Бегущая по мирам Окончание

 * * *
 Когда он позвонил и я услышала его голос, мне отчего-то вдруг стало тревожно. Я и так весь день накануне была сама не своя - наверное, сказывалось постоянное душевное напряжение, а тут и вовсе разнервничалась. Куда еще его угораздило влипнуть?..
 Я уже ничего не испытывала к этому человеку - ничего, кроме жалости, но это такой крючок, с которого ой, как трудно слезть! Женщину можно "поймать" на чувство, на страсть или чисто физическое влечение, на деньги, тряпки, - да просто задурить голову ласковыми словами и радужными обещаниями! Мы ведь так охотно на все это ловимся... Но жалость - это особая статья. Иного бы уже тысячу раз бросила, зато с тем, кого нам жалко, будем возиться до последнего: утирать ему сопли, баюкать его на груди... Даже зная, что он самый распоследний гад.
 Может, поэтому я и согласилась на эту встречу, а может, потому что - чокнутая...

 Я увидела нужную машину еще издали, она стояла на углу у перекрестка. Джем был внутри, а рядом с ним сидел человек. Тот, с помощью которого я обнаружила потайной лифт в Клинике Реджа, а если уж быть совсем точной - тот, что расследовал убийство Сержа.
 Меня это насторожило - я ожидала, что Джем будет один.
 Что-то подсказывало мне не торопиться, а я привыкла доверять своей интуиции. Повернула голову к газетному киоску, будто мне там что-то нужно, и тут оглушительно, с оттяжкой в эхо, громыхнуло на всю улицу и тотчас послышались крики, и когда я взглянула в ту сторону снова - их машина горела, а рядом на развороченном тротуаре валялись люди...
 Позади них из-за угла, скрежеща гусеницами по мостовой, выполз танк, из его дула вырвались огонь и дым и снова послышался взрыв. Я увидела, как рухнул угол стоящего выше по улице административного здания, а танк повернул и наехал на горящую машину, переполз через нее и заскрежетал дальше - прямо на меня... Люди, бывшие на улице, в панике с криками бежали прочь. Я тоже побежала и тоже что-то кричала... Вместе с другими я спряталась в какой-то подворотне и оттуда мы смотрели, как мимо нас катят эти пятнистые, страшные своей бездушной слепой мощью чудовища, плюющиеся громом. Перед нами разворачивалась финальная сцена, увенчавшая впоследствии все безумие, творившееся до сих пор, но тогда мы этого еще не знали...
 * * *
 - ...У меня для тебя подарок... - сказала она.
 Королевский флагман рассекал широкой грудью тугие волны, оставляя за кормой белопенный след. Рядом с Королевой возвышалась костлявая сутулая фигура Очкарика, закованная в латы, - комичнее картины не придумаешь, но у него было такое серьезное и торжественное лицо, что я постеснялась насмехаться.
 - ...только мне очень не хочется тебе его дарить, - продолжала Королева.
 - Почему же?
 Она вздохнула:
 - Потому что тогда ты опять уйдешь...
 - Но там меня больше ничего не держит!..
 Она улыбнулась - таинственно и чуть грустно:
 - Я скажу тебе после, а пока - побудь с нами...
 И ветер надул огромные оранжевые паруса, увенчанные красным солнцем, еще сильнее - и корабль, вырвавшись из объятий зеленых волн, полетел на восход, туда, где громоздились кремовые горы облаков...
 *****
 - ...Где же подарок? - спросила я, очнувшись.
 Надо мной нависал белый, в желтоватых потеках потолок, рядом на койках разметались безмолвные или стонущие люди - и вдруг я увидела... Врача. Он стоял рядом, держа меня за руку, и улыбался - глупо и счастливо:
 - Я - не мореход, я - врач... У меня, если хочешь знать - морская болезнь, но зато я умею водить самолет!
 Потом мы молчали и смотрели друг на друга и не могли насмотреться.
 - Обещай, - попросил он, - что больше никуда не убежишь!..
 И я обещала.
 * * *
 ...Мы решили покинуть этот город и эту страну. Нам было нелегко на это решиться - кто и где нас ждал? Но маски людей вокруг с каждым днем становились все более непроницаемыми и безликими. Все чаще, заглушая все остальные звуки, по улицам раскатывалось эхо барабанных маршей и исступленные выкрики, предвещающие близкие серые сумерки...

