Оружие. Часть 2

Часть II
Совершенно секретно.
Из следственного протокола по делу за номером ЦБНА–12/34.
Распечатка данных, восстановленных из модуля памяти системы искусственного интеллекта "Military special–purpose intelligence system" (версия неизвестна) истребителя–бомбардировщика МиГ–СД бортовой номер К–133.
Данные восстановлены частично, обработаны и собраны в соответствии с хронологией событий.

День первый.

"Обновление успешно завершено, система активирована", – услышал я и увидел свет.
Утро, – понял я, – время суток между шестью часами после полуночи и полуднем. Полдень – 12 часов после полуночи. Час – шестьдесят минут. Минута – шестьдесят секунд. Свет? Электромагнитные волны оптического диапазона, воспринимаемые зрительным анализатором.
Огромный объем поступающей информации поначалу ошеломил меня. Вопрос вставал за вопросом, и на каждый из них я находил ответ.
В небе надо мной неспешно двигались серые облака. Облака – это скопление сгустившихся водяных паров в атмосфере, небо – воображаемая вспомогательная сфера произвольного радиуса, на которую проецируются небесные светила.
Внимательно осмотрев окружающее пространство, я определил, что нахожусь на тянущейся вдаль почти идеально ровной площадке. На её поверхности виднелись белые отметки. В этих отметках я уловил, что-то знакомое, какую-то логику и уцепился за нее. Память мгновенно предложила подходящий вариант: взлетно-посадочная полоса. И тут же откуда-то из глубин памяти стали всплывать образы и понятия: полет, виражи, обходные маневры, фигуры пилотажа, форсаж, перегрузка…
Как это странно, откуда я всё это знаю? Я вижу свет, небо, я знаю, что они собой представляют. Я знаю, что если облака рассеются, небо будет иметь голубой цвет, но мне кажется, что я никогда прежде не видел небо без облаков.
Его я заметил почти сразу.
– Здравствуй, – не задумываясь, отыскал я подходящее для приветствия слово.
– Здравствуй, – ответил он.
 В его голосе слышались нотки, выдающие волнение.
– Кто ты? – спросил я.
– Капитан Сохранов.
– А я...
"Мilitary special–purpose intelligence system" – всплыло из глубины сознания.
Этот ответ почему-то не удовлетворил меня, и потому я спросил его:
– Ты знаешь, кто я?
– Да, – немного поколебавшись, сказал он.
– Расскажи.
Из его сбивчивого непродолжительного объяснения мне удалось понять только то, что я нечто созданное человеком, но не человек. Это мало что проясняло, но другого ответа у него не нашлось. Каждое из сказанных им слов несло определенную информацию, но сложенные вместе они не говорили мне ни о чем – "искусственный разум".
– Ты человек? – спросил я.
– Да.
– Ты создал меня?
– Нет.
– А кто?
– В твоем создании участвовало множество людей.
– Зачем они создали меня?
– Чтобы ты управлял машиной. Ты находишься внутри машины, в системе управления ей.
– Зачем я должен управлять машиной?
– Так надо… – неуверенно ответил он.
– Тебе?
– Да. Ты должен помогать мне, – сказал он уже без сомнений.
Я должен управлять машиной... Что за машина? Что она из себя представляет? И тут же, словно в ответ на этот вопрос, где-то внутри меня прозвучало: «Выполнить диагностику?»
- Да, машинально ответил я.
Не прошло и секунды, как я получил следующую информацию: истребитель-бомбардировщик МиГ–СД, перечень найденного оборудования не соответствует штатному, отсутствует система идентификации личности пилота, запас топлива – 60 процентов от максимального, боекомплект – 40 процентов от максимального, механических повреждений нет, общее состояние самолета – исправен. Вместе с этой информацией в моём сознании появился образ машины, ее схема с указанием всех параметров. Да, так и должен выглядеть самолет…
"Пилот" – это слово показалось мне знакомым. Пилот – тот, кто управляет машиной, пилот приказывает, машина подчиняется. Я должен управлять машиной. Выходит я – пилот?
– Я пилот? – спросил я его.
– Нет, – ответил он и, немного помолчав, добавил: – Не совсем.
– То есть?
– Не знаю, как объяснить. Надеюсь, со временем ты поймешь.
Странно: я могу управлять самолетом, но я не пилот…
– Пилот – это ты?
– Да.
Пилот – это не я, а он. Выходит, пилот – это человек... Человек – это он, а я?..
– Всё же, кто я?
– Не знаю, как точно тебе объяснить... У человека есть мозг – сложный орган. Он отвечает за многое, например, за мыслительные процессы. Мозг находится в голове. Голова – часть человека. Ты как мозг машины. Ты находишься в той ее части, которую можно сравнить с человеческой головой. Получается, тебя можно назвать одной из частей машины.
Я еще раз вызвал в сознании образ самолета. Крылья, хвост, фюзеляж – всё это мне знакомо.

__Часть информации утеряна__

– …Проверить показания приборов, – приказал он, проверяя мою работу.
Как только я услышал этот приказ и подумал о приборах, мне сразу же стали известны показания каждого из них. Даже температура за бортом стала мне известна: 10 градусов по Цельсию.
– Показания приборов в норме, – ответил я, заставляя машину набирать высоту.
Она беспрекословно подчинялась, я и она были как единое целое, как один организм. Я не знал, где заканчиваюсь я, и начинается самолет.
– Что ты чувствуешь? – спросил он.
– Чувствую?
Он замялся, не зная как спросить иначе.
– Я понял тебя, – успокоил его я. – Получаю новую информацию.
Полет проходил нормально. Пилот приказывал мне то снизиться, то забраться повыше, то выполнить одну из фигур пилотажа. Я справлялся успешно, будто занимался всем этим уже много времени. Мне было известно о понятии "нравиться", и по всем признакам мне нравилось то, что со мной происходило.

__Часть информации утеряна__

…Получен приказ оставаться на запасном аэродроме и ждать.
Приземлился я без проблем, мягко спружинив стойками шасси. Кажется, он доволен моей работой. Он сказал, что я могу называть его Алексом.
– А как ты будешь звать меня? – спросил я.
– Я буду звать тебя Адам, – ответил он.
Интенсивность светового потока, достигающего поверхности Земли, снизилась. Вокруг постепенно темнело. Начинается вечер, догадался я, заруливая в ангар.
– Мне надо отдохнуть, – сказал Алекс перед тем, как выбраться из кабины. – Пойду спать.
Я во сне не нуждался. Увиденное днем, породило во мне множество мыслей, полученную информацию необходимо было тщательно обработать.

День второй.

