Когда война покинет Землю

Когда в нашу сторону полетел первый камень, дождь как раз перешел из небольшого покрапывания в проливной ливень. Шкуры намокли и мешали нам бежать. Пришлось сбросить. Босыми ногами скользили мы по размякшей земле. Кто-то спотыкался, падал и тут же оказывался затоптан бегущими позади. Глупая смерть. Кхорн не любит таких. Шаг за шагом, прыжок за прыжком мы приближались к надвигающейся на нас орде племени Туров. Я уже хорошо видел за толпой врагов возвышающуюся пику с черепом быка на навершии. На нас летели камни, но цели они не достигали никогда - туры не славились хорошими метателями. Мы бросали камни в ответ и попадали. И падали поверженные противники, хватаясь черными грязными руками за разбитые головы.
Наконец мы столкнулись лоб в лоб. Одна волна ударилась о другую. Перехватив копье двумя руками я прокричал имя Кхорна и сходу проткнул каменным наконечником грудь стоящего передо мной высокого бородатого Тура. Он всхрапнул, выронив из рук тяжелый каменный молот и рухнул навзничь. Соплеменники подхватили мой клич. Я обернулся. На холме за полем битвы, рядом с пылающим до небес костром стоял наш шаман. Покружив в танце вокруг костра некоторое время, он остановился, закатил глаза и, воздев руки к небу, пронзительно закричал:
- Кровь для Кхорна!
Мы подхватили его вопль и теперь уже ничто, кроме Великой Смерти, не могло остановить нас на пути в уничтожению племени Туров. Во имя Кхорна мы убивали их, забивали их камнями, пронзали копьями, разбивали их головы каменными и деревянными дубинами. И они так же убивали нас. Потому что не хотели возвращать нам плодоносные поля и богатые дичью леса, которые их предки отняли у наших предков. Потому что оскорбление, нанесенное нам, могло быть смыто только кровью. Потому что Кхорн велел нам сражаться.
Я чувствовал внутри себя голос бога. Он говорил мне, чтобы я не щадил никого, чтобы я предался войне до конца. Он сеял в моей душе неутолимую жажду. И пока я пронзал, бил, уничтожал, втаптывал в грязь, я смог на забыть об этой жажде.
Я добил очередного врага, вонзив ему копье в прикрытую шкурой мамонта грудь.
- Это все для тебя, Кхорн! - выкрикнул я, метнув копье в подбегавшего ко мне с костяным ножом Тура.
Оставшись без оружия, я уже осозновал, что перестаю быть человеком. Я становился тем самым демоном, о котором рассказывал нам шаман. Я становился сами Кхорном.
Голыми руками я разорвал глотку еще нескольким врагам, когда мою спину пронзила острая боль. Опустив глаза, я увидел торчащий из моей груди наконечник копья. Собрав последние силы, казавшиеся мне поистине сверхчеловеческими, я повернулся, плюнул в лицо пронзившего меня воина и с великой радостью увидел ужас в его глазах. Схватив его ладонями за виски я закричал и сам ужаснулся своему крику и своим силам. Взор мой закрыла кровавая пелена. Я увидел, как перекашивает лицо моей врага, я видел как кровь течет из его рта, стекая по бороде, я видел, как где-то далеко, за пределами возможностей и чувств человека на своем троне из черепов сидит Кхорн, и лицо его словно разделено на две половины. Одна горит безумием и исторгает приступы громового хохота, а вторая исполнена такой нечеловеческой тоски и обреченности, что у меня по щекам покатились слезы.
Когда я очнулся, я обнаружил у себя в руках оторванную голову. А через несколько мгновений Туры подняли меня на копья и следующий миг я видел поле битвы и был счастлив. А потом наступила тьма и тишина...