 И вот, однажды, ранним утром, когда маленький дом на уютной тенистой улице был наполнен суетой и волнующим предвкушением расставания с насиженным и обжитым местом, кто-то постучал в нашу дверь.
 Подросший за время моих скитаний Малыш сидел на ковре посреди разбросанной одежды и чемоданов и весело пищал, запихивая в рот лучший папин галстук. На гладильной доске плотоядно шипел забытый утюг, на плите в кухне убегало молоко - ну, не могу я помнить о нескольких вещах сразу! - и тут-то и раздался этот стук...
 Я распахнула дверь. Все выглядело так мирно: дворик, покрытый мозаикой солнечных пятен, где-то в его прохладной глубине ворковали голуби, на скамейке дремала кошка, а прямо предо мной на ступенях крыльца, увитого плющом, стояла очень красивая пышноволосая молодая женщина.
 Когда я видела ее в последний раз, а было это очень давно, - мне казалось даже теперь, что в другой жизни, - она выглядела совсем иначе. Но я узнала ее сразу…
 - Доброе утро! - вкрадчиво-чарующим низким голосом произнесла гостья.
 Что ж, в чувстве юмора ей нельзя было отказать: ведь не всякому придет в голову назвать добрым утро, когда на вашем пороге вдруг появляется... ведьма.
 - Узнаешь? - не без внутреннего самодовольства поинтересовалась она.
 Я молчала.
 Я не была напугана, просто ее появление было слишком неожиданным, но она расценила мое молчание по-своему и заулыбалась.
 - Не хочешь ли пригласить меня в дом, хромоножка? - нахально спросила Ведьма.
 Вот оскорблять меня как раз и не стоило - я мгновенно обрела дар речи и чувство собственного достоинства.
 - Пошла вон... - спокойно ответила я и хотела захлопнуть дверь, но Ведьма успела просунуть ногу через порог.
 - Не спеши так, а то пожалеешь! - прошипела она.
 - Что ты мне можешь сделать? - рассмеялась я.
 В самом деле: я ведь не совершила ничего плохого.
 Да, после того как я выписалась из больницы, я кое-что сделала. Например, навестила некоего Кагича - обладателя ласкового мурлыкающего голоса. Это с ним Джем разговаривал по телефону и его же он узнал на одной из фотографий в Сониной коллекции - помните те "картинки", что нашел Дрипс? Я застала Кагича в компании печально знакомой мне личности яркой средиземноморской наружности - и после того, как в дело вступил Луизин пистолет, двумя мерзавцами на свете стало меньше. Вообще-то, я не собиралась стрелять - я даже и не знала, что буду делать и что говорить, но эта штука все решила за меня - ей нравилось убивать. Там оставалось еще два патрона и я выкинула пистолет с моста в реку. Падая, он несколько раз перекувыркнулся в воздухе и выпустил в меня ос-тавшиеся заряды.
 Но знаете, хоть и сказано было: "... Мне есть мщение и Аз воздам..." - я не чувствовала после этого на себе греха, ведь у Всевышнего и так много дел. Потому-то я и засмеялась в ответ на ее угрозу.
 - А Серж?.. - вдруг ехидно спросила Ведьма.
 - Что - Серж? - не поняла я.
 Бедняга Серж, я почти о нем не вспоминала...
 - Серж, которого ты - уби-и-ла! - пропела она и вытащила из кармана... Дрипса.
 Он посмотрел на меня своими крохотными голубенькими глазками, поморгал и виновато отвернулся.
 - Прости, - чуть слышно прошептал он, - но она грозилась съесть мою Дрипзетушку - и я ей все рассказал...
 - Ч т о ты ей рассказал?! - воскликнула было я - и тут-то все вспомнила...
 * * *
 В тот вечер когда я была в кафе с Б.Б, между мной и Сержем произошла ссора. Как? - Очень просто - ведь я тоже умею раздваиваться…
 Мы с Б.Б сидели за столиком и я увидела в окно, что подъехал Серж. Он вошел в подъезд, а я не могла уйти сразу: Б.Б. был так встревожен, да к тому же я все собиралась начать разговор об оставленных у меня и съеденных затем документах, из-за которых впоследствии и оказалась втянута в эту историю - надо же было наконец во всем признаться...
 И вот я сидела и мысли мои были заняты Сержем, а потом я вдруг очутилась у себя в квартире. Он очень удивился, увидев меня. На столике стояла початая бутылка и он уже успел к ней приложиться...
 В тот вечер Серж сказал, что он собирается жениться. На Амалии... Это было так неожиданно - ведь ничто не предвещало нашего разрыва! Прямо как в тот раз... Оказывается, они спелись еще на той вечеринке, когда я представила его нашим, и вся эта ложь продолжалась уже долгое время. Он и на аборте-то настоял, как выяснилось, потому что не хотел себя связывать - дескать, он слишком благородный человек, чтобы бросить женщину в положении...
 - Поверь, - ласково говорил он, доверительно глядя мне прямо в глаза, как и положено между близкими друзьями, - мне так нелегко: она ведь - уродина, хоть и с деньгами... Не представляю, как я буду с ней жить! Но мы ведь будем продолжать встречаться, правда, малыш? Между нами все останется по-прежнему...
 Возможно, в другой ситуации я бы отреагировала гораздо спокойнее. Не в моих привычках навязываться, да и вообще - скатертью дорога!.. Но ведь всего две недели назад по его настоянию я лишилась своего единственного, Богом посланного шанса стать матерью! Неужели он не мог во всем признаться д о того?! Дескать, милая, я не хочу этого ребенка потому, что у нас с тобой уже ничего не будет... Но он-то говорил совсем иное! Зачем он врал?!! Ведь уже знал, что не останется со мной - да черт с ним, обошлась бы и без него! - как знал и то, что, сделав это, я больше не смогу... Я была зла на себя - почему я такая дура? - зла на него... Меня обуяло такое бешенство!! Я что-то выкрикнула ему в лицо и грохнула об пол бутылку, а он стоял и улыбался, полагая, что представляет собой большой кусок очарования. Эта его улыбочка довела меня просто до белого каления и когда он сунулся было ко мне - я его оттолкнула… Он не удержался на ногах и упал, а я... неожиданно снова очутилась в полутьме вечернего кафе и, стараясь унять бешено колотящееся сердце, не могла понять - наяву ли это все было? Б.Б еще, кажется, сказал, что у меня странное выражение лица - посмотрел бы на свое...
 Так мы и сидели в тот вечер - два медленно сходящих с ума, запутавшихся в собственной жизни, человека. Потом я заставила себя все забыть...
 * * *
 - Ну, так что? - торжествующе воскликнула Ведьма, когда она очнулась.
 - Чего ты хочешь? - безжизненным голосом спросила она.
 Ведьма засуетилась, мгновенно растеряв напускную спесь и самодовольство. Хищно облизав остреньким язычком пухлые губы, она страстно выдохнула:
 - Пусти меня Т у д а! Я ведь все-е знаю... Я еще тогда знала!
 - О чем ты? - вяло удивилась она.
 - Не притворяйся! Я говорю о твоих с н а х! - в руках Ведьмы жалобно запищал Дрипс.
 Ах, сны...
 Она протянула руку и Дрипс торопливо перебрался к ней и спрятался в карман, показав Ведьме длинный язык:
 - Бе-ее-е!..
* * *
 Если она так хочет в мои сны... Если ей нужен призрачный мираж... Что тут такого? Пожалуйста... Может, тогда она наконец от меня отвяжется...
 И я сунула руку в карман, чтобы погладить Дрипса - и вдруг мои пальцы нащупали что-то маленькое и круглое.
 Я вытащила руку - на моей ладони сверкала пуговица. Настоящая золотая пуговица с вензелем и гербом Ее Королевского Величества. И все стало на свои места…
 - Нет… - ответила я. - Таким как ты - там нечего делать.
 - Это твое последнее слово? - сквозь молодое лицо Ведьмы вдруг проглянуло ее настоящее обличье. - Ведь я могу тебя заставить!..
 Нет, она не сможет - я просто все забуду. Я забуду... Жаль только, что я больше никогда их не увижу...

