Пиво

П И В О
сказка

 Как-то раз, году эдак в сорок девятом нарком угольной промышленности Союза ССР Засядько А.Ф. срочно захотел на прием к товарищу Сталину. Вопрос был в целом пустяшный – о возврате вагонного порожняка, - но в рабочем порядке что-то никак не решался: НКПС (Народный комиссариат путей сообщения) в лице наркома Кагановича Л.М. на запросы шахт отвечал отписками, а сам нарком полагал, что ему лично как члену Политбюро совсем невозможно тратить время на своего угольного коллегу - на то замы имеются, а самому не годится, так как не к лицу.
 Лазарь Моисеевич – известный кремлевский пакостник и ****ослов – Засядьку не любил, как, впрочем, и всех остальных, прилюдно хаял его на заседаниях и винил за то, что последний, тщась истины, часто бывал приставучим и надоедливым, требовал, ругался, лез везде, где надо и не надо, и постоянно донимал до потрохов всех секретарей ЦК ВКП(б). За что бывал крепко бит – по партийной линии. И в этот раз, не найдя правды в гулких приемных железнодорожного ведомства, уткнувшись в тупик, шахтер, ничтоже сумняшесь, решил упразднить личный страх и идти напролом, по – сталински, к самому Вождю.

 Александр Федорович Засядько парень был простой, невредный, внутренне так навсегда и завязший в дремучих низовьях донецких шахт. Как и паровозный инженер Малышев, Засядько - усердный советский выдвиженец довоенной школы; капризом судьбы был обнаружен в списках партхозактива – на нем остановился прокуренный мундштук; извлечен из антрацитных глубин, проверен на профпригодность жесточайшим графиком и немыслимыми планами добыч, а после, будучи возведенным в надлежащий чин, посажен на Наркомат. Однако забойного поведения не бросил и привычек в столицах не менял. Пил, голубок, по-шахтерски - по-черному.

 Со Сталиным, бывало, или на общих заседаниях СНК говорил всегда с азартом, заикался, потому слов особенно не выбирал, но границу все-таки чувствовал. Любил доказывать свое, горняцкое, - без зла, но с напором, с коксовым жарком, - иногда присутствующие тотчас немели, лишь Молотов, единственный человек в партии, имевший право звать Сталина по старой партийной кличке - Кобой, неодобрительно хмыкал под нос, исподлобья косил, то на вождя, то на оратора.

 В таких случаях по хрестоматийному обыкновению Сталин ходит, как тигр, вдоль окон, молчит, прикуривает трубочку, позволяя Засядьке высказываться до конца, терпит, слушает…
 Прошла минута, пролетели и пять. На шестой чумазый цицерон выдохся. Затем неожиданно быстро набрал полную грудь воздуха и… шумно входя в финальный ораторский раж, совсем, понимаешь, забылся: вставил «для понятия» начала тех слов из подземного лексикона, какие целиком незазорно писать разве что в подворотне, на стенах, за которыми проживает какая-нибудь районная манька общего пользования.

 Тут невозмутимый Генеральный останавливался, словно споткнувшись о змею, поворачивался к говорившему и в изумлении открывал рот. Стол замирал совершенно, глядя как главный угольщик доводит вождя до вспышки тихого гнева, а себя – минимум, до лагеря. Но вот парадокс!
 
 Сталинский рот закрывался, в усах появлялась та полуулыбка, какая бывает у мудрых учителей или вообще у взрослых дяденек и тётенек, ежели любознательный маленький непоседа берется вдруг - в общих чертах правильно - рассуждать об их больших делах, проблемах или предметах, с которыми еще не знаком, но что–то такое слышал во дворе, читал по слогам на заборе, остальное нафантазировал и думает, что все постиг и узнал.

