Солнце и горечь

Солнце и горечь.

Над городом стоял сизый, едкий и удушливый дым. Пахло, как на вокзале или стройке, когда там жгут что-то такое… горюче-вонючее. Все население от мала до велика знало, что горят болота, и никто не может этот пожар потушить. Деваться было некуда, дома дышалось ничуть не лучше, чем на улице, а на улице ничуть не лучше, чем дома. И тем не менее, это было лето.

Хотелось опуститься в воду, как это делают бегемоты, оставив снаружи только ноздри – и так же шумно фыркать.
Речка.
Они сбежали сюда, в надежде хоть как-то убрать привкус гари с языка и сажу из горла. И, как ни странно, здесь действительно стало намного легче. Вода пахла, как ей и положено, водорослями и свежестью, шуршали меланхоличными ветвями ивы – и ощущение газовой атаки постепенно исчезало, несмотря на то, что над водой висел все тот же серый туман-дым… Здесь он смотрелся гармоничнее: туман над водой – это совсем не то, что горькое марево над шумными бестолковыми улицами.
Изредка сюда долетали звуки города: лязг трамваев, визг тормозов, какие-то обрывки музыки…
Естественно, они здесь оказались не одни и выбирали место, где поменьше людей.

- Ну что, здесь, вроде, нормально?
- Давай вон там, под ивой остановимся, если что, можно будет подвинуть подстилку и позагорать, а Мишку лучше, наверное, в тени посадить, все-таки уже полдень, а у него кожа нежная.

Две девушки и ребенок. Ребенок давно уже устал идти, и в его глазах читалось нетерпение: когда уже можно будет прекратить бессмысленные «поиски хорошего местечка», какая разница, в их распоряжении целый берег, вечно эти взрослые все усложняют… Наконец, ему разрешили раздеться и отпустили к воде. Он ринулся, как спущенный с поводка щенок…

Карина и Лена присели на подстилку, раскопали в сумочках сигареты и закурили. Карина профессиональным материнским взглядом фиксировала каждое Мишкино движение, что вовсе не мешало ей с энтузиазмом участвовать в обсуждении вечных женских тем, две из которых известны мужчинам. Впрочем, тема тряпок сегодня даже не поднималась – по такой жаре она казалась вовсе не актуальной. В основном, обсуждался квартирный вопрос и отношения с матерями любимых мужчин, так что разговор не затихал. Вдруг Карина встрепенулась и подозвала Мишку к себе.

- Мам, ну чего? Я хочу в воду…
- Посиди пять минут с нами.
- Ну, маааааааа…
- Думаешь, он замерз? - немного удивленно спросила Лена.
Карина молча мотнула подбородком в сторону кромки воды. Против течения примерно по колено шатко шествовало нечто подозрительное. До места, где только что мирно плескался Мишка, оставалось метров пять.
- Пусть побудет тут, от греха, - задумчиво сказала Карина. И добавила:
- Миш, пусть дядя пройдет мимо, тогда пойдешь купаться опять.
- Аааа… - протянул Мишка. И послушно устроился на подстилке, копаясь одной рукой в песочке. По предварительным оценкам, дядя должен был пройти мимо достаточно быстро, поэтому Мишка и смирился.
Дядя… «Дядя» лет пятидесяти шел, покачиваясь с непредсказуемой амплитудой. В глазах его читалась великорусская тоска, переходящая в легкое остекленение. Одет он был в семейные трусы, чертами лица слегка напоминал Бориса Гребенщикова, а степень одухотворенности этого лица заставляла вспомнить строчки из того же БГ:

Удвой им выдачу спирта,
И оставь их как они есть.

Карина на всякий случай вручила Мишке формочки для песка, лопатку и ведро – чтобы ребенок занялся делом и не рвался к воде раньше времени. И даже пересела, условно отгораживая сына от предполагаемой опасности. Лена брезгливо наблюдала за новоявленным персонажем. Между тем, на расстоянии двух метров за ним двигалась босая прилично одетая женщина с сандалиями в руке. На голове у нее красовалась огромная соломенная шляпа.

- Вов, а Вов! - тихо взывала она.
- Идди на…! – меланхолично отзывался «дядя».
- Вовочка, идем домой!
- Иддди на…!
- Вов, ты пьян, утонешь еще, а дома отдохнешь, поспишь, а? Идем домой?
- Идди на…!

Так они удалились вверх по течению. Еще долго было слышно резко-басовитое «идди на …!» и неразборчиво-ласковое монотонное звучание женского голоса.

Лена шумно выдохнула:
- Ужас!!! Как она это терпит! Я б уже давно дала по морде и ушла! Навсегда!!! А она еще: «Вовочка, Вовочка…» Фу! – Лена едва не задыхалась от возмущения.
Карина скептически улыбнулась и покосилась на подругу:
- Лен, это ИХ жизнь. Ты многого не знаешь. Может, он бывает совсем не таким. А сейчас она просто боится бросить его в таком состоянии… Они пожилые люди, всю жизнь, видимо, прожили вместе… Сейчас уже поздно что-то менять.
- Все равно… Не знаю… Это ужасно… - Лена нервно вытряхнула еще сигарету и щелкнула зажигалкой.