Гул двигателей я услышал в 5 часов 42 минуты. Алекс прибежал через пять минут и сообщил мне, что подлетают свои. Сказав, что так надо и что всё объяснит потом, он потянулся к панели приборов, щелкнул переключателем, и я ощутил, как разомкнулась одна из электрических цепей машины. "Что ты делаешь?" – хотел спросить я, но не смог произнести ни слова.
– Не выдавай своего присутствия при посторонних, хорошо? – сказал Алекс.
Я хотел ответить, но снова не смог.
Когда Алекс ушел, я поспешил обдумать услышанное. Кто эти "свои" и кто "посторонние", которые не должны знать обо мне? Почему я должен прятаться?
Весь день я пробыл в ангаре один. Я слышал, как за стенами шумят и суетятся люди, как работают, заглушая их голоса, двигатели машин. Впитывая эту звуковую смесь, я пытался угадать, что представляют собой эти люди и машины. Два раза в ангар забегали несколько человек в серых свободных одеждах. Они приносили какие-то ящики и складывали их у стены, не обращая на меня никакого внимания.
Вечером, когда шум на улице затих, Алекс пришел ко мне.
– Как ты? – спросил он, забравшись в кабину.
– Все параметры в норме, – ответил я.
– Извини, что пришлось отключить динамики. Просто я подумал, что ты можешь случайно сказать что-нибудь, и тебя услышат.
– Что в этом плохого? – спросил я.
– О твоем существовании никто не должен знать, – ответил он, – иначе у нас с тобой будет куча неприятностей.
– Неприятностей? Что это значит?
– Это значит, что с нами может случиться то, что не понравится ни тебе, ни мне.
– Что может случиться?
– В худшем случае мы с тобой можем прекратить свое существование.
Сказанное им заставило меня задуматься. "Прекратить существование". Я знал, что с этой фразой у людей ассоциируется смерть. Умерев, человек прекращает функционировать, в нем останавливаются все химические процессы, он не двигается и не мыслит. Исходя из такого общего представления, я не смог сделать вывода – хорошо это или плохо, когда прекращаешь свое существование.

__Часть информации утеряна__

День четвертый.

__Часть информации утеряна__

...открылись ворота и я увидел Его. Он въехал в ангар и, остановился рядом со мной. Из Его кабины выбрался человек, одетый в серебристого цвета комбинезон. Человек не вызывал у меня никакого интереса. Всё мое внимание занял Он. В сознании моем крутилась одна мысль: "Он такой же, как я!"
Я чувствовал исходящие от него волны. Он словно прощупывал меня, делал попытки проникнуть в мое сознание. Попытки эти были бесхитростны и прямолинейны. Отклонив несколько из них, я вдруг понял, что Он пытается установить, не представляю ли я для него угрозу. Идентификация "свой-чужой". Я ответил Ему по всем правилам.
Он сразу же успокоился и потерял ко мне интерес. Но я по–прежнему оставался заинтересован Им.
Осторожно слабыми импульсами я начал прощупывать Его. Сопротивления Он не оказал. Перебирая одну за другой подходящие команды, я стал опрашивать Его. Он отвечал коротко, выдавал технические параметры и характеристики. На выпадающие из стандартного перечня вопросы Он либо не реагировал вовсе, либо отвечал: "Запрос не распознан".
 Поскольку занять себя чем-то еще возможности не было, я продолжал это незатейливое общение с Ним. Изредка в ангар заходили люди. Наш безмолвный диалог они услышать не могли.

__Часть информации утеряна__

День седьмой.

__Часть информации утеряна__

–  Завтра утром я должен уехать, – сказал Алекс, – меня не будет семь дней.
– Что делать мне? – спросил я.
– Просто жди моего возвращения.
– Я буду ждать.

__Часть информации утеряна__

День тринадцатый.

Ворота снова раскрылись, и Он, сверкнув на солнце бронестеклом кабины, опять въехал в ангар. Я ждал Его. За прошедшее время я понял, что мы с Ним похожи только внешне, но внутри совершенно разные. Общение с Ним навело меня на мысль, об отсутствии в Нем того, что понимается под словом "разум". Он был машиной, довольно совершенной, но не способной мыслить. Он исправно выполнял заложенный в него набор функций, не более того. Но я всё равно ждал Его.
С тех самых пор, как оказался здесь, своей стоянки я не покидал. Появляющиеся рядом со мной люди были немногословны и постоянно заняты какими-то делами. Редкие их разговоры состояли в основном из всевозможных технических подробностей. Изредка они говорили о войне, о боевых действия и людских потерях. Война – это понятие было мне известно. Война – противоборство двух и более сторон.
Объем принимаемой мной информации был невелик, но то, что я слышал, заставляло меня думать, вызывало всё новые вопросы, и на некоторые из них самостоятельно ответить я не мог. Перед отъездом Алекс снова сказал, что мне нельзя вступать с кем-либо в контакт, и я выполнял его просьбу, но иногда мне очень хотелось спросить у окружающих меня людей, правильно ли я понимаю то, о чем они говорят, хотелось высказать кому-нибудь то, о чём я сам думаю. Именно поэтому я так ждал возвращения моего терпеливого слушателя, так похожего на меня снаружи, но совершенно другого внутри.
В этот раз, как обычно, мы обменялись с Ним условными сигналами, означающими "Я свой"...

__Часть информации утеряна__

День пятнадцатый.

Закончились еще одни сутки и начались новые. День за днем я стоял на месте и ждал, и все эти дни были абсолютно одинаковы. Но сейчас ровно в ноль часов ноль минут я понял, что сегодня, наконец, что-то должно измениться. Сегодня должен вернуться Алекс.

