Половина одного сердца

Как все тихо и гнусно,
И безжалостен дождь.
На душе моей пусто,
Ты ко мне не придешь.

Закричала б я в небо,
Чтоб вернули тебя,
Только слов уже нету,
Бог не слышит меня.

______


Не знаю, могло ли произойти что-то еще более ужасное, чем то, что произошло. И почему подобное всегда случается после ссор? Из-за этого в душе зарождается это странное, невыносимое чувство вины за сложившуюся ситуацию.
Он не звонил три дня. Это было необычно, потому что всегда после наших раздоров, мы мирились с ним на следующий же день. Но что-то изменилось в наших отношениях, как я тогда думала, но на самом деле все изменилось в нем самом.
Катрин я встретила случайно, когда дома сидеть уже стало невмоготу, и я пошла, пройтись под серым, нудным дождем и подумать о наших отношениях с Костей.
- Привет, Лен, - осторожно поздоровалась моя приятельница, и я сразу заметила, что что-то не так. – Куда идешь?
- Гуляю. Как жизнь-то?
- Да так себе.
- Что-то случилось?
Катька замялась, старательно отводя глаза.
- Послушай, Лен, мне очень жаль, что это произошло. Я сочувствую тебе. Что ты будешь теперь делать? Если тебе нужна моя поддержка, я всегда рядом. Я…
Что-то внутри меня екнуло, и стало так страшно, что коленки задрожали.
- Катюх, подожди… - еле пролепетала я. – Что произошло?
- Как? Ты не знаешь? – изумилась она. – Котька в СИЗО. Он Пашку позавчера убил в драке.
Первой мыслью было: «Он жив!» Я стояла, как вкопанная, и тупо улыбалась. Катрин, наверное, подумала, что я сошла с ума, и начала хватать меня за руку, слабо бить по щекам.
Через минут пять, ступор прошел. Я одернула подругу.
- Я в порядке. Рассказывай, что ты знаешь.
- Так ты не в курсе?
- Мы поссорились с ним… - промямлила я, и коленки окончательно подкосились. Уже сидя на асфальте я прошептала. – Позавчера…
Потом начались отпаивания водой. Неизвестно откуда рядом оказалось куча знакомых, все суетились вокруг меня, и через минут двадцать я пришла в себя.
- Я в порядке. Мне кто-нибудь расскажет, что произошло?
Из путаного рассказа Катрин я узнала, что после нашей ссоры, Костя направился прямиком к своему соседу Пашке, с которым решил выпить «с горя». Поначалу все шло хорошо, но потом приятель поведал моему любимому какую-то пошлую историю про меня, после чего произошла драка, из которой Котя вышел победителем… слишком большим победителем…


______


Лариса Викторовна – мать Кости, открыла дверь не сразу. По опухшим, красным глазам я поняла, что она с большим трудом переживает неприятности сына. В квартире было неприбранно, возле телефона валялись старые записные книжки, обрывки с какими-то номерами.
Я молча прошла в комнату, опустилась на диван.
Сердце бешено билось в груди, и так болело, так болело, как никогда раньше. Хотелось выть, кричать, бить кулаками в стену, да так, чтоб в кровь. Почему? Зачем?
- Лариса Викторовна, - начала я. – Я только сегодня узнала. Почему вы мне не позвонили?
Она молчала. Сначала я подумала, что она вообще меня не слышит, но через несколько минут, она подняла на меня уставшие глаза.
- Костя просил тебе не говорить. Обещал выпутаться.
- Как?
- Да никак. Связей нет никаких, а какие были – все отказали. Сволочи… - ее глаза снова наполнились слезами. – Ко мне Пашина мать приходила. Кричала, что я убийцу вырастила, выродком его назвала. Да Пашка сам виноват, сколько общался с Костей, знал же, что тот сильнее, какого *** полез в драку?
- Лариса Викторовна, успокойтесь. Мы обязательно что-нибудь придумаем!
- Что придумаем, Леночка? Все бесполезно.
- Но должен же быть какой-нибудь выход?.. – я поняла, что уже сама начинаю терять самообладание, что слезы вот-вот брызнут из моих глаз, бесполезными каплями потекут по щекам, пытаясь смыть всю боль, сидящую в душе. Взяв себя в руки, я все-таки спросила:
- Скажите, а с ним можно повидаться?
Лариса Викторовна вздохнула.
- Говорят: нельзя. До суда нельзя.
- Выходит, я даже с ним поговорить не смогу? Лариса Викторовна, что делать-то?! Этого не может быть! Это не должно было случиться! Они не могут посадить его! Я не смогу без него! Я умру… - уже срываясь на крик, лепетала я. Костина мать подбежала ко мне, крепко обняла, что-то нашептывая, пытаясь успокоить, но это уже было невозможно. Я не могла поверить, что не смогу поговорить с Костей до суда, а суд еще неизвестно когда будет…


