И воцариться мир и благоденствие

       - Давай, шлёпай, не задерживайся, - древко копья уткнулось в спину узника, - Чего застыл? Шевелись, говорю.
       - А может, отпустите?
       - Ага, щас прям и отпустим, - конвоиры загоготали, - Вот латы погладим и отпустим.
       Раскатистый хохот вперемешку с дребезжанием кольчуг заметался между стенами башни, отскакивая от узких ступенек, и провалился в сырой мрак подземелья.
       - Ну что я вам сделал? - канючил узник, - За что?
       От толчка, спотыкаясь, почти сбежал на несколько ступенек вниз, прижимаясь плечом к осклизлым стенам, чтобы не упасть. Скованные за спиной руки саднили и болели, в кровь растёртые кандалами.
       - А ты не знаешь? - конвоиры спустились следом и снова толкнули на несколько ступеней вниз, во мрак.
       - Не знаю. Я ведь ничего плохого не сделал.
       - Сделал.
       - Что? Что я такого сделал, что меня необходимо запереть в темнице? Что?!
       - Нарушил мировой порядок, вот что. И хватит уже трепаться. Нам некогда. Давай, не разглагольствуй и шевелись. Всё равно ведь спустим вниз и запрём.
       - А если я не пойду? - узник гордо выпрямился, расправляя плечи,- Не пойду и всё!
       - Ну, как хочешь. Пеняй на себя.
       Ближний конвоир резко выбросил вперёд древко, целясь в солнечное сплетение. И попал.
       Узник согнулся пополам и, хватая ртом воздух, как выброшенная на берег рыба, скатился на маленькую площадку, едва не свалившись в колодец лестничного марша.
       - Ну что? Ещё хочешь, зараза? - Конвоиры стаяли над ним и ждали, когда он очухается.
       - Оклемался? - ногой толкнув в плечо, перевернули на спину, - Ты смотри, не сдохни раньше времени. А то некому будет по ночам выть и распугивать нарушителей.
       Конвоиры снова загоготали.
       - Не дождётесь! А вместо меня придут другие и вас всех ...
       Договорить не успел. Кулак, закованный в железо, снизу в челюсть, сбросил ещё на несколько ступенек вниз.
       - Гад разговорчивый. Ишь, другие придут. Всех законопатим. Рядом с твоими костями вонючими. Урод!
       С явной злостью схватив за ноги полу бездыханное тело, волоком потащили вниз. Голова с гулким стуком подпрыгивала на истёртых ступеньках. Узник что-то мычал, но быстро потерял сознание и уже не видел, как его дотащили до окованной железом толстенной двери. Как с размаху зашвырнули в подземелье. Не почувствовал, как приковывали к стене, предварительно вытряхнув из цепей полу истлевшие кости. Не услышал лязг засова и скрежет поворачиваемого в проржавевшем замке ключа.
       Факел ещё чадил, готовый вот-вот погаснуть, когда узник наконец то открыл глаза.
       Из рассеченной губы тонкой струйкой стекала кровь. Пропитанная кровью рубаха липла к спине и сворачивающаяся кровь стягивала кожу, нестерпимо зудя. Узник не обращал на это никакого внимания.
       С жадностью смотрел на факел, понимая, что скоро пламя погаснет и он останется один на один с темнотой и подкрадывающейся к нему из мрака смертью.
       А пока пламя светило, его не покидала надежда. Ему казалось, что если он запомнит пламя, то и надежда останется с ним и поможет дождаться спасения. Ему так хотелось в это верить. Как ничего в жизни и никогда не хотелось. Даже жить ему не хотелось так сильно, как не терять последнюю надежду и веру в спасение.
       Факел вспыхнул. Раз. Другой. И погас. Последняя искра ещё какое-то время тлела во мраке, но скоро угасла и она.
       Холодный мрак обнял свою жертву, чтобы никогда не отпустить.
      