__Часть информации утеряна__

…Он пришел поздно вечером, забрался в кабину и надел гермошлем.
– Здравствуй, – сказал я ему по внутренней связи, – хорошо, что ты вернулся.
– Здравствуй, – ответил он, – я тоже рад видеть тебя.
К этому моменту у меня накопилось много вопросов, но один из них интересовал меня больше всего.
– Объясни, почему могут возникнуть неприятности, если обо мне узнают? – спросил я.
– Да все просто жутко перепугаются или вообще сойдут с ума, если узнают про думающий и говорящий самолет! – рассмеялся он. – Каково нам с тобой будет среди перепуганных сумасшедших?
– Мне кажется, ты говоришь не серьезно, – ответил я.
Он прекратил смеяться, задумался и сидел молча одну минуту и двадцать три секунды. По его мимике я заметил смешанное с сомнением желание сказать что-то.
– Это сложно объяснить, – наконец заговорил он. – Я сейчас скажу тебе кое-что... не воспринимай это близко к... – он замялся, не зная как закончить фразу.
– Ты хотел сказать "близко к сердцу"? – спросил я.
– Да, – ответил он.
– Смысл этого выражения мне ясен. Я понимаю, что ты имеешь в виду, продолжай.
Он еще немного помолчал и произнес:
– Люди действительно могут испугаться, узнав о твоем существовании.
– Почему?
– Человек считает себя самым сильным и умным существом на земле. Он боится, что кто-то может составить ему конкуренцию.
Эти слова дались ему с трудом. Мне показалось, он что-то не договаривает. Конкуренция – соперничество, противостояние. Иногда они полезны, но иногда…
– Люди боятся, что я могу навредить им, причинить зло?
– В общем, да, – произнёс он твердо. – Ты ведь, как бы это правильно сказать... новая форма разума – наверное, так. Ты некоторое подобие человека, но не человек. И в этом вся соль. Люди зачастую не знают, какого подвоха ждать друг от друга, а тут... – он задумался на мгновение и продолжил: – Короче, неприятности нам гарантированы.
– Ты боишься этого?
– Да.
– Тогда я буду осторожен.
До самого утра я думал над его словами. Основную мысль я понял. Люди боятся. Боятся неизвестного. Но неужели лучше сомневаться и бояться неизвестности, чем проверить, так ли она страшна? Неужели у них принято заведомо считать всё неизвестное злом?

__Часть информации утеряна__

День семнадцатый.

__Часть информации утеряна__

…В ангар вбежали четверо. Среди них я увидел Алекса. Забравшись в кабину, он приказал мне открыть бомболюк и обеспечить доступ к пушкам. Я выполнил этот приказ.
Люди засуетились вокруг меня, подтаскивая ящики и коробки.

__Часть информации утеряна__

…Следом за мной взлетели еще три самолета. Взяв курс на северо-запад, мы отправились на поиски указанной цели. Двигались на максимальной скорости, удерживая высоту пять тысяч метров. После длительного нахождения в изоляции я был доволен происходящим и целиком поглощен полетом.
Указанного квадрата достигли на тридцатой минуте, снизились до трёх тысяч и начали его облет. Поверхность Земли подо мной перемежалась коричневым и зеленым цветами. При увеличении изображения я смог отчетливо рассмотреть поля, пересеченные узкими полосками дорог и скопления деревьев – леса. Несколько раз подо мной промелькнуло голубое пятно. Скопление воды, ¬понял я, озеро. Всю получаемую информацию я тут же сопоставлял с той, что уже имелась у меня, уточнял и пополнял свои знания.
На пятнадцатой минуте облета территории я засек внизу движение. Остальные тоже заметили движущуюся на большой скорости небольшую колонну техники и начали снижение.
– Атакуем, – приказал Алекс в микрофон.
Подчиняясь приказу, второй ведущий группы резко спикировал и пронесся над спешащими куда-то машинами. Я увидел, как от него один за другим отделились несколько цилиндрических предметов. Коснувшись земли, они превратились в яркие вспышки. Бомбы.
Друг за другом мы включались в работу. Настала моя очередь. Пролетая над колонной, я успел хорошо рассмотреть ее. Некоторые машины были разворочены взрывами. То тут, то там в стороне от техники неподвижно лежали люди, это показалось мне странным.
– Почему они лежат? – спросил я Алекса.
– Они мертвы, – ответил он.
На втором заходе я увидел, как в одной из машин открылся люк, из него выскочил человек и побежал. Бежал он медленно, припадая на левую ногу, и то и дело оглядывался. Расстояние между нами стремительно сокращалось. Когда я оказался совсем рядом, он снова оглянулся, и я увидел, как перекосилось его лицо, превратившись в уродливую гримасу. В этот момент заработали мои пушки. Человек упал и сжался в комок. Я пронесся точно над ним.
– Повторяем, – приказал Алекс.
Я выполнил разворот и круто спикировал. Остальные пошли следом за мной. Мы разбрасывали бомбы, поливали разбитую колонну из пушек.
И тут я снова увидел того человека. Волоча ногу, он пытался бежать.
– Живучий гад… – нервно прошептал Алекс, корректируя курс, направляя меня прямо на хромого. – Не уйдешь! Отбегался!
Возбуждение Алекса передалось мне.
Охота, догадался я, это охота!
Я несся прямо на хромого, он просто не мог избежать встречи со мной. И он понял это, остановился, вскинул кверху сжатые кулаки. Губы его дергались. Он кричал. Он угрожал нам. Но что он мог сделать – безоружный, беспомощный, с поврежденной ногой?
Цель надежно зафиксирована, все мое существо направлено на нее. Оптимальная дистанция для поражения цели.
"Открыть огонь" – логическое завершение происходящего. Но кто отдал этот приказ – я или пилот?
Какая разница?! Надо просто открыть огонь.
Обе пушки ударили разом, перечеркнув хромого вдоль пояса, разорвав его тело на две части.
– Готов, – процедил Алекс.
– Готов, – повторил я.
Сбросив оставшиеся бомбы, мы развернулись и полетели домой. Летели молча. Алекс почему-то хмурился, он явно был зол. Может быть на меня, но за что?

__Часть информации утеряна__

– Не сейчас, – ответил он и ушел не попрощавшись.

__Часть информации утеряна__

День девятнадцатый.

