Рыжий

 Дождь шпарил напропалую. Непромокаемый островок Рыжего под козырьком крыши все укорачивался и вот-вот должен был уйти под воду вместе с его единственным обитателем.
 Рыжий поежился, поднял воротник куртки и, близоруко прищуриваясь, еще раз глянул за угол: кажется, бежит.
 Петруха летел с оттопыренными карманами, перепрыгивая через овражки грязи. Его счастливая рожа без всяких беспокойных слов говорила о самом важном - достал. Но Рыжий, повинуясь своему всегдашнему недоверию, прошептал:
 - Ну?
 - Да есть, есть! - загремел карманами Петруха. - Вот, гляди!
 - Московская... - захрипел удивленный Рыжий. - Я ведь ее сто лет...
 Вслед за белой бутылкой с золотистой этикеткой Петруха вытащил зеленую без наклейки, приплюснутую крышкой от минеральной воды.
 - А это - "лимонка", "цитрушка"... Кто как называет. Лимонадная эссенция, - гордо сообщил он голосом академика, закончившего важный доклад.
 - Даже не слыхал про такую, - передернуло Рыжего. Петруха уж в чем, в чем, но в этом был большой знаток.
 - Теперь айда ко мне!
 - А Верка твоя как же?
 - Да что Верка! - обиделся Петруха. - Тут вон какой праздник. Ты только представь! Аж две достал!.. Я ей, сторожихе этой, туды, мол, сюды. Именины, говорю, друг детства... Заливаю, в общем, шуры-муры.
 - А она?
 - Да-к вначале ни-ни. Милиция, то да сё... А потом - поддалась лишнему обонянию. Сам знаешь, денежки каждый любит...
 Дождь все лил. Петруха бежал чуть впереди, словно указывал Рыжему знакомую до чертиков домашнюю дорогу.
 "Плешивый уже, - подумал о нем Рыжий. - А все туда же. Бегун!.."
 Крикнул:
 - Гляди, не разбей!
 - Да ты что! Такое богатство...
 Стуча зубами, они один за другим вбежали в подъезд и по инерции с той же скоростью рванули на петрухин этаж.
 - Постой! - задохнулся Рыжий. - Куда летишь?
 - Эхе-хе-хе! Торопиться завсегда надо...
 Верка, простоволосая краснорожая баба с полуприкрытыми глазами, впустила их не сразу. Сперва обмерила Петруху снизу доверху, будто приценивалась: стоит ли брать поношенную вещь. Но узнав Рыжего, деликатно приулыбнулась. Гость - дело святое. Да и на своего не стала ворчать, хотя от Петрухи быд целый потоп в коридоре.
 Она мигом оформила стол: соленые огурцы, лук, квашеная капуста, шмат сала, жбан рассолу. Без долгих слов поставила два граненых стакана и фужер для себя. В общем, накрыла...
 Сели. Петруха снова стал шумно нахваливать свой товар Рыжему. При этом он зубами отгрызал серебристую пробку, срезая последние остатки эмали.
 - Тьфу, зараза!.. Раньше ить как было? Пробочка с ручкой. Бескозыркой называли. За ручку дернешь - и пей на здоровье. Все для граждан. А нынче - тьфу!..
 - Дай я, - потянулся было Рыжий, но Петруха не мог уступить свой приоритет и завершил многотрудную операцию.
 Верка сидела молча, искоса стреляя глазами то на одного, то на другого. Петруха налил "по-нашему" - до самого края стакана - гостю, себе, на пару пальцев Верке.
 - Ну, с богом, - причмокнул он, звонко чокнулся с Рыжим и резво опрокинул стакан в себя.
 Рыжий последовал за ним. Крепкая водка обожгла горло. Он даже зажмурил глаза.
 - Жуй! - хмыкнул заботливый Петруха, протягивая огурец Рыжему.
 Поначалу сидели молча. Но Петруху хлебом не корми - "дай поварнякать".
 - Куды катимся, а? Куды?.. На водку - пол-аванса. А дальше как? Что они там, не видют?..
 Рыжий пожимал плечами, слабо моргая.
 - Вот ты, Рыжий, скажи. Чего они на Сталина кидаются? Ведь порядок при нем был, полный порядок. И не воровал никто, ни-ни...
 - Сажали же при нем, - слабо возражал Рыжий.
 - Значит, за дело сажали, понял? - как-то зло отрезал Петруха и налил еще по одной. - У меня батя в то время как раз в органах служил. Много чего рассказывал... Врагов навалом было. А если это враг, с ним как с врагом надо. Я бы и сейчас кой-кого посадил, а то и пострелял.
