История нашей любви

 

Когда заглядываешь в фотоальбом, никогда не знаешь, чего тебе это будет стоить. Лица прошлого, лица тех, кого любил, с кем вместе прошел пусть небольшой, но путь. Фотографии хранят твои чувства, памятные и дорогие сердцу моменты, но иногда ты вспоминаешь не то, что было в момент, когда ты фотографировал и не то, что изображено на снимке. Иногда память выкидывает фортель, и ты вспоминаешь то, что было убрано тобой на самую дальнюю полочку сознания, подальше от сердца…
Наш лагерь уже три дня стоял в небольшой долине, огороженной словно забором, могучими горами. Впервые я оказался в таком удивительном месте. Куда ни посмотри – везде они, греющие сердце и лечащие душу своей красотой и мудростью, великие горы Кавказа. Дни все проводили в обычных походных заботах – приготовление еды, рейды за питьевой водой к ручью, журчащему неподалеку, и сбор дров. Ближе к вечеру, сытые и уставшие, мы рассаживались вокруг костра и слушали байки бывалых туристов о смешных или удивительных случаях из их туристической жизни. Потом кто-то доставал гитару и после первых аккордов все рассказчики замолкали. Парочки медленно расползались по темным уголкам, где их не касались оранжево-теплые блики костра, оставшиеся же у костра пели потертые многими походами песни. Были и те, кто сидел молча и думал о своем, грустно глядя в костер и ворочая прутиком пылающие угольки. Но меня эти три дня не соблазняла ни одна из вышеперечисленных кампаний. Я нашел себя в другом занятии. Поужинав и вымыв посуду, я незаметно убегал из лагеря и поднимался на скалистый склон Фишта. Когда мы только поставили лагерь, я заметил там небольшую пещерку у самой вершины. И вот уже третий вечер поднимался туда, стараясь не опоздать на свидание с молодой луной и красотой ночного пейзажа.
Добравшись до своего убежища, я глянул на небо. От жаркого июльского солнца осталась лишь тонкая полоса на самом горизонте, но вскоре исчезла и она. Медленно взошла луна. Словно оглядевшись, она уселась на противоположную от меня вершину и замерла. Ее печальная бледность преображала и без того прекрасные склоны гор. Казалось, все они не настоящие, словно нарисованные искусным художником. Мы молча смотрели друг на друга, постепенно растворяясь мыслями в бездонной пропасти ярко-черного неба. Я думал о красоте мира, о величие и гениальности Творца и о том, как буду жить там, в городе, без этих деревьев, камней, звезд, скал, ручьев и рек. Луна, наверное, думала, что это очень здорово отражаться в восхищенных глазах тринадцатилетнего паренька, не знавшего в этом мире еще абсолютно ничего, а потому такого смешного. Мне хотелось думать, что ей уютно со мной так же, как мне с ней в этом странном немом диалоге. Хотелось, чтобы она знала, как я благодарен ей за то, что она приходит на наши свидания без опозданий и многозначительно молчит, не нарушая тишины летней ночи.
Любовь к горам… Это странная любовь, доставляющая гораздо больше удовольствия, чем любовь к женщине. Оно всегда взаимна, всегда без слов. Горы любят всех, кто любит их. В этом их прелесть. Природа одаривает тебя своей красотой, когда ты уважаешь ее. Тебе не нужно всегда слышать признания – ты и так уверен наверняка…
Прошло несколько часов, и пора было уходить. Мысленно я попрощался со всей этой красотой и пообещал обязательно вернуться. Сейчас мне все это кажется очень глупым, но тогда… тогда это был один из самых волшебных обрядов.
Обратная дорога заняла много больше времени. Не то, что я не спешил, нет. Просто нужно было подготовиться к еще более важной и волшебной встрече… Я спустился со склона и побрел по тропинке к лагерю. Все уже спали. Лишь у костра сидела Анечка – девушка с большими небесно-голубыми глазами, днем веселыми и жизнерадостными, ночью – печальными и томными. Шикарные длинные, до пояса, белокурые волосы, рыжие в свете костра, укутывали ее плечи. Она сидела ко мне спиной.
- Родная моя… - я крепко обнял ее за плечи и поцеловал в румяную щеку. Ее глаза наполнились слезами.
- Милый… Садись рядом. Мне холодно без тебя. Даже огонь теперь меня не греет. Только ты. Обними меня, пожалуйста. - она обхватила меня своими детскими ручонками и уткнулась лицом в подмышку, - Ты сегодня очень долго, я чуть с ума не сошла. Думала, что не придешь.
- Люблю тебя, - улыбнувшись, я поцеловал ее макушку. – Спой мне, пожалуйста.
Молча достав гитару, она села напротив меня. Тихий нежный голос этого человека заставлял меня плакать. Она всегда хорошо пела, но невозможно описать то, как она пела мне.
- Это стихи Ады Якушевой. Мне очень нравится эта песня, но пою ее редко…

