казус в коктебеле

ярость и от негодования так покраснел, что я испугался, не случился бы с ним инсульт-ин Немногие помнят сегодня популярный в середине шестидесятых коктебельский гимн:
«Чудесна русская земля вокруг посёлка Коктебля: колхозы, тля, совхозы, тля, природа.
Но портят эту красоту туда приехавшие ту…неядцы, тля, моральные уроды». ( На «тля»
я из корректности заменил более звучное междометие.) К тому времени и Коктебель офи-
циально именовался Планерским, и земля была уже не вполне русская. Но тогда это со-
вешено не волновало трёх москвичей, молодых выпускников-ракетчиков, мирно
прогуливавшихся вдоль уреза моря под быстро темнеющим южным небом. И уж конечно
никто из них не подозревал, что через пару часов кто-то из них загремит в «тунеядцы и
моральные уроды». А чашу сию предстояло испить именно мне. Пережарившись под жарким в то лето крымским солнцем, мы проспали ужин и потому совершенно трезвыми наблюдали праздно группирующихся людей с гитарами и в шортах, очень уж ненавистных крымским властям. На набережной около ворот Дома творчества писателей – юморная сцена: милицейский майор с мегафоном ведёт диалог с молодым парнем в тех самых неправильных шортах. Парень -- в трёх метрах от представителя власти, вокруг – толпа любопытствующих; громкий,благодаря мегафону, монолог майора – как раз о недопустимости пребывать в шортах за пределами пляжа, хоть и жарко. Парень оказался не простак, а у майора аргументы кончились быстро, и он приказал сопровождающим сержантам отвести парня в воронок.
В толпе -- хохот. Я подошёл к уже рассвирепевшему представителю власти: «Майор, вы не правы».
 - А ты что, не понимаешь?
 - Нет.
 - Ну, сейчас объясним.
 Майор с эскортом удалились, я стою, и тут подошёл сам великий фельетонист советской
эпохи Л.И.Лиходеев:
 - Молодой человек, уходите, я за вас поручусь. Вы не знаете, чем рискуете.
 - Ничем не рискую, я знаю что, прав.
 - Тогда хоть фамилию свою скажите.
 Подогнали пустой воронок, меня затолкали и повезли в Феодосию.
 Я действительно не знал практических процедур оперативного задержания и ареста: в
милицейском отделении райцентра, куда мы ехали почти час, мне предъявили письменные показания трёх, видимо, штатных лжесвидетелей ( всё по закону -- т р ё х ! ),
удостоверявших, что якобы я на территории санатория в ночное время играл на гитаре и
пел непристойные песни. Я пытался оправдываться тем, что у меня в школе по пению была двойка и никак не мог я петь и подыгрывать себе на гитаре.
 Позднее ещё больше меня озадачило уже явное нарушение уголовно-процессуальных
норм: вторые сутки меня не ставили на довольствие, так что сердобольные уркаганы,
соседи по параше ( параша – не имя девушки, а бочка с дерьмом, смердящая в 30-градусную жару в зарешёченном подвале ) начали делиться со мной хлебушком и выдаваемой им регулярно баландой. Они-то люди искушённые в тюремных делах: ясно, что я птица не простая, меня не поставили на официальный учёт, так-что тут же в застенках тихо ликвидируют или выпустят, как если бы меня здесь и не было. Случилось
последнее, и с такой запротоколированной резолюцией: « раз осознал и раскаялся ( опять
ложь! –Ю.С. ) – штраф 5 рублей и на работу не сообщать».
 Как выпустили, я к прокурору, благо в том же сером здании. Прокурор, ну прямо как министр в фильме Митты конца шестидесятых « Твой современник », выполз из под
стола вперёд задницей:
 - Парень, ну чего ещё тебе надо? Ну, собрались несколько пьяных писателей, и ты туда же? Мы нашей милиции доверяем.
 - Я не парень. Я гражданин Советского Союза.
 - В таком случае – показания трёх свидетелей… Только ничего не выйдет. Мы верим нашей милиции. Иди отсюда.
 Лиходеева я встретил на том же месте, откуда меня забрали. От него я узнал, что в мои
хлопоты был погружён защитник героев брестской крепости: герой соцтруда , я понимаю, с подачи Лиходеева позвонил секретарю Крымского обкома….
 - А насчёт «пьяных писателей» расскажете лично Сергею Сергеевичу,- сказал Лиходеев.
 От моего пересказа ( о котором я даже пожалел ) С.С.Смирнов пришёл в такую фаркт.
Случился он в 1976. Не дождавшись даже похорон, по ТВ начали бестактно клеймить прихвостня властей. Помню, тогда жена сказала мне:» Ты говнюк, что не поехал даже на
похороны набить им собачьи морды».
 Осенью Лиходеев опубликовал в « Комсомолке « политкорректный фельетон «по душам через мегафон» про то, как « в одном южном городе » организована борьба с шортами. Я купил пять экземпляров газеты и вырезки послал в Феодосию майору, прокурору и трём лжесвидетелям – с комментариями и пояснениями.
 В Москве я встретился с Лиходеевым по поручению соавторов студенческого спектакля
с просьбой помочь продавить его через партком. Когда я рассказал ему о персональной
рассылке его фельетона, его реакция поразила меня:
 - Что вы наделали?! Эти молодцы организовали письмо в ЦК, так что начальника отдела «Комсомолки» сняли. В своей кляузе они написали:»В то время, как наш винсовхоз выполняет план на 105%, он пишет про непоименованного председателя горсовета неизвестного города «человек серый, как булыжник». Мы-то понимаем, что
имеется в виду наш Иван Петрович…»
 Такой вот казус.