       * * *
       На площади было многолюдно и шумно. Солнышко припекало, и разомлевшие конвоиры, отдыхая, устроились на каменной скамейке рядом с башней.
       - Щас бы пивка!
       - Не говори! Пивка - это хорошо. Да только нельзя, сам знаешь.
       - Да знаю, что нельзя, а всё равно хочется.
       - Терпи. Скоро смена, и тогда в кабак пойдём и пивка выпьем.
       - И девки.
       - И девки. Но сначала пивка.
       И замолчали, мечтательно причмокивая.
       - Слушай, а за что его так? - Первый конвоир кивнул на вход в башню.
       - Чтоб смуту не разносил.
       - Понятно…
       Снова тишина и вздохи. Казалось, что время останавливается сразу же, как только они заступали на дежурство.
       - Смута… А в чем смута? - перемечтав всё, что мог себе представить, не унимался первый из охранников.
       - Ну, смута и смута. Нам-то какое дело? Сказано - смутьян, значит так оно и есть. А смутьянам место в башне, в подземелье. Без воды и еды. В темноте и без надежды. Чтоб другим было не повадно смуту разносить. Фух, - второй охранник от такой длинной речи явно устал и, предупреждая новые вопросы, выдохнул, - Вон, приговор на стене приклеен. Прочти, и всё сам поймешь.
       Делать было нечего, и первый охранник лениво встал и, уставившись в грамоту, шевеля губами, забубнил себе под нос.
       - М да. Действительно поделом, - дочитав до конца, опустился на скамью.
       - Ну что написано? - не открывая глаз и привалившись к стене башни, спросил сослуживца.
       - Да написано, что, мол, за то, что в город проник наш. Мол, рассказывать стал всякое непотребство. Как будто есть другой мир, и там все друг дружку любят и уважают. И что правителей там нет, и у каждого во дворе деревья растут.
       - Во бред!
       - Не говори. Ещё какой бред. Это ж где такое видано, чтобы все всех любили и уважали? Так разве бывает?
       - Нет, конечно. Потому и упекли. Молодец наш князь! Правильно сделал, что наказал.
       - Ага, правильно.
       И снова замолчали аж до самой смены.
      
       * * *
       Поздним вечером, вываливаясь из кабака, обнявшись чтобы не растянуться посреди грязной улицы, побрели в казарму.
       - Слушай, друг, - язык едва ворочался, - а может это хорошо?
       - Что? - от громкого ика чуть не упали оба.
       - Ну, что все всех любят и уважают. И что деревья у всех растут. И цветы. И вообще. Все любят… А?
       - Нет. Это плохо. Точно плохо. Как тогда можно жить, и зачем нужны мы?
       - Ну, не знаю… Ты думаешь? Может, мы будем нужны, чтобы охранять такой мир. А?
       Упершись лбами и шатаясь, стояли напротив друг друга.
       - Ты эта… Не мели чушь, и языком не трепи. Понял. В подземелье захотелось?
       - Не а, - мотнув головой, потерял равновесие и рухнул с громким лязгом.
       - Вставай, давай. Разлёгся.
       - Щас… Я щас, - тяжелые латы и алкоголь не позволяли подняться, прижимая к земле, - Не могу. Помоги.
       - Держи, - протягивая руку. – Держишь?
       - Держу.
       Попробовав рывком поднять, сам не удержался и свалился поперёк тела лежащего на земле.
       - Черти тебя б взяли с твоими деревьями! - и грязно выругался, пытаясь перевернуться на спину.
       - Смотри! - мотыляющейся из стороны в сторону рукой первый охранник указывал куда-то вверх, - Ты только посмотри!
       - Ну что там? – наконец-то перевернувшись, посмотрел, куда указывали, - О черт!
       Тучи разошлись, и звёздная пыль украсила всё небо.
       - О черт!
       - Красивааа…
       - Да уж, красиво. Как колье у ювелира в лавке у городских ворот.
       - Не… Красивее.
       Пораженные видом, пялились в небо, быстро трезвея.
       - Знаешь, я вот подумал, может ты и прав. Может правда хорошо, когда все любят всех. И уважают всех.
       - И деревья.
       - Ну да, и деревья у всех. И ещё цветы. И вот звёзды, например.
       - А он их не увидит.
       - Кто?
       - Ну, узник. Которого мы это, сегодня днём. Забыл?
       - Почему забыл? Помню.
       - Может, отпустим?
       - Совсем, что ли, допился. Как это - отпустим? А указ князя?
       - Да черт с ним, и с указом и с князем.
       - Ты говори-говори, да не заговаривайся.
       - Да что ты меня всё пугаешь? - они сидел друг напротив друга, - Всё пугаешь и пугаешь. Да ну тебя!
       Встав на четвереньки, подполз к стене и, хватаясь за неё, поднялся.
       - Ты как хочешь, а я его выпущу. Я тоже хочу себе дерево! И цветы, и чтобы меня любили, и чтобы я любил. Надоело всё это серо-убогое. У князя вон деревья есть, я видел.
       - Где это ты мог видеть?
       - Видел, говорю, и всё! Не твоё дело, где видел, - придерживаясь за стену, медленно побрёл обратно к площади.
       - Ты куда? Стой, говорю!
       - Нет! Я его выпущу всё равно. Дерево хочу и любить.
       - Да стой, говорю! Я с тобой. Я тоже хочу.
      
