29. 11. 00

29.11.00.
С тех пор я никогда больше не видел снов про Аню. Но я и не забывал про неё. Она жила в глубине моего сердца. Я мог часами смотреть на её фотографии. Иногда я замечал, что плачу, но никогда этого не происходило на людях. После того, что произошло с Аней, я научился запирать все свои чувства на замок глубоко внутрь своего «Я». Люди, знающие меня достаточно хорошо, говорили, что я изменился в противоположную сторону, чем был. Слушая это, я обычно улыбалась своей улыбкой, которую некоторые называли улыбкой черта. А чего они ещё хотели? Того, чтобы я продолжил жить, забыв про то, что было? Если кто-то и может спокойно пережить потерю самого любимого человека, то он – бесчувственная скотина, ничего не знающая о чувствах.
В институте обо мне ходили довольно забавные слухи, но я к ним не прислушивался. Ведь те, кто их распускал ничего обо мне не знали, да и не могли знать. Я никому ничего не рассказывал, да и не было причин их рассказать. Я отдал всего себя во власть учебе, дабы не задумываться о том, что было. Не думать о том, что произошло с Аней, о том, что произошло с моими одноклассниками тогда, на дороге. С того июньского дня я полюбил одиночество. Я переехал в отдельную квартиру, в которой раньше жил мой отец, но он переехал к своей новой жене и отдал квартиру мне. Это был очень щедрый жест с его стороны, при условии, что он со мной почти не общался, исключая всеобщие и личные праздники. Так я и зажил здоровой холостой жизнью, один на один с собой и своими мыслями.
Друзья пытались по мере своих сил мне помогать, но у них это выходило достаточно плохо. Кто-то пытался показать мне, что жизнь прекрасна, увозя с собой на дачу, где мы чуть ли не ящиками употребляли спиртное, но я побоялся стать алкоголиком и очень быстро отказался. Кто-то пытался найти мне девушку, но я обычно высказывал все, что я думаю по этому поводу, и объяснял, что мне это не надо.
Ближе к концу года мне надоело одиночество. Видимо, сказывалась моя общительная натура, запихнутая куда подальше. Я начал названивать всем своим друзьям, которые были, мягко говоря, удивлены. Я начал заводить знакомства в институте, немало удивляя сокурсников, считавших меня снобом и эгоистом. Очень скоро я стал, если можно так сказать, душой компании. Это пошло мне только на пользу. Я перестал чувствовать себя одиноким и потерянным в этой жизни. Но меня не покидала тоска по утраченному чувству любви. Может быть поэтому я согласился встретиться с подругой одного моего старого друга.
Её звали Катей. Она была младше меня на несколько лет, но выглядела моей ровесницей. Хотя мне давали на несколько лет старше, чем я есть. Она была необычной девушкой: обожала пирсинг и татуировки, любила тяжелую музыку и курила по три сигареты за раз. Не знаю, что привлекло меня в ней, но я влюбился в неё по уши. Мы стали встречаться, созваниваться, часами говорили по телефону и не могли наговориться. Наверно, это был самый счастливый период в моей жизни.
Но, к сожалению, даже самому прекрасному приходит конец. Я понял это после Аниной смерти и убедился в этом ещё раз. Мы никогда не встречались с Катей вдвоем. Всегда с нами был Дима. Она больше доверяла ему, чем мне. Когда я ей что-нибудь предлагал сделать, она говорила, что побеседует с Димой, а потом мне ответит. Поначалу я не обращал на это внимания, но потом это стало выводить меня из себя. В итоге один раз мы с ней крупно поссорились, и дня два не общались. Потом я ей позвонил и извинился. Но с каждым разом я начал замечать, что в наших отношениях что-то не так. Я оказался прав.
Однажды в один из последних дней ноября они появились на пороге моей квартиры. Я их не ждал, поэтому удивился, но они бесцеремонно вошли. Они расположились в гостиной, а я занялся приготовлением наших любимых коктейлей.
Когда я их принес, Катя с улыбкой взяла бокал и сказала:
- Миша, я хочу тебе кое-что сказать.
- И что же? – спросил я, прихлебнув из бокала.
