главе семьи.

- Нет.

- Порядочные люди не станут приглашать в купе незнакомых, замужних женщин. - Сказал он.

Это был камень в оба наших огорода. Нехороший камень надо заметить.

- Порядочные люди стучат, прежде чем войти. – Парировал я не менее недостойно.

- Так ты идёшь?

- Нет.

- Да вы проходите, присаживайтесь. – Попытался я ему помочь разрешить неразрешимую проблему возникшую из-за её принципиальности, или вернее сказать, упрямости.

 – Не стоит выносить сор из избы. – Добавил я, имея ввиду фигуру проводника, назойливо вырисовывающуюся, за спиной мужа. Он прошел, с грохотом задвинул дверь и сел рядом.., со мной. Он её побаивался. А может, чувствовал вину, или и то и другое.

- Выпьете вина?

- Нет.

Они сегодня были одинаково категоричны, видимо это и помешало им договориться.

- Это хорошее вино. – Соврал я.

Я не очень разбираюсь в вине, но вожу его с собой всегда, и покупаю где придется, обращая внимание скорей не на название, а на градусы, я беру только сухое. Вот и это я взял в буфете перед отъездом. Как правило, я так и привожу его не распечатанным, так как большей частью выпить оказывается не с кем. Но я заметил, что гораздо хуже, когда подобралась хорошая компания, а выпить нечего. Поэтому и таскаю за собой всегда лишнюю ношу, в надежде, что в нужный момент она окажется не лишней.

- За знакомство! – Предложил я тост и протянул ему свой стакан. В вагоне на двоих положено оказывается только два стакана. Сам я отхлебнул прямо из горлышка, превратившись на мгновение в горниста.

- За порядочность! – Поддержал он и выпил до дна.

- За красоту! – Промолвила она и тоже слегка пригубила.

- Антон Павлович. – Представился он, у него получилось – Палыч.

- Что-нибудь пишите? – Поинтересовался я?

- Всегда одни и те же шутки. – Возмутился он. – Моя фамилия – Чеховский, и мой папа решил, что к отчеству Павлович лучше всего подойдет имя Антон. И с самого раннего детства я слышу одни и те же шутки. Надоело, знаете ли. – Всё это он произнес с раздражением, гораздо превышающим степень банальности моей подначки.

- Моя фамилия – Муромцев, но мой папа обошелся без фантазий и назвал меня Димой. – С сожалением произнес я.

- А моя фамилия – Ростова.

- Наташа. – Догадался я.

- Настя. – Поправила она доверчиво.

Вино приятно обогрело пищевод, просочилось в кровь и теперь теплыми волнами растекалось по всему телу. Появилось желание отстаивать свою правоту, и вместе с тем, чувство солидарности с такими приятными людьми, у которых такие великие идеалы как красота и порядочность. Короче, захотелось с кем-нибудь поспорить, а оспаривать было нечего. Я налил в его стакан вина, сам отхлебнул еще и спросил с наивностью ребёнка:

- А разве красота и порядочность не одно и то же?

Они одновременно уставились на меня как будто только сейчас обнаружили, что здесь кроме них есть еще кто то.

- Нет. – Ответил он опять категорично и выпил.

- Я принесу чего-нибудь поесть, а то тебе станет плохо. – Сказала Настя и вышла.

- Мне казалось, что если кто то поступает не порядочно, то это само по себе не красиво. – Пытался я развить свою сомнительную теорию. – И, даже если этот кто то писаный красавец,.. или красавица,.. его уже никак красивым не назовёшь.

Я сделал паузу, что бы глотнуть, и не совсем логично добавил:

- И наоборот.

Он сидел и отрешенно смотрел в свой пустой стакан. И во всей его позе было что то такое трогательное. Он был похож на ребенка, родители которого ушли ничего не сказав когда вернутся и не оставили поесть. Мне стало жаль его, и я налил в его стакан вина. Он отложил стакан, сел напротив, поднял глаза, и во взгляде его было столько убеждённой силы, что я тоже отложил непроизвольно бутылку.

Понимаешь?.. – Произнес он с болью. – Я верю тебе!..

Он опустил голову и опять казалось, ушел в себя, кулаки его сжались так, что побелели костяшки пальцев.

- И ей верю! – Добавил он с такой силой, как будто пытался нас обоих в этом убедить.

Видимо на это ушли все его силы, потому что плечи его поникли, руки упали на колени, и весь он опять стал похож на брошенного ребёнка. Мне хотелось его чем то подбодрить, и было очень стыдно за то, что я не смог бы вот так же как он – сильно, верить ей. Я приподнял бутылку, и тихонько притронувшись нею к его стакану, отпил глоток.

- Ты видел это платье. – Спросил он утвердительно.

Он сделал паузу, поднял свой стакан, подержал его, как бы проверяя есть в нем что-нибудь, на вес, и выпил как проглотил.

- Я запретил ей его носить. – Выдохнул он.

- Это зря... Оно ей очень идет. – Сказал я и пожалел.

В его глазах было столько горечи, мне показалось, что он сейчас заплачет. Но он не заплакал, только опять побелели костяшки его пальцев на руках.

