Малец и юпа

сказ-житие-бытие

Уж фамилия ли у него такая или прозвище, но в городе в котором родился и бытовал малец Суходрищев, имел числом пятнадцать с четвертью тыщ житилей, четыре родильных дома и кладбище. Город был со славным прошлым и малоясным будущим.
В то время, о коем идет наш сказ, в городе было немало ларьков, двенадцать пар молодожен в год неестественного прироста, а узбеков и других работяг еще кормили чем-попало и у себя на родине.
Город славился мелочным и сволочным народцем, производством молока, свинины и говядины. Но так, как фермы к тому времени еще не завелись, а колхозы с шумом пораспустили и всю живность, включая технику, пропили, то приходилось справляться силами города, т.е. своими потом и кровью.
Мать мальца Суходрищева, была сокращена из акушерок, по ненадобности, а надо сказать и впрямь тогда плодились не очень; и была переведена на кладбище на мизерную зарплату уборщицы.
Тем и питались.
Особенно хорошо Суходрищевы жили после Пасхи.
Отца у мальца не было. Так, жил с ними один мужик, но, по-правде, и имени-то его никто не знал. Все время мужик энтот проводил в запоях. По-пьяни он представлялся кем-то, но не разборчиво, кортавя слова и буквы коверкая, плевался и делал черте-чо... Одно было известно навярняка, тещу он не любил. Называл ее Сукой.
Мать объясняла мальцу, что взяла она мужика этого из жалости, да и сын без отца расти не может, да и в доме какой-никакой мужик, да и ей с ним вроде-как легче.
Все эти неразумные объяснения летали мимо ушей, совсем еще мальца Суходрищева, есть отец, нет отца, да и черт с ним! Другие заботы поглащали и занимали юного отрока.
Ненавистная мужиком бабушка мальца Суходрищева была полностью парализована и не вставала с кровати. Чудестными были лишь редкие четверги, когда Бог давал ей сил и выносил на улицу творить богоугодные дела.
Это выражалось в кормлении птиц: голубков и воробушков, и других тварей божих. Твари божии по-большому счету были в основном вороны. Они отгоняли иную живность от субпродуктов и сами пожирали угощеница, дрались, орали во все глотки, требовали продолжения банкета.
Бывалочи утро четверга начиналось именно с чуда. Мать мальца уже на работе, сам малец в школе, мужик в запое, и тут поднимается старушка со своей пролежалой постели и сразу же идет к холодильнику за оставшимся со вчера, кормить пернатых, делать богоугодные дела. Выход на кухню итак узок, так еще малец примастил там турникет, о него-то старушка, коей имя (по словам сожителя матери мальца) Сука, ударяеться онемелой головой и в злобе греховной произносит: "Пролик тебя расшиби, прости меня, Господи, дуру грешную!"
Так в ночь на пятницу слова-то ее ей же и применяются. Ложится она стало быть спать, а дом-то ветхий, штукатурка сыплеться и не ровен час, а он неприменно наступает в ночь на пятницу, какой-нибудь кирпичь на голову свалится...
Подозревала бабка в этом замешан нечистый, но еще более ей марещилось перед ударом, что это дело рук сожителя ейной дочки. Правда, она про то помалкивала. Так к тому же у ей завсегда опосля кирпича паралич делался и она вовсе говорить не могла.
Зато через неделю, в новый четверг, у ней приключался склероз, она обо все забывала и о недугах своих, да шла себе по богоугодным делам.
Вот и опять балка. Ругнется. Сморкнется. И птичек кормить прется.
Сидя на заваленке, старушенция отламывала небольшие, то большие куски от батона и бросала на дорогу, призавая птичек поесть...
Она звала их долго, часа два, пока те не просыпались и не слетались со всей округи смотреть, кто орет. Самые смелые пытались урвать куски...
А то как же, тут дело такое, мало вороны...
Вот бывало выйдет какой сосед из дома, или зазевается прохожий, мало кто уворачивался еще от меткой руки добродетельной старушки.
