Пепел

Пепел. Тяжелые, черные хлопья с сизыми лоснящимися разводами. Только два цвета: черный и грязно-серый. Горы, окрашенные в тысячи оттенков серого. Тяжелое низкое клубящееся воронками ввинчивающихся в землю протуберанцев от падающих десантных модулей, небо.
И развалины мегаполиса под ногами.
— Что застыл? — Скрежетнул голос капрала. Аж скулу свело. — Наглядишься еще. Второй сектор, двигай!
— Пеленг принял. — Ноги сами понесли по колышущемуся серому морю. Сенсорная система подсказывала, где под толщей невесомых частиц провалы, а где можно напороться на торчащую из-под развороченного асфальта арматурину. Здесь вообще нечего было делать человеку. Все можно было предоставить автомату. Но почему-то нужно было, чтобы в коконе защитного костюма находился именно человек.
Когда небоскребы находятся в вертикальном положении, они олицетворяют собой упорядоченную материю, точеными шахматными фигурами на игровой доске города. Когда эти исполины падают, все окружающее пространство превращается в хаос. Тут был город, улицы, дома, проспекты, парки. Теперь все перемешалось. Все что могло сгореть — сгорело, все могло расплавиться — расплавилось, а потом все вместе перемешалось и обратилось в пепел накрывший то что не могло сгореть и расплавится. Горы скалы утесы пепла, каркасы бетонных обломков словно новогодние елки обвешанные гирляндами комковатых плетей колышущихся на ветру..... Что тут может уцелеть? Кому тут может понадобиться патруль? Что тут можно патрулировать?
Но он шел, привычно оглядывая поступающую на забрало шлема телеметрию систем слежения. Движения — не замечено. Органических объектов — не замечено. Теплового излучения — не замечено. Где-то еще тлело, оранжево отсвечивая на тепловизоре, но ничего живого вокруг не было.
Еще шаг, свериться с картой. Кажется, он забрел слишком влево, но как ему идти вместе со всеми в цепи, если у него перед носом целая гора бетона и закрученной восьмерками арматуры. Надо обойти.....
Метрономом в груди стучит сердце. Перед глазами мелькают графики систем костюма, за которыми еле различается картинка внешнего мира. Сетка разметки куда ярче серого пейзажа. Он остановился. Со всех сторон стояли глухие стены, покрытые трещинами. Здесь не пройти.
— Где застрял, твой квадрат не прикрыт, закрыть ячейку. Быстро! — Снова подал голос капрал.
— Здесь тупик, надо возвращаться.
— Так возвращайся! — В голосе уже не раздражение, угроза.
Он разворачивается и бежит по своим же следам. Прыжок и сервоприводы бросают его на несколько метров вверх и вперед, на сравнительно ровную поверхность. Еще прыжок и он с другой стороны завала. На координатной сетке снова все зеленые точки выстроены в ряд. Порядок. Он думал, что получится не так быстро.
Здесь уже чище, поверхность взрыта, но почти нет провалов в подземные коммуникации. Где-то на границе видимости появился красный сигнал, разросся, и в нижней части экрана побежала строка опознания — несколько не сдетонировавших зарядов в полукилометре. Система опознавания свой-чужой приняла команду на дезактивацию. Странно, город утюжили с орбиты почти двое суток. Как уцелели кассетники? Последние удары шли обыкновенными болванками. С орбиты, что ни скинь, то что до земли долетит так шарахнет, мало не покажется.
— Обнаружен противник! — Общий сигнал внимания.
Он застыл, присев на одно колено считывая информацию. В двух километрах от цепи, третий уровень подземной системы транспортной сети. Два теплокровных объекта. Предположительно массы соответствуют человеческим телам. Движения замедленны. Активных систем слежения не обнаружено. Вооружения не обнаружено. Потенциал партизанской атаки — двадцать пять процентов. — Много. Даже странно как много. Кому-то все равно придется спускаться вниз.
— Вольский, — он вздрогнул услышав свое имя, — Сандерс, третий уровень, пошли. Ганин, Дуч, прикрывают. — Значит, ему идти туда? Перед глазами мигнуло несколько точек входа, с отображенными контуром ходом вниз, в катакомбы.
— Вольский! — На этот раз капрал подключился на закрытой волне.
— Иду, никак не соображу какой вход ближе..... — Конечно зря все эти лирические отступления, но капрал промолчал.
Справа, среди выкорчеванных фундаментов зиял осыпавшимися краями провал в бездну. Два метра вниз, потом десяток метров до трещины в коммуникационном туннеле, дальше еще сто метров направо до следующего пролома. Все просто. Прыжок, в воздух взовьется полупрозрачное облако. Призрачная картина реального мира отступает, заменяясь компьютерной моделью. Вокруг темнота, в воздухе витает слишком много взвеси, которую на поверхности уже давно разогнал ветер. Интересно, как здесь было до войны? И сам поразился своей мысли. Зачем ему это знать?
Поворот. Еще двести метров и он будет в туннеле, где-то там спрятались два человека. Двое выживших в этом аду. И ему придется их убить. Скорее всего. В современной войне не бывает такого понятия как мирные жители. Оккупированная территория — прежде всего поле боя, только для нападавших это первая фаза — за которую отвечает группа нападения, а для защищающихся вторая фаза, оборонительная. Предотвратить оккупацию невозможно. Тот кто первым нападает, всегда получает свое. Только теперь главное удержать. Это куда сложнее. Здесь удержать не удалось. Два месяца непрерывного сопротивления. Сожженные патрули, изуродованные трупы солдат в подворотнях. Мины ловушки. Мирное население неожиданно превратилось в рассредоточенную армию. Они знают свой город, они ходят по улицам, они улыбаются тебе в лицо, они соглашаются, что теперь ничего не поделаешь, надо подчинятся новой власти, надо сотрудничать..... ты отворачиваешься, и в тебя летит липкая масса с детонатором, секунда и боевой костюме превращается в раскаленную жаровню. Еще секунда и броня прогорает, и живой факел дико воя корчится с предсмертными хрипами.
Все технологии, вся система спутникового слежения, вся военная мощь оказывается бессильна против доброго обывателя. На нем браслет с системой слежения, антропометрический паспорт, каждое его движение фиксируется с орбиты, но вдруг он проходит какую-то точку и вместо одного их становится двое, потом трое, четверо... Взлом системы контроля населения. Достаточно просто обмотать браслет фольгой, сигнал исказится так сильно, что считать его будет невозможно. Казалось все было предусмотрено... Но город они потеряли. Пришлось использовать метод устрашения, дабы другим было не повадно. И на дома упал с небес молот, из миллионов и миллионов кинетических зарядов. Здания не рушились, сминались в бетонную пыль. И через двое суток миру предстал первый образец применения нового вида вооружения. Город исчез. Осталась пустыня обломков. Только на окраинах еще уцелели подземные коммуникации. Тогда вызвали десант, прочесать место старыми добрыми методами. Даже странно, но в современной войне самые гуманный род войск — это десант. Потери противника при его применении минимальны. Самое точечное оружие — человек. Сначала, всего за несколько секунд, подавляется вражеские системы ПВО, точечными зарядами уничтожаются бункеры, военные базы. Когда вооруженных сил не остается, в города входят оккупационные силы — огромная полицейская армия. Если жители не сопротивляются, город постепенно признает нового хозяина, если нет, город уничтожают орбитальные бомбардировщики. Так выглядит война сегодня. Три стадии. В финальной на утонувший в пепле город спускаются они — похоронных дел мастера. Десанту обычно уже не с кем воевать. Самый мирный род войск.
Вольский замер у последнего поворота, за которым, пульсируя бордовым, обозначилось присутствие двух живых организмов. Примерная температура тел тридцать восемь градусов у одного и тридцать четыре у другого. Странно, хотя какая уж тут точность. Другая зеленая точка подошли с другой стороны туннеля. Это Сандерс. Почти вовремя, в ста метрах от него прикрытие. Сигнал! Рывок, он влетел в туннель как выпущенный из пушки снаряд. Перекатился к другой стенке, прыжок вперед, в перекрестии прицела застыло испуганное лицо, черное, вымазанное сажей. В отблесках костра неподвижные предметы зашевелились. После кромешной темноты и необходимости двигаться только по сигналам навигационной системы, проступившее сквозь тьму лицо было словно призрак выглянувший из другого мира в этот. Ребенок. Грязная кислотно-синяя куртка, сумка на ремне, два металлических ящика поставленный на попа, сгорбленная фигура старухи у стены и распахнутые в ужасе глаза. Только одни глаза во все лицо. Лица он не видел... только глаза, глаза так и застыли в памяти.
Звонко ударила очередь, свет костра дернулся, и вместо красных контуров перед глазами появились серые обозначения препятствия. Внизу загорелась крохотная строчка: живых объектов не обнаружено.