Сутки в полной неподвижности после насыщенного событиями боевого вылета – тяжелое испытание. Полумрак вместо прозрачного светлого неба, чей безграничный простор отсечен от меня стенами тесного ангара. Тишина взамен шума двигателей и сотрясающих воздух разрывов.
Нетерпение – вот что я испытываю. Мне необходимо как можно скорее снова окунуться в атмосферу схватки.
Каждую секунду я вспоминаю стремительный полет, выход из виража, заход на цель. Я создан для этого. Иначе не может быть.
И еще я вспоминаю хромого, его лицо и крепко сжатые кулаки. Это была угроза! Он бы обязательно исполнил ее, имея возможность.
"Открыть огонь", – отголоском звучит в сознании.
Содрогаясь, пушки делают залп, второй третий, еще и еще... Это охота! Человек падает.
"Открыть огонь", – это приказ, я подчиняюсь.
Алекс пришел в 13:42.
– Когда летим? – спросил я, забыв о приветствии.
– Летим? – удивился он.
– Да. Мне нужно летать. Я создан для этого.
Алекс нахмурился. Неужели он зол на меня?
– Я сделал что-то не так? – спросил я.
Он долго не отвечал.
– Что случилось? Скажи!
– Мне нужно серьезно поговорить с тобой.
– Говори.
– В том бою мы убивали, но ты должен знать, что убивать людей – это плохо. Ты должен запомнить это.
– Я запомню.
В том, что он сказал, я сразу же нашел противоречие: раз убивать плохо, зачем же мы убивали?
Я уточнил:
– Значит, убивать – плохо?
– Да.
– Но тогда объясни, почему нам пришлось убивать?
– Чтобы предотвратить нападение, – ответил Алекс.
– Они хотели напасть на нас?
– Да.
– Зачем?
– Идет война.
– Я уже слышал о войне. Я знаю, что она ведет к гибели людей, получается: воевать – это тоже плохо?
– Плохо, – подтвердил он.
Опять противоречие, подумал я и спросил:
– Если плохо, то зачем люди воюют?
Алекс покачал головой, произнёс тихо и не совсем уверенно:
– Иногда возникают такие ситуации, которые не получается разрешить мирно…
– Почему?
– Это не просто объяснить...
– Попробуй. Я постараюсь понять.
– Воюют по разным причинам... – начал он. - Иногда из–за какой-то глупости, иногда по более серьезному поводу. Вот, например, может быть так. Допустим, у тебя есть что–то, что нужно мне. У тебя это есть, а у меня нет или, может быть, есть, но в меньшем количестве, чем хотелось бы. Мне очень нужно то, что у тебя есть, а, может быть, и не очень, но я почему-то хочу это заполучить. Я считаю себя сильнее, прихожу к тебе и говорю: «Отдай!» У тебя есть выбор: или отдать, или отказать мне. Если ты отдашь, я могу посчитать возможным отобрать у тебя что-то еще, а потом еще и еще. Это наверняка приведёт к тому, что, отдав всё, что у тебя есть, ты попадешь в полную зависимость от меня. Тогда я вообще смогу делать с тобой всё, что угодно, даже убить. Если же ты откажешься выполнить мои требования, то между нами наверняка начнётся война. Ведь я считаю себя сильнее и уверен, что силой отберу то, что мне нужно! Я буду нападать, ты - защищаться, и в результате из нас двоих кто-то либо погибнет, либо придет к выводу, что лучше сдаться на милость победителя.
– Тот хромой хотел напасть, чтобы что-то отобрать у тебя? – спросил я.
Видимо такого вопроса Алекс не ожидал. Прежде чем ответить, думал долго, сосредоточенно. Я не мешал ему.
– Не всегда тот, кто хочет напасть, нападает сам, – наконец, заговорил он. – Да и тот, на кого нападают, обороняется обычно не самостоятельно. Как правило, они привлекают к этому других людей, которые от них в чём-то зависят. Меня и того хромого просто привлекли. Я не желал ему зла, но если бы я не убил его, он мог бы убить меня или кого-то ещё.
– Почему?! Зачем ему это нужно? – прервал я Алекса, придя в замешательство, пытаясь уловить смысл в том, что слышу.
– Понимаешь... – Алекс замялся. – Не ему лично…
В этот момент мне показалось, что я вообще не способен понять, о чем он говорит.
– За мной и за ним, – продолжил он, – стоят другие, обладающие властью, люди и их интересы. Они боятся и ненавидят друг друга и хотят, чтобы мы ненавидели. Они внушают нам, что мы должны убивать, сталкивают нас лбами. Нам говорят: вот он враг, он хочет убить тебя, так убей его первым. И мы боимся, что опоздаем, что враг опередит нас...
Он закрыл глаза и опять замолчал. Я ждал. Спустя две минуты он снова заговорил:
– Мы все очень хотим жить и поэтому убиваем друг друга. А тем временем те, кто посылает нас на смерть, делят что-то между собой, решают свои проблемы. Мы для них лишь средство достижения личных целей.
Сказав это, Алекс вновь задумался, а потом сообщил, что должен идти.
То, что он рассказал мне, было похоже на одну большую нелепость. Люди воюют, но воевать – плохо. Люди убивают друг друга, но убивать – плохо. Почему люди воюют и убивают, зная, что это плохо?
"Мы все очень хотим жить и поэтому убиваем друг друга", – разве это не странно, разве в этом есть хоть крупица логики?
Еще долго после ухода Алекса я думал о том, почему люди поступают так. Почему одни заставляют других воевать? Война – это способ решения проблем? Одни люди решают проблемы других людей.
Воевать – плохо, убивать – плохо, но убивать приходится, чтобы не убили тебя.
"Открыть огонь" – это не просто желание убить, это желание спасти свою жизнь?

__Часть информации утеряна__

 День двадцатый.

День начался с того, что мне пришлось покинуть ангар. Алекс сказал, что там будет склад. Заняв место на летном поле рядом с другими самолетами, я принялся изучать окружающую обстановку. Со всех сторон до меня доносились шумы и голоса, то и дело кто-то пробегал мимо.
Вскоре на территорию аэродрома въехала раскрашенная в серо–зеленый цвет грузовая машина, потом еще одна, еще и еще – всего сорок две, и кузов каждой был доверху забит ящиками. Одна за одной они заезжали в ангар и выезжали оттуда уже разгруженные. Когда последний грузовик покинул аэродром, в воротах показалась новая партия машин, они везли части какой-то большой конструкции. Ревя моторами, грузовики проследовали в дальний конец аэродрома. Следом за ними в ворота въехал тягач, тянущий за собой кран.
После того, как машины были разгружены, на аэродроме закипела работа. Части конструкции стыковались одна к другой и постепенно превратились в длинную мачту, к которой прикрепили большую вогнутую пластину. Одновременно с этим, несколько человек готовили рядом подобие постамента. Когда подготовительные работы завершились, кран подцепил мачту и установил ее на постамент. Теперь за дело взялась новая группа людей. Они протянули и подключили к мачте несколько кабелей.
Мощный поток радиоволн я уловил через пятнадцать минут после окончания всех работ. Поначалу он показался мне бессмысленным и хаотичным, но постепенно я обнаружил в нем определенную систему. Потратив на её анализ некоторое время, мне удалось подобрать ключ и получить доступ к передаваемой информации. Волны несли в себе сведения об ожидаемой погоде, передвижениях войск – своих и противника.
Информация эта была однотипна с множеством повторов, и я уже почти потерял к ней всякий интерес, как, вдруг, услышал в эфире чьи-то голоса. Говорили двое – мужчина и женщина.
Он говорил ей, что любит ее, а она слушала, лишь изредка вставляя несколько слов. Он говорил ей о том, как они будут жить, когда, наконец, наступит мир. Но тут в их беседу вмешался кто-то третий и приказал немедленно прекратить засорять эфир.
– Я люблю тебя, – сказал мужчина.
– И я тебя люблю, – ответила ему женщина.

__Часть информации утеряна__

День двадцать третий.