 Засядько замолкает - не оттого, что сказал лишнее по сути, а вдруг углядев в пенсне Берии расстрельный отблеск белого кафеля со стоком на полу. Но товарищ Сталин – Великий Непредсказуемый – смотрит на вспотевшего румяного наркома и нежданно произносит: «- Правильно. Маладэц, товарищ Засядько. Харашо сказал, по–нашему, по–большевистски...»
 Как по команде расплываются сидящие лица, а Ворошилов, Климент Ефремыч, новый «всесаюзнай староста», скрипя по–стариковски, озвучивает общее мнение собравшихся: шахтера надо наградить! Сталин косится на славного маршала, недовольно сипит: не очухался, что ли, стервец, дрыхнет на заседании с открытыми глазами! Да еще и воздух портит… Больше этого конюха нэ приглашать!
. . .
 В «предбанник» сомнамбулой вплыл Поскребышев; встал за мощным секретарским столом по стойке «смирно» и только потом отчеканил, не обращаясь ни к кому: «вас ждут». Александр Федорович, как и всякий советский идеалист, вполне справедливо считал любые ожидания в приемных, нудные посиделки – совещания, неприемные дни и прочую бюрократическую заразу, оставшуюся от проклятого прошлого, нетерпимой у настоящих коммунистов.
 Да и потом, здесь шкурный интерес, потому как опохмелиться долго нельзя. И, изводясь, ходил нарком из угла в угол, обдавая немого Поскребышева наплывами терпкой вчерашней сивухи, нервно бормоча про себя. На какой – то миг застыл и, не успевая привести в порядок очередную энциклику, понесся к двери. Пошатывало.
 
 Хозяин маячил возле сидевших за столом генерала и двух штатских; их – только в форме – Засядько уже где–то видел раз или два, то ли на Сьезде, то ли еще где… Сталин листал бумаги, просматривал листы сверху вниз и изредка стукал по ним мундштуком.
- Разрешите? – и, почти без паузы (Сталин знал, кто придет), уловив едва заметное движение сухой левой руки, зашагал к столу. В метре остановился (перегар все-таки, неудобно), облило жаром, все перепуталось в наркомовской голове, – возле Вождя до костей робеешь, а вообще хватит, надо с водкой подвязывать… фу, как плохо… - и неожиданно выпалил совершенно не дело, а то, что только и было на уме: - Товарищ Сталин, у шахтеров пива нет!
. . .
 «Пиво - слабоалкогольный ароматный пенистый напиток с хмелевой горечью, изготовляется спиртовым брожением сусла из ячменного солода, хмеля и воды. Для отдельных сортов пива ячменный солод частично заменяется рисовой, кукурузной или ячменной мукой, а также сахаром.
 Пиво – освежающий, хорошо утоляющий жажду напиток. В зависимости от сорта пиво содержит 4 – 10 % легко усвояемых питательных веществ, главным образом углеводов, небольшое количество аминокислот, других продуктов расщепления белка и минеральные вещества. Кроме того, в пиве содержится 1,8 – 7 % алкоголя, 0.3 – 0,4 % углекислого газа, горькие и дубильные вещества хмеля, органические кислоты…
 Различают светлое и темное пиво. Светлое пиво обладает тонкой, хорошо выраженной хмелевой горечью и ароматом; темное – имеет умеренную хмелевую горечь и обладает солодовым вкусом. Для приготовления светлых сортов пива используется светлый солод, а для темного – специально изготавливаемый темный или карамельный солод.
 В СССР к светлому пиву относится: Жигулевское, Ленинградское, Рижское и другие, к темному – Останкинское, Украинское, Портер и другие.
Потребление пива на душу населения в СССР, литры:
- 1940 г. - 6,2;
- 1950 г. - 7.0;
- 1960 г. - 11.8;
- 1973 г. - 20.4»

БСЭ. т. 19. С. 518 – 519

… В тяжелой, как чугун, тишине послышался скрип тяжело опустившейся задницы. «Это Шавров, авиаконструктор, Васька, кажется», - Александр Федорович вспомнил полного молчаливого инженера. – А чего это он тут?…»