______


Следствие продолжалось относительно недолго. Все эти мучительные дни мы проводили либо с Ларисой Викторовной за бутылкой водки, либо в компании с Котиными друзьями, куря травку и вспоминая моего любимого, как покойника – только хорошее.
За день до суда мы все-таки выбили свидание. Помогли какие-то дальние связи в прокуратуре.
Я ждала его в тесной, душной комнате. На улице шел снег, а здесь было так жарко, что казалось, что за окном не реальный мир, а просто подвижная картинка. В душе у меня была сильная боль и страх, который сопровождал меня с того самого времени, как Костя попал в СИЗО. Я уже привыкла к слезам, к сдавливающей, кричащей боли в сердце. Я привыкла. А теперь было еще и ожидание. Я не могла поверить, что вот-вот увижу, самые любимые на свете глаза, услышу, самый дорогой на свете голос, коснусь самых теплых на свете рук, почувствую самые нежные на свете губы…
Он вошел бесшумно. Я просто почувствовала его присутствие, ощутила его взгляд и подняла глаза.
- Котя… - выдохнула я и очутилась в его крепких объятьях. – Котя…
- Ну, тихо-тихо, маленькая. Все хорошо.
Издевается, что ли? Или действительно верит, что все обойдется? Или меня успокаивает? Так глупо иногда звучит эта обычная фраза, так нелепо ее использовать в тех или иных ситуациях. А мы все равно ее говорим, как заклинание. Помню, когда у Кости умер отец, он сидел, молчал, а в глазах столько боли было. Парням хуже, они почему-то не умеют плакать. А я шептала, что «все хорошо, милый, все хорошо», обнимая его за крепкие плечи. Тогда он поднял на меня больной взгляд и сказал: «Маленькая моя, что хорошо-то? Папы больше нет…» А я поняла всю нелепость моих слов, да и вообще, каких-либо слов в такие жизненные моменты. Иногда не нужно ничего говорить, нужно просто понять и разделить боль ближнего, прочувствовать его невысказанные слезы. А слова бывают нелепы и бессмысленны.
- Милый, что хорошо? Завтра суд. Завтра… завтра…
Я повторяла последнее слово, как заклинание, будто этот день можно было перенести, отложить, стоило только очень сильно этого захотеть.
- Главное не это. Маленькая, я не знаю, что тогда на меня нашло. Он говорил гадости про тебя, я не мог этого слушать. Не мог…
Он прижал меня еще крепче, а я слышала, как бешено бьется его сердце.
- Не думай об этом. Все обойдется. Иначе и быть не может. Ты не можешь меня бросить. Они не могут посадить тебя. Ведь я люблю тебя. Я не смогу без тебя.
- Милая, я тоже люблю тебя. Да, ты права. Все будет хорошо. Мы будем вместе, всегда вместе. Мы больше никогда не будем ссориться. Я обещаю тебе это…
Я не сразу поняла, что плачу. Он нежно гладил меня по волосам, и все шептал, шептал…
- Когда я выйду отсюда, мы пойдем с тобой в лес, побежим по белому снегу, будем ловить ртом снежинки и валяться, пока не замерзнем. А потом пойдем к нам, и будем принимать горячую ванну, пить красное вино с яблоками. Мы будем вместе каждый день, потому что так должно быть, потому что мы часть друг друга. Помнишь, Леночка? Мы две половины одного сердца. Мы бьемся в такт. Не плач, пожалуйста, милая. Все обойдется. Мы будем вместе. Иначе не может быть…

Я засыпала, слыша его голос где-то в голове. Я верила. Точнее… надеялась…


______


Спустя два месяца.

Письмо.


«Маленькая моя Леночка!
Прости, что не ответил тебе сразу. Я много думал. Я даже спать не мог. Это сейчас привык немного к этой боли, к бесконечным воспоминаниям. А поначалу очень тяжело было.
Я все вспоминаю тот ужасный день. До сих пор в пальцах эта холодная боль. Я тер окоченевшими руками замершее стекло старого ПАЗика, стараясь последний раз поймать взгляд твоих прекрасных глаз. Я до сих пор помню, какой болью они были наполнены, сколько страха в них было. Я помню твой крик на суде, когда зачитывали приговор. Твое с надрывом, до хрипа: «Вы не можете нас убить!» Могут, милая, могут. Они уже это сделали. Мы были счастливы вместе, но жизнь такова, что, видимо, такого не бывает, чтобы две половины одного сердца бились вместе. Их нужно обязательно разлучить. Это необходимо понять и смириться. У нас нет другого выхода.
Пять лет – это огромный срок. А знаешь, что с людьми делает зона? Лучше тебе и не знать. Я выйду совсем другим человеком. Я не смогу быть половиной твоего сердца. Пойми меня, маленькая моя, и будь счастлива. Но с другим.
Я буду вечно вспоминать твои глаза, но не те, которые были последний раз, когда я тебя видел, а счастливые, которые были, когда мы были вместе. Я хочу помнить тебя веселой, смеющейся. Пожалуйста, будь счастлива. Не жди меня. И не пиши больше.
Прощай.
Твой Котя!»


Нет, милый, ты не можешь, так просто сказать прощай! Мы часть друг друга, мы должны быть вместе! Я буду ждать! Я дождусь! Не отпускай меня! Прошу…

Я понимала, что все, что он пишет правильно. Что он все равно не отступиться от своего и будет прав. Есть любовь вечная, но она живет глубоко, и ее надо хранить в воспоминаниях. У меня не было другого выбора, как смириться. Он был прав. Слишком сильно прав.
И мне стало все равно. Что было, что есть, что будет. Его не будет в моей жизни, а значит уже неважно ни прошлое, ни настоящее, ни будущее. Я буду помнить его, буду знать, что он был прав, всегда прав, но в одном он ошибся: я не смогу быть такой счастливой, какой была с ним.
И боль куда-то исчезла. Эта привычная сдавливающая, кричащая боль в сердце. Лишь пустота. Даже страха не осталось.

Прости, Костя, но я не смогу тебя забыть!