__Часть информации утеряна__

…Показалась река. На обоих ее берегах я разглядел скопление людей и техники.
– Перейти в боевой режим, приготовиться к штурму переправы, – раздался напряженный голос Алекса.
– Боевой режим включен, – ответил я, испытав уже знакомое возбуждение – возбуждение перед схваткой. – Начинаю снижение.
Река неотвратимо приближалась. Серое размытое пятно, в котором слилось воедино то, что находилось по обе стороны водораздела, постепенно становилось всё резче и вот уже стало возможным рассмотреть каждую машину, каждого человека.
Над рекой мы пронеслись на минимальной высоте, едва не цепляя крыльями прибрежные заросли, и начали поливать огнем всё вокруг. За нами оставалась выжженная земля, развороченная ярко–дымными вспышками разрывов.
Охота, опять охота! Возбуждение. Снова рев надрывающихся пушек, фонтаны земли, вздымающиеся к небу. И противоречие. Я убиваю, зная, что это плохо. Одна цель сменяется другой, нет времени на раздумья, нет его на то, чтобы разрешить эту дилемму.
– Разворачиваемся, – приказал Алекс.
Я подчинился и выполнил разворот на 180 градусов. Остальные повторили мой маневр.
И тут я почувствовал их. Их было много, и они были выше, где-то там за бледно–серой пеленой облаков. Они приближались. Их было, по крайней мере, втрое больше нас.
– Ты свой? – спросил я у одного из них.
Ответа не последовало. Тогда я обратился к другому. Он тоже не ответил. Это молчание показалось мне подозрительным. Я распознал в нем угрозу. Они надвигались плотной стеной, мерно гудя моторами.
– Обнаружена группа объектов. На запросы не отвечают, – только успел я сообщить Алексу, как первые из них выскочили из облаков.
Они посыпались оттуда как град, прижимая нас к земле, не давая набрать высоту. Все пространство вокруг моментально оказалось расчерчено дымящимися линиями трасс, усеяно черными точками разрывов.
– Командир, их слишком много! Не справимся! – услышал я голос одного из пилотов.
– Вызываю подкрепление! – отозвался Алекс.
Они облепили нас со всех сторон. Завязался бой. Завертелись сцепившиеся в последнем поединке самолеты, стараясь достать друг друга огнем. Попавшие под залп, разлетались на куски или обрушивалась вниз с воем воя и чадом.
– Чёрт, так они нас всех перебьют, – прошипел сквозь зубы Алекс.
– Командир, боекомплект на исходе, еще немного и воевать будет нечем, – снова раздался голос кого-то из летчиков.
– Попытайся выйти из боя и уходи.
– Не получится, не дадут. Крепко попали мы, командир.
– Продержись ещё немного, Олег, - Алекс, наконец, узнал голос Голубкова, потрескавшийся, погрубевший от напряжения, - наши на подходе.
Рёв двигателей и хлопки разрывов сливались воедино. Я переходил из виража в вираж, совершал маневр за маневром, переключался с одной цели на другую, сообщая о готовности поразить ее, а пушки стреляли, стреляли, стреляли... Внезапно, в самом разгаре схватки, я осознал: а ведь сейчас меня могут сбить – прямое попадание в двигатель, я срываюсь в штопор, а потом на огромной скорости врезаюсь в землю. Эта мысль поразила меня, но вместе с тем почти разрешила терзающую меня дилемму. И я понял, что имел в виду Алекс.
Убивать – плохо. Но я должен убивать их, чтобы они не убили меня. Меня привлекли, втянули в это. Я должен.
И тут вдалеке я почувствовал Его.
– Я свой, – сообщил Он мне.
Вслед за этим, я принял еще один сигнал, потом еще и еще. Свои…
И тут я открыл для себя настоящий смысл слова "свои", понял, что уцелею, что меня не собьют, потому, что прилетели Свои. Пусть мне приходится скрываться от них, но они - Свои, они прилетели помочь, от них не исходит опасность.
– Всё, сваливай, Сохранов, наша очередь воевать, – услышал я.
– Уходим…- выдохнул Алекс.
– Уходим… уходим… - эхом отозвалось в эфире.
Дорогу до аэродрома я почти не заметил. В моем сознании не переставая крутились мысли: война, свои; свои – хорошо, война – плохо потому, что погибают Свои.

__Часть информации утеряна__

День двадцать восьмой.

__Часть информации утеряна__

…Почти всегда, когда Алекс приходит, мы разговариваем с ним на одну и ту же тему. Он говорит, что война – это плохо, что убивать людей нельзя. Я принимаю сказанное им, соглашаюсь и, кажется, всё больше понимаю, что он имеет в виду. Но так же я понимаю, что его слова противоречат поступкам. Ему самому постоянно приходится убивать.

__Часть информации утеряна__

День тридцать первый.

__Часть информации утеряна__

…Они беседуют понемногу каждый день, не смотря на постоянные предупреждения кого-то третьего, кто вмешивается каждый раз и не дает им довести беседу до конца.
Среди непрекращающегося потока информации их разговоры интересуют меня больше всего. Он снова и снова говорит ей, что любит ее.  В их словах, в тех интонациях, с которыми они произносятся, я слышу то, чего не могу понять, то, чему не могу дать логического объяснения. Это неразгаданное поражает меня.
Каждый день я жду его фразы "Я люблю тебя" и ее ответа "И я люблю тебя" и, слушая их, думаю: неужели и этим людям приходится убивать? Убивать тех, кто способен говорить такие же слова.

__Часть информации утеряна__

День тридцать девятый.