 Лысоватый генерал с большими розовыми щеками выпрямил спину, затем медленно, очень медленно, так, будто боясь спугнуть Главного тигра, сел «во фрунт», не глядя, ощупал на бумаге и надел глупые штабные очечки, тихо заерзал и принялся строчить в лежащей коричневой книжечке.
 Пауза плющила мозг, угрожала, в окна лезли гуртом сумрачные кремлевские тучи, обещаясь вылить на Засядьку ливень неисчислимых бед. Сталин, скорее по инерции, чем на самом деле, еще какое–то время изучал длинный поперечно исчирканный документ. Но, очень опасно остановив с последним словом наркома взгляд на одной из строк, тут же, как багром, зацепил им черный засядькин вицмундир. Посмотрел на второго штатского. Второй штатский остекленел, точно намедни тщательно покрывался хохломской глазурью, замер и воззрился изо всех сил в пуговицу генеральского кителя. Вождь указывает на Засядько, подходит ближе и, что–то на ходу решив, произносит свое сакраментальное:
- Пачэму ?
 Из дальнейшего водопада эпитетов и сложных неудобоваримых предложений Сталин, хмелетерпимый, но пиво не любивший и не пивший его вовсе - по причине нежной и трепетной любви к вину: грузин, да еще и гены батюшки–алкаша чешутся - вычленил и запомнил, скривившись, пропустив мимо ушей всякую чушь насчет восстановления организма, сбития угольной пыли с легких, утоления жажды после забойных робот, только одно: пиво каким–то чудесным образом влияет на добычу угля в сторону ее роста. Стоп, пока хватит! Это сейчас самое главное из всей баланды, какую нес этот «лучший из наркомов»

 Надо сказать, гений всех времен действительно благоволил Засядьке, зная, что тот чист, в партийной грызне, как Маланья или Лаврушка, не участвует, подсидеть не способен – не конкурент; настоящий пролетарий, барабан - проще Никиты, только вот лакает, как свинья… ну, да оно и неплохо, меньше о власти будет думать. Пусть и дальше сидит в …Сталино, это - очень важное место, одно из важнейших!
 Пусть матерится и пьет с шахтным начальством, даже, как говорят некоторые, злоупотребляет прокурорскими набегами. (Что гарантированно заканчивалось для начальника шахты (директоров тогда не было – начальники) или главного инженера, а чаще – для обоих, вставлением чувствительного фитиля).
…А на сигналы о вражеской деятельности реагировать не будем: много завистников на местах, работать мешают! Как там говорит Лаврентий? Пьяница и дурак - нам не враг? Ха-ха. А шахтер, как раз такой, хоть и не дурак. Свой…
 Сталин ценил заядлых курцов. Таких же, как сам, с черными от бесконечного курения языками, не расстающихся с табаком ни днем, ни ночью. Знал, что Засядько много курит – по две, а то и три пачки в день, - значит, не спит, переживает, «горит» на производстве, значит, хороший работник. Застать наркома в кабинете было довольно тяжело, особенно после полуночи, что вождю, конечно, не нравилось, но и дома его тоже не было, - наркомовские курьеры, все в жирной пылище шахтных дворов, падали с ног, разыскивая шефа, по копрам и нарядным - после звонка Поскребышева – сталинского секретаря. И тогда Александр Федорович сам заказывал Москву по ближайшей «вертушке». Это тоже хорошо. Работает человек на износ. Это правильно. Маладэц ! Старается. ЦК в Вас не ошибся.
 А ЦК никогда не ошибается!
. . .
 Старожилы рассказывали, что при инспектировании Федорыч начисто забывал о том, что существует обед, и наркоматовская столовая ежесуточно содержит еду на пару - до завтра. Ужин, он же и есть обед, в лучшем случае припадал на глубокий вечер - в семьях местных руководителей, к восторгу детворы и полной растерянности жен. Шутка сказать, сам наркомугля, Сталина поди каждую неделю видит, и вот так, запросто приедет на макароны с пайковой тушенкой да на рассольник из прошлогодних огурцов, откуда неуемные чада к концу дня успевали дочиста выудить все мясо. Но ничего: Федорыч прост. Бывало, и приезжал, на чем приходилось. А куда денешься: грязища в поселках непролазная, машина не едет, или отдашь ее кому-нибудь – например, бабу в роддом свезти. И садись, Нарком, красно солнышко, на телегу с еле живой клячей. Это уже потом массово появились персональные директорские «Победы» и «Москвичи» с мягкими диванами. А тогда…
 А тогда заваливали в какой-нибудь инженерский дом ватагой, ели, пили, чего там! Нарком по–сталински сажал детишек на колени, шутил, бывало, и конфетку сунет. Словом, любили мужика и уважали: зверюга принципиальный, спуску никому не давал, но наказывал всегда сам: коньяк – коньяком, а уголек - по плану, вынь да положь! Людей как мог – берег; не гибли при нем бригадами, хотя техники особой в шахтах еще не было, а за каждого, если случалось что, - клони, брат – начальник, голову под топор.

