Плата по счетчику

 Влад Непомнящий работал в таксопарке. Таксистом. Он имел опыт четырехлетней отсидки в колонии строгого режима и любил женщин. И сидел из-за женщины. Или из-за того, что любил.
... Маша Уткина тогда была замужем за моряком. Тот вспенивал волну теплоходом «Иван Бунин», а она теряла голову от Непомнящего. Влад возил какую-то «большую шишку» из «Облсовтрансмаш....», неважно. Деньги у него были, и женщин он любил, а особенно Машу Уткину. Она одевалась исключительно в заграничное. Пахла тоже чем-то заокеанским, а Влад неудержимо тянулся к таким женщинам. Он чувствовал себя к ним, безусловно, причастным и потому счастливым. Они пили шампанское и ели эклеры, гуляли в парках и катались на прогулочных теплоходах. Непомнящий часто поглядывал на родинку в форме звездочки прямо под правым ушком Уткиной.
 -Так бы уплыть куда подальше, - говорил Влад, поплевывая шелуху
от семечек в речную, бутылочного цвета, воду, - твой вон плавает-плавает и
всё равно возвращается...
 - Он ходит, - уточняла Маша.
 - Что?
 - Моряки говорят не «плавать», а «ходить».
 - Вот и я говорю, твой ходит-ходит, а все равно приходит обратно,
а я такой, чтоб уплыть и не возвращаться сюда.
 - Чем же тут плохо? - она с вызовом смотрела на него, - а я?
 - Так я бы с тобой уплыл, - с выдохом отвечал Непомнящий, обнимал
предмет своего обожания одной рукой за плечо и добавлял тихо и с
чувством, - к чёртовой матери!
 А потом они заваливались, хмельные, в квартиру Машиного мужа-моряка, полную всяких заграничных безделушек, импортного тряпья, аппаратуры и мебели, пахнущей свежеспиленным деревом, и кувыркались до утра на двуспальной кровати, которую изготовил знакомый Машин мебельщик - крупной кости мужчина с поразительно голубыми глазами. Ох, это было так давно....
А однажды утром моряк вернулся в свою квартиру, да не один, а с приятелем. Их загорелые лица, пропитанные морской солью, тускнели тяжелым похмельем. Из кармана форменных брюк у одного из них скромно выглядывало горлышко «Столичной». Каково же было их удивление, когда на кухне они застали среднего роста мужчину в одних трусах, который буднично жарил яичницу.
Из ванной комнаты доносилось сбивчивое пение Маши Уткиной.
 -Коля, не дай ему уйти! - закричал моряк и бросился на звуки
знакомого пения. Через секунду Маша тоже закричала.
Непомнящий бросился было к двери, но Коля преградил ему путь.
 - Стоять! - закричал Коля, скорее от испуга, чем для устрашения. Влад одним прыжком достиг противника, и молниеносно выхватив из его кармана «Столичную», обрушил бутылку на его же блестящую лысину. Коля молча рухнул на линолеум с рисунком фигурного паркета. В конце коридора слышались приглушенные рыдания Маши Уткиной. Она сидела в пустой чугунной ванной, поджав ноги к подбородку и закрыв лицо руками. Моряк, нависая над ней непреступной глыбой, лупцевал жену широким ремнем с позолоченной бляшкой, на которой был изображен якорь.
 -Вот тебе, сучье отродье! Вот тебе за верность! За то, что ждать обещала! За шмотки! За побрякушки! — каждое «за» непременно отмечалось ударом.
Непомнящий навалился на спину моряка, тот увлек его куда-то вниз, круша настенные полочки с парфюмом, и вдруг затих. Уткина заорала истошно. Ее муж стоял на коленях, обняв раковину-тюльпан, и по белой эмалированной поверхности умывальника текла багровая кровь. Моряк разбил голову.
 -Вот те раз! - только и смог выговорить Непомнящий.
 Он терпеть не мог, когда обижают женщину. Тем более Машу Уткину. Хотя она и не была его женщиной по праву, он всё равно считал ее своей. Маша быстро пришла в себя, и пока её кавалер в спешке натягивал штаны, позвонила в милицию.
Непомнящему заломили руки как раз в тот момент, когда он пытался помочь Коле, изуродованному осколками «Столичной». Потом был суд. Потом - этап. Ещё позднее - письмо от Уткиной. Первое и последнее. «Прости. Не осуждай. Нам было хорошо, но загорелое просоленное лицо и крепкие руки, обнимающие штурвал, я не променяю ни на что». У Влада ничего этого не было. Лицо у него было самое обыкновенное, да и руки всегда обнимали не штурвал, а женские прелести. Он решил вычеркнуть Машу из своей жизни. Она предала его, и он забыл. Почти забыл о ней.