- За Гроб Господень! - доносилось справа и слева и сердце мое наполнялость радостью и праведным гневом.
Сарацины были доблестными противниками, но против нашей Веры, нашей Истинности и нашей нерушимой доблести устоять они не могли. Я пришпорил коня и мчался прямо в гущу сражения. Стрелы разбивались о мой стальной нагрудник и о броню моего скакуна. Вскоре я обнаружил, что копье мое переломилось и в руках я держал уже бесполезный обломок древка. Отбросив деревяшку, я вытащил из ножен свой верный клинок Гваихир, который практически сразу же окрасился багровым от крови поверженных.
Со всех сторон от меня умирали мои товарищи. В основном молодые, неопытные. Оруженосцы или юные рыцари, для которых этот Крестовый Поход был первым. Сам же я уже не впервый раз вот так рубил освященной сталью нечестивцев и лицо мое почти все было покрыто благородными шрамами и рубцами. Наверное, я был благословлен свыше нести Слово Божье на острие моего меча, ибо по праву я считался лучшим воином от Британии до Шварцвальда, я пережил столько битв, сколько не найти звезд на небе.
Однако в этот раз сарацины дрались с каким-то неудержимым остервенением и я почему-то чувствовал, что останусь на этом поле. Что ж, коли на то воля Господня, я готов. Но я унесу с собой столько проклятых нечистивцев, сколько смогу.
В моих ушах слился звон металла, топот копыт, крики умирающих и торжествующие вопли убивающих. Для меня эти звуки были настоящей симфонией, ласкавшей слух лучше любых известнейших королевских менестрелей. Мне казалось, что сейчас, когда я ищу смерти в бою и выполняю свой долг перед Господом, я совершенно счастлив. Мое тело словно само рубило, топтало и убивало, в то время как душа моя возносилась куда-то ввысь и созерцала там лик Господень... Но почему-то мне казалось, что образ Бога изменялся, приобретал новые черты, черты какого-то другого существа... И на миг мне показалось, что я когда-то знал его имя...
Меня опутала черная удавка аркана и я упал с коня. Перерубив веревку мечом, я не поднимаясь со спины рубил направо и налево, и повсюду мои движения сопровождались криком боли и кроваво-алыми росчерками. Пока у меня из рук не выбили меч... Какой-то сарацин каким-то неведомым мне оружием вскрыл мой доспех словно закупоренную бочку и едва я успел что-нибудь предпринять, как мое тело изрубили кривыми ятаганами.
А душа моя погрузилась во тьму. Тьму, которые я уже когда-то видел...

Трофейный "шмайсер", как мне показалось, с завидным остервенением рокотал, уничтожая своих прежних хозяев. Артиллерия уже сказала свое слово и пришло время пехоты и танков. То есть нам. Там, где-то за моей спиной, из окопов огрызались наши пулеметы, а спереди, буквально метрах в пятидесяти, уже виднелись зловещие дула "Тигров". С огромным облегчнием для себя я наконец услышал и увидел, к ним с правого фланга начали заходить наши "Тридцатьчетверки". А я все стрелял. Не останавливаясь и не кланяясь пулям.
Справа от меня всхрапнул и упал наш рядовой. Я подполз к нему и присмотрелся. Так и есть - Яримкин, из моей роты. Проклятые фрицы. Голову сложу, а в плен теперь не сдамся. Не могу я так. Попросту не умею. За нами Россия. За нами Партия. За нами товарищ Сталин. Бить, стрелять, давить гусеницами фашистскую сволочь, а в плен не сдаваться.
От огня наших танков загорелся первый "Тигр". Однако же, скольких моих товарищей он передавил до этого. Лучше даже не думать. Он оглушительного взрыва я упал на бок. С ужасом обнаружил, что это взорвалась наша "Тридцатьчетверка", совсем рядом со мной. Открыв глаза, я увидел перекошенную рожу капитана Алтынского, голова его была перебинтована.
- Мечников! Какого хрена разлегся?!
- Взрыв, товарищ капитан.
- В штанах у тебя взрыв, Мечников! На ноги и вперед! Заградотряд уже подходит!
И я мигом вскочил на ноги. Выяснилось, что "шмайсер" свой я потерял, пришлось взять автомат покойного Яримкина. После минут пяти безудержной стрельбы и где-то полдюжины убитых фрицев патроны закончились. А бой уже достиг своего пика. Над нашими головами черными птицами вились "мейсершмидты", а прямо на меня перла громадная "Пантера". Я огляделся по сторонам. "Тридцатьчетверки" были еще слишком далеко, чтобы достать это бронированное панцер-чудовище.
Вытащив из рюкзака две ручные гранаты, я пополз прямо под гусеницы танка. Достигнув цели, я уцепился за днище ногами и зубами и отпустил гранаты. Я был счастлив, что стал героем. Погиб в имя Родины, Партии и товарища Сталина. Может быть, даже орден посмертно дадут...
За мгновение перед взрывом мне показалось, что умирал я сейчас вовсе не во имя победы над фашизмом и не во имя светлого коммунистического будущего... Во имя чего-то другого. У это "чего-то" даже было имя... Но только никак я не мог его вспомнить...
А потом гранаты взорвались, похоронив меня под догорающими обломками "Пантеры". И я услышал тишину. Такую до боли знакомую тишину...

