День Независимости

Приедьте Вы в Израиль.
Выйдете в Иерусалиме на конечной красного автобуса.
Втяните голову в плечи.
И вы почувствуете, ощутите вонь.

Тысячи мелких учительниц из средних школ России – будут бегать перед Вашими глазами в очках.
Мельтишать.
Они там живут навечно.
Те, кто вас мучал, кто вам не давал жить.
Учительницы русского языка.
Языкатые ханжицы с змеиными глазами, подбородками совы, и когтями летучей мышки.
Это они испортили Пушкина. Оплевали царизм. И ставили двойки.
Их мужья ничтожества – в нормальном понимании этого слова. Пузатые подкаблучники. Едущие за ними на Колыму.
Мелкие клерки, журнальные рецензенты, главные инженеры военных заводов, артисты клуба танцев и песни – недоразвитые макаревичи, музыканты и трубодур(аки), работники КГБ, и другая псевдоинтеллигенция.
Верноподанные погубившей советской системы. На замке.

Учительницы старые.
И от них воняет.
Конечно, не важна их нация – важно их занятие.
В Израиле – вы встретите всех.
Кого вам не хватает в этой жизни для абсолютного счастья и целой личности.
Евреи в Израиле. Они уехали.
И они там живут, выживают, как кто может.
Учительницы бедствуют, но терпят, их терпят тоже, – их мужья не всегда евреи: бывают русские хамы, Петры Ивановичи, «любящие нашу нацию».
Себя пригласившие в ней активно участвовать, соблазнившиеся. Маразмируют.
Учительницы их выбрали – на курорте?
Как завхоза в школе?
На улице, в автобусе?
Где-угодно.

Но не Бгу.
Их души ничтожны.
Они их погубили.
И они теперь там бегают, русские культуры, по окраинам Иерусалима, и в его рынковом центре, живут они бедно, как и в Москве, и Одессе, и гордиться им незачто.
Но они по-прежнему наглы.
В Москве они любили и обоготворяли систему, – травили Пушкина, Лермонтова, унижали Высоцкого, называя отщепенцем.
Поэт не уживается в государствах и державах. Он слишком свободен нравом, и проповедует много добра.
Он невыгоден.

Невыгоден он и учительницам.
Попадись такой один на десять классов – горе ему. Затравят. Как тушёнку.
Школе – он невыгоден.
Поэтов величают недоступными гениями, тем не менее, травят. Травили их и в той стране.
Травили их русички. И было много женщин – кто был зол на поэтов – потому, что они поэты. И за это их презирали.
Ответа на этот вопрос нет. Но кроется он внутри общества, в дебрях системы ценностей, а она в современном мире неправильная.
Нацизм, фашизм, и ещё бездуховность – опоясали лишаём мир.
Трудно жить...
Трудно выжить.
Тяжело любить.

Как ты попала в Израиль?
Преданная системе до астмы антисемитка?
Что там делаешь?
Кого за бороду тягаешь.
Понятно, мужа.
Он терпел и от милиции, и потерпит здесь, на свободе. Где таких много, интеллигентных дураков. Евреев.
За которых согласилась выйти замуж еврейка.
Согласилась?
Логически...
Железной бабе нужен муж – пусть он будет её крови. В неё можно наплевать.
Другие разбавляют иные крови.
А эта разбавит свою – не любя еврея – сделает с ним сына. Прилизанного послушу. Очконосика. Отличника. Которого будет любить только одна она на всю школу. Как своё творение.
Осенью 1989го – они уедут в Израиль.
Опустеет их дом.
В Полесье Украины...
Опустеет балкон. И займут его другие.
Уже не такие хорошие, и не такие умные.
Их отвезут в сторону Иерусалима, где начнётся иерархия западного давления на личность, признак свободы, где женщина – исчадие ада, а мужчина попросту муравей, которого можно раздавить.
Сын – перспективный аспирант, пойдёт в армию. Родине нужны вояки.
Не всегда он вернётся домой цел и невредим. На войне всё бывает.
Мама – пенсионерка. Моет полы в общежитиях новоприбывших. За курганом. Русский дух – выехал на свободу. Хоть небольшая её там территория – пол Москвы.
Будет ездить поезд на Одессу – Черноморец в своё безлюдное теперь лукоморье...

Где дуб зелёный в Иерусалиме, покупает сыр у араба-продавца, не молится Бгу, за неимением такового, и думы его я не знаю.
Помнит он меня?
Мальчика из шестого класса?..
Не надо служить бесцельности – не потеряешь и родины, которая у тебя одна.
Сейчас в Израиле война.
И любви не прибавилось.
А ведь я её так жду. Русская учительница! Дашь ты мне любовь до конца?!
Вернёшь её – девочкам. Выросшим на презервативах. В колонии.

Ты варишь вермишель на крохотной кухне в районе Нэве-Яаков, крепость Яакова, в городе всех религий, там ходил Исус в Назарет, твой сын уже маринованый израильтянин, очки на нём, сутул, и друг его – конторский стул, где пентиум его стоит, и в том, кто он, никто не обвинит.
Муж – парит захоженые ноги, потирая бороду, читает русскую газету, коря Путина за политические эксцессы, пенсия приходит на их счёт.
Муж ходит в гастроном, благо, их много, покупает плесень у неудачников.
Бегают вокруг девочки, девушки – единственное, кому повезло...
Они красивые. Юные евреечки.
Им хорошо, потому, что они ничего не помнят.
В их голове, размером с булавку, вонь прошлых лет не умещается. Все они живут по-американски.
Один чёрт – что дать свою честь можно каждому прохожему.
А вернуть – раз на столетие. Не мало ли?

Раз на неделю – мужа тащат в синагогу. Но разве его грехи сравнимы с двойкой в журнале Времени Лет.
1946 – 2006.
 

В качестве справки: Нынешнее поколение евреев – произошло от колена Иуды.
Прости, Бг, еврейку, за то, что не оправдала звания и надежды на саму себя.
Сейчас в Израиле весело, всегда, когда гремит автомат, становится вольно на душе ... всегда.
А ещё, когда гибнет любимый.