 К счастью, тогда на квартире, полной дефицита, он никого не убил. Из шести положенных, Непомнящий отсидел четыре года и вышел по амнистии. На работу брать не хотели, жил у старых знакомых, сначала на окраине города, потом в коммуналке, так сказать, в «старом фонде». Однажды на улице встретил своего бывшего шефа. Тот покупал шикарный торт с лотка и никак не мог пристроить в руках дорогущий объёмный букет роз.
 - Помогу, Савелий Робертович? - узнал и обрадовался Влад
 - Ого! - от неожиданности воскликнул бывший шеф, - помоги,
помоги, товарищ Незабываемый!
Это он нарочно назвал Влада Незабываемым. Так сказать, перевернул его настоящую фамилию на 180 градусов. Что ж, значит, вспомнил.
 - Освободился?
 - Вроде того.
 - Чем занят?
 - Вроде ничем.
 - Позвони, - лукаво подмигнул ему важный чин и протянул визитку.
Да, видимо не забыл Савелий Робертович тайных комнат-квартир, на
которых верный водитель устраивал ему романтические встречи с дамами.
Уже через две недели Владислав Владимирович Непомнящий был
официально оформлен в третий таксопарк. У него была желтая «Волга» и
радиостанция. Начиналась новая жизнь.
 Появились деньги, появлялись и женщины. Непомнящий по-прежнему любил их, но уже не безоглядно. Он бросал их навсегда, выходя на три минуты за сигаретами. Он говорил им гадости, типа: «Я знаю цену женской ласке. Сегодня поёт соловьём, а завтра нож в спину ». Вначале была Светка - официантка из ресторана «Памир». Пышногрудая брюнетка, с ярко накрашенными губами, она курила дорогие дамские сигареты и любила повторять: «туды его в колыбелечку». Она не знала, что означает эта фраза. У нее это было выражением крайнего восхищения. Светка много ела, пыхтела, когда занималась сексом, но Непомнящий любил её за то, что она приносила еду из «Памира», поддерживала порядок в комнате и не задавала лишних вопросов. Он бросил её быстро, через несколько месяцев. Потом появилась Леночка - рекламный агент. Высокая, с точёной фигуркой и серыми глазками, она упоительно рассказывала о своих многочисленных поклонниках, чем в конце концов оттолкнула Непомнящего окончательно. Вера Корсикова - учительница начальных классов, его околдовала с первого взгляда. Он как-то взял её на Тургеневской в жуткий ливень, и они потом долго беседовали ни о чем в желтой «Волге» с черными шашечками на борту.
 -Тебе бы в модельном агентстве работать, - говорил Влад, - а ты со
своими школьниками палочки складываешь.
 Вера действительно была эффектна. Она единственная, пусть отдаленно, но напоминала Непомнящему Машу Уткину, отчего он испытывал к ней двойственные, щемящие чувства. Он искал в ней всё, что могло бы напомнить ему его очаровательную предательницу, а когда находил - гнал от себя, остервенело и грубо, отчего становился иногда нелюдимым, замкнутым. Таким он совсем не нравился Вере Корсиковой. Тогда она начинала называть его на «вы», чем приводила Непомнящего в бешенство.
 - Вы, Владислав, бываете откровенно отталкивающим индивидуумом.
Разве можно грубить женщине?
 - Помолчала бы, - огрызался Непомнящий, - не замечаешь, как у
школы твои коллеги-мужики о тебе переговариваются. Вот, говорят,
упругие ягодицы пошли.
 - Синекдоха, - неожиданно сказала Вера.
 - Что?
 - Когда название целому даётся по его части, - заученно произнесла
Корсикова.
- Опять ты, как на уроке. Хорошо хоть, во время этого дела ты у меня
фамилию не спрашиваешь и оценку после не ставишь. Вот дуры бабы!
Однажды он вышел за сигаретами.
- Купи, пожалуйста, коктейль на свой вкус, - услышал Влад,
закрывая дверь, голосок Веры. Непомнящий сигарет купил, но к Корсиковой
в этот вечер уже не вернулся.
Непомнящий любил женщин. Но искать в каждой из них Уткину было невыносимо даже для окаменевшего сердца бывшего зека. Иногда ему казалось, что он видит Машу ясно и чётко, идущей по улице вдоль одинаковых серых новостроек, но женщина оказывалась просто прохожей. "Дать ей пощёчину было абсолютно не за что. А так хотелось. Потом женщин долго не было. Шумные компании, много водки, философские хмельные рассуждения о высоких материях в многочисленных пивных барах, бестолковые пассажиры, которым хотелось поговорить совершенно некстати, — всё это было. А женщин не было. Вернее сказать, не было длительных отношений со слабым полом.