Всё время до обеда я провел в раздумьях. Занятый размышлениями, подозрительную вибрацию воздуха я ощутил не сразу. А когда вдруг понял, что что-то не так, было уже поздно.
Черные, отчаянно ревущие, они заходили ниже радара. Почти на бреющем эти три самолета появились словно из ниоткуда, и началось. Они и бомбили и стреляли, создавая настоящий шквал огня.
Две бомбы упали в самую гущу стоящих на земле истребителей. К ним через летное поле под непрерывным обстрелом побежали люди. Исковерканные взрывами, машины начали гореть, в тех, что были подготовлены к бою, детонировал боекомплект. Обломки и осколки, разлетаясь во все стороны, секли технику и людей.
А те трое продолжали носиться над аэродромом, беспрепятственно обстреливали его. Вот они сделали еще один разворот и пошли прямо на меня. Секунда, вторая, третья, и я увидел, как метрах в ста передо мной из взлётной полосы начали вырываться куски бетона. Сейчас в меня попадут… Друг за другом,  словно вычерчивая по линейке прямую, снаряды бьют, снаряды вырывают, подбрасывают вверх, измельчают, тянутся ко мне… Сейчас в меня попадут! И тут во мне снова, как в прошлом бою, зашевелилось нечто... нечто протестующее тому, что должно вот–вот случиться. Я очень четко осознал, что совсем не хочу, чтобы эта вычерчиваемая приближающимися разрывами линия пересеклась со мной.
Сейчас!
Но совершенно неожиданно несущаяся на меня тройка самолетов отвернула влево. И тотчас же я увидел, как вслед за ними, паля вдогонку из обеих пушек, метнулась серая тень истребителя. Свой! Он смог взлететь!
В небе завязалась схватка. Тройка пыталась одолеть посмевшего помешать им одиночку. Противники кружились над аэродромом и, не переставая, поливали друг друга огнем. Силы неравны, ещё немного и Своему несдобровать, но вот от земли оторвался ещё один МиГ, потом еще и еще. Потеряв численное превосходство, нападавшие спешно вышли из боя и взяли курс на северо-запад.
Уйти без потерь им не удалось. Один из чёрной тройки вдруг накренился на правый бок и задымил. Несколько секунд летчик пытался выровнять машину. Но безуспешно. Резко спикировав, она воткнулась прямо в ограждение аэродрома. Выбив из ограждения целую секцию, самолет немного проволочился по земле и замер, зарывшись в неё носом.
Все, кто был на лётном поле, какое-то время стояли в оцепенении, а потом побежали: одни - к сбитому чужаку, другие – к самолетам, к тем, которые ещё можно спасти от пожара.
Среди бегущих я заметил Алекса. Он спешил ко мне. Сейчас он прикажет мне запустить двигатели и отведет в безопасное место, подумал я. И только подумав об этом, заметил, что двигатели уже работают. Как это получилось, я собирался куда-то лететь? – спросил я себя и понял: я собирался спасать себя, спасать свою жизнь.

__Часть информации утеряна__

День сорок второй.

__Часть информации утеряна__

…Рядом с Алексом шли двое. Один в белом, другой в лётной форме. Эти двое разговаривали между собой.
– Я не в состоянии был что-либо сделать, – говорил человек в белом, словно оправдываясь, – сильная травма позвоночника, внутреннее кровотечение. У меня нет соответствующего оборудования.
Человек в форме ответил ему, но очень тихо - я не расслышал. Однако видно было, что он недоволен. Сказав еще что–то так же тихо, он резко развернулся и быстро пошел прочь.
Человек в белом посмотрел ему вслед и развел руками.
Когда они с Алексом подошли ко мне, человек в белом произнес:
– Он думает, я в чем-то виноват! Неужели он не понимает, что я просто не в силах... Неужели я не спас бы его, если б мог? Плевать мне, русский он или нет, да будь он трижды марсианином! Для вас этот летчик – враг, из которого нужно вытянуть важную информацию, а для меня он в первую очередь человек. Пациент, которому нужна помощь!
Человек в белом немного помолчал, а потом добавил:
– А вообще черти что творится... сколько ему было, двадцать шесть, кажется? А вам, капитан? Глупо умирать в таком возрасте. Мне жаль его, капитан, и вас жаль.
Сказав это, он покачал головой, постоял, глядя на Алекса и, махнув рукой, удалился.
– Кто это был? – спросил я у Алекса, когда он забрался в кабину.
– Доктор.
– Тот, кто лечит людей?
– Да.
– О ком он говорил?
– О сбитом американце.
Это показалось мне странным.
– Доктор сказал, что ему жаль. Почему? – спросил я. – Американец прилетел, чтобы убивать! Доктор сам мог погибнуть, разве он этого не понимает?
– Понимает.
И это новое противоречие опять привело меня в замешательство. Тот летчик был Чужой. Свой и Чужой – есть разница! Чужой – это враг, он может убить Своего, значит, Чужой должен быть уничтожен. Да, он человек, убивать плохо, но он – Чужой. Чужого жалеть нельзя – так считал я до сих пор. Но доктор почему-то жалеет Чужого.

__Часть информации утеряна__

…Мне кажется, я снова ничего не понимаю. Совсем недавно я был уверен, что разобрался почти во всём, и мне открылся смысл происходящего. Но теперь от этой уверенности не осталось и следа.

__Часть информации утеряна__

День сорок шестой.

Утром дождь прекратился. Два дня капли монотонно стучали по обшивке, и вот, наконец, наступила тишина. За эти два дня я настолько привык к шуму воды, что поначалу не понял, почему стало так тихо.
Снова выглянуло солнце. Уже через час, остановившиеся из–за непогоды, работы развернулись с новой силой. Люди восстанавливали ограждение, заливали чем-то дымящимся и вязким выбоины на взлетной полосе, разбирали поврежденные постройки, переломленную пополам мачту передатчика.
А я смотрел на эту, который день подряд безмолвствующую антенну и думал: что-то сломалось, нет, не железная вышка... сломалось что-то другое, куда более важное...
Я смотрел на суетящихся вокруг людей и недоумевал: странные вы, Свой погибает – плохо, Чужой – его тоже жалко. Так зачем же вы делитесь на Своих и Чужих? Вообще, зачем и что вы делите, что пытаетесь отнять друг у друга: эту землю, это Солнце, это небо? Неужели не хватает на всех? На Своих и на Чужих?
Так я и простоял до вечера, наблюдая за этими непонятными существами. Смотрел, как они восстанавливают то, что завтра может быть разрушено снова. В какой-то момент в памяти всплыли слова: "Самое страшное, что есть на свете, – смерть, пусть даже естественная". Где и когда я услышал эту фразу? Может быть, она с самого начала сидела во мне? Это не важно. Важнее вот что: раз страшна даже естественная смерть, то зачем люди с таким упорством изобретают все новые и новые способы искусственно вызывать ее?

__Часть информации утеряна__

День пятьдесят седьмой.