. . .
 - Что нужно для быстрого исправления сытуации? – неожиданных проблем Сталин не любил.
 - Завод бы построить еще один, крупный, настоящий. Старый - мал, не справляется, товарищ Сталин. Прямо чтоб в городе, чтобы недалеко от всех основных шахт. Ну, и пивные надо тоже… - стушевался нарком; испугался, что просит действительно очень много. Может, прав Микоян: все же война вот только кончилась…
 
 Верховный слушал внимательно, и казалось, сама кабинетная атмосфера растягивает и замедляет речь – для лучшего понимания и предельной ясности слов. По красному бухарскому ковру устало вышагивала сама История века двадцатого, яростная и великая.
 Мудрый старик – почти семьдесят лет! - трубочку тер в желтой ладони, незаметно для всех хмурился: «Мальчишка! Голова – два уха, совсем дурак еще. Пиво! Тут с атомной бомбой до конца не разобрались! Трумэн, сволочь, совсем обнаглел, треплется в Конгрессе о незаконности Ялтинских соглашений. Впрочем, неудивительно. А Черчилль собрался на нас в крестовый поход? Ну-ну.. Эх, не надо было тогда их спасать, в сорок пятом - от Дитриха и Мантейфеля… Да нет, не решатся, ведь мы тогда на Европу спустим все, что у нас есть, пять танковых армий, и черт с ним, пусть Жуков берет Лиссабон. И срочно нужна Бомба! …Лентяи, физики, разведка – все лентяи, работать не хотят. Или саботажники? Берия ослаб, надо бы его подстегнуть. Плетет что–то за моей спиной, к власти рвется. Не–ет, поросята, рано вам… Еще и этот жид Коган со своим лечением: « - Уйдите на покой! Уйдите на покой, сосуды не выдержат!…» Кто, интересно, его подослал? С чьей стороны? Америка? Свои? Выяснить!… Я вам всем уйду на покой! Так уйду, что Россия с овчинку будет! Надо сказать, чтоб Лаврентий с жидом разобрался... А тут пиво! Молодой еще, совсем дурак, вах …»

- Почэму раньше молчали?

- Да мне вот товарищ Микоян сказал, что сейчас на завод денег нет, мол, только карточки отменили, а тебе уже пиво подавай, не до пива, мол, сейчас, подожди, сказал, вот с восстановлением разберитесь шахт, а там и посмотрим, где и чего строить. Вот, товарищ Сталин, у шахтеров и пива нет.
 Вождь усмехается:
 - А насколько вирастет добыча угля? С пивом, конечно?
 - Да, думаю, на треть осилим от сегодняшнего, - с испугу выпалил Засядько. Сталин отворачивается, закуривает противу обычного папиросу, укутывается в дым и уходит в дальний конец, к портрету Владимира Ильича, там останавливается, что-то поправляет на рабочем столе, под лампой. Долго молчит.

- Харашо. Будэт вам завод Дэньги найдутся. А за добычу угля, - Иосиф Виссарионович ткнул в обмершего наркома папиросиной, - отвэчаете лично!

 - Есть!

- Идите работайте! - Движением гильзы диктатор отпускает Засядько.

. . .
 Вечером, когда нарком, с облегчением выпив, затрясся домой в копченом трофейном «пульмане», Сталин, будучи крепко зол на физиков за мелкие неурядицы с атомной бомбой (…-Здэсь, товарищ Курчатов, меэлочэй нэт!), призвал Микояна. Говорят, после той душеспасительной беседы Анастас Иваныч, в Политбюро курировавший агропром и всю пищевую индустрию, пять дней далеко не отходил от туалета: как вспомнит царствие небесное, какое пообещал ему бывший семинарист, так и бежит вприпрыжку, как вспомнит, так и бежит. Уж очень переживал, бедный.

 А первая документация на сталинский пивзавод появилась в ротации Центрального Комитета уже на третий день после знаменитого микояновского разноса - не любил товарищ Сталин проблем, нерасторопности уж больно не жаловал.