- Мы с Димой, - она бросила взгляд в его сторону, - две недели назад поспорили.
- Поспорили о чем? – спросил я, понимая, что то, что я услышу, будет не очень приятным.
- Мы поспорили насколько у тебя крепкие нервы, и сколько по времени ты сможешь выдержать.
- Это получается, что все, что вы делали, было проверкой моих нервов, ради забавы, - я начал выходить из себя, - И ты даже не задумывалась о том, что я тебя люблю. Ты решила поразвлечься, так?
- Да, - спокойно ответила она, при этом довольно улыбаясь. Видимо, их спор ещё не закончился, и они продолжали испытывать меня. Я человек терпеливый, но любому терпению приходит конец. Сейчас я был вне себя от ярости.
- Молодцы, ребята. Все гениально придумали. Я просто потрясен вашей выходкой. Я, конечно, понимаю, что вам нечем себя занять, но издеваться над человеком – это просто кретинизм какой-то, - я выпалил эту тираду, яростно жестикулируя и поливая все вокруг коктейлем.
- Миша, да успокойся ты, - произнес Дима, флегматично глядя на меня, - Это же была просто шутка.
- Ах, так это была просто шутка, - тут моему терпению пришел конец, - Дима, я, конечно, думал, что ты мой друг, что я могу доверять тебе, а ты подложил мне такую свинью!
- А что ты хотел? – тут разозлилась Катя, - Ты что, думал, что это любовь навеки? Наивный чукотский юноша! Дима хотел, чтобы ты забыл эту мертвую сучку, которой нет уже полгода.
Я не мог поверить своим ушам. Как она могла сказать такое про Аню! Я говорю только то, что я о них знаю. Но порочить имя моей любви, называя её сукой! Это перешло уже все границы. Мои пальцы с такой яростью сжали бокал, что он не выдержал и разлетелся на несколько кусков, один из которых вошел в мою ладонь. Я почувствовал боль, матюгнулся и зубами выдернул осколок из руки. Кровь красной рекой потекла на пол. Дима с Катей все это время наблюдали за мной с плохо скрываемым ужасом в глазах. Я вытащил из кармана платок, обмотал вокруг ладони, перевел взгляд на них и рявкнул:
- Вон отсюда!
Они не сразу поняли, что я имею в виду, поэтому я схватил Димин бокал и швырнул его в стену за их головами. Бокал разлетелся по всей комнате. Дима с Катей вскочили, ища у себя осколки, но я не дал ими этого сделать. Я схватил их обоих за шкирку, вытащил в коридор, ногой открыл дверь и выбросил их на лестничную площадку. Дима налетел на перила и ударился причинным местом. Катя спотыкнулась и растянулась по лестничной клетке. Я в ярости схватил их одежду и вещи, оставленные в коридоре, и швырнул в них со словами: «Никто не смеет называть мою любимую сукой! Забудьте дорогу в мою квартиру, ****и!». Я хлопнул дверь, не обращая внимания на их матюгальник. Теперь мое сердце навсегда закрыто.
После этого случая я не с кем не встречался. Я снова усиленно занялся учебой, которую фактически забросил за время общения с Катей. Я старался о них не вспоминать, хотя первые две недели после этого случая они мне названивали, но я всякий раз бросал трубку. Больше друзей из школы у меня не осталось, поэтому моими лучшими друзьями стали университетские товарищи.
Спустя год я решил им позвонить. Но то, что я узнал, было настолько шокирующим, что я не мог поверить. Дима с Катей год как были мертвы. Катя попала под колеса поезда метро – какой-то тип её столкнул, а Дима задохнулся угарным газом у себя в квартире. Якобы самоубийство, но я этому не поверил. Не бывает в жизни случайностей. Сначала я сказал Ане, чтобы она была осторожнее, и ей на голову рухнул кусок льда, затем я сказал своим одноклассникам, что они больше не появятся в этом месте, и они разбились на машине. Теперь, в течение двух месяцев после событий с Димой и Катей я проклинал их на чем свет стоит и желал их смерти. Все это слишком странно, чтобы быть правдой. Но это правда, называемая жизнью.