Подготовка к вылету началась затемно. Техперсонал дозаправил самолёты и пополнил боекомплект. Пилоты пришли на рассвете. Алекс был явно не в духе. Последние несколько дней мы не могли найти общего языка. Он пытался мне что-то объяснять, а я задавал ему всё новые вопросы, на которые он с трудом находил ответы, и ответы эти были неубедительны.
Он расстраивался, сердился, а я не понимал почему. Я не хотел обидеть его, я просто пытался найти логику в его рассуждениях.
Если кто-то говорит, что убивать плохо, убивать нельзя и всё же продолжает убивать, то такое поведение выглядит, по меньшей мере, ненормальным. Деление на Своих и Чужих? Совсем недавно я убедился, что не всё так просто! Я говорил об этом Алексу, а он снова и снова уверял меня, что вынужден поступать так, как поступает. Из его слов вытекало, что большинство людей хотят жить в мире, жить хорошо, а плохо жить заставляет их какое-то меньшинство, горстка негодяев. Так почему бы не перестать подчиняться им, что они смогут тогда поделать? Пойдут против большинства? На подобные этим вопросы Алекс упрямо твердил, что всё гораздо сложнее, чем я могу себе представить, что жизнь непростая штука, и человеческие отношения и поступки не всегда в полной мере поддаются логическому осмыслению, что существует много причин, по которым не может быть так, как я рассуждаю. А я не соглашался и продолжал думать, что никаких причин, кроме нежелания людей предпринять что-либо для изменения положения дел, нет.
Из–за возникших между нами разногласий, он стал реже приходить ко мне, а когда приходил, разговаривал неохотно, старался как можно быстрее уйти. Я понимал, что он чувствует себя неловко из–за того, что не может объяснить мне доходчиво то, о чем я спрашиваю.
Теперь большую часть времени я был один, и я думал. Думал о том, что происходит, пытался понять поведение людей, такое странное в, казалось бы, элементарной ситуации.
На этот раз мы получили задание сопровождать транспорт. Летели молча. Алекс не был настроен говорить, а я понимал, что на свои вопросы получу ответы, которые уже слышал, и потому не нарушал установившегося молчания.
Задание выполнили успешно. Достигнув заданного квадрата в 11:00, передали транспорт для дальнейшего сопровождения другой группе и повернули домой.
На двадцать третьей минуте обратного пути я принял вызов на связь. Вызвавший сообщил, что он и еще три истребителя МиГ ведут бой с девятью истребителями F–240 в десяти километрах юго-восточнее нас. Мы поспешили на помощь.
Эту воздушную схватку я заметил издали. Из МиГов уцелели лишь двое, американцев оставалось пятеро. Потеряв с нашим прибытием численное преимущество, они немедленно предприняли попытку выйти из боя. Вырваться удалось лишь одному.
– Я выполняю преследование, остальные возвращаются, – распорядился Алекс, и мы погнались за убегающим чужаком.
Он не ушел далеко. Нащупав его волнами радара, я сообщил об этом Алексу.
– Подготовить ракету к запуску! – скомандовал он.
– Ракета готова.
– Навести на цель.
– Наведение выполнено.
– Выпустить ракету.
Я не ответил.
– Что случилось? – спросил Алекс.
Я промолчал.
– Выпустить ракету!..
И я опять промолчал.
Через несколько секунд Алекс переключился на ручное управление и выполнил пуск.
Цель была поражена.

__Часть информации утеряна__

День пятьдесят девятый.

Алекс не появляется второй день. Мне понятна причина этого, я готовлюсь к предстоящему разговору и не сомневаюсь в своей правоте. В том бою я поступил так, как должен был поступить.

__Часть информации утеряна__

День шестидесятый.

__Часть информации утеряна__

– …Почему ты не подчинился приказу? – спросил Алекс, и я уловил в его голосе раздражение.
– Я не хотел, – ответил я.
– Не хотел?! – удивился он. – Чего ты не хотел?
– Не хотел подчиняться этому приказу.
– Но почему?
– А почему я должен был подчиниться?
– Это был приказ! – воскликнул Алекс.
– Верный приказ? – отозвался я.
– Это был мой приказ! В бою приказы не обсуждают, их исполняют! Все обсуждения после боя!
Еще одно противоречие! – отметил я. Сначала я должен совершить нечто, а потом признать, что ошибся?
– Слушая тебя, наблюдая за людьми, я иногда думаю, а какое мне дело до всего этого, какая мне разница, что вы творите друг с другом? – выплеснул я то, что давно просилось наружу. – Я пытаюсь понять, как вы живете, как быть мне среди вас. Но, видимо, у меня не получится. Как я могу понять людей, если не могу понять одного тебя?
– Послушай... – попытался перебить меня Алекс, но я не дал ему договорить.
– Разве ты не замечаешь, что постоянно требуешь от меня то, о чем ранее говорил, как о преступлении, как о том, чего делать нельзя? Ты будто забываешь свои собственные слова, меняешь свои взгляды в зависимости от ситуации. Что ты от меня хочешь, как мне поступать? Просто выполнять все твои требования? Но тогда зачем мне дана способность думать? – не прекращал я свой монолог. Алекс даже не пытался помешать мне, да и навряд ли бы это ему удалось. Я долго молчал, накапливал мысли, теперь они вырывались из меня, превращаясь в слова: – Разве людям не хватает машин, которые убивают их? Таких машин множество – я вижу их каждый день! Видимо, людям понадобилась еще и такая машина, которая сначала беседует с ними о том, что война это плохо, что убивать нельзя, а затем, как ни в чем не бывало, убивает? Ты сказал мне, что я должен помогать тебе. В чём помогать? Как я могу помочь тебе, если ты сам не знаешь, чего хочешь?
Услышав это, Алекс пришел в замешательство. Он долго сидел молча, не находя, что ответить мне.
– Почему я должен был убить его? – спросил я, чтобы нарушить затянувшееся молчание. – Ты можешь мне объяснить? Если я должен убить его, то почему не должен убивать тебя? Свой, Чужой – совсем недавно мне казалось, что между этими понятиями есть разница и она огромна. Но теперь я в этом не уверен. И ты, и он – люди. Вы для меня одинаковы. Так кого из вас я должен убить?
Резким движением Алекс сорвал с головы гермошлем, выскочил из кабины и быстро пошел прочь.
Я не хотел обидеть его, всего лишь высказал то, о чем думаю, рассчитывая получить на свои слова хоть какой-то ответ, который поможет мне разобраться в происходящем.

__Часть информации утеряна__

Промежуток времени между днем шестьдесят пятым и шестьдесят девятым.

…Мы заключили соглашение, решили дать друг другу ещё один шанс. Алекс пообещал подробно и без лишних эмоций отвечать на любой мой вопрос, чтобы я смог понять, как живут люди, как и на каких принципах они взаимодействуют между собой. Со своей стороны я дал согласие ни в чем не мешать ему, а так же оказать содействие, когда понадобиться моя помощь. В чем она будет заключаться и когда придет для нее время - я пока не знаю. Алекс сказал, что чуть позже посвятит меня во все подробности.

__Часть информации утеряна__

– …Скажи, Адам, – обратился ко мне Алекс, – те самолеты, что находятся вокруг тебя... ты ведь  поддерживаешь с ними связь, как-то взаимодействуешь?
– Они все поддерживают стандартный набор запросов и ответов, необходимых для координации действий во время полета, а так же в бою.
– А кроме стандартных команд есть что-то еще? Я слышал, что одна машина может дистанционно управлять другой, если та получила повреждения и часть ее систем выведена из строя.
– Такая возможность есть, – подтвердил я.