 

Я вообще пожалел, что влип в эту историю. Я был посредине между её возрастной категорией и его. Мне была еще понятна детская восхищенность своей правотой присущая молодости и вместе с тем уже временами становилась доступна для понимания мудрость зрелости, где любая правота вещь относительная.

 

- Она сказала, что когда она вошла в ресторан, все онемели.

Я вспомнил тишину, когда она появилась. Фея! И на мгновенье он представился мне злым колдуном, который хочет заточить фею в замок на острове, что бы её кроме него никто не видел.

- Красота спасет мир. – Попытался я прикрыться Достоевским.

- Она сказала, что не станет меня обманывать,.. – Продолжал он. – Не станет надевать его так, что бы я не знал, когда меня не будет, и потом говорить что не надевала.

- Это правильно. – Сказал я и полез в портфель за второй бутылкой.

- Она сказала, что если я её когда-нибудь заставлю это сделать, заставлю обмануть, то это будет единственный обман... Единственный и постоянный,.. сплошной обман. Потому что умрет вера... Умрет порядочность.

Я уже злился на себя, ну зачем я её пригласил? Зачем влез в эту семейную драму, и что теперь?.. Ситуация была действительно не из легких. С одной стороны он не может вынести, он жить не может, когда на нее пялятся там всякие прохвосты вроде меня. А с другой... Но ведь это действительно красиво. Мне стало как то неуютно. Надо было что то делать. Я откупорил бутылку, налил ему, а себе придвинул и дополнил её стакан. И тут вошла она с большущей тарелкой со всякой снедью: ветчина, сыр, бутерброды со шпротами, помидоры, зелень, лучёк зеленый, и откуда столько? Ну точно фея из сказки.

- А ты его сожги! – Предложил я неожиданно пришедшую в голову идею.

- Кого, что сжечь? – Испуганно спросила она, глядя на нас с недоумением.

- Подожди. – Остановил я её.

- Помнишь, как в сказке про лягушку? – Посмотрел я на него с надеждой, мне очень хотелось помочь ему найти какой то выход.

- Да, но её потом унес Кощей. – Стал он понемногу вникать в мою идею.

- Так это вы про платье? – Смысл идеи, по-моему, не ускользнул и от нее, потому что щеки её, я увидел, впервые за этот вечер стали наливаться румянцем. Она прямо на глазах становилась еще прекраснее.

Ах, как некоторые женщины прекрасны в гневе. Они бедненькие и не догадываются, что их любимые иногда злят их только за тем, что бы полюбоваться ими.

- Главное, что закончилось всё хорошо! – Обнадёжил я и выпил. И меня хоть и слепили, но уже ничуть не пугали молнии, которые начинали сверкать в её глазах. От такой красоты и смерть не страшна.

- Но это ведь в сказке... – Пессимистические нотки в его голосе начинали отражаться в его облике. Он как то поник, взял свой стакан, отпил и задумчиво посмотрел в окно.

- Сказка ложь, да в ней намёк... – Продолжал я гнуть свою неправильную линию.

- Добрым молодцам урок. – Произнесла она очень медленно, с расстановкой, так, что слово «добрым» прозвучало совсем не добро, а даже как то зловеще.

- А хотите, я расскажу вам историю? – Предложил я и, не дожидаясь ответа начал свое повествование.

Мне не хотелось возобновления, только что начинающих было утихать, страстей. Вино, после возбуждающего своего воздействия перешло в стадию расслабленности и тихой созерцательности. Я видел перед собой двух милых, замечательных людей, и было грустно оттого, что они вместо того что бы радоваться тому что они вместе, упорно цепляются почему то за причину которая их разъединяет, отделяет друг от друга. Мне захотелось их как то от этого отвлечь, и я стал молоть всякую чушь, первое, что пришло в голову и попросилось на язык:

- У меня когда то была жена. Я её очень любил. Я любил её так, что не мог ни на минуту представить себе своего существования без неё. Я хотел, что бы она всегда была рядом. А она любила уходить куда то не предупредив. Это убивало меня, я просил её, я не мог найти себе места, когда её не было, и я не знал где она. Мне рисовались сцены одна страшнее другой, я ходил её искать, потом спешил домой, надеясь, что она уже вернулась, и находил его пустым. Потом опять просил, но все было бесполезно. И однажды от отчаянья, наверное, я решил за ней проследить...

Кафка однажды сказал о себе: «Я тогда стал считать себя по настоящему взрослым, когда, имея возможность узнать что то, спросил себя: - А нужно ли мне это знать? – Ответил: - Не нужно. – и узнавать не стал».

Сейчас я уже взрослый. А тогда...? Тогда я стал тоже уходить куда то. Вот так мы уходили в разные стороны, пока в один из дней я вдруг не понял, что возвращаться то и не за чем.

Не знаю, что сыграло роль, может вид у меня был такой, может быть вино оказало свое воздействие, но они сидели притихшие и задумчивые, как после просмотра старого, давно забытого фильма. Она тихо его попросила:

- Пошли? – И он послушно пошел за ней.
А я остался один, и никак не мог уснуть. Воспоминания и сегодняшние впечатления еще долго будоражили своей назойливостью мою бедную голову. Но я все же усмирил их надеждой, что может быть они не станут повторять наших бессмысленных ошибок.

 

 Александр Волин

 1988 год