А Мишка обрадовано рванул к воде.

Все-таки день остался впамяти красивым разноцветным лоскутком. Они купались, болтали, ели фрукты из целлофанового пакета, аккуратно складывали косточки в другой пакетик. Они видели водяную крысу! Подошли к берегу – и тут кто-то заполошно плюхнулся в воду, и оказалось, что это крыска, с потешной мордой, усиленно гребущая куда-то по своим простым, но насущным крысиным делам, смешно загребающая лапками и оставляющая за собой полоску на воде от длинного лысого хвоста. Крыса была славная. А еще к вечеру они обнаружили, что слегка загорели, а домой пришлось бежать под легким солнечным дождиком, который хотя бы немного прибил к земле гарь.

…

Васька получил премию. Васька и Лена начали «совместную жизнь» совсем недавно – еще и полугода не прошло. И многие из событий в их жизни, даже самые мелкие, были поводами для небольших жизненных праздников – именно потому, что все происходящее в первый раз бывает наполнено неуловимым очарованием.
Они решили отметить премию посещением какого-нибудь ночного клуба. «Только на пару часиков!» - сказал Васька, - «Мне завтра надо на работу пораньше!»

Пару часиков уже давно прошли. Они посидели еще немного, потом еще, и еще, пока, наконец, совсем ничего не осталось. Даже на такси. Васька последние полчаса порывался публично читать стихи собственного сочинения, но Лена кое-как отговорила его взбираться на стол. А чего ей стоило вывести его на свежий воздух, знала только она.

Под ночным небом Васька слегка протрезвел и пригорюнился. Домой им пришлось идти пешком, благо, расстояние было не таким уж большим – полчаса быстрым шагом. Они молча шагали по черному асфальту, и Лена чувствовала все нарастающее раздражение и даже обиду. В конце-концов, какого черта! Он совершенно не подумал о ней! Мало того, что она на шпильках вынуждена переться пешком посреди ночи только потому, что этот балбес ухитрился пропить даже последний имеющийся при себе полтинник, так еще и его самого поддерживай! Ведь молодого любимого и любящего мужа изрядно штормило.

- Вась, ведь мы же договаривались: всего на пару часиков, ты сам сказал, тебя никто за язык не тянул! Зачем надо было сидеть до последнего? Надо же как-то головой думать, хоть иногда… - она постепенно распалялась, обида рвалась на волю, у нее было еще много слов, которые она могла бы сказать, но…
- Да пошла ты в ….., - коротко и смачно выговорил любимый Васька и накренился так, что ее занесло вперед…

Шок. Несколько шагов по инерции. Оценка окружающей обстановки. Упрямо сжатые губы, спрятанные куда-то злые слезы и – вот он, родной подъезд. Ступеньки, звяканье ключей, открытая дверь, запах родного дома, коврик в прихожей – и ненавистные шпильки отправились на свою полку в тумбочке для обуви.

Кровать, попытки заснуть, злость, злость, досада… Ваське, естественно, стало плохо, и он неприкаянно скитался из кухни в санузел, задевая все предметы на своем пути и производя столько шума, сколько не произвели бы все три медведя, вдохновляемые Машей. Потом из кухни потянуло запахом сигарет. Спать она не могла, курить хотелось ужасно, но смотреть на Ваську отчаянно не хотелось. Все-таки она заснула. Утром, когда он открыла глаза, Васька еще спал. Его рука привычно покоилась поперек ее живота.

Естественно, ни на какую работу в этот день он не пошел. Состояние не позволило. Звонил, что-то там убедительно-несчастным голосом вещал в трубку. Вроде, поверили.

Она «соблюдала дистанцию», ничего не объясняя, нервно курила и злилась, и искала ему аспирин-анальгин, и поила его апельсиновым соком, потому что в апельсиновом соке много витамина С.

И только под вечер, когда его попустило, и он заметил, что с ней что-то не так, и принялся выяснять причины ее душевной неуравновешенности, она выложила все, что думала. Слова были короткими и хлесткими.

Васька озадаченно скреб затылок, и досадливо хмурился, виновато вздыхал, три раза попросил прощения и десять раз уверил, что «такого больше НИКОГДА не повторится».

Три дня после этого у них был рай в шалаше. Три раза в день секс и никаких денег. Гы!
А на четвертый день он получил аванс и ушел квасить с друзьями, вернувшись домой в три часа ночи.
И на пятый тоже.
Да, кстати, еще через два года она родила ему сына-богатыря. Все были счастливы.
И жизнь идет своим чередом.