 -На хер они нужны! - поддерживал образ жизни своего коллеги
Марк из второго таксопарка, - все беды от этих крыс. И геморрой тоже.
 - А геморрой тут при чем?
 - С ними еще не то наживёшь, - ловко выкрутился Марк и закурил, - вот ты, Владик, про свою фифу рассказывал... как ее... Машу. Вот интересно, чтобы ты сделал, если бы встретил её на улице?
Непомнящий помолчал. Задумался.
- Не знаю, - честно ответил он, - я так давно её не видел.
- Ну, ты представлял когда-нибудь, как это будет? - не унимался
женоненавистный собеседник, - вот как она будет выглядеть?
- Красивая будет. Ровные белые зубки, запах - закачаешься, ноготки в
порядке. Она ведь к хорошей жизни привыкла.
- Краси-и-ивая! - передразнил Марк, - а ты из-за неё четыре года
оттянул. Э-эх! - досадно махнул он рукой и опрокинул в себя очередную
рюмку.
... На город спускался тяжёлый серый вечер. Он ехал по Садовой и разглядывал пёстрые рекламные щиты. Вот агитплакат ГАИ : «Выпил - за руль не садись! ». Интересно, а если ты уже сидишь за рулем выпивший и
прочел эту агитку, можно сразу из машины выходить? Чуть дальше на стене кирпичной многоэтажки - крупная надпись краской «Убежище». Взбрела в голову шальная мысль. Если поставить ударение в середину слова,
получится «убеЖИще», такое странное чудовище, которое всё время убегает.
Вот парочка голосует. Он какой-то долговязый в сером пальто. Она в коротенькой шубке, ножки стройные, что-то резко говорит долговязому на ухо. Влад притормозил. Долговязый согнулся напополам и открыл дверцу:
 -До Трамвайного.
Непомнящий посмотрел на него. На его спутницу. Зачем-то нахлобучил на голову кепку.
- Прохладно, - бросил он в сторону долговязого. - Садитесь.
Оба примостились на заднее сиденье.
- Сколько? — спросил мужчина в пальто.
- Плата по счетчику, вы дверцу не закрыли.
Долговязый хлопнул дверцей такси.
 - Еще раз.
 Хлопок.
 -Вот теперь поехали.
Дама с хорошенькими ножками продолжала высказывать долговязому резкости.
 -Ты совершенно не представляешь, как я живу! Я вынуждена
прятать все твои записки, односложно отвечать на твои звонки, просыпаться
в страхе. Может быть, я назвала твоё имя во сне. Я становлюсь нервной и сварливой. Совершенно жалкой! - девушка игриво всхлипнула и продолжала с неменьшим напором. - Толик постоянно дома, с тех пор, как его списали, он пьёт и не даёт мне продохнуть от своей нечеловеческой ревности! — Вы на нас не обращайте внимания, - вдруг обратилась она к водителю, наигранно улыбнулась, слегка обнажив два золотых зуба. - Ты эгоист! - продолжала она, уже повернувшись к долговязому. - Окончательно испорченный своей мамочкой эгоист! Мне давно нужно было разглядеть твоё внутреннее эго, но я была ослеплена твоими дурацкими ухаживаниями! Ты не даёшь мне почувствовать себя свободной, это совершенно невыносимо… Куда это мы? - снова обратилась она к водителю. Машина свернула в скудно освещённый переулочек и ухнула на встречной кочке.
- Так быстрее будет, - заверил Влад.
- И всё равно, ты не должен так поступать со мной! - продолжалось в
той же резкой тональности.
- Ну, что же мне делать? - наконец вымолвил долговязый. Его голос
оказался низким и каким-то бархатным. Он был в отчаянии. Его спутница
противно цокнула и махнула рукой. Мол, безнадёга.
«Волга» остановилась.
 - С мотором что-то, - проворчал Непомнящий, - одну минуту. Он вышел на улицу, неспешно обошел автомобиль вокруг, потоптался на месте, и вдруг распахнул заднюю дверцу. Дама с хорошенькими ножками увидела его лицо. Широко вдохнула воздух. Секунду она молчала в оцепенении. В полной, пугающей тишине два сильных коротких удара монтировкой, казалось, были слышны на весь квартал. Девушка кукольно запрокинула голову. Её губы остались чуть приоткрыты. К родинке в форме звёздочки под правым аккуратным ушком, медленно ползла струйка крови. Долговязый молча смотрел на свою спутницу. Его глаза расширились и казались страшными. Непомнящий бросил монтировку на резиновый коврик и тихо произнёс, не глядя на долговязого:
 -Чего вылупился... вызывай милицию.
Вечер сгустил чёрные краски. В салоне «Волги» человек в сером пальто сидел, обхватив голову руками, и как безумец, часто повторял страшным шёпотом:
 -Маша... Маша... Маша... Маша…