***

— Зачем ты пошел в десант Вольский? Чего ты хотел здесь увидеть? А? Здесь воюют, здесь убивают, Вольский! — Капрал опять прав. Он всегда прав. В каждое время и в каждом месте своя правда. Здесь всегда прав капрал. Скольких убил тот офицер что, на орбите плавая в невесомости, нажал всего лишь одну кнопку? Как там у них? Снял защитный колпачок и нажал. Где-то в днище открылась дверца и сначала медленно, потом все набирая скорость на поверхность начали падать стержни, раскаляясь в атмосфере, багровея, все быстрее и быстрее. Всего-то, тяжелые швеллеры с направляющими лопостями. Тугоплавкая оболочка, твердый сплав внутри. Но город не устоял. Для верности его присыпали кассетными зарядами умных бомб, а потом еще раз прошлись кинетическими зарядами с орбиты. Что они хотели так тщательно уничтожить? Супермаркеты?
И вот он, десантник, подавшийся в армию за зарплату и угодивший в самое пекло, должен всего лишь раз нажать на курок, чтобы убить только одного единственного человека, и он не может этого сделать. Одного человека... Выжившего среди всего этого ада. Выживших не должно быть. Общественность смирится с гибелью города, но не смирится с одним убийством или со страданиями выживших. Такова западная мораль. Убивать можно, если не видеть трупов. А где их тут разглядеть? Под метровым слоем пепла. Здесь теперь новые Помпеи. Археологическая достопримечательность. Памятник войны за освобождение от очередной тирании...
— Десять дней ареста. — Капрал почему-то сказал это спокойным, таким незнакомым, тоном. — Ну вот, с крещеньецем тебя. — Он даже улыбнулся. — Ничего, бывает и хуже. У нас работа такая. — И хлопнул по плечу.
Да. У нас такая работа. Говорят — это почетно сегодня быть в армии. Служить отечеству. Родину защищать. Так принято считать. В мире многое принято считать. Ведь когда что-то думают все, можно самому не думать и не принимать решений, за тебя так уже считают все. А я как все. Никто за это не осудит... Так тоже принято считать.



http://book.jino-net.ru/AdMin/Pepel