- Генерал Уайз, я говорю вам в тысячный раз, другого выбора у нас нет!
- А я вам говорю в милионный раз, Варлок, я не пойду на использование тактических атомных зарядов! Это чревато!
- Мы можем одним-двумя ударами прекратить войну! Они сложат оружие, уверяю вас.
- Кто "они"? Русские? Китайцы? Кому в это рассказываете, генерал?
- Если провести точный удар, то добрая половина войск противника будет уничтожена, а другая деморализована.
- Черта с два вы деморализуете тех же русских, Варлок! У них тоже есть атомное оружие. И ядерное. И химическое. Если мы начнем подобное тотальное уничтожение, цепная реакция всю планету превратит в выжженную пустыню.
- Генерал Уайз, это наш единственный шанс! Или вы хотите, чтобы после Третьей Мировой Войны голову нашего президента продали за пятьдесят копеек? Это измена, генерал!
- Что за ерунду вы несете, Варлок?! Вы сумасшедший! Уберите пистолет, сейчас не время для шуток!
Выстрел.
- Кто-то еще против славной победы США в Третьей Мировой? Нет? Вот и славно. Даю отсчет на запуск тактических атомных зарядов! 10... 9.... 8... 7...

Я стоял посреди громадного озера расплавленной почвы. Озера величиной с планету. Я знал, что на Земле не осталось ни единого живого существа, кроме меня. А еще я все вспомнил. Вспомнил битву у села Прохоровка, вспомнил зловещих "Пантер" и "Тигров", вспомнил свой Гваихир, рубящий головы нечестивым сарацинам, вспомнил влажные джунгли Вьетнама, вспомнил сухие и жаркие афганские равнины, вспомнил ледяные фьорды и деревни, заходящиеся пламенем от наших заженных стрел, вспомнил корабли Испанской Армады, которые мы топили во славу Короны. Все вспомнил... А еще я вспомнил имя того, кто, я видел, сейчас там, за пределами человеческого воображения, сидел на троне из черепов и умирал... Умирал вместе со мной... У него было много имен на протяжении человеческой истории, а я вспомнил его самое первое имя... Кхорн.... Бог Войны... И я вспомнил, почему он всегда был так скорбен и одновременно так неистово весел... Он наслаждался войной, потому что в этом состояла его суть... Но пока люди убивали друг друга, приближая сегодняшний миг, он созновал, что приближается его смерть... Потому что война живет вместе с людьми... И войны не станет только тогда, когда не станет людей, когда не будет, с кем воевать... А я был его Вечным Воителем, Чемпионом Кхорна, обреченного пройти все войны человечества и испытать гибель бесконечное множество раз... Я был воплощением войны, идеальным воином, рожденным вместе с человечеством, как и Война и погибающим вместе с человечеством, как и Война... Теперь пройдет еще много миллионов лет покоя, пока на Земле не возникнет новое человечество и я не вернусь в этот мир... Вернусь вместе с Кхорном... Вернусь вместе с войной...