Корова

 Вот идет корова. Бока ее округлы, вымя массивно, ветер свистит меж ветвистых рогов. Она улыбается кротко, как Джоконда, ей приятно брести вот так полем, запросто, без церемоний, взъерошена чёлка, глаза чуть раскосы, редкие шлепки падают на землю из-под хвоста.

Я иду следом, босой, в красной рубахе. Путь мой легок, цель необычайно ясна, мозг напряжен, ногам тепло и скользко. И я радостно думаю, стегая хворостинкой коровий круп: «Куда идешь ты, корова?- думаю я. – Ты сыта, ухожена, дебела, твой зад еще найдет своего рогатого принца, вечерняя дойка – не за горой. Ой, не я ли обмывал твое мягкое вымя ключевою водой, чесал чесалкой твой заскорузлый мех, подвязывал к рогам сиреневую марлю?! Иль ты и вправду – олень или варан, или даже барс?! Уж ты гой еси, моя корова, разноцветный друг! Да не я ли поил тебя газировкой, выгонял пастись в ароматный клевер, подковал мохнатую лапу серебристой подковой, выписал заграничные темные очки?! Не я ли учил тебя плавать в ластах, боксировать, прыгать с шестом, стрелять из лука, метать диск? Ведь ты теперь – суперкорова, аномалия, куда ж ты понуро бредешь? Зачем уходишь от меня на закат, в неизвестные дали? Что принесет тебе твой путь кроме горечи, потерь и разочарований?

 Вот так и мы – свиноводы – думаю я. – Бредем от сытой жизни в неизвестные миры, чтобы понять, измениться, чтобы впустили. Уходим утром с улыбкой, полные надежд, привыкшие побеждать. Смело стучимся в незнакомые двери, потом еще раз, еще и еще, обедаем, ожидая ответа, удивляемся, ступаем дальше. Всё больше дверей и все закрыты, и к вечеру понимаем, что стучать бесполезно и даже наивно. А навстречу люди, в основном, в очках. Они идут туда, откуда мы родом, думают, глупые, что найдут в тех краях то, что мы пришли искать к ним. Мы отворачиваемся, смотрим вбок, а они воротят от нас свои грустные лица. Всё в движении, в вечном пути, и негде отдохнуть, приклонить голову, не на что водрузить усталые чресла. Мелочность, снобизм и лицемерие царят в тех невзрачных землях. Не туда ль и ты идешь, моя корова – кареглазая лань?!»
- Куда ж ты ее гонишь, кретин?! – спрашивает мягко скотник Егор. – Ведь там овраг, дурень!
«И правда, овраг – думаю я. – Как символично! И нас ждет овраг, боль и забвение. И вряд ли встретится столь умелый скотник, что заметит опасность, остановит, укажет верный путь. Где ты, скотник Егор? Или Петр. Или даже Остап? Одиночество и неизвестность – вот наши верные попутчики. И надо бы остановиться, а мы всё бредем к своему обрыву под унылый свист бича...

 Но кто тот кто-то, кто стегает нас хворостинкой по округлым задам, кто прячется в тени за левым плечом, кто поет в вечерней пустоте однообразную песню? Знает ли он конечную цель, то святое место, куда гонит нас его высохший прутик? И если он, всесильный, понукает меня, нет ли и за его спиной пастуха, а если есть, можно ли уверенно сказать, что тот, неизвестный пастух истинно свободен? Может, и его спина изодрана плетью? И кто мы все тогда после этого? – вереница слепцов-садистов в пересеченной оврагами вечности…»
- Да стой же, придурок! – доносится издалека голос Егора. – Стой! Овраг…
Но, поздно. Крутой обрыв открывается нам, далеко внизу река и камни. Корова прядет ушами, роет копытами землю, не хочет идти. На ее морде, обращенной ко мне, застыло недоумение, карие глаза смотрят с укором. Она мычит и блеет, срываясь на вой, и я вдруг понимаю, что это вовсе не корова, а степной волк, только большой и с рогами, а вместо яиц – вымя. Я стегаю его хворостинкой, тыкаю в попу, чтобы шел, даже напираю плечом, и корова падает вниз и с криком разбивается о прибрежные камни, ломая шею и передние лапы.

Подбегает Егор, молча смотрит в овраг, тяжело дышит. Ему жаль корову, и мне ее жаль, но я одухотворен, неподвижен. Ведь она нашла свой овраг, а мне мой пока только снится. В этих снах, переливаясь и кружась, он, ослепительно яркий, так призывно влечет меня черной бездной, усыпанной бриллиантами звезд. Рваные края его скрыты полынью, а над всем этим пока хватает глаз бирюзовое небо и солнечные лучи. И как бы нехотя, медленно сдуваясь, падает в мрачную пасть оврага предельно малиновый метеозонд.

Такие дела.