«Ветер песни поет –
Он с привычками твоими,
А трава мне твое
Выговаривает имя.
А рубашка твоя
В синих просеках мелькает.
Без тебя я – не я,
Вот история какая.

Для тебя одного
Вспомню сотню песен сразу,
Ливни над головой,
Как цветы, поставлю в вазу.
А далекой заре
Распахну навстречу двери.
Я могу умереть,
Если ты мне не поверишь.

Ни надежд голубых,
Мне не надо сказок даже.
Я могу все забыть,
Если только ты прикажешь.
По следам твоим
Мне бродить тропой любою…
Может быть, это и
Называется любовью.»

По щекам Ани побежали слезы. Прислонив гитару к бревну, она села рядом и разрыдалась. Это был последний вечер. Завтра утром мы возвращались домой, в ненавистную нам Москву.
- За что ты мне?! Я ненавижу себя и тебя за эту любовь!!!
- Ну, тише… не говори так… ты делаешь мне больно… не плачь… я с тобой, тише… я с тобой…
- Не успокаивай, прошу. Мне так трудно. Почему тебе так мало лет?! Я никогда не любила так ни одного человека на свете!!! – она была старше меня на семь лет. Тогда это была огромная пропасть. Она училась в институте, а у меня образование восемь классов. Да и жили мы не очень близко друг от друга. О том, что между нами было, не знал никто. Мы встречались только по ночам, когда все спят. Днем мы почти не разговаривали и не смотрели друг на друга. День прятал нашу любовь глубоко в наши сердца, как безлунная ночь прячет тени в своем черном океане…
- Знаю… я тоже люблю, ты знаешь… мы оба знаем. Прости меня, я был бы рад не причинять тебе боли, но без тебя я… я… , - я с трудом сдерживал слезы, - родная моя, Боже, как же мне хорошо, когда ты рядом…
Она немного успокоилась и просто села рядом, крепко сжав мою ладонь.
- Там, далеко отсюда, нас нет. Мы есть только здесь и только сейчас. Когда мы вернемся, мы больше не будем видеть слез друг друга, мы больше не скажем друг другу «люблю». Ты готов к этому?!
- Нет… мы оба не готовы. И никто не готов терять любимых. Но нам придется. Я все это понимаю.
Аня печально рассмеялась и подняв глаза к небу прошептала: «Господи, откуда у тринадцатилетнего мальчика столько красивых и умных слов?!...»
- Я мог бы ответить за Него, если хочешь. – она посмотрела мне прямо в глаза, словно ища в них ответ. – От сюда, - я положил руку ей на грудь. – Твои глаза, твои слезы, твои руки и губы, твое дыхание, твой голос…твоя любовь – это наполнило меня тем, что слишком рано для меня. Но это случилось и ничего не поделаешь. Я люблю… - Она осторожно коснулась моих губ пальцами и жадно поцеловала.
- Знаешь, - она сделала паузу и о чем-то задумалась. Мне не хотелось ее прерывать, ведь красивее ее задумчивости и нежнее ее слез я до сих пор не видел ничего. – Знаешь, если бы ты был чуть старше и не ТАКОЙ, я занялась бы с тобой любовью после этих слов. Клянусь. Но ты и так настолько мой, что мне не нужно больше ничего. То, что ты здесь, рядом, гораздо больше, чем постель. Те чувства, что мое сердце посвятило тебе, те слезы, что я лью каждую ночь – они настолько чисты, настолько откровенны, что опошлить нашу любовь постелью я не могу. Хочу остаться в твоем сердце такой, какая я сейчас. Чтобы ты помнил это, а не примятый спальник и мое потное тело. Такой я проживу в твоем сердце больше. А это важнее получасового удовольствия.
- Ты моя маленькая фея… Поцелуй меня.
Минут десять мы не могли оторваться друг от дружки, лаская лица друг друга, целуя руки, глаза и губы. Иногда мне очень грустно, что любовь, которую мы дарили друг другу, нам пришлось оставить на память холодным скалам и желтой луне.
- Подожди секунду, а то потом я забуду. Я хочу подарить тебе одну вещь, чтобы всегда быть рядом с тобой. – Анечка сняла цепочку с серебряным кулоном в виде сердца. На нем было выгравировано ее имя. – Это мое сердце. Я отдаю его тебе, потому что верю, что ты не разобьешь его и сохранишь для нашей встречи, а мы обязательно встретимся. Мне оно больше не нужно. Я и так твоя. – она вновь поцеловала меня.
- Мое сердце я отдал тебе, когда впервые заглянул в твои глаза.
- Нет, твое сердце с тобой. Для меня оно слишком большое…
Как будто прощаясь, она провела ладонью мне по лицу, и взяла гитару. От запаха ее рук – детский крем и запах нейлоновых струн – по сей день мое сердце сжимается и замирает, стоит мне его только вспомнить. Она играла и плакала. Высоцкий в ее исполнении был необычаен. У нее был мягкий голос, вроде не подходивший для исполнения песен Высоцкого. Но она пела в своей, такой приятной манере, что сердце так же рвалось из груди.