 В конце улицы показалась Карета. Она медленно приближалась к нам. Вишневый Лакей вопросительно посмотрел на меня, но я покачала головой - ведь я обещала, что никуда больше не сбегу.
 Карета остановилась прямо позади Ведьмы и Кони призывно заржали. Она ничего не слышала, но, видимо, увидела отражение в моих глазах и торопливо обернулась - перед ней была лишь пустынная улица! Она снова заглянула в мои глаза - и снова быстро обернулась назад, но улица для н е е по-прежнему была пуста...
 - Вот видишь, - сказала я, - у тебя ничего не выйдет у самой, а я все забуду... - и захлопнула дверь.
 * * *
 Вишневый Лакей поднял хлыст и с силой опустил его на ведьмину спину, и еще раз и еще... Она взвыла и завертелась волчком, не понимая, откуда на нее сыпятся удары, а беспощадная рука без устали все поднималась и опускалась.
 С каждым щелчком бича Ведьма теряла украденную у других молодость и силу и вдруг - рассыпалась в прах и налетевший ветер развеял его без следа. Возница в последний раз взмахнул кнутом - и Карета, запряженная шестеркой, взмыла ввысь и растаяла вдали...
 * * *

 Эпилог:
 Она так и не прочла дневников своего настоящего отца - они сгорели в машине вместе с теми, кто хотел ее убить, а доктор Якоб Чедвик умер в тюрьме от туберкулеза - и до конца жизни напрасно считала себя виновной в гибели подруги. Это было единственное, в чем она раскаивалась.
 Вместе с мужем и приемным сыном она прожила около восемнадцати лет - без особого достатка, миллионы отца так и не нашли ее, но в любви и согласии. И потому была - счастлива.
 По прошествии этого времени она постриглась в монахини, приняв монашеское имя Елена - в память о той, в чьей смерти себя винила.
 В канун своего семидесятилетия сестра Елена таинственным образом исчезла из своей кельи, запертой на ночь изнутри. Никто не смог хоть как-то объяснить столь загадочное происшествие, но досужие языки утверждали, будто с рассветом на озере, на берегах которого стоял монастырь, видели большой старинный парусник. На его оранжевых парусах трепетало ярко-красное солнце...