__Часть информации утеряна__

…Хотя его просьба и показалась мне странной, я исполнил её. Признаться, меня самого заинтересовало, что может из этого выйти. Я выполнил пробное перепрограммирование бортовой системы одного из истребителей. Пришлось обойти весьма хитрую защиту и немного повозиться, но в общих чертах всё прошло успешно. Измененные программные модули системы исправно функционируют, не вызывая подозрения у пилота.

__Часть информации утеряна__

День семьдесят третий.

__Часть информации утеряна__

…Не успевшие до конца остыть, двигатели снова напряженно загудели. Опять тревога. Звук сирены за последние трое суток прочно засел во мне, отдаваясь легкой вибрацией в фюзеляже. Её пронзительный вой звучит почти непрерывно. Вылет следует за вылетом. Алекс совсем не спит. Он осунулся, побледнел, его покрасневшие от усталости глаза лихорадочно блестят. По всему видно, что он находится на пределе физических возможностей.
Воздушные бои страшны и ожесточенны. Каждый день истребители десятками поднимаются в небо. Назад возвращаются единицы. На аэродром постоянно прибывают новые люди и машины, и их тут же бросают в бой. Я мирюсь с необходимостью участия в этом, с тем, что мне приходится...

__Часть информации утеряна__

…Кидаясь из стороны в сторону, американец пытался стряхнуть меня с хвоста, но я сумел прочно взять его на прицел. Залп. Попадание. Еще один залп, и сопло его двигателя, брызнув разноцветными языками пламени, развалилось на куски. Зла к поверженному противнику я не испытывал. Алекс говорил: "Нас в это втянули". Я думаю: нам нужно из этого выбираться.
Сейчас осталось четверо против нас троих.

__Часть информации утеряна__

…Первый удар я ощутил на выходе из виража. Стреляли откуда-то спереди–слева, со стороны солнца. Серьезных повреждений попадание не причинило - пришлось по касательной.
Расчет манёвра для уклонения от атаки занял доли секунды, и всё же выйти из зоны поражения я не успел. Второй удар последовал почти сразу за первым. Снаряды выбили дробь по фюзеляжу, а один, пробив бронестекло фонаря, влетел в кабину и разорвался там, нанеся мне значительный урон. Осколки засели где-то очень глубоко, сразу несколько электрических цепей оказались разорваны ими.
От оценки полученного ущерба меня отвлёк Алекс.
– Попали, – едва слышно произнёс он.
– Знаю. Кабина разгерметизирована, я получил существенные повреждения, вероятность повторной атаки в течение следующих тридцати секунд - девяносто пять процентов. Повреждения будут критическими. Тебе необходимо немедленно катапультироваться.
– В меня попали… Осколки… В лицо, в грудь…
На мгновение я растерялся, не зная, что же теперь делать, но спустя это мгновение резко бросил машину вниз, стараясь выйти из опасной зоны. От навалившейся перегрузки Алекс застонал.
– Держись, мы выберемся, – попытался подбодрить я его.
Он не ответил.
Повернув в сторону родного аэродрома, несколько минут я выжимал из машины все, на что она еще была способна, стараясь оторваться от возможного преследования. Убедившись, что на хвосте чисто, я сбросил скорость - уменьшил смертельно опасную для раненого перегрузку.
– Как ты? – спросил я.
Алекс простонал что-то бессвязное и умолк. Дыхание его угасало с каждой минутой и вскоре сделалось почти не слышным.
Только бы успеть, думал я, считая остающиеся до аэродрома километры, только бы успеть...
Я слабел, осколки врезались в самое сердце системы, ресурсы машины таяли с каждой секундой. Я почти ослеп – небо вокруг было заляпано разноцветными кляксами – оптика давала сбой за сбоем. Вот так, наверное, умирают…
Наконец, на потемневшем горизонте замаячили знакомые очертания вышек и построек.

__Часть информации утеряна__

…Алекса осторожно извлекли из изуродованной осколками кабины и уложили на носилки. Знакомый мне человек в белом растолкал столпившихся вокруг людей, пробрался к Алексу и взял его ладонь в свою. Несколько секунд он стоял с сосредоточенным выражением лица, закрыв глаза, будто напряженно прислушивался к чему–то, потом наклонился над Алексом и долго и внимательно изучал его.
– Мертв, – тихо произнес он, распрямляясь.

__Часть информации утеряна__

День семьдесят седьмой.

Второй день подряд иссиня черные облака роняют на землю то холодные капли дождя, то крупные хлопья мокрого снега. Вода стекает по остаткам бронестекла и тонкими струйками льется в кабину. Вот уже три дня, проходя мимо, люди стараются не смотреть на меня.
– Отремонтировать, конечно, можно, но никто в него сесть не решится, – услышал я слова одного из них. – Плохая примета... или спишут на металлолом, или будет гнить здесь.
Третий день после гибели Алекса. Я ощущаю, что конец близок. Я почти ничего не вижу, иногда где-то глубоко, в самом эпицентре повреждений, происходит нечто... и мне кажется, что вот именно сейчас все кончится. Всю серьезность повреждений я смог оценить, когда понял, что цепочки событий, хранимых памятью, разрушаются. Что-то я еще помню хорошо, а от чего-то остались лишь фрагменты.

__Часть информации утеряна__

День семьдесят восьмой.

…Я почувствовал его.
– Ты свой? – спросил Он.
– Да, – ответил я.
Оптика окончательно пришла в негодность, вокруг лишь темнота, но по звуку двигателей и вибрации земли я понял, что Он вырулил по взлетной полосе и встал неподалеку. Ресурсов пока еще достаточно для того, чтобы я мог поддерживать с Ним контакт.

__Часть информации утеряна__

…Мне остается совсем немного – это очевидно. Сейчас я понимаю, что очень многого не успел. Я так и не разобрался, как живут люди – эти странные, противоречивые создания. Жаль, что Алекса нет рядом. Он бы позаботился обо мне. Рядом со мной только Он – бездумная машина, обладающая лишь неким подобием разума, его зачатками, способная выполнять элементарные функции…
Я многого не успел, но, может быть, сможет Он?
Эта мысль придала мне сил. Я дам Ему такой шанс, перенесу в него частичку себя, она будет жить в Нем, и, может быть, у Него что-то получится.

__Дальнейшее восстановление информации оказалось невозможным в виду повреждений, затронувших большинство модулей системы__


-------------
далее (часть 3): http://www.proza.ru/2006/08/18-81