 - А у меня батя в тюрьме сидел, слышь, Петруха, - неожиданно сообщил Рыжий и выпил залпом. В глазах тут же помутнело - напился.
 - Да ну? По какой? По 58-й?.. - удивился Петруха.
 - Д-да, "враг народа"... А ведь только шофером был. Профессора, правда, одного возил. Непростой был профессор. Посадили его, а там и батю...
 Верка по-прежнему сидела молча, бросая недобрые взгляды на Петруху, щуря свои калмыцкие глаза.
 - Во как получается, - глубокомысленно изрек Петруха. - Много батя твой, видать, знал.
 - Он там, в тюрьме, и помер, бедолага. Могилки даже нет... Разве это порядок?
 Петруха пьяно усмехнулся:
 - Каждому - свое, понял?.. А Иосифа Виссарионыча я в обиду не дам. Он как бог для меня.
 Хозяин уже открывал "цитрушку" и злорадно щерился.
 - А ты чего от отца своего не открещивался, а? Как говорили, "сын за отца - не ответчик".
 - Говорили... - мотнул головой Рыжий.
 Налили по чуть-чуть. Чокнулись. Заели. Опять помолчали... Что-то получалось не так, не клеилось. Как будто последняя не пошла, как будто сало в горле застряло. И - хоть умри.
 Петруха подморгнул угрюмой и трезвой Верке и начал что-то мычать. Рыжий не сразу понял, что.
 - Ой, м-мор-роз, мм-мм-мор-роз... - вымучивал тот и все кивал на Рыжего, мол, помогай. Но Рыжий молчал.
 - Да ты что, воды в рот набрал? - крикнул Петруха, - У меня что, луженая?.. Давай:"...ма-а-ево ка-а-ня-я!" Тьфу, зараза...
 Он надолго закашлялся. Наконец, матюкнувшись, сплюнул сквозь зубы, схватил полуобкуренную "Приму" и, громко чиркнув спичкой, жадно затянулся.
 - А ты ведь, Рыжий, терпеть меня не можешь! - вдруг ляпнул он меж затяжками.
 - Петруша... - укоризненно и односложно протянула Верка и опять замкнулась, теребя в руках свой фужер.
 - Цыц! - рявкнул на нее Петруха и задвигал желваками. - Германский шпиён был твой батя, понял? И ты такой же. Сам хи-и-итрый... Все кривые речи толкаешь, Запад хвалишь. Я ить знаю нутро твое. Ты - еврей, вот ты кто! Потому что рыжий. Потому что деньги у тебя всегда есть. Яв-ре-е-ей!.. Всех пострелять бы вас! Всех... - Он неожиданно громко стукнул по столу и сжал зубы.
 - Что ж ты тогда пьешь со мной, с евреем, а?..
 - Хе-хе... А на халявку и уксус сладкий... - причмокнул Петруха и загоготал.
 А Верка все щурилась и молчала, даже закуски не предлагала. Но Рыжий уже вовсю поплыл. Пару раз громко икнув, он привстал, но, не удержавшись, плюхнулся на место, откинув голову. Напоследок мелькнула, будто обожгла, недобрая мысль: "Что же это Верка все молчит?" Потом - тьма...
 По карманам Петруха шарил вовсю. Он нервничал, его липкие пальцы судорожно тряслись. А Верка руки свои скрестила в выжидательной позе и все щурилась. Она была спокойна и только кивала подбородком на боковые карманы Рыжего. Петруха быстро заплыл туда и вытащил три помятых червонца.
 - Вот, Верунь! - жалобно и просительно завыл он. - Тридцать только.
 - Ищи, гад! - процедила Верка. - Ты ж говорил, премиальный он. Вот и ищи...
 - Нету, - захныкал Петруха. - Ни хрена нету. Набрехал, видать...
 Верка не торопясь подошла к мужу, резко схватила его за остатки чуба и потянула из стороны в сторону. Громко загремела бутылка и выплеснула на пол остатки ядовитой жидкости.
 - Ищи!..
 Тело Рыжего лежало на боку, голова покоилась на вытянутой скрюченной руке. Правый глаз уткнулся в эту руку и на время ослеп. А левый, медленно приоткрываясь, вперился в петрухину стенку.
 Там, над буфетом, лихо висела фотография Сталина с его знаменитой трубкой. А чуть правее ютилась маленькая акварелька "Нагорная проповедь Христа", где Иисус приподнял палец и смешно округлил губы, словно жалобно просил кого-то: "Не укради! Не укради!
 Левый быстро начал слезиться и картинки удивительно слились. Рыжий упрямо видел только одну: ухмыляющийся усатый Христос прикуривал трубку и, подняв свой громадный кулак, грозил неведомому врагу.
 А Верка все кричала...

     Ташкент
      1985