       * * *
       "Это бред и быть не может"
       Но звук поворачиваемого ключа бал настоящим, как и свет факела, больно резанувший по глазам узника.
       - Живой.
       - А чо ему сделается? Прошло-то всего ничего. Конечно, живой.
       Стараясь не причинить лишнюю боль, всё время извиняясь, освободили от оков и, подхватив с двух сторон, понесли наверх.
       Наверх, к звездам.
      
       * * *
       - Извини, Егор. Но так получилось. Прости.
       Егор отсутствующе кивнул.
       - С тобой всё в порядке? - Наташа обеспокоено заглядывала в глаза.
       - Да всё хорошо. Нормально. Не волнуйся.
       - Напугал.
       - Да как-то знаешь... Бред какой-то привиделся.
       - В смысле?
       - Ну, не знаю. Мне показалось, что я где-то под землёй прикован. Темно и сыро. И надежды нет. Вот.
       - Хм… С чего вдруг?
       - Да как сказать… Наверное, с того, что мы расстаёмся.
       - Ну не стоит уж так сильно переживать.
       - Наверное, и правда не стоит. Тем более что меня, кажется, спасли.
       - Егор, ты точно себя нормально чувствуешь? Бред несёшь несусветный.
       - Нормально, нормально…Всё нормально, - по слогам произнёс Егор и улыбнулся Наташе, - Поверь.
       - Смотри. Я тебе верю.
       - И знаешь, я, наверное, пойду.
       - Куда? - Наташа удивлённо захлопала ресницами.
       - А в никуда… Мне теперь вольный ветер товарищ. Ты-то меня бросила.
       - Я тебя не бросила. Просто, понимаешь ...
       - Понимаю. Не продолжай. Ладно. Я только тебе вот что скажу. Я тебя как Любил, так и люблю, и буду любить.
       - Я тебя не люблю.
       - Ну это я уже знаю. И теперь это не важно. Я только что понял одну штуку, как будто из подземелья вынесли. Когда любят, даже безответно - это хорошо.
       - Когда безответно - это плохо, - Наташа хмурилась, - Плохо. Я знаю.
       - Ничего ты не знаешь. Потому что Ты в подземелье ещё. А я вот на свободе. Ведь даже если любишь, и пусть безответно, но не для себя, а для того, кого любишь, то это хорошо.
       - Бред, - Наташа прикуривала сигарету, и было заметно, как дрожат её руки, - Полный бред!
       - Для тебя да. Для меня нет,- Егор встал с лавочки, - Ну всё. Мы пошли дальше.
       - Мы?
       - Да. Я и моя любовь к тебе. И воцариться мир и благоденствие.
       Егор улыбнулся во все тридцать два, развернулся и, насвистывая, зашагал прочь.


26 мая 2006/15:00