 Быстро закрутились колесики: ЦК теребит Госплан: вносите изменения, смету переделайте, деньги будут, Сам распорядился. Зверев, наркомфин, глотает порошки, плюется, названивает в ЦК: ребята, вы же меня без ножа… Нет, нет у нас ни копеечки лишней, и не будет!
 Ему спокойно отвечают: вы, товарищ Зверев, кажется, коммунист… пока? Значит, найдете! Госплан пинает Наркомпрод, тот – Комитет по стандартам: технология где? Где тех. условия? Какую линию ставить?
 Начальники на всех уровнях знай про себя дружно Засядьку матерят: пиво ему понадобилось! Сволочь, будто других дел в стране нет, шахтеров, что ли, спаивать будет?

 Дело начало тормозить. Но тут в Кремле рыкнули так, что пришлось и изменения на ходу внести, и чтоб не в ущерб всему ранее запланированному, и деньги срочно изыскать, и, понятно, заложить фундамент с больши-им опережением графика. А иначе нельзя: империалисты крепнут на глазах, ждать не будут, никак отстать невозможно!

 Пуск первой очереди был намечен на апрель пятьдесят третьего.

 А в марте лопнул православный мир. Умер! Ну, поплакали, как водится, сопли утерли, успокоились кое-как, да и перевели строительство вместе с неугомонным Засядькой во вторую очередь, читай, послали куда подальше - до лучших времен. Не до пива сейчас. Оно и понятно: Хрущев с Маленковым стреляют в опасного Берию, громят антипартийную группу, позже – до костного хруста - друг друга, власть делят.
 Какое уж тут… Не приходит лучшее время. Победитель в мокрых штанах готовит Двадцатый сьезд, - не до пива и нынче нам, прости, Федорыч.
 Стройку обнесли забором и написали: «Хода нет», к чему народ добавил подлые слова, которые есть не название забора, а атрибуты присутствия в СССР активной половой жизни.
 Лучшие, осиянные лысиной, времена наступили, но как-то слегка на народный мозоль: то кукурузник проклятый, то дорогой Никит Сергеич; ослабили болты, скис и помутнел лоск на портупее чекиста, вожжи провисли и дали передышку от бессонной титании сталинских пятилеток.
 Тут тебе и квартиры со службами - вместо бараков и коммуналок, но тут и навалилось: резня флота и дальней авиации, целина, денежная реформа, Новочеркасск и кукуруза для коровы, лучше штата Айовы, за которые Вам, Никита Сергеевич, низкий поклон от сломанных офицерских карьер, хмельных пролетариев и пришибленных в бублик по сей день крестьян. История, миленькая, ну скажи, кто этот странный человек?

 Однако будем же справедливы: донецкая «бавария» дала юное пиво в шестьдесят втором, пиво отменное. Кто знает новейший период советской истории, тот поймет: страна и человек развивались на мощном сталинском фундаменте - еще благодаря, а не вопреки, накачиваясь как добром, так и алкоголем. Было...
 Наше пиво выдачей талонов вошло в горячие цеха; горняки получили пивную на каждую шахту. А Засядько оказался прав: добыча росла постоянно, - может, оно, смазав глотки и мозги, сыграло здесь какую–то хмельную - с горчинкой - и бархатную роль? Но о том лучше спросить у шахтеров.

 По исторической справедливости вехой рождения хмельного заводика следует считать один из приступов жестокой диареи у славного сына братского армянского народа, - воистину удивительный пример переплетения личного и государственного, сага о влиянии поноса на развитие пищевой промышленности в ССР. Чем не тема для стыковой диссертации наук медицинских и экономических? Описатели и серьезные исследователи этой пахучей истории, надо думать, еще найдутся.

 А сам Микоян, к слову, позже звонил в наркомат Засядьке и мягко, как всегда, корил, что ты, дескать, чумазый, зачем члена Политбюро Хозяину продаешь? Не мог, что ли, со мной все ладком решить? А то если каждый начнет Самого по пустякам беспокоить, то что же это будет? Тут на вас никаких кальсон не напасешься…
 Добрый был армянин, отэц нашего пива.

02–03. 08. 2002 г.
Донецк