Но звали ее всегда уважительно, по имени.
Бывалочи кажный скажет: "Вот, Сука!"
Старушка мечтала попасть в Рай. И посему отучить ее делать добрые дела никто не смог. И птицы гадели на нее на лету, и обратно котлеты и коромысла в нее бросали... Бесовские уловки на богобоязненных старух не действуют. Проверено веками. Уж и в кострах этих ведьм жгли, и топили...
Один лишь малец мог как-то на время отвлечь юродивую, подойдет сзаду, подол дернет, отвлечется не надолго старая.
И Попросит Малец У Бабули
№-ную Сумму Денег
И Бежать Хочет Малый За Юпой
Что Сладка И Душиста Порою
Сжалится бабушка над внучком, подаст ему двадцать копеек. И стоят они друг перед другом, и на друг друга смотрят. А глаза Суходрищева мокрые, не хватает ему до Юпы. Жальче жалкого станет старушке, то ли денег, а то ли внука, даст еще ему десять копеек, сходи, мол, купи себе Юпы.
А у внука глаза серебрятся, уж слезу неровен как он пустит, и слеза покатилась у бабки: "на пятачок, родимый."
Долго смотрят они друг на друга.
Но приходит желанное время и оброку хватает на Юпи, и малец убегает счастливый.
Проголодалась и бабка по сусекам идет поскребает, все продукты лежат на дороге, птиц и собак поджидают.
Прибежит малец к комку. А там всякой всячины, что в 905 году лишь в С.Петербурге на ярмарке масляничной увидишь, тут же в едином месте, да совсем не единой цене.
Смотрит, смотрит Суходрищев на разные Юпы, а выбрать и не может. Время к приходу матери. Плеет малец на Юпу и покупает себе тараньку. И бегом чесать к дому, где в калитке с сумками мамаша протискивается.
Потрясет малец мать за подол ее длинного платья и трясет перед нею таранью. И молвит голосом писклявым, слезным, что, мол, без Юпы и так не жизь, а с таранькой без Юпы и вообще он жрать не чё не станет.
Мать добрейшей души, да и отпрыск всего один, на встречу к нему с распростертыми объятиями завсегда готова, на сколько руки с сумками позволяют... Пригорюниться, что сын оболтусом растет, и к мужику к свому тихонечко на цыпачках прется.
- Здравствуй, любимый, мой! Дал бы ты мальцу нашему хоть скока денешек! Смотри он какой у нас сиротинушка растет.
Проснется мужик от слов эдаких, да рукою своей как запустит под юбку жене! Знает толк, стало быть, в бабах. Особливо, где водяру надо искать. Там под подолом на резинке всегда его бутылочка, что с утра сливала мать мальца со стаканьчиков с разных могилочек.
Хряпнет мужинек стопки две, выкинет их затем и из горла присосется, да опять в забытье. Добрый он был мужик, нипочем никогда никого ни за слова грубые, ни за дерзость жёнскую, пальцем не трогал...
Только бабке от него и переподало. Да и то раз в неделю. Даст он ей по бошке кирпичем сонной, что аж штукатурка сыпится, а так само спокойствие, мужик энтот, сожитель-то.
Мать видя такое, сама устамшая, даст пока мальцу в глаз, чтоб уроки учил, а сама прется в комок за Юпой.
Постоит у ларька, поплачет, да делать нечего, сын у ней растет, защитник. Кормить его надо.
Вот уж к вечеру принесёт мать мальцу гостинец.
Взабрадуется малой Суходрищев, посыплет тараньку Юпой и сосать. Всю обсосет, до чего сладка. Он рыбу соленую не любил, да и рыбу вообще.
Вот, наестся от пуза лакомства, и минутки еще не пройдет, как за пузо свое он хватается и летит в туалет, а не йдёт.
Для чего же вся эта конфузия, воспрошает честной народ, для того лишь, что в школу в пятницу он с больным животом НЕ ПОЙДЕТ!!!
Физкультура, английский и чтение - не пятница, а мучение.
И сидит наш герой всю пятницу, в потолок у клазета пялится. На стены лепит наклеечки, а попа работает леечкой.
(Надпись на наклеечках:) "Пейте сухой сок ЮПА!"
Все.
17.07.96-25.07.06
 
Написано будучи студентом-первокурсником