«Когда вода всемирного потопа вернулась вновь в границы берегов
Из пены уходящего потока на сушу тихо выбралась любовь
И растворилась в воздухе до срока, а срока было сорок сороков…

И чудаки, еще такие есть, вдыхают полной грудью эту смесь,
И ни наград не ждут, ни наказаний, и думая, что дышат просто так.
Они внезапно попадают в такт такого же неровного дыханья.

Я поля влюбленным постелю.
Пусть поют во сне и наяву.
Я дышу, и значит, я люблю
Я люблю, и значит, я живу.

Не много будет странствий и скитаний. Страна любви – великая страна.
И с рыцарей своих для испытаний все строже станет спрашивать она,
Потребует разлук и расстояний, лишит покоя отдыха и сна…

Но вспять безумцев не поворотить! Они уже согласны заплатить.
Любой ценой, и жизнью бы рискнули, чтобы не дать порвать, чтоб сохранить,
Волшебную невидимую нить, которую меж ними протянули.

Свежий ветер избранных пьянил, с ног сбивал, из мертвых воскрешал,
Потому что если не любил, значит и не жил, и не дышал.

Но многих захлебнувшихся любовью не докричишься, сколько не зови.
Им счет ведут молва и пустословье, но этот счет замешан на крови…
А мы поставим свечи в изголовье погибших от невиданной любви…

И душам их дано бродить в цветах, их голосам дано сливаться в такт,
И вечностью дышать в одно дыханье, и встретиться со вздохом на устах,
На хрупких переправах и мостах, на узких перекрестках мирозданья…

Я поля влюбленным постелю.
Пусть поют во сне и наяву.
Я дышу, и значит, я люблю
Я люблю, и значит, я живу…»


- Только для тебя…
- И я…
Мы сидели и смотрели в глаза друг друга. Она нащупала мои ладони и то гладила их, то сжимала до боли. У нас оставалось очень мало времени, и мы хотели все его посвятить друг другу…
Нас разбудил рассвет. Мы грустно побрели по палаткам, чтоб не вызывать лишних подозрений и избежать подковырок товарищей и руководителей.
Это был последний наш вечер и последнее утро…
С тех поря не люблю дни, которые отнимали у меня ту, которую люблю до сих пор. С тех пор я люблю горы, которые подарили нам друг друга. С тех пор мое сердце бьется за двоих. С тех пор я много курю. С тех пор Высоцкий.
 С тех пор мы не виделись… С тех пор каждый день судорожно ищу ее лицо в толпе, метро, общественном транспорте и на фотографиях новых знакомых. Но ее нет нигде…
Больше я не был в горах. Но когда-нибудь мы встретимся и вернемся туда, откуда начались Мы. И тогда луна будет светить нам двадцать четыре часа в сутки, ночь скроет нас ото всех. Тогда горы отдадут нам нашу любовь, что мы оставили им…
Но вот уже светает. Пора ложится. А так не хочется вновь забывать Ее, прекрасную Анечку и ее нежные руки, пахнущие детским кремом и нейлоновыми струнами…